Мужчина толкнул Ивана в плечо, и они вместе заспешили к машине. А сами проворно забрались в КамАЗ, Якимов сел на пассажирское сиденье и виновато молчал.

Федор завел двигатель и стал тихонько отъезжать от дома, бросив короткий взгляд на парня. Ему стало жаль своего подопечного, и он весело заговорил:

– Да ладно, Вань, все равно кто-нибудь, да сказал бы ей.

Погруженный в свои раздумья, тот ничего не ответил.

А Тополь задумчиво смотрел на дорогу, изредка вздыхая и приговаривая:

– Да-а, ну и дела…

– Жалко девчонку, – только и мог сказать Якимов.

– Еще как жалко! – отозвался он с сочувствием. – Такого горя, врагу не пожелаешь.

Тая сидела на веранде в доме Ильиной, куда перевели ее женщины. Медсестра дала ей понюхать нашатырного спирта, потом сделала укол, чтобы она быстрее успокоилась, а сама присела на стул, разглядывая ее с головы до ног.

Нина Ильинична расположилась напротив, сожалея и понимая, как ей сейчас тяжело.

Но фельдшера настораживало то, что девушка не плакала, а безразлично смотрела в пол.

Вскоре подействовало лекарство, и Тася тихо сказала:

– Спать хочу.

– Ложись, – бросилась к ней Ильина, подавая подушку, – ложись, касаточка моя! – засуетилась вокруг неё женщина, шаркая старыми стоптанными тапками по деревянному полу.

Новгородцеву уложили на диван, накрыли пледом, а Людмила Сергеевна стала собирать свой чемоданчик, изредка поглядывая в ее сторону. Потом еще раз проверила пульс, поняла, что тот в норме, сразу успокоилась и предупредила:

– Пойду я. А вечером еще зайду. Если что, сразу звоните мне. Только приглядывайте за ней.

– Хорошо, – пообещала Ильина и проводила ее до выхода.

А сама прикрыла за ней дверь, медленно вернулась и присела на стул. Но еще долго смотрела на спящую гостью, вспоминая ее мать добрыми словами.

Фельдшер, как и обещала, зашла к ним поздно вечером. Она проверила у Таисии пульс, успокоила Нину Ильиничну, заверив, что теперь девчонка проспит до самого утра, и отправилась обратно домой.

Следом появился Ваня. Он очень волновался за москвичку и решил узнать, как она себя чувствует.

Молодой человек вошел во двор и сразу же столкнулся с хозяйкой.

Та шла из дома по тропинке, держа в руке лейку. А завидев его, добродушно сказала:

– Ванюша пришел! А я уже все полила и иду закрывать калитку.

– Да… зашел спросить, как вы тут? – тихо поинтересовался он.

– Спит касаточка. Людмила ей укол сделала, она тут же и уснула. И пока не просыпалась бедняжка, – пояснила грустным голосом женщина и тяжко вздохнула.

– Надо ее машину посмотреть, закрыла она ее или нет, – заботливо предложил парень. – А то угонят еще.

– И то правда! – ахнула Ильина. – А я и не подумала!

Якимов повернулся и пошел через калитку обратно, намереваясь осуществить задуманное. Пройдя по тропинке, он очутился у дома Никифоровых, смело подошел к иномарке, тихонько дернул дверцу, и она мгновенно открылась. Он сразу обратил внимание на ключи, что торчали в замке зажигания.

– Садись и гони! – с усмешкой произнес Ваня и уверенно забрался в салон.

А сам огляделся, заметил дорогой телефон, лежащий на сиденье рядом, взял его в руки и изумленно воскликнул:

– Ни фига себе! Крутая тачка и такой крутой мобильник!

Он умело пощелкал клавиатурой, и тот сразу же включился. Молодой человек вновь усмехнулся и с упреком произнес:

– Вот растяпа! И блокировку не включила!

Но тут неожиданно и мелодично раздался звонок, а на экране высветилось имя «Саша».

– Кто-то звонит, – проговорил Якимов вслух, задумчиво наблюдая как жужжал дорогой айфон.

Но отвечать не стал, решил, что разберутся потом и сами. Он прихватил его с собой, спешно покинул «Инфинити», поставив машину на сигнализацию, и заторопился к Ильиной.

– Ну, что там? – спросила его женщина.

– Все открыто было, – поведал он, протягивая ей сотовый. – Вот, я его отключил, а то будут звонить, разбудят ещё.

– Правильно, – согласилась она.

– Еще ключи. Положите ей под подушку, только не забудьте.

– Ни-ни, Ванечка, – заверила его Нина Ильинична, принимая из его рук ключи от машины, – все сделаю, как ты сказал. Там утром и найдет их касаточка.

– Там еще вещи какие-то, но я не стал их трогать. Завтра придет в себя, и сама разберется со всем.

– Хорошо, – согласилась Ильина, провожая его за калиту.

Они распрощались. Женщина закрыла дверь на щеколду и, шаркая своими старыми тапками по тропинке, побрела к дому. Держась рукой за перила, она с трудом взобралась по ступенькам наверх, вошла на веранду и устало плюхнулась на стул. Так сидя, долго смотрела на Тасю, жалея ее и сострадая…

Новгородцева открыла глаза уже утром и не сразу поняла, где находится. Потом вспомнила, что с ней было, потерла ладошкой лоб и медленно откинула плед в сторону, опуская ноги на пол. Да так и застыла в тяжких раздумьях: «Как жить дальше? Что делать? К кому голову прислонить? Одна на всем белом свете», – неслось у нее в мыслях.

Послышались шаги, и из дома на веранду вышла Нина Ильинична. Заметив, что гостья проснулась, она всплеснула руками и радостно спросила:

– Касаточка, выспалась? Не замерзла ночью-то? А я тебя и будить не стала. Думаю, пусть спит, укрою потеплее, а то ночи еще холодные!

– А сколько времени? – спросила её Тая.

– Да… обед уже.

– Я так долго спала?

– И хорошо! – замахала на неё руками женщина. – И славненько! Выспалась, вылежалась, а теперь пора и покушать. Я там оладушек напекла.

– Я не хочу, – тихо отказалась она.

– Что значит, не хочу? – возмутилась Нина Ильинична. – Есть такое слово – надо! Щас же идешь в дом, и я буду тебя откармливать. А то глядеть совсем не на что. Кожа да кости остались.

Но заметив слезы на ее глазах, тут же приказала:

– А плакать будешь потом! Вот щас пообедаем с тобой и пойдем на кладбище, Марусю проведаем. А там и поплачем вместе. Пошли, – в приказном порядке махнула рукой Ильина и, не давая ей опомниться, потянула за руку.

Тася сразу повиновалась, встала с дивана и медленно поплелась за ней в дом.

Пройдя на кухню, хозяйка усадила гостью у открытого окошка и стала наливать ей чай. Оладушки уже стояли на столе, слегка прикрытые вышитым рушником.

– Я-то рано встаю, – заговорила женщина ласково, – привычка, никуда не денешься. Вот и напекла оладушек. Вспомнила, как ты маленькая ко мне прибегала, и мы с тобой чай пили. Ты-то помнишь?

– Помню, – тихо отозвалась она.

Нина Ильинична уселась на стул, подала ей чашку с ароматным чаем, внимательно всматриваясь в ее бледное лицо, и чуть сама не заплакала. Но сдержалась, понимая, что сейчас надо хоть как-то помочь этой несчастной девочке.

Худенькая, слабенькая, с большими зелеными глазами, но такими потухшими и безразлично смотрящими в одну точку, Таисия сидела за столом и, казалось, не было сил держать чашку.

Добрая соседка подавала ей оладушки, а она молча их ела, изредка посматривая в открытое окно.

А там пышно зацветала черемуха, и пел, заливаясь на все лады, звонкий соловей. Но даже и это не радовало бедную девушку.

Но тут она вспомнила про Сашу и поняла, как сильно он теперь за нее волнуется. Сразу отставила чашку на стол и бросилась на выход.

Но Ильина остановила ее своим вопросом:

– Ты куда?

– Надо позвонить.

– Телефон и ключи у тебя под подушкой.

Тася замерла у входа, вспоминая, как они там оказались.

– Там все было открыто, – стала рассказывать ей женщина. – Хорошо Ваня пришел вечером, все закрыл и принес твой сотовый и ключи. А то могли бы и машину угнать, и все украсть.

– Спасибо, – поблагодарила ее Тая и пошла на веранду.

Она подошла к дивану, достала из-под подушки свой айфон, ключи, тут же присела и включила мобильник. А сама мгновенно позвонила Саше и замерла, ожидая новую порцию его упреков.

Он сразу снял трубку и взволнованно спросил:

– Тая, ты?

– Я.

Мужчина молчал.

– Саш, прости меня, – виновато заговорила она.

– Ты где? Ты вообще… хоть немножечко меня любишь? – спросил Борзунов убитым голосом.

– Я тебя очень люблю… Ты один теперь у меня и остался…

Уловив в ее голосе тревогу и скорбь, он поспешил спросил:

– Девочка моя, что-то случилось?

– Я уехала к тетке в деревню, а она… умерла… – поведала Тася дрожащим голосом.

– Когда?!

– Пять дней назад…

Спрашивать, как она доехала, было уже незачем, жива, и Слава Богу.

– Я еду к тебе, – заявил он решительно.

Таисия попыталась возразить, но Борзунов резко ответил:

– Это даже не обсуждается! Все, жди, – и в трубке послышались гудки.

Потом он еще перезванивал, но уже с дороги, интересовался, как лучше проехать в Никулино.

Девушка вернулась на кухню, но тут у нее вновь зазвонил телефон. Теперь про нее вспомнила Лада, и с ней тоже надо было поговорить и объясниться. За ночь Саша всех поставил на уши, и подружки тоже за нее переживали и волновались. И как только она включила мобильник, в ее адрес посыпались куча вопросов и упреков:

– Таська, ты? Ты куда пропала?! Мы тут уже все морги обзвонили, тебя искали! Все больницы обзвонили! Милицию на уши подняли, а тебя нет нигде! А Саша чуть с ума не сошел! Если бы ты его видела, он как тигр в клетке метался! За что ты с ним так?

– Ладочка, простите меня все. Я поступила неправильно, каюсь, – стала оправдываться Новгородцева. – Я думала, доеду и позвоню. Если бы я вам сказала, что хочу уехать к тетке, вы меня ни за что не отпустили бы одну в таком состоянии.

Влада сразу напряглась, пытаясь понять, где сейчас ее любимая подружка, и вновь поинтересовалась:

– Куда ты уехала?!

– В Никулино, к тете Маше… Но она умерла… следом за мамой… Вот почему ее не было на похоронах. Она сильно заболела и не могла приехать. А ее телеграмма до меня не дошла.

– Да, мы и не знали, что твоя мама умерла! – вставила свое слово Нина Ильинична.

Тая перестала говорить, удивленно взглянув на соседку, и растерянно переспросила:

– Как… не знали? А… телеграмма?

– Не было никакой телеграммы! – заверила ее женщина. – А вы нашу получили?

– Нет, – мотнула она головой.

– Как нет? – возмущенно всплеснула руками Ильина. – А куда же они подевались?

Но видя надвигающиеся слезы на глазах девчонки, пригрозила:

– Ну, я им устрою – этому телеграфу! Я с ними сама разберусь! У людей горе, а они телеграммы теряют!

Таисия отключила сотовый, молча встала из-за стола и медленно пошла к выходу. Ступая босыми ногами по полу, она шла, покачиваясь из стороны в сторону, понуро склонив голову вперед. Но слезы сдержала, умом осознавая, что все это надо теперь как-то пережить и держать себя в руках.

Она вышла на крылечко, спустилась на одну ступеньку вниз и присела, посматривая во двор.

Погода была теплая. По-весеннему светило солнце. На небе ни облачка. А в кустах заливался на все лады голосистый соловей.

У самого крыльца важно выхаживал пестрый петух, а стайка таких же пестрых кур тихонько расхаживали по двору.

Из-за угла вышла дымчатая кошка, слегка потерлась об угол боком, а потом вдруг резко прыгнула на ступеньку, другую, и мгновенно оказалась у ее ног. А сама стала ласкаться к ней, виляя своим пушистым хвостом, мурлыкала, словно хотела ей что-то сказать или утешить в горе.

Тая погладила ее по спине, а та проворно извернулась и забралась к ней на колени. Кошка стала тереться ей о щеку, а девушка грустно улыбнулась и прижала живность к себе. Довольно виляя своим хвостом, Мурка понимала, что пришлась по душе этой грустной незнакомке.

Вышла хозяйка и стала сзади, поглядывая на них со стороны, но молчала.

– Может, у кого-то есть ключи от дома теть Маруси? – спросила ее Тася.

– Есть! – обрадовала ее женщина и указала рукой на связку ключей, – вон, на гвоздике у меня висят.

Новгородцева убрала кошку с колен, медленно встала и прошла на веранду. Там сняла с гвоздика ключи, надела туфли и, ничего не говоря, пошла из дома вниз по ступенькам.

Нина Ильинична проводила ее взглядом, видела, как та вышла через калитку, а потом и сама засобиралась следом за ней. Очень боялась, что девчонка войдет в дом, вспомнит прошлое и ей новь станет плохо, а помочь будет некому.

Таисия подошла к своей машине, открыла ее и стала доставать вещи. Потом взяла сумочку, захлопнула дверцу и тихо побрела к дому. Надо было как-то устраиваться, не век же жить у соседки. Скоро приедет Саша, и она очень хотела побыть с ним одна, поплакаться ему, поговорить и обсудить дальнейшие планы.

Она открыла замок на двери, занесла чемодан в дом, поставив его посреди прихожей, а сама скинула туфли и тихо пошла по комнатам.

Здесь было чисто и уютно, словно вчера хозяйка навела порядок, ожидая гостей. В большой комнате на столе стояла фотография тети Маши, а рядом подсвечник с обожженной свечой.

Девушка остановилась и замерла у стола, разглядывая фото, а сама мысленно просила у нее прощения за то, что опоздала на похороны. А еще за то, что так долго к ней не приезжала.

Сзади послышались шаги. Она обернулась, чтобы посмотреть, кто там пришел, и увидела Нину Ильиничну. Тася понимала, что та переживает за ее душевное состояние.

Шаркая новыми тапками по деревянному полу, Ильина с трудом переступила через порог и с ходу напомнила:

– Надо бы на кладбище сходить. А то после обеда, говорят, не ходят.

– Да, конечно, – согласилась она, – я только переоденусь.

Ильина вышла на улицу и, прислонившись к стене, вновь погрузилась в свои тяжкие раздумья.

Таисия не заставила себя ждать и вскоре вышла из дома. Она была одета в черное платье с коротким рукавом, черные туфли на высоком каблуке, на голове черный шелковый платок, повязанный назад. Сразу достала из сумочки черные очки, надела их и тихо сказала:

– Можно ехать.

– Здесь недалеко, может, пешочком? – предложила ласково женщина.

– У вас ноги больные, к вечеру и дойдем, – попыталась переубедить её девушка. – Я аккуратно, вы не волнуйтесь. Раз уж сюда за столько верст доехала в таком состоянии, то до кладбища как-нибудь доберусь.

Махнув рукой, Ильина согласилась:

– Ну, тогда поехали.

Они медленно прошли к иномарке, уселись в салон и сразу двинулись в путь.

Кладбище находилось чуть в стороне от села. Пять лет назад там же была восстановлена старая разрушенная в советское время церковь – в честь Покрова Пресвятой Богородицы. Это для сельчан было большим и настоящим событием. Всем селом собирали подписи и ездили в епархию. Там им дали согласие на строительство храма, с условием, что все окажут посильную помощь в возрождении святыни. Были, конечно, и противники, но большинство сельчан помогали: кто деньгами, кто посильной работой, кто стройматериалами, а кто добрым словом и молитвой.

Не остался в стороне и председатель совхоза. Соколов был верующим человеком и принял активное участие в восстановлении церкви.

На удивление всем, но уже через год храм встретил своих прихожан. Его открытие и освящение состоялось прямо на Светлое Христово Воскресение – Пасху. Народу в тот день было много. Приехали жители из соседних деревень. Все шли в церковь нарядные, красивые, освящать куличи, пасхи и крашеные яйца. Люди от души радовались, христосовались, а пожилые женщины плакали. Так истосковались их души, так соскучились они по храму Божьему, что на радостях многие не могли сдержать своих слез.

Красная «Инфинити» остановилась у храма. Таисия заглушила мотор, первая вышла из машины и подождала, когда выберется Нина Ильинична.

Они медленно побрели по кладбищу. Ильина шла и, указывая рукой на могилки, рассказывала ей, где, кто и когда был похоронен.

Пройдя в глубь, женщина остановилась и сказала:

– Вот мы и пришли.

Тася взглянула на свежий холмик и тихо заплакала. Тетка была похоронена рядом со своим мужем и сыном, которые разбились на машине много лет назад. Дяде Толе надо было съездить в город, он взял с собой Рому, которому тогда исполнилось шесть лет, а назад они так и не вернулись. С тех пор Мария Михайловна жила одна, и на все уговоры сестры и соседки, чтобы обзавестись новой семьей, отвечала: «Я мужа шибко любила! А придет другой нелюбимый, надо будет врать и притворяться. Не хочу. Я мыслями каждую минуту, каждую секунду со своими любимыми мужем и сыном. Никто мне больше не нужен. Вот пойду на кладбище, посижу, поговорю с ними, и словно они живые».

Не раз сватались с ней местные мужчины, предлагали серьезные отношения, а она только ответит: «А как же я в глаза мужу потом гляну? Приду к нему на могилку и буду прятать от него свой взгляд? А сыну? Нет. Не хочу и не буду. Они мне каждый день во сне снятся. Зачем же я предавать их стану»?

Таисия подошла ближе и присела на корточки, а сама провела рукой по свежему холмику и громко всхлипнула.

Ильина смотрела на нее, а сама утирала платком набежавшие слезы.

– Надо будет оградку новую заказать, – дрожащим голосом проговорила Тая, – эта мала всем.

– Председатель сказал, что обо всем позаботится колхоз, – отозвалась Нина Ильинична. – Она всю жизнь отработала здесь.

– Нет, я сама… Хоть что-то для них сделаю.

– Как знаешь, голубушка, тебе решать.

Женщина немного постояла и ушла в церковь, намереваясь поставить свечи и заказать панихиду.

В это самое время к храму подъехал КамАЗ и остановился у дальнего выхода, где шло строительство. Из кабины выпрыгнул Федор, а следом за ним показался и Ваня.

Завидев Ильину, Тополь направился к ней и с ходу спросил:

– Теть Нин, здравствуй. Как там девчонка?

– Ох, – махнула она рукой, – стоит там у могилки, плачет голубушка.

– А мы тут батюшке стройматериалы привезли, – поведал мужчина.

– Она тут звонила подружкам и Саше какому-то. Он сегодня должен приехать к ней сюда, – сообщила она. – А вот телеграмму на похороны она не получила. Ну, я сама зайду на почту и разберусь с ними! – погрозилась Нина Ильинична в сторону села. – У людей горе, а они телеграммы теряют!

А сама повернулась и, опираясь на костыль, отправилась в храм.

Федор и Ваня проводили ее взглядом и поспешили найти священника. Они проворно выгрузили стройматериалы, и разговор пошел о строительстве. Тополь пообещал, что обязательно поможет храму, а батюшка поблагодарил их, благословил на дорожку, и они засобирались обратно в Никулино.

Но тут Якимов увидел Таисию, она медленно брела с кладбища к машине, безразлично глядя себе под ноги. Парень насторожился, было видно, что девчонка никак не отошла от новых потрясений, и, скорее всего, самочувствие ее было совсем плохим.

Он толкнул Федора локтем, указывая глазами в сторону москвички.

Тот резко посмотрел на нее и, вздыхая, сказал:

– А что ты хочешь, такое горе.

– Она ж за рулем.

– И что?

– Да так, – пожал он плечами.

Опираясь на свой костыль, из церкви вышла Нина Ильинична. А завидев Тасю, сразу поспешила к ней навстречу.

– Я тут свечечек купила, поставила родным за здравие и упокой. А ты зайдешь? – спросила она, подходя ближе.

– Нет, – шепнула та бледными губами, – что-то мне нехорошо.

– Ой, касаточка, – испугалась Ильина, – тебе бы присесть.

А сама взволнованно махнула рукой мужчинам, призывая их на помощь.

– Да нет, я до дома поеду, – тихо отказалась Тая, но, сделав шаг вперед, внезапно пошатнулась и стала медленно падать.

Федор был уже рядом и мгновенно метнулся к ней. Он моментально подхватил девчонку на руки и словно пушинку понес её в сторону лавки.

Ваня торопливо поспевал рядом, а за ними, охая и ахая, семенила больными ногами старая женщина.

Тасю усадили в тенечек. Служащая храма принесла ей святой воды и сбрызнула ее бледное лицо. Потом дала ей попить, и постепенно та стала приходить в себя.

– Как же она теперь назад поедет? – волновался за нее Якимов.

– Ты отвезешь, – уверенно заявил Тополь.

– Я?! На такой машине?!

– Тут недалеко. КамАЗ водить умеешь и на иномарке прокатишься.

– Ну… я попробую, – пожимая плечами, согласился он.

А сам был рад, что сможет прокатиться за рулем такой крутой тачки.

Вскоре Новгородцеву посадили в машину. Иван забрался за руль, Нина Ильинична на заднее сиденье, и «Инфинити» медленно покатилась вперед.