Володя Литвинов встретился в Новочеркасске. Студенческий Новочеркасск конца 60-х годов 20-го столетия. Предпасхальная суббота. Конец второго года обучения в институте. В тот вечер Ната решила позаниматься теоретической механикой. Преподаватель был у них серьёзный и экзамен сдать будет не так легко, да ещё получить высокую оценку. А ведь она училась на «4» и «5». В самый разгар её вхождения в векторную эпопею – применения векторной алгебры для решения задачи приведения системы сил, в комнату вошла отличница и красавица Инна. Её сопровождал студент старшего курса. Ната только знала, что он самый умный в институте, получает Ворошиловскую стипендию и возглавляет студенческое научное общество. Она бросила рассеянный взгляд в его сторону, сопровождая ритуальным «здрасте», и продолжала своё занятие.

– Грех в такой вечер сидеть взаперти, – услышала она приятный мальчишеский голос, и проскользнувшее в нём нечто, что подсказывало расположение к ней. Эти нотки, выдававшие его, она уловила в голосе и заподозрила, что понравилась ему. Но ведь он на тот момент встречался с Инной, и как она рассказывала, они нравились друг другу.

– Сейчас все идут в Собор. Там така-ая служба идёт! Пойдёмте с нами, не пожалеете.

Ната пыталась возразить, но он уже подходил к ней, твёрдо намереваясь выполнить своё желание: она его предугадывала. Мальчик хотел увлечь её с ними в Собор. Ната взглянула на Инну. Та стояла несколько растерянная, сбитая с толку таким неожиданным поведением друга. Это и оскорбляло её, и расстраивало, но, встретив вопросительный взгляд Наты, как-то неуверенно поддакнула:

– Хватит зубрить. Пошли с нами.

Мальчик в это время захлопывал книжку, и, протягивая руку, вытаскивал Нату из-за стола. Сопротивляться его напору было бесполезно. Она поняла, что он настоит на своём.

– Тогда дайте время мне переодеться, – согласилась она.

Одеваясь, думала о странном поведении этого парня: пришёл с Инной, стал приставать к ней. Разве он не понимал, что унижает свою подругу, проявляя повышенный интерес к другой девочке. И зачем ему это надо? Потом, когда она у него спрашивала об этом, говорил, что поступок тот не зависел от него. Его изнутри подталкивала сила, которой он не мог сопротивляться.

– Когда я вошёл в вашу комнату и увидел тебя, всё внутри меня пришло в необыкновенное волнение, которое порождало непреодолимое желание взять тебя за руку, повести рядом, окутать теплотой и нежностью. Они уже вышли из моего сердца и рвались наружу, оставалось только взять тебя за руку. Я помню, как ты отдёрнула её, потому что… не знаю почему…

– Потому что это было неожиданно и некрасиво по отношению к Инне. Я не давала тебе повода хватать меня за руки.

– Я уже не видел Инну. Передо мной была только ты. Ты – обожаемая, которую я давно искал. Я уже тогда понимал, что ни одна девушка, ни одна женщина в мире, не будет для меня столько значить, сколько ты. Ты бесценная и самая дорогая.

Ната вспоминала этот разговор, его искренние слова, услышать которые мечтала каждая девушка и оценить по достоинству, и удивлялась своему безразличию. Разве можно оставаться безучастной к такому признанию? Можно, если не обладаешь ответными чувствами, если сердце покрыто коркой льда. Даже жар его признания, не смог её растопить. Кто поместил её сердце в лёд, почему оно не раскрылось навстречу такому большому и горячему чувству? Она не знает до сих пор. Несмотря на то, что была совершенно холодна к нему, ухаживания принимала. Он умел угадывать её желания, во всём ей потакал, умел увлечь интересным разговором. Когда вместе с девчонками и лишаями от любимой кошки лежали в диспансере, он приходил не к Инне, а к ней. Не Инну он приглашал на прогулки, а её. Девчонки злились, и осуждали, называя её разлучницей, но ведь она ничего предосудительного не делала. Подумаешь, пошли, погуляли вдоль речки, цветов полевых нарвали. Букет теперь в банке стоит на столе, украшая палату. А потом, ведь никто не решился нарушить запрет и самовольно покинуть больницу, да ещё и спуститься через окно второго этажа. Это смогла сделать она, сорванец по характеру, романтик по натуре и спортсменка, работающая по мастерам в художественной гимнастике. Надо было обладать силой и смелостью, чтобы выбраться, используя Володины плечи, как перекладину, который стоял к тому же на окне первого этажа, держась за решётку. В этих прогулках он был только сопровождающий. С ним она увидела много достопримечательностей Древней казацкой столицы, и была благодарна ему за это, так как всегда стремилась к познанию. Умница и не зубрилка, а широко эрудированный парень, видел её стремление и способствовал. Они исколесили город и его предместья, и обо всём он мог рассказать что-нибудь интересное. Они побывали и в музее истории донского казачества, и у атаманского дворца, и у памятника Платову, но больше гуляли по окрестностям. На въезде в город стояла арка, обшарпанная такая. Ната в первый приезд удивилась её неприглядности. Оказалось, что это арка была специально возведена для встречи царя Александра 1. И не одна арка, а две и называются они Триумфальными. Одна стояла на западе у старой Ростовской дороги, вторая на северо-востоке по Московскому тракту. Две потому, что не знали, по какой из них приедет царь. Так казачьи войска под предводительством атамана Платова встречали Александра1. А Вознесенский войсковой казачий собор, в который он и пригласил Нату в первый вечер знакомства, строился сто лет и был по величине третьим после храма Христа Спасителя в Москве и Исаакиевского собора в Санкт – Петербурге. Много ещё всякого интересного рассказал Литвинов. Он был влюблён в этот маленький уютный городок на юге России – город студентов и военных. Он показал ей все фонтаны, большинство из них не работали, которых оказалось многовато для такого маленького города. Рассказал, что его называют маленьким Парижем. Париж Ната любила, хотя никогда в нём не была, но мечтала побывать. А вот в маленьком Париже живёт, но за два года не успела с ним хорошо познакомиться, и была благодарна Литвинову за экскурсии. До сих пор она гордилась только тем, что училась в престижном институте. Ещё на первом собрании группы, куратор им сказала: «Вы стали студентами одного из старейших учебных заведений России. Вы должны гордиться этим и с честью нести звание студента НПИ. Он носил имена достойных граждан нашей страны. О будущих поколениях России, то бишь, о вас заботились задолго ещё до вашего появления здесь. Заботились просвещеннейшие умы государства о тех, кто будет поднимать индустриальную базу страны. Это выпало на долю и вашего поколения. Будьте достойны своих предков, грызите, как говорят, «гранит науки», станьте грамотными инженерами, досконально знающими своё дело».

Все ходили, задрав носы – они студенты не какого-то там второсортного занюханного политеха, а старейшего и престижнейшего!

Куратор рассказала, что институт был открыт в октябре 1907 года, что в институте не было собственных зданий, а в его основании участвовали казаки и, что до 1920-го он носил имя атамана Каледина. Горный корпус, в котором в основном у них проходили лекции и был их деканат, построили только в 1930 году. Институт в разное время назывался по-разному. Вначале именовался как Донской политехнический институт. Потом ему присвоили имя цесаревича Алексея, и он стал называться Алексеевский донской институт. Был он и Северо-Кавказским индустриальным институтом, и Новочеркасским индустриальным имени Серго Орджоникидзе и только в 1948 году получил название Новочеркасский политехнический институт.

Казалось, в её жизни было всё: и весёлое пение птиц по утрам в кронах высоченных деревьев перед институтом, сопровождающее на лекции, поднимающее настроение, и солнечный луч, скользящий по щеке, ласкающий своим светящимся теплом, и яркая зелень, буйствующие краски природы, голубое глубокое небо. Всё было завораживающе прекрасно, но хотелось ещё чего-то, такого, чтоб всё звенело вокруг напряжением восторга, распирающим грудь, стремящимся в пространство. В пространство, которое называют Любовь, которая и есть этот восторг. И так хотелось ощущать не только в себе, но чтобы и весь мир вокруг неё звенел и переливался, напряжённый чувством, чтобы дух захватывало, когда рядом был любимый. Не было этого рядом с Володей Литвиновым, ничего из желанного и воображаемого, она не чувствовала. В её воображении мощные волны любви, сливались в бурлящий, переливающийся всеми цветами радуги единый поток, унося их на своём гребне в заманчивые непознанные дали. Так хотелось такого, чтобы всё от земли до неба заполнялось золотым светом их любви. А любовь она представляла, как слияние глубоко душевной мощи органной музыки Баха и, летящей ввысь лёгкой мелодии скрипки, тонкой, прозрачной, струящейся. Иногда она сомневалась в том, что когда-нибудь это придёт к ней, но она ждала.

Конечно же, льстило, что такой парень, мечта всех студенток НПИ, достался ей. Как было не задирать высоко голову от гордости, что мечта всех студенток переносит её на руках через лужу напротив главного входа в институт, где всегда полно народу, на виду у всех. Их встречи продолжались с завидной регулярностью. В институте поговаривали об их свадьбе, только Ната пока молчала. Вроде всё её устраивало, но не было такого чувства, чтобы «очертя голову в омут», а она искала в жизни именно такого чувства. А потом Володя сильно ей угождал, и его покладистость даже раздражала. Разъехались на каникулы. А с каникул она приехала с зазнобой в сердце и всё напрямую выложила Володе:

– Я влюбилась в мальчика. Он живёт в Донецке.

– Может быть, это ещё не любовь. Я буду ждать тебя год. Через год поговорим.

Кто-то был потрясён их разрывом, кто-то обрадовался, что освободился завидный жених. Но он целый этот год ни с кем не встречался, а Ната жила своей интересной жизнью, увлечённая и окрылённая: мальчик в её вкусе, дружная компания, интересное времяпровождение. Она, конечно, не испытывала всего того, что навоображала себе, но этот мальчик был интересен, нравились черты лица и умение преподнести себя в загадочном свете. А она очень любила разгадывать загадки. Володе сказала, что «влюбилась», чтобы обосновать их разрыв. И потом, какое-то же чувство у неё к нему было, пусть это не та Любовь, но влюблённость присутствовала. Так прошёл год, а на следующий перевелась в политехнический институт Донецка. И вот… пятый Володя…

* * *

В первый вечер в колхозе было принято «обмывать» новое место жительства. Девчонки разжились вишнёвкой, мальчишки смотали в район за Бренди. Что такое Бренди, Ната не знала, но из разговоров мальчишек поняла, что модное крепкое алкогольное питьё. Ей непривычно было всё это и странно. Ажиотаж вокруг этой «обмывки» удивлял её. В Новочеркасске среди студентов такого не наблюдалось. Могли взять человек на двенадцать бутылку креплённого, но это так – символически. Как поняла вечером, донецкие студенты употребляли Бренди со знанием дела. Ната чуть пригубила вишнёвки, посидела и вышла из-за стола. Поддержать разговор она не могла, поскольку говорили о вещах и людях ей неизвестных, и вышла из столовой. Под стеной на длинной скамейке сидел староста и Ната села рядом. Завели разговор. Подошли ребята и тоже подключились к разговору. Среди них был Клёсов. Образовалась небольшая компания. Ната вливалась в коллектив. Кто-то подходил, кто-то уходил. Когда почти все разошлись, Клёсов повернулся к Тале:

– Пойдём, погуляем.

– Нет. Я не хочу гулять.

Конечно же, она хотела всем сердцем и всей душой пойти погулять с этим интересным мальчиком с необыкновенным лицом викинга. Но разве она могла себе позволить это, разве она могла предать Глеба? Она – без пяти минут его жена, вдруг идёт гулять с другим мальчиком!

– Не отказывай ему, – попросил староста, сидящий рядом с ней. – Он первый раз в жизни пригласил девочку. Он и так, сколько мы его знаем, а это три курса, ни на одну девочку не посмотрел, а они за ним табунами ходят. Красивый, статный, да ещё и отличник! Посмотри, какой мОлодец! Если сегодня откажешь, на всю жизнь отобьёшь ему охоту девочек приглашать.

Ната была пристыжена. Её призвали к милосердию. Разве могла она быть немилосердной и своим отказом испортить парню жизнь?

– Хорошо. Я пойду, но пусть с нами ещё кто-нибудь пойдёт.

Слышавшая весь этот разговор Люба согласилась, спрашивая:

– Кто ещё пойдёт?

Отозвался Валера Бойко, и они отправились на прогулку, тут же разделившись на пары.

В начале сентября в южных степных районах Донбасса сохраняется тёплая, почти летняя погода. Этот вечер настолько был тёплым, что можно было идти в одной блузке (если за неё посчитать мужскую сорочку), не набрасывая шерстяную кофту. К мужским сорочкам Ната пристрастилась с первого курса. Удобно и аккуратно: спортивные брюки и сорочка. А ещё она любила ткани в клетку, и можно выбрать в магазине любую. Володя, вообще, надел футболку с короткими рукавами. Глубокое тёмной синевы небо, местами почти чёрное, было усыпано огромными серебристыми черешнями звёзд. Они шли по просёлочной дороге вдоль посадки. А справа простиралось, уже убранное, пшеничное поле. От него пахло соломой, домом и уютом.

То ли Ната с Володей ушли вперёд, то ли Люба с Валерой отстали, но пары потеряли друг друга из вида. Волшебная ночь, окутанная зелёным бархатом листвы и тёмно-синим неба, ниспадающим к горизонту и бескрайним просторам полей, создавала ощущение нереальности происходящего. Володя широко раскинул руки:

– От горизонта до горизонта все звёзды неба – твои. Я дарю тебе их.

Он складывает её ладони лодочкой, собирает с неба звёзды и полные пригоршни высыпает ей. Повторяет несколько раз, приговаривая:

– Вот они: блестящие, красивые, яркие… они – все твои. Я осыпаю тебя звёздами… смотри, как ты искришься… ты самая искристая девочка на свете. Да, что звёзды! Я для тебя не только звёзды с неба сниму, я и тебя на само небо подниму, – Небесные ковши, полные звёзд сыплются на них. Глаза её блестят, словно улавливая блеск звёзд и отражая их серебристое свечение, затапливая им вселенную, проникая в его душу, да так глубоко, что у него захватывает дух. Он в упоении. Истома дымкой заволакивает горизонт. Всё тонет в струящейся теплоте миндалевидных глаз… не порочных, не бесстыдных. Его захватывает волна безудержного счастья. Дыханье, словно всполох пламени. – Вон там, вокруг той самой крупной звезды вращается планета. На ней тоже есть жизнь. Не веришь? Я это чувствую…я вижу мальчика и девочку, идущих по проселочной дороге и, они, подняв голову в своё небо, видят нашу землю, чувствуют нас. Он взял её за руку.

– Полетели к ним!

Тепло её руки… тепло её глаз… тепло ее голоса… оно прикасается к губам нежным дуновением, смешавшись с ветерком… сладострастное, волнительное… Небо сливается с землей, окружая цветами нежнейших гамм, погружая в ликующие звуки арфы, пробуждая в нём тайный зов. Из уст вырывается дыхание подобно маю, опьянённому ароматом цветущих садов. Из мрака и хаоса поднимается лотос…чистый, белый. Он тянется к лучам, исходящим из её глаз, и раскрывает свои упругие лепестки. Он не знает ещё как назвать то, что побудило его заявить о себе, выйти на свет из тайников, подняться над хаосом, но он благодарен, благодарен за желание поглотить это тепло, принять в себя, хранить и лелеять.

Рассуждения викинга пугают Нату. Она опасается, что этот мальчик окажется со странностями, но пока не показывает вида. Мальчик очень хорош. Высокий рост, подтянут пресс, натренированные мышцы и, главное, влюблённый нежный взор. А какое обожествление в нём, изумление!

– Посмотри. Видишь?

Девочка спрыгивает с машины и с восхищением смотрит на мальчика. Интересно, что такого она увидела в нём, что её восхитило.

– А пусть он у неё и спросит, – приняла игру Ната.

– Он не смеет.

– Скажи ему, чтобы он был посмелее.

– Мальчик, не дрейфь, спрашивай! – Изменив голос: – Девочка, что ты увидела?

– Передо мной стоял не мальчик из группы… передо мной стоял викинг, окутанный облаком романтики морских путешествий и любовных приключений.

– Не замечал за собой любовных приключений.

– Потому, что пользовался умом, а я разговаривала с глазами. Глаза мне и поведали твою тайну.

– Тайну прошлой любви? А настоящей?

– У тебя всё ещё впереди.

Прямо над горизонтом вырисовывалось созвездие Стрельца одно из двенадцати зодиакальных созвездий.