Рядом со зданием Зоологии находится двойной дом Бергхайма. Его первый хозяин – крещеный еврей-протестант Бергхайм – финансист и филантроп – выстроил свой дом в 1880 году, а затем, через четыре года, достроил второй дом позади первого, соединив их переходом на уровне второго этажа (ныне переход не существует). Интересно, что над входом в дом на камне была высечена звезда Давида, а по сторонам крыльца – как это принято в мусульманских домах – стояли две каменные скамьи. Во дворе дома у рачительного Бергхайма находилась конюшня, а во флигеле -магазин. После смерти хозяина дом продали, в нем находились последовательно гостиница Отель де-Франс, штаб-квартира основательницы Женщин Адассы Генриетты Сольд, гостиница Дарути. По названию последней гостиницы данное здание иной раз именуют «Дом Дарути». Сегодня он является интегральной частью комплекса зданий муниципалитета.

Главная площадь комплекса – площадь Сафра

Справа от дома Бергхайма и совсем рядом с историческим зданием муниципалитета находится самый интересный – на мой взгляд – дом во всем комплексе мэрии. Это здание Библейского общества, построенное по проекту вездесущего архитектора Клиффорда Холлидея, того самого, который спроектировал и дом-корабль муниципалитета по соседству. В проектировании здания библейского общества англичанину помог местный архитектор-еврей Шимшон (Золтан) Гармат, уроженец Венгрии. Дом является причудливым смешением стилей – баухауз в нем соседствует с медным куполом а-ля византийский собор, армянская мозаика с арабским «кизаном» (окнами из глиняных трубок) и европейскими балконами. Интереснейший получился дом… но и его чуть не разрушили согласно плану упоминавшегося выше профессора Мансфельда. Сегодня это чудесное здание является одной из жемчужин эклектической архитектуры 20-ых годов прошлого века.

Как я уже заметил выше, все три здания выходят фасадами на городской сад, а ныне сад Даниэля. Когда по приказу турецких властей в 1891 году на этом месте появился городской сад, к нему можно было бы применить бессмертные строки Гоголя «состоял из тоненьких дерев, дурно принявшихся, с подпорками внизу, в виде треугольников, очень красиво выкрашенных зеленою масляною краскою». В первом иерусалимском городском саду выкопали бассейн для золотых рыбок и построили беседку, в которой играл турецкий армейский духовой оркестр. Турецкая городская администрация очень постаралась, чтобы было «как в Европе». Получилось же, конечно, как на Ближнем Востоке – пыльно, грязновато, аляповато. Назвали сад «Парком Джемаля Паши». Газета «Хавацелет» писала в то время, что «въезд в город украсился прекрасным парком, как в Европе». Поистине, пророчески звучат строки Гоголя: …«город наш украсился, благодаря попечению гражданского правителя, садом, состоящим из тенистых, широковетвистых дерев, дающих прохладу в знойный день», и что при этом «было очень умилительно глядеть, как сердца граждан трепетали в избытке благодарности и струили потоки слез в знак признательности к господину градоначальнику»…

Дом Бергхайма (слева) и здание Библейского общества (справа)

Свое европейское обличье городской сад получил уже при англичанах в 1928 году, когда его полностью перепланировали соответственно проекту Клиффорда Холлидея, поставив попутно фонари в стиле арт-деко. В то же время по сторонам сада одно за другим выросли правительственные административные здания – мэрия, Банк-оф-Палестина, главпочтамт.

В годы разделенного Иерусалима старый городской сад находился почти что на границе, являл собой довольно печальное зрелище, и был в полузапустении. Новую жизнь в него вдохнуло воссоединение города, а затем и перепланировка всего комплекса мэрии. Попутно сад переименовали в сад Даниэля (по имени одного из мэров города) и поставили в нем современную скульптуру в виде головы из алюминия и стали.

Помимо разрушенного во время перепланировки площади «Бейгельмахера», был отдан под снос небольшой дом, в котором помещалось консульство Франции. Несмотря на его почтенный возраст (на карте от 1864 его контуры очень хорошо просматриваются), дому Ситона (так называли его в последние годы по фамилии хозяина) не повезло оказаться на месте, где решили расчистить площадь между зданиями муниципалитета, названную именем почетного жителя города, господина Сафра.

Эта огромная по иерусалимским меркам площадь имеет нарядный и парадный вид. Она открыта с запада – со стороны улицы Яффо, и с востока, откуда открывается вид на Старый Город. В восточном конце площади расположена высокая трибуна, а в западном конце высажены деревья, служащие естественной колоннадой, через которую горожанин и гость города проходит в комплекс муниципальных зданий.

На площади Сафра проходят выставки под открытым небом, концерты, праздничные мероприятия, иногда на ней собираются демонстрации.

Открытость огромного – по иерусалимским меркам – пространства на запад и на восток подчеркивает единство городского ландшафта.

Слева от деревьев выходит узкой частью своей на улицу Яффо здание бывшей Русской больницы, называемое также зданием Авихайль. Оно является одним из самых старых домов на улице – постройка больницы на 54 койки по европейскому образцу состоялась в 1863 году. Это было первое госпитальное здание за стенами Старого Города, как, впрочем, и первая крупная стройка вне стен. Русское подворье – речь о котором пойдет в отдельной главе – стало первой ласточкой «выхода за стены», символического и очень важного расширения Города.

Здание русской больницы

В Русской больнице – название которой сохранилось высеченным на противоположном к улице Яффо фронтоне – лечили в основном православных паломников, стараясь не впускать в свои пределы католиков, протестантов и «всяких прочих шведов». После начала Первой мировой войны русские были изгнанные турецкими властями из пределов Иерусалима и больница перешла – ненадолго – под крыло турецкой военной администрации. После Первой мировой войны, в годы британского мандата, ей владел Американский Красный Крест. А после Войны за Независимость она стала служить военным госпиталем, помимо этого в здании располагались лаборатории Еврейского университета и больницы Адасса и морг, дурная слава которого придавала зданию мрачную репутацию проклятого дома, в подвале которого бродят души мертвецов.

Фронтон здания украшен эмблемой Императорского Православного Палестинского Общества (ИППО) в виде хризмы.

Среди известных пациентов больницы стоит особенно отметить отца египтологии и одного из основоположников археологической науки, Флиндерса Питри, прожившем последнюю часть своей жизни на территории Земли Израиля, много вложившего в библейскую археологию. Питри за свою долгую жизнь (прожил этот блестящий археолог-автодидакт 89 лет) раскопал множество объектов в Египте, Сирии и Земле Израиля. Ему принадлежит основание двух научных методов археологии – датирования по найденной керамике (типология) и стратиграфии. Будет неправильно обойти стороной эту знаменательную во всех отношениях личность, интеллектуала и великого ученого.

Флиндерс Питри родился в Англии в 1854 году в англиканской набожной семье. Первая научная работа, которую ему довелось выполнить, был обмер древнеримской руины, находившейся неподалеку от дома. Молодому человеку было тогда 15 лет, и его интерес к развалинам великой римской цивилизации послужил началом его научной карьеры. Следует особо заметить, что Питри не получил систематического образования в рамках школы – его образованием занимались отец и мать. Дед молодого человека – Мэтью Флиндерс Питри – был мореплавателем, открывателем новых земель и картографом, которому мы обязаны картами австралийского побережья. Бродяжий дух и страсть к обмериванию объектов стала для Флиндерса основой его жизни. Всегда полный любопытства, умный и готовый с интересом принимать все новое и необычное, в возрасте 19 лет Флиндерс уже исколесил половину Англии, обмерив и записав более 150 античных руин. Следующим этапом для него стал подробный обмер и картография Стоунхенджа, одного из подлинных сокровищ древнейшей мегалитической архитектуры. Далее интерес молодого человека привлекли египетские пирамиды, он поехал в страну на Ниле и, как говорится, «заболел» Египтом. Более 30 сезонов раскопок провел Флиндерс Питри в земле фараонов. Недаром, его называли «человеком, открывшим Египет». Плачевное состояние археологических памятников древнеегипетской цивилизации ужаснуло ученого. Он поставил себе задачу спасти египетские древности от разграбления. Более 30 сезонов раскопок провел Флиндерс Питри в земле фараонов. Недаром, его называли «человеком, открывшим Египет».

Флиндерс Питри с женой

Неудивительно, что Питри стал затем первым профессором египтологии университетского колледжа в Лондоне. Не имея при этом ни школьного, ни профессионального образования, этот потрясающий интеллектуал и автодидакт свободно владел шестью языками, а его знания в области истории, географии и археологии были столь обширны и глубоки, что мало кто из убеленных сединами профессоров мог сравниться с Флиндерсом. Волей Питри и его стараниями в Лондоне был открыт Музей египетской археологии, среди экспонатов которого много уникальных, нигде более не существующих памятников истории когда-то великой, а ныне давно ушедшей в глубь веков цивилизации. В деле открытия музея Питри во многом помогала его супруга, особо интересовавшаяся темой древнеегипетской одежды.

Огромное значение придавал Питри и теме библейской археологии. Его многочисленные раскопки в Земле Израиля (начиная с 1890 и заканчивая 1935 годом) положили начало систематическим, хотя и не очень обширным раскопкам в этом регионе. Питри принадлежит честь открытия иудейского города Лахиш. Помимо этого, неутомимый англичанин работал на раскопках в Тель-Гамма, Тель-аль-Аджуль, Тель-Шарухен.

Список его основных находок может занять несколько страниц. Особо известны раскопанная им «стела Израиля», принадлежавшая фараону Мернептаху, фаюмские саркофаги с портретами, открытие протосинайского письма в Серабит Эль-Хаддеме и минойской керамики на территории Египта.

Земля Израиля имела для Флиндерса Питри особое значение. Он покинул Англию в 1934 году, чтобы никогда более не возвращаться на ее землю, и обрел свой новый дом в подмандатной Палестине, в Иерусалиме. Здесь же он и обрел свое последнее пристанище – над его могилой на иерусалимском кладбище на горе Сион стоит грубо высеченный каменный столб с египетским крестом-анхом.

Особенное значение придавал британский археолог сионистскому движению заселения Земли Израиля евреями. Он видел в нем возрождение древнего Израиля. В своем письме в газету «Палестайн пост» от июля 1936 года он писал о чудовищной порче сельскохозяйственной земли, осуществляемой арабскими крестьянами, совершенно не умевшими ее обрабатывать, обводняющие землю малыми каналами, вместо правильной системы полива, применяемой еврейскими поселенцами. Питри отметил любовь арабского населения к пустыне, которая сопровождается выкорчевыванием деревьев. По его словам, 1300 лет арабского пребывания в Земле Израиля совершенно нерелевантны, в связи с полным разрушением ее сельскохозяйственного и земельного потенциала. Питри призывал богатым арабам ссужать деньги мелким крестьянским хозяйствам (как это делали евреи) и учить их правильно обрабатывать землю. В августе 1936 года подобная статья Питри была опубликована в лондонской «Таймс».