Глава 8
Лицо без всякого названия

Русский посланник Семен Романович Воронцов опустился в кресло и жестом указал на стул подле стола.

– Садитесь, ваше сиятельство, в ногах правды нет.

Князь Карачев по молодости лет особых последствий, вроде мигрени, после вчерашнего вечера не испытывал. Но совесть мучила сверх всякой меры. Он заставил себя смотреть прямо в строгое лицо старого министра. Кирилл Карлович оценил деликатность Семена Романовича. Тот не стал учинять допрос юноши в присутствии других лиц. Они удалились в кабинет для приватного разговора.

– Как я понимаю, злоключения, воспрепятствовавшие вам, начались, как только вы расстались с Чернецким, – произнес Семен Романович. – Вот и расскажите об этом подробнее. А о том, как добирались до Лондона, поведаете позднее. Я приглашу Лизакевича, ему будет любопытно послушать.

Князь Карачев начал рассказ с «Королевской таверны».

– Ваше превосходительство, я зашел туда без всякого умысла. Только из любопытства. Не терпелось увидеть настоящих англичан, посмотреть, что это за народ, – оправдывался Кирилл Карлович.

– Похвальное любопытство, – произнес Воронцов.

Его слова прозвучали отчасти с иронией, отчасти с одобрением. Министр еще не решил: порицать юношу или благодушно простить.

– В этом Лестер-сквер и англичан-то не было. Одни поляки, немцы, французы. Сброд со всего света, – приободрился князь. – И вдруг эта таверна. А в ней сплошь английская речь…

– И вы не устояли, – с прежней двусмысленностью вставил министр.

– Виноват, ваше превосходительство, любопытство взяло вверх, – князь склонил голову.

Кивком Воронцов позволил ему продолжить.

– Ко мне долго никто не подходил, – поведал Кирилл Карлович. – Половые сновали туда-сюда, на меня внимания не обращали. Почтения никакого. Неожиданно подошел один господин. Сразу видно, человек благородный, аглечан…

Князь поперхнулся, совсем легко, незаметно для собеседника. Но вместо «англичанин» вышло у него «аглечан».

– Аглечан? – переспросил министр. – И что же этот аглечан?

Князь заметил, что Семен Романович прячет улыбку. Юноша продолжил, нарочно называя давешнего знакомца «аглечаном». Он рассказал, как Аглечан угостил его виски и как разгневанные завсегдатаи затеяли свару.

– Это традиционное развлечение англичан, – неожиданно пустился в разъяснения министр. – Когда появляется чужеземец, который не знает местных обычаев, англичане заключают пари.

– Пари? – удивился князь.

– Ваш аглечан не объяснил? – в свою очередь удивился Семен Романович.

– Нет.

– Напрасно вы решили, что никому не было до вас дела. Они не поддавали виду. В действительности, добрая половина завсегдатаев принялась заключать пари. Они делали ставки на то, кто угадает, сколько вам понадобится времени, чтобы сообразить самому подойти к буфетной стойке.

– Надо же, – протянул князь. – Выходит, Аглечан сорвал их пари…

– Именно так, – подтвердил Воронцов. – Но что же случилось дальше?

Кирилл Карлович рассказал, как вступился за нового приятеля. На лице министра вновь заиграла благосклонная улыбка. С особенным интересом заблестели глаза Семена Романовича, когда князь дошел до описания боя.

– Признаться, ваше превосходительство, я недооценил этих англичан. С виду дрались-то они не очень. Думал, уложу забияку одним махом. Но он увернулся и нанес мне такие удары, что я едва устоял на ногах. Тут я смекнул, что, покуда размахиваюсь, шельмец успевает нанести два-три удара, когда я и одного еще не сделал…

– И что же вы? – спросил министр.

Юноше показалось, что Семену Романовичу не терпелось услышать, чем закончился кулачный поединок.

– Как он во второй раз на меня напрыгнул, я не стал размахиваться, а ударил сверху, словно молотом, – ответил князь. – Дал ему два раза, он и притих!

– Герой, – сказал Воронцов.

В его голосе слышалось одобрение.

– Мы вернулись в таверну, – продолжил князь. – Тут была моя очередь угощать Аглечана. Я схватил хозяина за шиворот, давай, говорю, бутылку, научу вас, как нужно виски пить…

Кирилл Карлович опустил голову и без энтузиазма продолжил:

– Как в церкви оказался, не помню. Утром глаза открыл, а передо мной! Я сперва думал: черти из преисподней вылезли! Лицо черное, только белки глаз в темноте видны! Уж совсем страшно стало, когда черт по-русски заговорил! Ладно бы на басурманском языке! Или хотя бы на английском! А то ж по-русски…

– Это был Питер Лонди, – усмехнулся Семен Романович.

– Он назвался Петюней, – сказал князь Карачев.

– Это имя пристало к нему с легкой руки отца Якова, – сказал министр. – Кстати, вы видели отца Якова?

– Нет, я не застал его в церкви, – ответил Кирилл Карлович.

Благородное лицо Воронцова приобрело строгое выражение. Семен Романович сказал назидательным тоном:

– Что ж, ваше сиятельство, уверен, вы сделали правильные выводы и впредь не допустите подобных происшествий. Не за тем прислал вас князь Евстигней Николаевич в Лондон…

Юноша опустил голову. Более всего он опасался, что о случившемся доложат дяде, князю Евстигнею Николаевичу Карачеву.

Кирилл Карлович еще не знал, что происшествие в «Королевской таверне» окажется пустяком по сравнению с другим проступком. Воронцов потому велел пропустить рассказ о путешествии до Лондона, что намеревался обсудить этот вопрос вместе с другими сотрудниками. Дело было такое, о котором министр не мог умолчать, а был обязан не только доложить князю Карачеву, но и составить реляцию непосредственно ее императорскому величеству. А пока…

– Князь, позвольте представить вас моей семье, – молвил Семен Романович.

Он вызвал сонеткой лакея и распорядился пригласить детей. Появилась гувернантка с румяными девочкой и мальчиком. Семен Романович перешел с французского на русский язык. Дети воспитывались в любви к родине, хотя и вдали от нее.

– Мой сын, Михаил Семенович, и дочь, Екатерина Семеновна, – представил посланник детей. – И мадмуазель Жардин.

Гувернантка и девочка сделали книксены.

Мальчик, бывший на полголовы выше сестрицы, смотрел на князя так, словно приглашал помериться силой или еще какими-нибудь достоинствами.

Юноша улыбался детям и всеми силами старался не слишком пристально рассматривать мадмуазель Жардин.

– Князь Кирилл Карлович Карачев, – также по-русски представил Воронцов юношу.

– Ух ты! – с детской непосредственностью воскликнула девочка. – Князь Квартет Ка! Ой, нет, Дон Квадро!

Семен Романович рассмеялся и взъерошил кудряшки дочери.

– Катенька читает сочинения Сервантеса, – пояснил он князю Кириллу Карловичу.

– Мы вместе читаем, – поправил мальчик отца.

Князь Карачев рассмеялся. Он почувствовал, что, благодаря шутке маленькой девочки, растаяли остатки льда между ним и министром.

– Папа, а можно я тебе кое-что скажу? – попросил мальчик.

– И я, я тоже! – подхватила девочка.

– Идите сюда, – согласился Семен Романович.

Он сел в кресло, а дети с двух сторон прильнули к нему и заговорили наперебой. Глядя на мальчика, Кирилл Карлович припомнил себя в его возрасте и сказал мадмуазель Жардин:

– Полагаю, непросто справляться с ними.

Князь заговорил с гувернанткой по-французски. Но она ответила на русском с едва заметным акцентом.

– Голубые барышни доставляли куда больше хлопот, – сказала она.

– Голубые барышни? – переспросил Кирилл Карлович.

По его глазам мадмуазель Жардин поняла, что он удивлен не столько словам о загадочных голубых барышнях, сколько ее русской речью.

– Я недавно приехала в Лондон из Санкт-Петербурга по приглашению Семена Романовича, – поведала она. – Вообще мы родом из Шотландии. Некоторое время я жила в России. По протекции Семена Романовича Воронцова меня приняли гувернанткой в Институт благородных девиц.

– Вот как, – кивнул Кирилл Карлович.

– А теперь Семен Романович пригласил меня гувернанткой к своим детям. Всего неделя, как я приехала из Петербурга в Лондон. Только-только успела познакомиться с детьми. Они очаровательны, – рассказала мадмуазель Жардин.

Семен Романович беседовал с дочерью и сыном. Мадмуазель Жардин добавила:

– В Институте благородных девиц в старших классах барышни одевались в голубые платья. Самый ужасный возраст.

Воронцов поднялся из кресла и мягкими движениями направил детей к мадмуазель Жардин.

– У вас столько вопросов! Если отвечу на все, не о чем будет говорить за ужином, – сказал он.

– К ужину другие вопросы появятся! – воскликнул Миша.

– Что ж, устроим состязание, – ответил отец. – Победитель тот, кто принесет больше вопросов, но одновременно и больше ответов. Так что не ленитесь на занятиях.

Мадмуазель Жардин увела детей. Воронцов взял юношу под руку, и они покинули кабинет.

Сотрудники миссии собрались в большом зале.

– Знакомьтесь, милостивые государи, – произнес Семен Романович по-русски, – князь Кирилл Карлович Карачев.

Юноша с достоинством поклонился. Воронцов с улыбкой добавил:

– Моя дочь заметила, что все слова в имени князя начинаются на «К». Дон Квадро.

Трое из присутствующих, в их числе и Чернецкий, поддержали шутку коротким, но одобрительным смехом. Еще двое смотрели на юношу так, словно ждали, что им объяснят причину всеобщей радости, и тогда они тоже порадуются. Как выяснилось в процессе знакомства, то были англичанин доктор Парадайз и швейцарец мусье Жолли.

Русскими сотрудниками миссии оказались Василий Григорьевич Лизакевич, Андрей Васильевич Назаревский и Хрисанф Иванович Чернецкий. Последний перевел на французский язык сказанное Воронцовым. Доктор Парадайз и мусье Жолли кивали, однако выглядели разочарованными. Они ожидали, что Воронцов говорил о некоем выдающемся достоинстве самого князя Карачева, а не о том, как его окрестила одиннадцатилетняя дочь министра.

Юноша понимал природу интереса в устремленных на него взглядах. Все словно ожидали, что князь немедленно поразит их выдающимися дарованиями. Такое внимание Кирилл Карлович отнес на родство. Заслуги князя Евстигнея Николаевича были известны. Теперь всем не терпелось оценить юношу. Каков он: приумножит ли славу великой фамилии или окажется вертопрахом. В последнем случае его и по имени называть не станут. Будут только вздыхать и приговаривать, как не повезло князю Карачеву с племянником.

Кирилл Карлович и мысли не допускал о том, чтобы посрамить род. Напротив, он намеревался сделаться самым выдающимся из фамилии Карачевых.

По просьбе Воронцова юноша начал рассказ о путешествии. Об Агнешках он умолчал. Только мысленно улыбнулся, вспомнив девчушек, и перешел к знакомству с мусье Ролэном.

Лица слушателей стали особенно серьезными. А старик Лизакевич сделался совершенно озабоченным. Князь Кирилл Карлович не понимал, чем вызвана перемена в настроении сотрудников миссии.

Он взглянул на Семена Романовича. По лицу того пробежала тень. Но взглядом он показал юноше, чтобы продолжал.

Князь решил сократить рассказ, чтобы не утомить слушателей.

– В Грейт-Ярмуте меня встретил господин Чернецкий. А мою спутницу поджидал пан Зиборский. На постоялом дворе к нам присоединился граф де Ла-Ротьер, и мы втроем добрались до Лондона, – завершил он повествование.

Юный князь умолк, полагая, что о путешествии по самому Лондону уже отчитался перед министром и теперь вправе опустить неприглядные детали.

Василий Григорьевич Лизакевич откашлялся и спросил:

– Позвольте полюбопытствовать, князь, не показалось ли вам странным, что вашу спутницу встречал поляк?

– Хех! Разумеется! – воскликнул Кирилл Карлович и еще раз выдал: – Хех!

Хеканьем он показал старику Лизакевичу, что, конечно же, отметил эту странность, а не упомянул исключительно потому, что пощадил утомленных слушателей.

– Да и с барышней штука вышла, – сообщил Кирилл Карлович. – Оказалась она не француженкой, а полькой. Амалия Ласоцкая, вот ее подлинное имя.

– Амалия Ласоцкая, – кивнул Василий Григорьевич. – Племянница Изабеллы Огиньской, в девичестве – Ласоцкой.

– Огиньской? – удивился князь Карачев.

В груди разлился отвратительный холодок. А старик Лизакевич подтвердил худшие опасения.

– Ваш мусье Пьер Ролэн и его супруга Флоранс Ролэн суть ни кто иные, как Михал и Изабелла Огиньские, – сказал Василий Григорьевич. – В этом нет никаких сомнений. Нанявшись к вам в услужение, они беспрепятственно добрались до Гамбурга…

Кирилл Карлович побледнел. Дружеская симпатия и сочувствие к мусье Ролэну обернулись жгучим стыдом. Выходило, ловкий пройдоха воспользовался глупостью юнца. Проклятый месье Пьер! Притворялся французским дворянином. А на поверку, не бежал от революции, а хотел устроить революцию! Он злодей, якобинец!

Андрей Васильевич Назаревский покачал головой и, глядя на юношу, вымолвил:

– Что за ракалия, этот Огиньский!

– Михал Клеофас Огиньский, – произнес Воронцов. – Некоторое время он служил польским посланником здесь, в Лондоне. Потом вернулся на родину и стал великим подскарбием Великого княжества Литовского. В его руках финансовые связи…

Министр говорил для юноши. Остальные не нуждались в разъяснениях, кто такой Михал Клеофас Огиньский. Кирилл Карлович пошел красно-белыми пятнами. Он тоже знал, кто такой пан Огиньский. Разъяснения министра звучали как обвинение. А еще этот Назаревский! Андрей Васильевич так смотрел на юношу, будто хотел сказать, что это он, князь Карачев, ракалия.

– Оплата оружия для мятежников проходит через Огиньского, – закончил Воронцов.

– Э-эх, если бы я знал его в лицо, – со вздохом промолвил князь Кирилл Карлович.

– Зато теперь, благодаря вам, мы знаем, что пан Огиньский находится в Гамбурге, – промолвил Семен Романович.