Белый девственный снег, выпавший за ночь, похрустывал под нашими лапами. Идти было легко. В смысле, мне легко – у меня ведь ласты как-никак – те же снегоступы. Шерлоку Заю приходилось заметно хуже. Его лапы проваливались в снег. Но нам не терпелось поскорее попасть на место, и мы решили срезать приличный угол напрямик через нехоженый лес. И вот теперь мне непрестанно приходилось дожидаться сыщика, когда же он выберется из очередного сугроба.

В общем, к нужной ели мы добрались не раньше, чем через час с небольшим. Солнце уже успело подняться высоко над горизонтом, и снежно-белое покрывало слепило глаза нестерпимым блеском.

Стоило миновать последние деревья на краю леса, как впереди перед нами раскинулось бескрайнее снежное поле, рассеченное надвое лентой реки. Река, разумеется, замерзла, но у нескольких прорубей, видимо, оставленных человеками, кормилась пара лис. Лисы пытались выловить из воды лакомую рыбешку. Они перебегали от проруби к проруби и тыкали в нее чем-то наподобие острог. Судя по их утомленному и крайне недовольному виду, рыбная ловля не имела большого успеха.

Понаблюдав немного за пустыми потугами рыболовов-дилетантов, мы с Шерлоком Заем отправились дальше. Могучая разлапистая ель, стоявшая средь осин и березок, обнаружилась быстро.

Ель была почти сплошь укрыта снегом. У самого ее ствола не было видно ничьих следов. Оно и понятно: если они и были, то за ночь их занесла метель. Ветки, нагруженные сугробами, пригибались к самой земле, и нам далеко не сразу удалось заметить под одной из них небольшую нору с дощатой крышей. Крыша была прикрыта хворостом, а отверстие входа оказалось заткнутым изнутри пучком соломы. Рядом с норой была свалена кучка хвороста, присыпанная снежной пудрой.

– Судя по всему, здесь и проживает наш Янус, – произнес Шерлок Зай.

– Кто-кто? – переспросил я. – Разве вы знаете обитателя норы?

– Стыдитесь, друг мой! Янусом звали двуликое божество.

– И что будем делать? – спросил я, чтобы скрыть неловкость.

– Думаю, неплохо бы с ним побеседовать.

– Но не навредит ли это расследованию? – забеспокоился я.

– Не думаю.

Приблизившись к шалашику из досок, Шерлок Зай постучал по нему подобранной корявой палкой. Ждать пришлось не очень долго. Вскоре по ту сторону соломенной затычки послышался шорох, и она провалилась внутрь. Из образовавшейся дыры высунулась заспанная острая мордочка барсука.

– Чего надо? – не очень любезно спросил тот.

– Прошу прощения за беспокойство, – учтиво начал Шерлок Зай, – но нам хотелось бы переговорить с вами об одном очень деликатном деле.

– Я нищим не подаю! – грубо бросил барсук.

– Мы сами можем подать, если надо, – выпалил я нахалу в морду. Терпеть не могу хамов! – И наподдать тоже.

Барсук застыл в долгом раздумье, потом буркнул нечто наподобие «входите», повернулся и скрылся в норе.

Пригнувшись, мы последовали за ним и очутились в тесной норе, где со стен и низкого сводчатого потолка свисали белесые корешки и торчали начисто обгрызенные гладкие и толстые корни. Кроме самого барсука в норе находились его жена и двое совсем маленьких барсучат, трусливо жавшихся друг к дружке на мягкой подстилке. В углу стояли две большие коробки, накрытые старыми газетами; возле них – небольшой шаткий столик. Больше ничего в норе не было.

– Слушаю вас. – Барсук сложил лапы на груди и выжидающе уставился на нас.

– Разрешите представиться… – Шерлок Зай стянул с ушей наушники.

– Не стоит, я знаю, кто вы. Ближе к делу.

Барсук был явно настроен враждебно.

– Хорошо. Видите ли, я расследую одно очень любопытное дело…

– Вас послала эта чертова ворона?

– Разрешите внести точность… Простите, как вас зовут?

– Неважно, – грубо отрезал барсук. – Но точность можете внести, только покороче.

– Какой вы… Так вот, меня никто, как вы выразились, сюда не посылал. Она просила меня заняться ее делом.

– Никак не думал, что сыщик навроде вас может взять под свое крылышко такую сволочную натуру, как эта старая карга.

– Что касается вороны, то вы правы: характер у нее далеко не медовый.

– И не только характер, – кивнул барсук, изобразив на морде кривую пренебрежительную усмешку. – Чертова ворона повадилась ошиваться тут каждый божий день. Мало того, что глотку по часу дерет (просто сил уже никаких нет слушать проклятое карканье), гадит почем зря нам на головы, так еще и присылает сыщика, который чего-то пытается вынюхать.

– Вы заблуждаетесь, я ничего не вынюхиваю. Я веду дело, которым мне поручили заниматься. И я бы попросил вас…

– А я не хочу, чтобы меня просили! – начал наступать на сыщика барсук. – Я хочу, очень хочу, просто невыносимо хочу, чтобы меня и мою семью наконец оставили в покое!

– Вы знаете что-нибудь про сыр? – внезапно спросил Шерлок Зай в ответ на барсучью тираду, во время которой у него ни одна шерстинка на теле не шевельнулась.

– Про сыр? – замер барсук и опустил сжатые кулаки. Всем своим видом он выражал непонимание и растерянность. – Какой еще сыр? При чем здесь сыр?

– Значит, не знаете, – констатировал Шерлок Зай. – А вам, случайно, не знаком некий енот?

– Енот? А он-то сюда каким боком? – еще больше удивился барсук.

– Значит, енота вы знаете?

– Енота знаю, но я не совсем понял…

– К сожалению, я пока тоже. – Шерлок Зай в раздумье почесал за ухом. – А про какого енота вы говорили?

– Да есть тут один, – неохотно пояснил барсук. – Объявился не так давно, до того как снег лег. Рыбу в речке ловит да все что-то вынюхивает, высматривает. У моего дома частенько крутится. Однажды возвращаюсь домой, а его зад из моей норы торчит. Я ему: «Чего надо?» А он: «Извини, говорит, друг барсук, показалось, кто-то внутри кричал». А дома-то никого и не было – жена с детьми на рынок еще с утра утопала. Чего ему надо было, так и не понял.

– Любопытно, – дернул головой Шерлок Зай. – А вы случайно не просили ворону петь?

– Вы в своем уме, господин сыщик? – Барсук выразительно повертел когтем у виска. – Да чтоб я это карканье еще и заказывал!

– Но разговаривали с ней?

– Было дело, – кивнул барсук, заметно остывая. – И разговаривал, и просил, и требовал, и даже ругался – все без толку.

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, что так не делается. Неужели в нашем лесу елок мало? Так ведь нет! Сядет на ветку над самой головой и орет во всю глотку. А у меня дети маленькие – только спать уложишь, а тут она!

– А насчет сыра, значит, вы ничего не слышали?

– Да при чем здесь вообще сыр? Что вы с этим сыром ко мне привязались?!

– Я имею в виду, ворона ничего с собой не приносит? Ну, поесть там. Сыр, например?

– Знаете, как-то не приглядывался, если честно. Да и наплевать мне, – надул щеки барсук. – Меня другое интересует: когда закончится издевательство? Из-за этой дрянной старухи над норой пришлось крышу ставить. Но и ее замучился отмывать каждый день, теперь вот ветками прикрываю. С ними-то попроще: собрал и выкинул. Но веток тоже не напасешься – притащу целую охапку, а утром, как назло, кто-то сопрет. Опять в лес идти приходится. Так-то вот, а вы мне про какой-то сыр толкуете.

– Ну, не смею вас больше задерживать, – решил вдруг откланяться Шерлок Зай. – Спасибо за помощь.

– Да не за что, – пожал плечами барсук. – Я вас провожу.

Мы выбрались из норы в морозный день. Барсук вылез вслед за нами и, прищурив глаза на ярком свету, огляделся.

– Зря вы с вороной связались, честно вам скажу. Гадкая птица…

Он оглянулся через плечо и воскликнул:

– Эк, так твою растак – опять хворост сперли! Нет, ну вы видели такое? – расстроился он. – Прямо из-под носа унесли. Эх, опять в лес переться придется.

Барсук махнул лапой и полез обратно в нору, даже не попрощавшись с нами.

Шерлок Зай приблизился к тому месту, где еще совсем недавно лежала целая охапка хвороста. Теперь там чернела оледенелая земля, а вокруг дыры в снегу виднелись оставленные вором следы.

– Взгляните, Уотерсон, – позвал меня сыщик. – Занятная получается штука!

Я вгляделся в следы.

Четкие следы маленьких лап с ладошкой и пятью длинными пальцами глубоко отпечатались в снегу. Следов было не так много, и две их цепочки почти идеальными дугами уходили за ель. Значит, кто-то целенаправленно шел именно сюда, не топтался, изучая обстановку, не осматривался, а просто схватил хворост и был таков.

– Ничего не понимаю, – пробормотал я, выпуская из клюва облачко пара. – Кому сдались сухие палки? Да их по всему лесу навалом, собирай – не хочу!

– Похоже, кому-то все же сдались, и именно эти, – загадочно произнес Шерлок Зай. – Как вы думаете, кому принадлежат следы?

– Белке? – предположил я. Как следопыт я был совершеннейший профан.

– Еноту, друг мой. Самому обыкновенному еноту-полоскуну.

– Еноту? – Пораженный до кончика хвоста, я уставился на сыщика. – Но какого лешего ему понадобилось таскать у барсука хворост?

– И околачиваться поблизости все время. И заглядывать в его нору, – продолжил размышлять вслух Шерлок Зай. – Вопросов много, а ответ один.

– Какой?

– Если бы я знал, дорогой Уотерсон, но надеюсь вскорости узнать. – Сыщик натянул наушники. – Идемте обратно, время не терпит.

– А куда мы сейчас?

– Хочу навестить нашего друга Листрейда.

– Вот уж к кому не особо хотелось заглядывать, – буркнул я, вразвалочку нагоняя Шерлока Зая.

– Не ворчите, Уотерсон. У Листрейда обширнейшие архивы, и мне хотелось бы в них покопаться. А может, и сам инспектор что-нибудь прояснит.

В полицейский участок мы попали лишь к обеду, измученные долгим переходом и порядком продрогшие, после чего я зарекся ходить по лесу зимой напрямик.

Листрейд долго отпаивал нас горячим травяным чаем, сокрушенно качая головой и сетуя на нашу неосмотрительность, и попутно без устали посвящал нас в подробности раскрытых им дел. Вероятно, в участке таких благодарных слушателей, как мы с моим другом, не водилось.

– …А вот еще интересная история! – Инспектор порылся в одной из стопок бумаг на столе, которых несколько поубавилось с момента нашего последнего появления в кабинете Листрейда. – Два кота, налакавшись валерьянки, решили ради шутки на время поменяться женами, а чтобы подлог не выявился, придумали перекраситься, но несколько переусердствовали с красками. Как результат, сердечные приступы у жен. Нет, право, видели бы вы этих клоунов, господа! Когда их доставили в отделение, они походили по расцветке скорее на павлинов или попугаев, нежели на котов.

– Ваш рассказ очень забавен, дорогой Листрейд, но мы по делу, – произнес Шерлок Зай, отставляя пустую чашку. – Благодарю за чай. Превосходный напиток!

– Может, еще капельку? – Листрейд с готовностью потянулся к чайнику. – Нет? Тогда я вас внимательно слушаю.

Инспектор принял важный и задумчивый вид, развалившись на стуле и поднеся коготь к губам.

– Вам что-нибудь известно о мадам Карконте?

– О! – резко выпрямился инспектор. – Неужели вы решили заняться одним из совершенно бесперспективных так называемых «сырных» дел?

– Полагаю, вам уже приходилось иметь дело с этой дамой, – произнес Шерлок Зай, закидывая лапу на лапу.

– Вы правы, коллега. – Листрейд помолчал, играя желваками. – Эти «сырные» дела порядком попортили мою нервную систему. И не только ее, если честно – была задета моя репутация детектива.

Мне пришло на ум, что портить особенно было нечего, так как репутации детектива у Листрейда никогда и в помине не было.

– Проклятая ворона, будь она неладна, – продолжал вещать Листрейд, хмуря брови и демонстрируя белые клыки, – мне все мозги проклевала своим сыром. Три дела. Три! И ни разу следствию не удалось прояснить ни вот столько! – Инспектор показал кончик когтя. – В каждом из случаев ворона обвиняла кого-нибудь в пропаже сыра.

– Не припомните, кого именно? – спросил сыщик.

– Если не ошибаюсь, псевдовором оказалась сначала белка, затем заяц, а после хорек. Я употребляю приставку «псевдо», поскольку до сих пор сомневаюсь в их виновности. Так вот, во всех трех случаях происходило одно и то же: сначала ворона начинала прилетать к их жилищу каждый день, усаживалась на ветку и каркала. Так продолжалось месяц, а то и два, но когда жилец не выдерживал и начинал буянить, пытаясь прогнать докучливую птицу, ворона заявляла в полицию, будто у нее крадут сыр.

– И сыр находили?

– Находили, – тяжко вздохнул Листрейд. – Он действительно обнаруживался в норе или в дупле, именно там, где и указывала ворона. Это был, как правило, очень маленький кусочек сыра, на котором, словно нарочно присутствовал след вороньего клюва. Все трое подозреваемых клятвенно заявляли, что не крали никакого сыра и впервые видят его. Но, согласитесь, что я мог поделать? – уныло развел лапами инспектор. – Улики есть улики! И бедное животное отправлялось за решетку по обвинению в воровстве. С меня требовали результатов расследования, да и сроки поджимали. Всем троим дали по три месяца – немного, но все равно неприятно, согласитесь?

– Вы полагаете, они были невиновны?

– Полагаю, да. Если хорек еще мог позариться на сыр, то на кой ляд он сдался зайцу и белке, которые его вовсе не едят? Разве что из желания досадить вороне?

– Возможно. А может, и нет. – Шерлок Зай почесал когтем между ушей. – Скажите, инспектор, а не сохранились ли у вас адреса осужденных? Если они, разумеется, уже на свободе.

– О, конечно! Для вас – все что угодно!

Листрейд выбрался из-за стола и прошел к картотеке. Порывшись в узких и длинных деревянных ящичках, он отобрал три серых карточки и передал их Шерлоку Заю. Сыщик взял карточки и внимательно изучил. Я тоже заглянул в них – мне было крайне любопытно, кто же пострадал от старой грымзы.

Первой была осуждена белка Фыфа Белье, потомок иммигрантов из какой-то Ейропы. Белке приходилось несладко: муж где-то пропал, и она выбивалась из сил, стараясь одна прокормить троих малышей. Работала Белье на небольшом орехозаготовительном предприятии. После выхода из тюрьмы бесследно растворилась, не оставив нового адреса.

Вторым оказался Ван Заись. Его предки, как значилось в карточке, прибыли в Среднелесье из далекой и неведомой Китаянии. Ван жил очень скромно, работал носильщиком на рынке. Семьей обзавестись еще не успел, но на покупку земли под нору скопил. В графе «место текущего проживания» также значился пробел.

На третьей карточке корявым почерком было начертано труднопроизносимое имя Игнасио Хорео. Подобно первым двум, Хорео оказался иммигрантом, прибывшим из неизвестной мне страны Пхеру в Южной Химерике. Причем слова «Пхеру» и «Химерика» были подчеркнуты жирной красной линией. Возможно, названия этих таинственных мест вызвали сомнение у писавшего. Хорео занимался рыбной ловлей и торговал рыбой на рынке с лотка. Жил он тихо и скромно, женат не был, детей не имел. О родственниках также ничего неизвестно. В графе о настоящем месте жительства стояло одно слово: «выбыл».

– Любопытно, – произнес Шерлок Зай, вновь и вновь перекладывая карточки. Потом сложил их аккуратной стопкой и вернул Листрейду. – Все обвиненные выбыли со старых мест жительства в неизвестном направлении.

– Ну, здесь как раз нет ничего загадочного, – пожал плечами инспектор, придвигая к себе карточки. – Мы не уточняли их новых мест жительства – не было необходимости. Хотя я иногда вижу на рынке этого, как его… – Листрейд заглянул в верхнюю карточку. – Хорео, будь он неладен! Он все так же торгует рыбой, но я стараюсь обходить его стороной. Чувство вины, знаете ли.

– Ясно. Что сталось с остальными вы, вероятно, не в курсе?

– Увы, дорогой Шерлок. Тут я ничем не смогу вам помочь.

– А их жилье? Что с ним?

– С жильем все проще. Согласно закону, пустующее три месяца жилье может быть заселено другим зверем или птицей. Насколько я помню, в дупле белки поселился филин, а в норах – еноты. Все трое, кажется, мигрировали из Залесья, если, конечно, мне не изменяет память.

– Как вы сказали? – переспросил Шерлок Зай, чуть подаваясь вперед. – Еноты?

– Именно так, – подтвердил Листрейд. – Но что вас так удивило?

– Меня удивили еноты. В деле, которое я сейчас веду, тоже фигурирует енот. Весьма странно, не правда ли?

– Вы полагаете, что… – нахмурился Листрейда.

– Я пока ничего не полагаю. Слишком мало фактов, чтобы делать какие-то предположения. Тем более общеизвестно, что еноты сами не в состоянии вырыть себе нору, и, как правило, занимают уже готовое или покинутое кем-либо жилище. Поэтому бездомный енот – совершенно обычная вещь. И ничего нет странного в том, что именно еноты первыми заняли освободившееся жилье.

– Вы как всегда правы, коллега. – Листрейд откинулся на спинку стула. – Но, черт побери, все-таки странно! Кстати, кого на этот раз решила извести старая карга?

– Некоего барсука. Имени своего он не назвал, поскольку был, мягко говоря, на взводе. Проживает на краю леса у реки. Ворона прилетает каждый день в одно и то же время, усаживается на ветку над его домом и устраивает концерт, а рядом с его жилищем вертится енот.

– Очень занятно, – заинтересовался Листрейд.

– Кстати о сыре, – выставил коготь сыщик. – Вы не слышали, не пропадал ли у кого-нибудь сыр? Или, может, кто-нибудь скупает его в больших количествах.

– Если это так важно для вас, то я обязательно выяснить.

– И, если вас не затруднит, уточните, где работают еноты, которые поселились в освободившихся норах. Разумеется, если они вообще где-нибудь работают.

– Понял. Сделаю все возможное.

– В таком случае, – Шерлок Зай поднялся со стула, – разрешите откланяться, дорогой Листрейд. Не буду вам мешать.

– Ну что вы! Вы совершенно мне не мешаете, – инспектор поднялся следом.

– И тем не менее.

Они пожали друг другу лапы, и мы покинули теплый кабинет, из которого мне совсем не хотелось уходить. Сами понимаете: мороз, солнце и все такое прочее…

Вопреки моим ожиданиям, мы не отправились прямиком домой, а Шерлок Зай зачем-то пошел в сторону рынка, и мне волей-неволей пришлось идти за ним.

На рынке было малозверно⁴, что и не удивительно в столь морозный день. Никто подолгу не задерживался у прилавков, не обменивался свежими сплетнями, не вел долгих разговоров. Звери покупали нужное и, не мешкая, уходили прочь. Лишь торговцы, вынужденные стоять на морозе, приплясывали на месте, хлопая себя по бокам лапами и крыльями, – у кого что было, разумеется.