Глава 3
Исправительно-трудовые лагеря при Сталине

3.1. Кому можно верить

Главным управлением лагерей (ГУЛАГ) СССР с помощью СМИ запугали весь мир. США вложили зловещий смысл в наименование государственного управления, и исправительно-трудовые лагеря (ИТЛ) с помощью Солженицына начали называть ГУЛАГ, подменив действительно существовавшее наименование лагерей выдуманным в специальных центрах США, то есть исправительно-трудовые лагеря назвали Главным управлением лагерей, и никто против этого не возражает. С тех пор уже мало кто знает, что фактически означают сокращения «ИТЛ» и «ГУЛАГ».

Фактически в СССР заключённые содержались в исправительно-трудовых лагерях, а не в главном управлении лагерей. В ИТЛ по решению суда людей изолировали от остальных членов общества, обязывали трудиться и пытались перевоспитать согласно существовавшим научным разработкам, в которых утверждалось, что перевоспитать человека может только труд. «Пребывание в лагере в личном плане было страшным испытанием, но как социальный институт ГУЛАГ «лагерем смерти» не был – смертность в нём не слишком превышала смертность тех же возрастных категорий на воле (стабильно она составляла около 3%…)» [20, с. 417].

В проклятое либералами сталинское время власть действительно воспитывала народ на учении православия – «не убий»; защищала от бандитов и не позволяла западным и доморощенным врагам государства подорвать его устои и привести страну к безвластию, которое всегда приводит к огромным человеческим жертвам, несопоставимым ни с какими репрессиями.

Следователи, действительно, разбирались со степенью виновности каждого человека. Например, при выполнении приказа о ликвидации польской шпионско-диверсионной сети был арестован поляк по национальности К. К. Рокоссовский. Несмотря на крайнюю запутанность дела, массу доносов и оговоров установили, что К. К. Рокоссовский к «пятой колонне» не причастен. Его без суда освободили, восстановили в звании и должности с компенсацией за время нахождения в тюрьме всех видов полагавшегося ему денежного и вещевого довольствия. А Хрущёв в докладе утверждал, что с виновностью подсудимых следователи не разбирались.

Хрущёв также утверждал, что следователи подследственных людей избивали, пытали и те под пытками подписывали признания в фактически не совершаемых ими преступлениях. Причём, как утверждал Хрущёв, это делалось по личному приказу Сталина. Только вот непонятно, как Сталин, не имеющий в то время в подчинении ни милиции, ни армии, ни каких-либо других силовых структур, мог отдавать подобные приказы. История не оставила нам ни одного свидетельства подобных указаний, исходящих от Сталина.

Да и сведения о пытках поступают от людей, которые при допросах оговорили своих товарищей. Такие «свидетели» заинтересованы в утверждении, что дали показания на других под пытками. Можно верить таким сведениям? Нет. Вторую категорию «свидетелей» составляют те, кто был осуждён за действия, направленные против советского государства и действовал по убеждению. Они и до осуждения и после освобождения ненавидели русский коммунизм и всю жизнь пытались его оклеветать и уничтожить. Можно им верить? Нет. А ведь кроме указанных категорий существует масса «свидетелей», «историков» и «исследователей», которые за деньги подтвердят не только применение пыток, но оклевещут и родную мать. Можно им верить? Нет.

Надо учесть, что в настоящее время выгодно клеветать на советскую власть, на Сталина, на социализм и совершенно невыгодно их защищать или воздерживаться от клеветы. Обстановка обязательной клеветы на Сталина в обществе была создана во времена Н. С. Хрущёва и приняла такой же характер в последние годы существования и после уничтожения СССР. Поэтому доверие вызывают именно те свидетельства, в которых не пишут о пытках и других насильственных методах ведения дознания.

Достоянием общества сделали не правду о Сталине, а клевету на Сталина и советскую власть. Хрущёв озвучивал клевету на Сталина, а Солженицын с западными наставниками эту клевету художественно оформлял, за что его вознесли на пьедестал почёта, а его труды даже включили в учебники для школы, как подлежащие обязательному изучению.

Несмотря на все старания и щедрое финансирование, антисоветчики и русофобы не смогли до конца уничтожить светлую память о Сталине и советской власти. Подтвердить свою правоту истинным патриотам отечества трудно, так как вся мощь либеральной пропаганды направлена на то, чтобы скрыть от народа правду о ведении следствия и содержания заключённых в ИТЛ.

Но имеются свидетельства людей, которым нечего скрывать, незачем себя оправдывать, нет смысла искажать события. И когда мы рассмотрим независимые свидетельства, а также труды честных учёных, то увидим совершенно другое отношение власти к подследственным и заключённым в сталинское время.

3.2. Самутин уличает во лжи Хрущёва

Л. А. Самутин служил у немцев и надо полагать убивал советских людей, был выдан СССР датчанами, отсидел 10 лет, а выйдя на свободу начал служить А. И. Солженицыну, но к концу жизни принялся критиковать солженицынские литературные труды.

«Мы все ждали, – пишет Самутин, – «пыточного следствия», не сомневались, что нас будут избивать не только следователи, но и специально обученные и натренированные дюжие молодцы с засученными рукавами. Но опять «не угадали»: не было ни пыток, ни дюжих молодцев с волосатыми руками. Из пятерых моих товарищей по беде ни один не возвращался из кабинета следователя избитым или растерзанным, никого ни разу не втащили в камеру надзиратели в бессознательном состоянии, как ожидали мы, начитавшись за эти годы на страницах немецких пропагандистских материалов рассказов о следствии в советских тюрьмах.

Спустя четверть века, листая рукопись «Архипелага», я снова увижу описание «пыточного следствия», да ещё в тех же самых словах и красках, которые помнятся мне ещё с того, немецко-военного времени. Это картины, сошедшие почти в неизменном виде с гитлеровских газетных статей и страниц пропагандистских брошюр. Теперь они заняли десятки страниц «Архипелага», книги, которая претендует на исключительность, объективность и безупречность информации.

Из-за водянистости, отсутствия строгой организации материала и умения автора затуманивать сознание читателя, играя на его чувствах, при первом чтении проскакивает как-то незамеченным одно очевидное несоответствие. Красочно и драматично рисуя картины «пыточного следствия» над другими, …он затем на доброй сотне страниц будет рассказывать не столько о самом себе в роли подследственного, сколько о том, в какой обстановке протекала жизнь в следственной тюрьме: как заключённые читали книги, играли в шахматы, вели исторические философские и литературные диспуты. И как-то не сразу придёт мне в голову несоответствие картин фантастических пыток с воспоминаниями самого автора о его благополучном пребывании в камере.

Итак, пыток перенести не привелось ни автору «Архипелага ГУЛАГ» Солженицыну, ни его соседям по тюрьме в Москве, ни мне с товарищами в подвале контрразведки 5-й ударной армии на территории Германии. И в то же время у меня нет оснований утверждать, что моё следствие шло гладко и без неприятностей. Уже первый допрос следователь начал с мата и угроз. Я отказался говорить в таком «ключе» и, несмотря на усилившийся крик, устоял. Меня отправили вниз, я был уверен – на избиение, но привели «домой», то есть в ту же камеру. Два дня не вызывали, потом вызвали снова, всё началось на тех же нотах, и результат был тот же. Следователь позвонил по телефону, пришёл майор, как потом оказалось, начальник отдела. Посмотрев на меня сухими, недобрыми глазами и выслушав претензии и жалобы следователя, он спросил: «Почему не даёте старшему лейтенанту возможности работать? Почему отказываетесь давать показания? Ведь всё равно мы знаем, кто вы такой, и всё, что нам ещё нужно, узнаем. Не от вас, так другими путями».

Я объяснил, что не отказываюсь от показаний и готов давать их, но протестую против оскорблений и угроз. Честно говоря, я ожидал, что майор бросит мне: «А чего же ещё ты, сволочь, заслуживаешь? Ждёшь, что с тобой тут нянчиться будут?» Но он ещё раз сухо взглянул на меня и сделал какой-то знак следователю. Тот ткнул рукой под стол – нажал кнопку вызова конвоира. Тут же открылась дверь, и меня увели.

Опять не вызывали несколько дней, а когда вызвали, привели в другой кабинет, и меня встретил другой человек с капитанскими погонами. Предложил сесть на «позорную табуретку» – так мы называли привинченную табуретку у входа, на которую усаживают подследственного во время допроса, потом сказал:

– Я капитан Галицкий, ваш следователь, надеюсь, что мы с вами сработаемся. Это не только в моих, но и в ваших интересах… Во время одного (допроса. – Л. М.) я спросил, почему не слышу от него никаких ругательных и оскорбительных оценок моего поведения во время войны, моей измены и службы у немцев. Он ответил:

– Это не входит в круг моих обязанностей. Моё дело – добыть от вас сведения фактического характера, максимально точные и подтверждённые. А как я сам отношусь ко всему вашему поведению – это моё личное дело, к следствию не касающееся. Конечно, вы понимаете, одобрять ваше поведение и восхищаться им у меня оснований нет, но, повторяю, это к следствию не относится…

Время пребывания в следственных подвалах растянулось на четыре месяца из-за продления следствия. Я боролся изо всех своих силёнок, сопротивлялся усилиям следователей «намотать» мне как можно больше. Так как я скупо рассказывал о себе, а других материалов у следствия было мало, то следователи и старались, по обычаям того времени, приписать мне такие действия и навалить на меня такие грехи, которые я не совершал. В спорах и возне вокруг не подписываемых протоколов мне удалось скрыть целый год службы у немцев, вся моя «эпопея» у Гиля в его дружине осталась неизвестной. Не могу сказать, какое имело бы последствие в то время разоблачение ещё и этого этапа моей «деятельности», изменило бы оно ход дела или всё осталось бы в том же виде. Тут можно предполагать в равной степени и то и другое. Тем не менее, весь свой лагерный срок до Указа об амнистии в сентябре 1955 г. я прожил в постоянном страхе, что этот мой обман вскроется и меня потащат к новой ответственности» [42, с. 399—402].

Как видно, даже такого негодяя, предателя родины Самутина, который вообще отказывался отвечать на вопросы следователя, не избивали. Сейчас такие свидетельства сразу отвергаются. На любой отзыв о сталинском времени в положительном контексте начнут кричать о миллионах невиновных, расстрелянных и посаженных в тюрьмы, о беззакониях, творимых Сталиным, о вечном страхе тогда живущих. Этот приём недоброжелателями России отработан детально и уже 65 лет успешно применяется. И никакие доводы об изначальной 100% лживости Хрущёва и его последователей никто слушать не будет, а будут кричать о сталинских репрессиях, лишая вас возможности сказать что-либо в защиту самого великого времени в нашей истории.