Ребята дружно рванули с мест. Куп и Матис схватили гитары. Зиль и Гюнтер выбежали первыми. Гюнтер вспомнил о палочках и метнулся в свою гримерку.
Кто-то из ребят, кажется Матис, вытолкнул меня в коридор:
– Пойдём!
– Можно я здесь останусь, – заныла. – Там шумно, душно…
– Нельзя, – он подтолкнул меня в сторону сцены.
– Оно того стоит, – улыбнулся появившийся Гюнт, поигрывая палочками в одной руке, а второй схватил меня за локоток и потащил по коридору. Бежать было поздно.
Достаточно быстро мы оказались в тесном пространстве перед выходом на сцену. Как по команде все замерли в ожидании.
– Микрофон! Я не взял микрофон! – спохватился Зиль.
– Он у меня, – апатично вздохнул Куп, вытащил из кармана позолоченный микрофон и протянул брату. – Держи!
– Пятиминутная готовность, – вынырнул откуда-то из темноты коридора Болен.
– Ребята, я, правда, не люблю большие концерты, – у меня еще была надежда на побег. – И потом это не входит в мои обязанности!
Куп, Матис и Гюнт одновременно одарили меня сердитыми взглядами. Я безнадежно выдохнула.
– Черт! Какой это город? – нервно вскрикнул Зиль.
– Питер! – ответила я.
Зиль отвернулся и пробормотал: «Здравствуй, Питер!», «Хорошьего вьечера!»
Я осторожно выглянула в зал из-за кулисы. Ничего не разглядела против света, но сказала:
– Ого, сколько народу!
– Тринадцать тысяч, по билетам с местами, количество зрителей без мест дирекция сообщает после концерта, – отозвался Болен.
– Вот это да! – ахнула я. – Аншлаг?!
– У нас только так! – Гюнтер гордо расправил плечи и прокрутил палочки в обеих руках.
Сбоку затрещала рация на поясе Болена. Он что-то послушал, ответил и кивнул группе:
– Можно?
– Да, – Зиль глубоко вдохнул. – Вперёд.
Куп первым рванул на сцену, накидывая на бегу ремень гитары.
Гюнтер последовал за ним. Матис чуть задержался, вслушиваясь в первые аккорды Купа, в нужном месте вступил и выбежал на сцену.
Зиль застыл, глядя в никуда, втягивал носом воздух и прислушивался к происходящему на сцене. Он напомнил мне какого-то большого хищника, выслеживающего добычу.
И вдруг запел!
Сделав два огромных прыжка, он оказался в центре сцены. Все софиты настроились на него.
Зал взревел! «Ледовый» и до появления солиста истерил, но с его выходом начало твориться что-то неописуемое. Фантастика!
Общая эйфория передалась мне, и я быстро нашла себе местечко в технической зоне, решив посмотреть, что же вызывает такую реакцию толпы. С моего места не было видно зал, но я отлично слышала вопли обезумевших фанаток. А еще мне был виден один из огромных мониторов, транслирующих многократно увеличенные лица ребят. Чаще всех на экране показывали Зиля, реже Гюнтера. Матис и Куп попадали на экран, только в качестве фона для Зильбе.
Вдруг прожектора осветили зал. И я увидела «Ледовый» во всей его красе. Несколько тысяч человек вожделели эту тонкую и хрупкую фигурку солиста. Все внимание было приковано к нему. Партер тянул руки и бесновался! Руки, руки, руки! Бесконечный океан рук! Камера остановилась на лице Зиля и я увидела его глаза. Он наслаждался этим безумием, этой нереальной энергетикой зала. Он получал удовольствие. Он заряжался этой энергией и в какой-то момент мне показалось, что стал возвращать эту энергию зрителям. Я заметила искорки в его глазах, нет, не искорки, а целые костры. Он был счастлив. Он лучился энергией, как солнце. И вдруг это солнце улыбнулось во весь экран и произнесло на русском:
– Здравствуй, Питер! Хорошьего вьечера! У-да-чи!
И зал в ответ послал такую волну эмоций, что её можно было сравнить с атомным взрывом, с ураганом, с цунами! Как крыша «Ледового» осталась на месте непонятно. Но зрители, вернее зрительницы, продолжали посылать волны обожания, восхищения и восторга одну за другой. Зиль стоял на краю сцены и, казалось, впитывал энергию этих волн без остатка. Сейчас он был Повелителем этой энергии! Богом, принимающим дары!
– Питер, я вас льюблью! – радостно сообщил он в микрофон.
Зал взорвался, окатывая новыми волнами обожания.
Зиль отстранился от микрофона, повернул лицо в сторону, выдержала паузу и спросил громким шепотом в микрофон:
– Вы нас льюбитье?!
Зал взвыл, почти хором сообщая о любви к этим мальчикам. Но Повелителю этого было мало. Он жаждал большего.
– Was sagen Sie? Ich kann Sie nicht hören8! Вы нас льюбитье?!! – прокричал он в микрофон.
Боженьки! Я не представляла, что нелепой фразой на смеси языков можно отыметь более пятнадцати тысяч человек одновременно. «Ледовый» отозвался стоном оргазма и забился в мегаэкстазе.
Зиль поднял руки в стороны и несколько минут со счастливой улыбкой впитывал мощную энергетику зала. Камера выхватила в глазах Повелителя удивление – неужели это из-за меня?
Зиль выдержал паузу и объявил следующую песню.
Я поняла, что это действо нужно посмотреть и перебралась поближе к сцене. И не зря. Смотреть было на что.
Куп заигрывал со своей стороной партера так, что девочки умирали от желания. Он строил глазки, ухмылялся, посылал поцелуи, играл пирсингом на губе и мотал головой с дредами, которые прилипали к мокрой от пота шее. А как он играл на гитаре, м-м-м. Как пальцы ласкали струны и скользили по грифу. Я представила себя на месте гитары… Сразу вспомнила, как ночью завелась, рассматривая его фотографии. Но теперь я видела, что фотографии не передавали и сотой доли той сексуальной энергии, которую источал Куп. Казалось, от его взгляда женщины вокруг вполне могли забеременеть. Постаралась переключить внимание на других участников группы.
В сравнении с Купом, Матис вел себя сдержано. Он честно выполнял свою работу: играл на гитаре и скакал по сцене. Отлично играл и артистично скакал. А как энергично он тряс головой, размахивая волосами! Вау! Это было нечто. Через несколько секунд я уже оказалась в плену его пластики. Он напомнил мне какое-то грациозное животное – всё чётко, плавно, никаких лишних движений, каждый шаг и каждый взмах выверены до миллиметра. Правда, однажды они с Купом не рассчитали траекторию и врезались друг в друга. В этот момент от них пошёл дым, заволакивая сцену. Ага, значит и здесь не случайно – все в этой машине немецкого шоу-бизнеса рассчитано до мелочей.
Гюнтера показывали на экране часто, а мне его «живьем» совсем не было видно. Гюнтер так отдался отбиванию ритма, что непросто играл на барабанах, а слился с ними. Он стал этими барабанами. Он стал богом этих барабанов. Богом ритма.
Я притаилась в уголке зоны между сценой и партером, поближе к Тобиасу и подальше от Болена, который постоянно то уходил, то приходил. Куп заметил меня ближе к концу концерта – улыбнулся, поиграл пирсингом. Убедившись, что я смотрю на него, неожиданно поставил гитару себе на бедра и… сделал несколько толкающих движений. Это не укрылось от публики, и партер застонал. Я ощутила сильное возбуждение и резко скрестила ноги, перевела дух и почувствовала как из влагалища потекла влага… Вот стервец! Несколькими движениями бедер со сцены он просто «трахнул» меня без зазрения совести.
Я снова переключила внимание на Зиля. Он, напитавшись энергией зала в начале, теперь щедро раздавал её. Он работал с каждым сектором зала: улыбка в партер, кивок в лево, поворот в право, воздушный поцелуй на балкон, разворот спиной к залу и несколько прыжков к Гюнтеру, а затем всё с начала— прямо, влево, вправо… Каждое его движение публика встречала шквалом аплодисментов, криков и визгов, что мне становилось плохо. А он жил этой энергией. Он ловил кайф, и настолько старался, что мне захотелось дать ему всё что у меня есть, себя саму! Впервые в жизни я попала на такой мощный концерт. Меня подхватила общая энергетика и даже показалось, что я уже не я. Я отдалась этому вихрю энергии и стала частичкой этой группы… Или этих братьев…
Концерт закончился, а публика не хотела отпускать ребят, надеясь продлить наслаждение. Переполняемая восторгом, я убежала за кулисы. Меня распирало от ощущения бесконечного счастья!
Наконец, парни стали возвращаться со сцены. Первым показался Матис, и я тут же обняла его, повизгивая:
– Боже! Боже! Боже! Это фантастика!
Он обнял меня за талию и чмокнул в щеку.
– Говори спасибо за то, что я тебя вытолкал!
– Спасибо! Это восхитительно!
Потом я радостно вцепилась в Зиля и восторженно прокричала:
– Ты такой… Ты… А–а–а! У меня нет слов!!! – поцеловала его в губы.
Зиль всё еще фонил зрительской энергией, крепко обнял меня и приподнял, не отпуская моих губ.
Следующим со сцены выбежал Гюнтер, поэтому я вырвалась от Зиля и тут же схватила в объятия Гюнта. Слова кончились. Остались эмоции. Я поцеловала его в висок.
Разомкнула объятия с Гюнтом и увидела Купа. Он стоял чуть в стороне, наблюдая за моими метаниями от одного парня к другому. Взгляд очень серьезный.
Я не спеша направилась к нему, сдерживая смех, прикусила нижнюю губу.
Он склонил голову на бок, вопросительно изогнув бровь: «Ну?» – было написано на лице.
Я, покраснев до кончиков ушей, едва заметно кивнула: «Кончила…»
Мне дико стыдно, а он самодовольно ухмыльнулся, на лице отразился вопрос: «Я – бог секса?»
– Ты бог секса, – произнесла, подойдя к нему вплотную.
Он расправил плечи и опять самодовольно ухмыльнулся:
– Ночь наша?
Я взглянула ему в глаза, покачала головой и произнесла дрогнувшим голосом:
– Не могу… Ты спорил на меня…
Он опустил голову. Щёки покрылись красными пятнами.
– Дерьмо… – зубы стиснуты, на скулах выступили желваки.
– Зачем?..
– Матис сдал?
– Нет… Я сама… Я была в туалете… – чёрт бы побрал эту внезапную гордость!
– И что дальше?
– Ни чего… Прости… – одними губами.
Я поспешила уйти, но едва сделала несколько шагов, на меня коршуном налетела Марина.
– Вот ты где! Я тебя по всем гримёркам обыскалась! Скажи ещё, что на концерте была! – Маринка схватила меня за локоть и потащила в глубины коридора. – Самая работа начинается, а она с мальчиками заигрывает. Нам сейчас всю эту ораву нужно в гостиницу отвезти, а потом накормить. Не знаю, кто такой умный, но на сорок человек прислали три минивэна. Я завтра все директору выскажу, а сегодня мне их нужно как-то довезти. Вот! – Марина подвела меня к мужчине и пожилой женщине, стоявшим в коридоре с чемоданами. В женщине я узнала стилиста Купа, ту самую, которая ему укладывала дреды. Мужчина был мне незнаком. – Отвезешь их в Пулковскую и обязательно меня дождись. Нам еще их ужином кормить! – Она быстро объяснила парочке на английском, что я их отвезу в гостиницу, и уперлась в меня взглядом.
– Хорошо, – я одарила пассажиров приветливой улыбкой, – сейчас сумку возьму и поедем. Минутку!
Я метнулась в гримерку Гюнтера, где оставляла свою сумку. Когда я вернулась, Марины рядом с моими пассажирами не было. Пригласила мужчину и женщину следовать за мной и направилась к выходу, маневрируя между суетящимися людьми, собирающими вещи и бегающими из гримерки в гримерку.
– Лена! Лена! – услышала я через общий гвалт окрик Марины. Она подбежала к нам и сунула мне в руки пластиковую карточку на ленточке. – Забыла тебе сразу выдать! Это проходка в гостиницу. Ты постарайся паркануться рядом со служебным входом. С главного фанатки, лучше там не входить. – Подруга сунула мне пропуск и убежала.
Я взглянула на карточку. Моя фамилия, имя, отчество и даже фотография. Оперативно работает Марина.
По вечерним проспектам я быстро долетела от Ледового дворца к гостинице «Пулковская». Пассажиры смотрели в окна и не расспрашивали о достопримечательностях. Впрочем, вряд ли их заинтересовали панельные многоэтажки, мелькающие вдоль Дальневосточного проспекта и проспекта Славы.
Фанаток мы увидели, как только вывернули на площадь у Монумента защитникам Ленинграда. Толпа, состоящая из девушек, была не такой внушительной, как в «Ледовом», но полностью заполняла подходы перед гостиницей.
Слегка запутавшись в поворотах, я свернула в один из подъездов к гостинице. Попадающиеся навстречу девушки с ярким мейкапом на лицах пристально вглядывались в окна машины. Стало даже жутковато. К счастью, я быстро вырулила к служебному входу.
О проекте
О подписке