Выйдя из своей комнаты и пряча синяк за спину, я на ходу махнула здоровой рукой родителям, пообещав:
– Я мигом!
Вернувшись через три часа рейсовым автобусом, я застала маму и бабку Степаниду колдующими над ужином.
Когда мои родители решили приехать в первый раз меня проведать, я сразу предупредила маму о бабке. Мама загорелась приехать ещё больше. По-честному, я ожидала дня их приезда с некоторым страхом, заранее заручившись бабкиным согласием. Та кивнула, но брови нахмурила.
Весь день я проторчала во дворе, ожидая родителей. Наконец я услышала шум двигателя, торопливо выглянула за калитку и увидела сверкающий на солнце мамин «Мерседес». Распахнув ворота, не успев даже поздороваться, я замахала руками Стасу, показывая на сарай. Стас понял, аккуратно загнал туда машину, чтобы её не было видно. Мама, как всегда, схватила меня в охапку и принялась душить. Но за столько лет и я кое-чему научилась. Ловко отбившись, я предложила:
– Пошли в дом, вам ещё с бабкой знакомиться…
Но склоки, которой я ожидала, не вышло. Моя мама умудрилась за два часа сделать то, на что у меня ушёл месяц. Вскоре она со Степанидой Михайловной сидели рядом на лавочке и умилялись друг на друга. Я в который раз подивилась на свою маму. Она всегда добивалась того, чего хотела. Уже на правах лучшей подруги мама представила бабке немного смущенного папу. Папа был встречен благосклонно. Стаса мама назвала своим племянником, то бишь моим двоюродным братом, чтобы особо не нервировать старушку, как она потом сказала.
Улучив момент, я подошла к Стасу и со всей силы шлёпнула его по просторной спине.
– Привет, двоюродный! – Я заулыбалась, а он, почесав спину, улыбнулся в ответ:
– Привет, двоюродная! – и ловко ухватил меня за нос двумя пальцами.
Мы с ним посражались немного, бабка наблюдала за нами с умилением.
Стас работал у мамы уже давно, хоть и был старше меня всего на четыре года. Мы все его любили за добродушие и неизменное спокойствие. Мама утверждала, что телохранитель ей не нужен, с бандитами и хулиганами она и сама разберётся (во что я абсолютно верила), но Стас стал незаменимым и надёжным её помощником в бизнесе. Ему она доверяла.
Погостив у нас три дня, они стали собираться, бабка явно печалилась. Как вскоре выяснилось, мама во время пребывания произвела своеобразную разведку. Ровно через неделю без всякого извещения прикатил Стас на джипе, который еле-еле влез в сарай.
– Стас! – Я сделала вид, что удивлена. – Что-нибудь случилось?
– Конечно, случилось! – убежденно ответил Стас. – Вера Николаевна решила, что вам тут много чего не хватает.
Бабка была сражена, я – нет, я-то свою маму хорошо знала, поэтому ожидала чего-либо подобного.
– Она тебя позвонить просила, может, ещё чего надо.
– Ага! Самолет надо. «Боинг».
Стас принялся разгружать джип, но этого бабка уже не вытерпела.
– Нет, ну вы гляньте, люди добрые! – зарычала она. – Только вкатился – и давай из машины таскать! Ну-ка быстро руки мыть – и за стол! Ишь ты…
Стас повиновался, я поплелась за ним, по дороге громко приставая:
– Видимо, твоя тётушка, Стасик, задумала сделать здесь евроремонт. Провозишься всё лето! Бедный, бедный Стасик!
Поскольку «Стасик» звучало более похоже на «ослик», изловчившись, двоюродный братик дал мне в сенях щелбан.
И вот теперь, приехав очередной раз навестить дочь, мама с удовлетворением рассматривала воплощение своих замыслов. Ловко орудуя кухонным ножом, она готовила очередной кулинарный шедевр, переговариваясь с жарящей картошку бабкой Степанидой.
Не чувствуя собирающихся над моей головушкой грозовых туч, я с радостной улыбкой влетела в горницу. Семейство встретило меня весёлым: «О-о-о!»
Моя руки, разглядывая разлившийся синяк и припухшую кисть, я оглянулась на маму и вдруг заметила её насупленные брови и потемневшие глаза.
«О-го-го! – поняла я. – Сейчас кому-то придется туго».
Где-то в глубине души я смутно подозревала, что это буду я, но надежда всё же теплилась.
– Ну-ка за стол! – повысив голос, скомандовала бабка Степанида.
Мы дружно промаршировали за стол, распространявший волшебные запахи. За столом все весело болтали и смеялись, обмениваясь последними новостями. Незаметно косясь на маму, я поняла, что головомойка всё же по мою душу.
Поужинав, не успели мы встать из-за стола, как вдруг за окошком грохнуло так, что от неожиданности я пригнулась. Темнеющее небо разорвали ослепительные молнии, и на Горелки обрушился водопад.
– Ох, ты! – запричитала бабка, сунувшись к окошку. – Откуда ж ты, хлебалка, взялся? Ох, положит же всё!
Схватив непромокаемый плащ, бабка Степанида рванула прочь из горницы. Следом за ней пошёл Стас.
– Игорь! Они вдвоём не справятся! – воскликнула мама.
– И то! – отозвался, натягивая резиновые сапоги, папа.
Как только за ним закрылась дверь, мама развернулась ко мне и сурово спросила:
– Ну? И что здесь происходит?
Я опешила.
– А… Ужин, потом гроза…
– Не юродствуй! – строго оборвала меня мама. – Не маленькая! Это что?
Не сводя с меня сердитых глаз, она, словно фокусник, извлекла откуда-то скомканный листок, развернула и сунула мне.
Впору было присесть и начать рвать на себе волосы. Как я могла? Хотя в той спешке, в которой мы летели с пляжа, можно было забыть и не такую малость. Весь ужас моего положения состоял в том, что мама слишком серьезно относится к подобным вещам и спорить с ней бесполезно.
– А это? – Она сурово указала на мою ноющую руку, которую я поспешно спрятала за спину.
– Маму-уся! – тоскливо заныла я. – Это же просто шутка! Честное слово!
Без подготовки трудно было врать что-либо убедительное, но и останавливаться тоже было нельзя. Поэтому я на ходу сочиняла рассказ, что мы так веселимся с подружками, меняем почерки и для смеха пишем с ошибками.
– Ты хочешь, чтобы я сейчас надела сапоги, плащ и их навестила?
– Мама, мне не три года. – Я повысила голос, прекрасно понимая, что девчонки не ответят на вопрос одинаково.
Ира тут же поделится своими мыслями об этом Володе, а Надька наплетёт такого, что сам чёрт не разберётся.
– Ты знаешь, кто это писал?
– Мам, ну это же ерунда! Прекрати, опять весь дом на уши поставишь! Ну что здесь особенного? Чего ты переживаешь-то?
– Малышик…
– Я не малышик!
– Стасенька, поверь мне. Такие «шутки» добром не кончаются. Сейчас лето, поедем в Москву! Ты уж сколько там не была! Всё здесь торчишь! Неужели даже не соскучилась?
Видя, что мама немного сбавила обороты, я миролюбиво ответила:
– Никуда Москва от меня не денется. А здесь воздух, река, лес. Да и учебный план у меня. Экскурсии! Я не могу!
Прения продолжались. Мама находила всё новые и новые причины, чтобы увезти меня с собой, я также старательно приводила доводы, почему должна остаться. Возвращаться в раскалённую пыльную Москву совсем не хотелось.
Наконец вернулись из огорода бабка Степанида с мужчинами. Мы объявили водяное перемирие, мама принялась хлопотать вокруг промокших насквозь сельскохозяйственных героев.
– Чайку сейчас – самое время! – пробасил Стас. – Захолодало…
– Да, – подхватила бабка. – И откуда такой аспид только взялся! Чуть успели! Одна бы я пропала!
Тут все расчувствовались и стали угощать друг друга чаем и конфетами. Выпив по чашечке (а перед этим – по рюмочке), расслабились, подобрели и начали рассуждать о русских обычаях и народной мудрости. Соглашались друг с другом во всем, даже если три минуты назад утверждали совсем обратное. Закончилось всё пением русских народных песен, ведомых уверенным маминым сопрано.
***
Проснувшись утром, я сладко потянулась, но, вспомнив свою вечернюю промашку, нахмурилась. Хотя, судя по тому, что мама в данный момент не сидела на краешке моей кровати, можно было предположить, что буря миновала. Полежав ещё минут пять и окончательно уверив себя в благополучном исходе, я замурлыкала песенку и поднялась. Почти сразу же дверь приоткрылась, и я увидела маму. Встретившись со мной взглядом, она заулыбалась:
– А я слышу – мой малышик поёт!
Этого было вполне достаточно, чтобы испортить мне настроение, но далее последовала насторожившая меня фраза, поэтому обидеться я забыла:
– Вставай скорее! Мы все тебя ждём!
Куда это они меня ждут? Это зачем ещё? Я всё равно никуда не поеду! Просто бред какой-то! Увижу этого Вовика, башку сверну! Я торопливо оделась, причесалась, застелила кровать.
Выглянув в горницу, увидела, что все уже сели за стол, на котором красовались оладушки, домашний творог, сметана, варенье и прочие вкусности, приберегаемые бабкой, по-моему, исключительно для моей мамы.
– Эй, эй! – заволновалась я. – Без меня не начинайте!
– Да, да! – тут же откликнулась мама. – Ждём!
Она подозрительно весело улыбалась. Переведя взгляд на Стаса, я увидела, что он с трудом удерживается от смеха, а в его глазах водят хоровод весёлые чертенята. Один лишь папа сидел с более-менее приличным выражением лица.
«Ох, не к добру это!» – решила я, направляясь чистить зубы.
За столом царило подозрительное благодушие. Все шутили и смеялись. Наконец мне удалось выяснить, что после завтрака они уезжают домой.
– Я вчера забыла сказать тебе, Стасенька! – улыбаясь, вспомнила мама. – Мы и приехали не ко времени, потому что я уезжаю. На пару недель. А то ты, думаю, ждать нас будешь. У папы в академии, сама представляешь, что за время.
– А-а! – я понятливо закивала. – Теперь ясно! То-то я удивилась…
Это было сказано из вежливости, на самом деле я задумалась, а почему тогда она пыталась переманить меня в Москву? Сама уедет, папа до ночи будет возиться с двоечниками, а я?
– А в Москву зачем звала? Весь день всё равно дома никого не будет? – не удержалась я. – Вы со Стасом уедете, папа весь день занят? А я?
– Да нет, – скромно потупилась мама, – Стас со мной не едет. У него отпуск. И ему надо отдыхать!
– М-м! – ответила я, ясно представляя, что в огороде бузина, а в Киеве дядька. – И что?
Неожиданно в разговор встряла бабка Степанида:
– Конечно, Вера права! Совсем замучился парень! Смотри вон, синяки под глазами. Надо отдохнуть да сил набраться.
Стас в это время старался вовсю. Закатывал глазки, усердно втягивал щёки и тщетно пытался съёжить мышечную массу. Я заёрзала на табурете, печёнкой чуя, что где-то именно здесь кроется большой подвох.
Бабка тем временем заботливо развернулась к Стасу и спросила:
– Так где тебе больше нравится? Мне самой-то все равно, где хочешь, там и поселю.
Я замерла с полным ртом сметаны. Склонившись над тарелкой, судорожно раздумывала, как мне быть, потому что проглотить её сейчас не могла, а выплюнуть при всех не позволяло воспитание.
– Стасенька, налить компотика? – озаботилась мама.
Титаническим усилием воли я проглотила сметану, подняла на маму глаза, но не удержалась и закашлялась. Уставший, обессиленный Стасик с большим удовольствием хлопнул меня по спине, да так, что чуть не выколотил с трудом проглоченный продукт.
«Ну, погоди!» – подумала я и обратилась к маме:
– Это что, заговор?
На меня смотрели четыре невинных наивных человека, практически одновременно моргая удивленными честными глазами. Папа озаботился:
– О чём ты, доченька? Просто надо же Стасику отдыхать, он не железный. Правда, Стас?
Нежелезный Стасик вяло кивал бычьей шеей, и пытался прикусить две губы одновременно, чтобы не смеяться.
«Подожди! – злобно засверкав глазами, решила я. – Ты у меня действительно устанешь!»
– А вместе вам повеселей будет, да и Степаниде Михайловне поможете… – Папа явно старался побыстрее закончить своё выступление, опасаясь волны народных протестов с моей стороны.
Но я лишь скорбно поджала губы и проронила:
– И ты, папа…
Все загрустили. Но тут вмешался Стас:
– Да не буду я тебе мешать! Очень хочется тут за твоими женихами бегать! На хрена мне?
– Да! – обрадованно поддержала его мама. – На хрена ты ему нужна?
Бабка Степанида удивленно вскинула брови и, открыв рот, уставилась на маму. Та ничуть не смутилась и, улыбаясь, обратилась к бабке:
– Правильно я говорю, Степанида Михайловна? – Та неуверенно кивнула. – Ox, – немедленно загрустила мама, – как всё же нравится мне имя Степанида! Настоящее русское, гордое. А так живёшь – Верка да Верка!
Бабка сразу оживилась и, довольно улыбнувшись, вступилась за маму:
– Да что ты, Вера! Ерунда! Сама послушай, как твое имечко звучит – Вера! Первое дело на земле. Да ещё не зря говорят: Вера, Надежда да Любовь…
Они принялись утешать одна другую, потом мама вспомнила:
– Бог мой, Степанида Михайловна! А рецепт! Уезжать уж, а я совсем запамятовала!
Они быстро встали и удалились на кухню. Мы с папой переглянулись и, многозначительно покивав друг другу, с уважением посмотрели вслед маме. А Стас негромко рассмеялся и сказал:
– Далеко тебе до мамы, Стаська!
– Ты у меня дождёшься! – пригрозила я ему и завздыхала.
Похоже, здесь меня обскакали.
Когда родители садились в машину, я вдруг вспомнила ещё один аргумент:
– Мама! А как же племянник без машины-то? Он через два дня помрёт! И до магазина свой зад не донесёт. Вы его забирайте, а он потом на машине вернётся.
Идея была гениальная, но, к сожалению, не прошла.
– Не беспокойся, малышик! Я утром Виктору Степановичу позвонила, он уж гонит, наверно. – Она повернулась к бабке Степаниде и пояснила: – Это наш сосед, он сейчас в отпуске. На рыбалку едет с друзьями, и ему по дороге. Серьезный мужчина, очень вежливый.
Бабка согласно закивала и забормотала:
– Конечно, Вера, конечно, о чём речь.
– Откуда это ты позвонила? – удивилась я. – Твоя пиликалка здесь не берёт!
– Не берёт, – улыбнулась мама, – мы со Стасом с утра в город съездили…
«Надо бы маму в Президенты выбрать, – как-то само собой подумалось мне. – А Виктор Степанович вовсе и не сосед. Начальник охраны. А друзья… да-а…»
Я понаблюдала пару минут, как она в сторонке вправляет напоследок Стасу мозги. Он вздыхал и топтался, словно конь, согласно кивая на каждое слово. Выслушав все инструкции, он встал около меня, окинул критическим взглядом и проронил:
– Тоже мне, Корона Российской Империи!
Мама махнула на прощание рукой, расцеловалась с бабкой, и, сверкая начищенными боками, «Мерседес» плавно вырулил из ворот.
***
– Ну что делать будем? – поинтересовался Стас, когда мы вернулись в дом.
– Да что хочешь, то и делай… шпион… – огрызнулась я, но потом спохватилась: – Вообще-то Степаниде Михайловне баньку неплохо было бы срубить… Вот ты бы этим и занялся! Тебе всё равно делать нечего… Степанида Михайловна! – заголосила я в сторону бабкиной двери. – Вот тут Стас хочет вам баньку срубить, скажите, что ему делать!
Стас укоризненно посмотрел на меня, поджав губы, но ничего не сказал. Из комнаты выглянула удивленная бабка:
– Да что ты, Стас, погоди… И не отдохнул еще, а сразу уж топором махать! Не дело это! Погуляй сначала, отоспись, а потом и разговоры будем разговаривать!
Согласно покивав ей головой, Стас покосился в мою сторону и расплылся в улыбке до самых ушей:
– Конечно, Степанида Михайловна, как скажете…
«Ну ничего, – решила я, – я всё-таки подберу тебе занятие!»
Я вернулась в свою комнату, включила телевизор и плюхнулась на кровать. Несколько минут я прилежно пыталась сосредоточиться на экране, но всё было впустую: коварная выходка моей мамы не давала покоя.
«Чтобы мама оставила Стаса! И вызвала сюда Виктора Степановича! Неужели она и впрямь настолько серьезно отнеслась к этой дурацкой записке? И без Стаса я теперь даже в туалет не смогу сходить! Наверняка по каждому поводу придется ездить с ним в город и докладываться».
Эти размышления отнюдь не улучшали моего настроения. И вовсе не потому, что Стас был каким-то вредным или приставучим, нет, он был отличным парнем, почти членом нашей семьи. Я к нему так привыкла, что иной раз забывала, что у него имеются собственные родители, которых, надо отдать должное Стасу, он никогда не забывал. Просто сейчас… Даже ещё вчера утром я наверняка бы очень обрадовалась, если бы узнала, что он будет здесь. Но со вчерашнего утра всё изменилось. И мне очень хотелось поболтаться по Горелкам, поговорить с подружками и кое-что разузнать…
– Стаська! – Я очнулась и торопливо сунулась в окошко.
– Надька, привет! – Увидев улыбающуюся подружку, я поняла, что нашёлся человек, которому смогу пожаловаться и который меня поймёт. – Заходи скорее!
– Нет, – махнула рукой Надежда, – я сейчас не могу. «Мерседес» увидела, дай, думаю, спрошу… Родители, что ли, приехали?
– Ага! Только они уже и уехали.
– Да? А чего это они так?
Я вздохнула:
– Мама за границу уезжает, поэтому неожиданно нагрянули. И Стаса подкинули…
– Куда подкинули? – удивилась Надька.
– Куда… Сюда, куда же ещё! Будет теперь тут отдыхать… шпион…
– А что ты расстроилась-то? – ещё больше удивилась Надька. – Он же хороший парень! И почему шпион?
Тут я изложила подруге всю подноготную неожиданного Стасова отпуска, она поджала губы и сочувственно закивала головой:
– Ну-у если Вера Николаевна такую тревогу подняла, я тебе не завидую!
Сама себе я завидовала ещё меньше, потому что маму свою знала гораздо лучше Надьки.
– Теперь от него не отвяжешься, – пожаловалась я, и, словно нас услышав, в поле зрения показался Стас, облаченный в широкие цветастые шорты, увидев которые я взвыла от смеха и едва не вывалилась в окно.
Но Стас и ухом не повел. Широко улыбнувшись, он подошёл к Надьке и протянул руку.
– Привет, Надежда! Все хорошеешь?
Надежда расплылась, словно медовый крендель на солнышке, и радостно запела:
– Стас! Приве-ет!
– При-ве-ет! – передразнила я и буркнула: – Ну, вы тут кудахтайте от счастья, а мне с вами некогда!
Я скрылась в доме, но мое исчезновение, похоже, никого не расстроило. Надька продолжала щебетать, словно канарейка, в тон ей басил Стас. Мне неоднократно приходилось замечать странности в поведении некоторых особ женского пола при общении с маминым телохранителем: они начинали хихикать, словно их непрерывно щекотали. Однако их старания, насколько я могу судить, ни к какому положительному результату не приводили, в общении со слабой половиной человечества Стас был неизменно галантен, но ровен. Поэтому, решив пожалеть Надькино красноречие, я снова высунулась в окошко и проронила:
– Дорогая, ты вроде бы куда-то спешила…
– Ой! – всплеснула руками наша физкультурница. – Спасибо, а я уж совсем забыла! Потом забегу, пока!
Надька моментально исчезла за смородиновыми кустами, мы со Стасом глянули друг на друга, я растянула рот до ушей и молча удалилась.
Испортив, надеюсь, ему настроение, я повеселела и даже посмотрела передачу «Гомеопатия и здоровье». Придя после просмотра к выводу, что, сколько не лечись, всё равно когда-нибудь помрёшь, я сладко потянулась и, переодевшись по случаю жары в легонький сарафан, отправилась, строго соблюдая правила конспирации, через окно на улицу. Убедившись, что ни бабки, ни Стаса на горизонте не наблюдается, я огородами направилась к Ирке.
Жила она на другом конце деревни у своего дядьки, причем ещё два года назад, когда я появилась здесь впервые, это была окраина, теперь же всё изменилось. Обогнув птичник, я неторопливо прогулялась до продуктовой палатки, купила мороженое и вышла на Иркину улицу. Называлась она улицей Ломоносова и была до неприличности кривой, отчего мне всегда делалось неколько неловко перед великим российским учёным. Хотя вполне возможно такое оригинальное расположение пришлось бы Ломоносову по душе, и он не стал бы обижаться.
О проекте
О подписке