Глава 2

Екатерина ощущала порывы ветра и страх высоты. Луна укатилась прочь, вместе с тихой летней ночью. Стало холодать, и одновременно светлеть. На небе появилось бледное утреннее солнце. Екатерина даже зажмурила глаза. Она видела настоящий рассвет.

«О, боже! Где мы? Неужто это реальный мир?»

Они опустились ниже. Ворона присела на потемневшее от влаги бревно, открыла клюв и выпустила Екатерину. Екатерина больно ударилась о холодный песок. Рядом вскипали волны свинцового моря. Как только лакированный змеиный бок коснулся земли, к ней снова вернулся родной человеческий облик. Только теперь она была обнажена и тряслась от холода. Бледное тело Екатерины Дмитриевны вмиг покрылось гусиной кожей. Холодный порыв ветра осыпал ее с головы до ног ледяным крошевом. Студеная волна обожгла голые ноги.

– Где мы?

– Мы на западном берегу Сканзы^[5].

Мег, скинув птичьи оковы, куталась в черный плащ, подбитый мехом.

– Вот так же, голую, мне тебя привели тогда. Тогда тоже дул сильный ветер с иглами льда…

– Когда? – всхлипнула дрожащая Екатерина.

– Тогда, когда я была сильным воином. Я была мужчиной, и звали меня Ормом, что означало «змей». Я была храбрым воином. Предводителем войска из двухсот викингов. Это было очень давно. В одной из множества прошлых жизней, в восьмом веке. Примерно. Я точно не могу сказать. У нас еще были прошлые жизни, когда ты была женщиной, а я – твоим мужчиной. Но все сразу я не смогу тебе показать. Я без разрешения Виктора, на свой страх и риск, решила показать тебе кусочек лишь этой жизни. Чтобы ты вспомнила меня и… себя… Чтобы ты вспомнила меня, мужчиной. Я была твоим мужем… Хоть и очень недолго. Но была.

Черные глаза Мег, не мигая, смотрели в лицо Екатерины.

– Надень на себя этот плащ и запахнись. И вот… сапоги, – голос Мег звучал хрипло, почти по-мужски.

Екатерина надела высокие мужские сапоги и запахнулась в теплый меховой плащ. Дрожь постепенно унялась. Она вытерла рукавом лицо, мокрое от брызг, снежной крупы и соленых слез. Шмыгнула носом и огляделась. Они стояли на берегу холодного моря. Свинцовые волны ударялись о каменный берег и с шумом откатывались назад. Море казалось серым и бескрайним. Бледное солнце вставало над горизонтом. Его лучи таяли в чернильных тучах. Вдалеке, мрачным исполином, высился каменный утес. Его подножие тоже омывали ревущие волны. Казалось, что море похоже на злобного зверя, швыряющего веер брызг к ногам нечаянных путников и мечтающего сожрать их пенным языком.

– Так встреча на берегах Рейна была не первой? – робко поинтересовалась Екатерина.

– Нет, конечно. Мы давно живем на этой планете. Я, как дух, намного старше тебя. Но мы успели прожить вместе несколько жизней. Совсем недавно мне открылись эти знания.

– Как?

– Очень легко. Я не знала, что это будет совсем не сложно. Раньше я думала, что встретила тебя впервые в облике Эммы. Но после мне открылось и иное.

– Ты и сейчас мужчина?

– Нет, глупая. Вот уже множество воплощений и меж ними, я нахожусь в теле женщины. Хотя, ты знаешь и чувствуешь, насколько все это условно.

– Мег, вы сейчас говорите от имени мужчины?…

– Я привела тебя сюда, на Сканзу, где я им была. Позже я покажу тебе и другие наши жизни. Не все сразу. Сейчас, ты как дух, находишься на временном исправлении. Поверь, мне это смешно, ибо ни один твой поступок я не считаю ошибкой. А воспринимаю их как твой уникальный опыт. Но мы играем в игру, придуманную не нами. И я не смею ее отменять, ибо не имею на то полномочий. То, что я сейчас говорю, ты не должна пока знать. После ты забудешь о моих откровениях. Сразу, как мы вернемся. Ибо не все знания ты имеешь право получать… До времени. Но об этом, коротком экскурсе в прошлое, ты будешь хорошо помнить.

– Мне кажется, что я вспоминаю этот берег. Я уже стояла на нем.

– Да, ты уже стояла на нем, когда ждала мой корабль. По сути, мы были лихими разбойниками, совершавшими набеги от берегов Сканзы к берегам Винланда, Биармии и Северной Африки. Порой мы были жестокими и часто грабили те народы, которых покоряли. Мы убивали мужчин, а самых красивых женщин мы забирали в плен. Ты была дочерью одного из кельтских вождей. Твой отец тоже был убит в бою, а тебя, четырнадцатилетнюю девочку, и двух твоих сестер мы забрали с собой. Ты уже тогда была прекрасной зеленоглазой красавицей, с огненно рыжими волосами и очень белой кожей. На твоем лице ранней весной загорались веснушки, а яркие губы были похожи на бруснику. Мне самому было тогда девятнадцать. Я была высоким и черноволосым юношей. И не было во всем племени воина сильнее меня. К тому времени у меня уже было несколько наложниц. Была и невеста. Ее звали Тордис. Я должен был заплатить ее отцу богатый выкуп и жениться на ней. Но все пошло иначе. Когда я впервые увидел тебя, я потерял голову. Уже на корабле, когда мы плыли нагруженные товаром и сокровищами, я не отходил от тебя ни на шаг. Когда наш корабль причалил к родным берегам, я увел тебя подальше от своих собратьев. Сначала ты ненавидела меня и кусалась, словно дикая рыжая кошка. Мы боролись с тобой, и в этой борьбе я сорвал с тебя остатки одежды. Ты лежала на берегу моря, голая и беззащитная. Дул такой же холодный ветер, как и сейчас. Ты смотрела на меня ненавидящим взором. Я дал тебе кинжал, чтобы мы были на равных. Ты хотела вонзить его в меня, но порезала себе руку. Я смеялся, видя твою беспомощность. А потом ты устала бороться и упала на песок. Я подошел к тебе. Ты плакала. Я забрал нож и обнял тебя. Я взял тебя на руки и принес в свой поселок.

Мег махнула рукой.

– Моя семья жила там, на вершине утеса. Нужно ли рассказывать о том, что мои родичи были настроены против моей женитьбы на тебе. Не говоря уже о невесте, Тордис. Она была сильной и красивой девушкой. Но, увидев тебя, для меня перестал существовать весь мир. Весь мир я бросил к твоим бледным ногам, моя кельтская королева.

– Я начинаю вспоминать… – задумчиво проговорила Екатерина. – Вот сейчас я отчетливо вспомнила собственные волосы. Да, я была рыжая. И мой отец был рыжим. Зачем твои воины убили его? – Екатерина развернулась. Ее карие глаза внезапно позеленели.

– О, ты и тогда много раз задавала мне этот вопрос. Я просил у тебя прощения. Это была война. И законы войны суровы.

Внезапно Екатерина вырвала руку из руки Мег и упала коленями на мокрый песок. Темные волосы закрыли ее лицо. Мег немного опешила и отошла в сторону. Екатерина внезапно выпрямилась как струна и забормотала что-то несуразное. Ее глаза все также полыхали первобытной зеленью.

– Что с тобой?

– Мор-ри-ган! – вдруг зловеще прошептала тамбовская красавица. – Мор-ри-ган!!!

– В тебе проснулся кельтский дух…

– Мор-ри-ган! Дайте мне острый нож. Разведите огонь!

Откуда-то, из-под полы длинного плаща, Мег достала острый кинжал и кинула его в руки обезумевшей Екатерине. Та зашептала что-то несуразное, поблескивая первородной зеленью глаз. Она принялась чертить на песке ножом какие-то рунические знаки и соединять их линиями и неведомыми символами.

– Любовь моя, что ты делаешь? – осторожно поинтересовалась Мег.

– Я должна спасти себя и нашего сына. Они уже близко! Я слышу их шаги. Их факелы горят, подобно огненной змее. Их много… Скоро Селена уйдет с небесного купола. Я должна успеть до рассвета. Я должна оградить себя. Меня хотят убить! Орм, любимый, спаси меня! Сын… – Екатерина странно захрипела, а потом поднялась. Её тело задрожало в судорогах дикого танца. Танца, похожего на пляску безумной.

 
Морриган^[6], ты Ворона Сражения, я обращаюсь к твоему имени,
И к имени Бадб, и к имени Махи,
И к именам всех духов красных владений,
Оградите меня в грядущем сражении,
Оградите меня в грядущем сражении,
Когда рот должен быть закрыт,
Когда глаз должен быть закрыт,
Когда дыхание должно застыть,
Когда сердце должно прекратить биться,
Когда сердце должно прекратить биться.
Когда я поставлю свою ногу на борт ладьи
Которая заберет меня к дальнему берегу,
O Морриган, жрица Авалона, огради мой дух,
O славная Элайн, упокой мою голову на своих коленях.
O Ниму, дочь мудрости, веди ремесло моего духа!
 

– О, да! Я помню эти твои заклинания, – медленно проговорила Мег. – Ты часто это бормотала по ночам. Ты призывала на помощь своих богов.

– Меня звали Эной… Я вспомнила. Это означало – «огненная». Эна! Такое имя мне дал отец. Я все вспомнила. И эту скалу. Ну почему? Почему ты не успел? Почему ты не спас меня и сына?

Мег смотрела на изменившуюся в лице подругу. Смотрела с широко раскрытыми глазами, полными слез.

– Прости меня, Эна. Я не успел тогда. Я опоздал на два дня. Когда я приплыл, тебя уже не было в моем доме. Мне сказали, что ты сбросилась со скалы. Но я не поверил. И позже я подверг Тордис пытке. Она не выдержала ее и призналась, что вместе с братьями и сородичами сбросила тебя со скалы. Она не простила мне измену и нашу любовь.

– Ну почему тебя так долго не было? Я должна была родить. Сына…

– Это был мальчик?

– Да…

– Зря я притащила тебя к этому берегу. Я – сумасшедшая. Зачем я разбередила все это? – Мег обняла плачущую Екатерину. – Девочка моя, прости меня. Я не смог тебя защитить.

– Мне было больно и холодно, – исступленно шептала Екатерина Дмитриевна. – Твой морской зверь, это ненавистное холодное море, утащило меня в свою пучину. Я ненавижу это море. Будь оно проклято! И прокляты те люди, которые убили меня и сына в моем чреве.

– Поверь, они не прожили долго. Я приказал истребить весь род Тордис. Тебе же я воздвиг памятный камень и высек на нем твое имя. Несколько веков простоял этот камень, пока время и ветра не стерли с него твое светлое имя, Эна. Но я ненадолго пережил тебя. Я всюду искал в бою смерти. И погиб, когда мне исполнилось двадцать три года. Вальхалла^[7] принял меня, как и всех других воинов моего храброго народа. Сам Один встретил меня в своих чертогах. Там где была моя могила, расцвел вереск.

– Любимый, как я тосковала… Как я ждала тебя…

– Катенька, мы сейчас уйдем из этого мира и этого времени. Прости, что я заставила тебя вспомнить. Прости, но не все наши жизни заканчивались естественными уходами. Чаще нас убивали. Меня однажды сожгли на костре – толпа озверевших горожан. Я как-то рассказывала тебе об этом.

– Да, я помню, – Екатерина все смотрела и смотрела на высокую скалу, с которой ее когда-то скинули.

– Лишь на прощание, мы сейчас тихонько подойдем к нам, спящим. Тем. Просто, чтобы посмотреть.

– А разве это возможно?

– Да. Время и пространство разделено сейчас на множество пластов. Мы можем на пару мгновений взглянуть на себя со стороны. На то, как мы были некогда счастливы.

– Сами на себя?

– Да. Молчи и ничего не спрашивай. Одно лишь мгновение…

Екатерина почувствовала, как крепкая и прохладная ладонь ухватила ее сильнее и потянула за собой. Ноги мягко оторвались от мокрого песка. Они взлетели над обрывистым песчаным берегом. Перед глазами мелькнули пучки жухлой травы и заброшенные птичьи гнезда. Ветер рвал на них темные плащи и обжигал холодом лица.

Вдалеке показалась стена темного ельника. Перед ним, на небольшом холме, стоял поселок воинственных викингов.

– Я все помню… – прошептала Екатерина. – Я точно тут жила. Правда, недолго. Я помню этот лес. Я ходила туда за дикими ирисами, травой Фригг^[8] и ягодами. О, боже! Трава Фригг! Это же ночная фиалка! Вот почему от тебя все время пахнет ночной фиалкой, Мег! Я рвала ее для тебя… Я варила из нее напиток.

– Нет сильнее любовного напитка, чем настой травы Фригг. Я полюбила этот запах именно с того времени. После твоей смерти я долго рвал эти цветы и украшал им камень с твоим именем. А еще я собирал нежные и пушистые цветочки сон-травы. Помнишь, как ты любила плести из них венки?

Через несколько минут Мег и Екатерина стояли возле знакомых сердцу высоких ворот, на которых были высечены рунические знаки. Верх ворот украшал широкий красный щит. Их длинный дом походил на морскую ладью. Мощные бревна составляли основу глиняного жилища. Из-за двери потянуло дымком. Мег и Екатерина неслышно проскользнули в полуприкрытую дверь. У молодоженов не было в жилище скота. Орм недавно построил этот дом. И он сильно напоминал огромную лодку, плывущую по Северному морю. Молодые спали на теплых звериных шкурах. Мег и Екатерина смотрели на собственные души, заключенные в иные тела. И эти юные тела были прекрасны. Нежная и белокожая Эна склонила рыжеволосую голову к плечу прекрасного черноволосого юноши, которого звали Ормом. От молодоженов поднималось тонкое свечение, имя которому – любовь.

Мег и Екатерина на одно лишь мгновение влились в свои прежние тела и испытали тихий восторг и немыслимое единение.

Екатерина закрыла в истоме глаза и тихо прошептала имя любимого: «Орм…»

Ее щеки коснулись пальцы Мег.

– Я с тобой, моя девочка. Теперь я всегда буду с тобой.

Они летели в теплом облаке. И полет этот был полетом сквозь время и пространство. Екатерина сжималась, видя, как менялись очертания земли внизу. Как рушились материки, и уходили под воду скалы, как распускались и опадали листья, как целые народы в войнах убивали друг друга, и снова земля затягивала обугленные раны и рождала поля пшеницы и яблоневые сады. Екатерина видела, как высыхают реки, и заново вскипают подземные воды. Все эти видения проносились быстрой чередой.

Екатерина закрыла глаза. А когда открыла их, то они были уже во дворце Мег. Они лежали в одной из ее огромных спален и обе молчали. Первой нарушила тишину Екатерина Дмитриевна.

– Мег, а разве ты не можешь взять сейчас облик Орма?

– Я часто бываю им. И другими мужчинами, чьи тела я некогда носила. Ты уже чувствовала это и убеждалась в моей маскулинности…

– Но почему не остаться мужчиной навсегда? Ради меня…

– Видишь ли, последнее мое воплощение прошло в теле женщины. И женщины непростой. Обстоятельства и человеческая злоба превратили меня в ведьму. Уже несколько веков я совершенствуюсь именно в этом ремесле. Здесь есть негласное правило – оставаться в том облике, каком жил последнюю жизнь, пока не начал другую. Я не могу отойти от традиции. Хотя, склонна очень часто ее нарушать. Я обещаю тебе, что Орма ты станешь чувствовать теперь намного чаще, – Мег улыбнулась.

– За это время ты ни разу не попрекнула меня Махневым, – настороженно поинтересовалась Екатерина. – Ты сильно сердишься на меня?

– Нет. Теперь уже нет…

– Почему?

– Пока ты была у него, я вспомнила давно забытую библейскую истину.

– Какую? – Екатерина удивленно посмотрела на Мег.

– В общем и целом ее смысл заключен в одной лишь фразе: «Не искушай…». Любимых нельзя искушать. Это грех.

* * *

Они обе молчали, предаваясь долгим воспоминаниям. Но Екатерина Дмитриевна приподнялась на локте и внезапно весело фыркнула.

– Что ты?

– Я вспомнила лицо Владимира Ивановича, когда он увидел у меня между ног пустое место. Ха-Ха! До такого могла додуматься только ты!

Обе женщины весело рассмеялись.

* * *

– Да, до такого могла додуматься только Мег! – весело проговорил Виктор, вылезая из позолоченной рамы на стене.

Демон лукаво улыбался. Одет он был в шелковую рубашку навыпуск и тонкие шерстяные брюки. Во всем облике сквозила элегантная небрежность.

Владимир лежал на кровати, скрестив руки за головой. Он задумчиво смотрел на полную луну и курил сигару. Вещи исчезнувшей Екатерины Владимир собрал в один узел и бросил их на дальнюю полку шкафа – чтобы ничто не напоминало о страшной метаморфозе, происшедшей с его несостоявшейся любовницей.

– Вам смешно?

– Помилуй, да эта сухопарая истеричка точно сумасшедшая! Лишить Катьку самого главного! Её ревность доходит иногда до абсурда. A propos, я как-то, на днях, был у нее дома. Она встретила меня радушно и учтиво и провела в одну из своих гостиных. Ты знаешь, что все мои подопечные обустраивают свои дома, согласно их вкусам и предпочтениям. Хм… Вкусам! – демон снова хохотнул. – Кстати, Пьер Бауст, совершенно потрясающий писатель и автор «Словаря французского языка», говорил, что «Вкус – не более как тонкость здравого смысла» Здравого! Ты понимаешь?

– Понимаю, – улыбнулся Владимир.

– А Жан Поль Рихтер, немецкий писатель и сентименталист, писал, что «Вкус – это эстетическая совесть». Совесть! Понимаешь?

– Понимаю…

– А раз понимаешь, то скажи мне, зачем эта ведьма разместила у себя в зале огромное полотно, во всю стену, на котором крупным планом изображена женская пи*да?

– Ха! Патрон, вам ли быть недовольным подобным произведением искусства? Неужто вы можете быть фарисеем?

– «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры»! Я и фарисейство? Нет. Это несовместимые понятия. Но я полагал, что потомственной ведьме, бывшей во многих жизнях дамой голубых кровей, носившей в разные времена княжеские и графские титулы, не пристало вот так вот, публично, выставлять на суд зрителей собственное произведение, посвященной такой странной тематике.

– Она сама нарисовала эту картину?

– Да, представь себе!

– Ты же видел тематику моих натюрмортов. Неаполитанские дворики. Милая сердцу Италия, берега Луары. А тут? Такое непотребство. Тощие ноги в синих чулках, и меж ног волосатый женский лобок. Странность какая-то! Ты не находишь?

– Не могу судить, не видя, – улыбнулся Владимир.

– Не можешь? Хорошо, я сделаю тебе копию и покажу.

– Буду вам очень признателен. Как мне кажется, и история доказывала это, феномен искусства иногда опережает, и на время нивелирует понятия вкуса.