И не только для Кэт. Увидев в руках хрупкой блондинки огниво, Калеб всерьез засомневался в ее адекватности, хотя и раньше не сильно был в этом уверен. Конечно, парня приятно удивляет, что такая недалекая с виду барышня не только знает, как и чем разводить костер, но еще и взяла эту вещицу с собой в горы. По крайней мере, хоть у кого-то из этих шестерых, кроме него, мозги работают как надо. Но все же носить его с собой на шее…

– Это мамин подарок… – теребит светло-русую косичку Иви. – Я… никогда его не снимаю…

– А мне мама обычно дарит сережки от Тиффани энд Коу и прочий дрип¹⁴.

Щеки Иви краснеют от неловкости. Она снимает украшение с шеи и протягивает Калебу, но он передает честь поджечь первое бревно ей. В конце концов, откуда ему знать, как разводить огонь? В пентхаусе Колдвотеров эту работу выполняют слуги.

Ивейнджин опускается на корточки и принимается высекать искру. Керосин девушка решает приберечь на потом, используя для начала их собственные запасы сухого горючего, которые за счет специального термомешка надежно хранятся в рюкзаке, не отсыревая. Благодаря отсутствию ветра огонь разгорается довольно быстро, теперь главная их задача – его поддерживать. Разложив спальные мешки и переодевшись из промокшей одежды в сухую, члены команды слетаются к пламени, как светлячки, протягивая к нему окоченелые ладони.

– Господи… нннаконец-то, – стучит зубами Аллестер.

– И не говори. Только зефира и горячего шоколада не хватает.

– Только не надо про шоколад, плиз! Все бы сейчас отдала за плиточку Хершиз¹⁵.

Джаззи хватается рукой за живот, пытаясь приглушить жалобное урчание. Кэт протяжно вздыхает.

– Что у нас осталось из припасов?

– Батончики, хлебцы и миндаль, – отвечает после осмотра рюкзака Ивейн. – По-моему, где-то была еще упаковка вяленой говядины…

– Была, вот только улетела на дно ущелья.

Это Акли. Потирает продрогшие ладони, наклоняется к костру так низко, словно хочет слиться с ним воедино.

– Я же изззвинился! – протягивает Аллестер почти с мольбой, но упёртость Акли ничем не сломить.

– Извинениями желудок не заполнишь.

– Ну простите мменя! Я же не специально! Это было лишь несчастливое стечение обстоятельств! Честное слово, я вовсе не соббирался никого…

– Ладно, – машет на него рукой Ак, – забыли. Но учти, если до завтрашнего вечера мы не найдем, чем набить брюхо, жалеть об этом будешь ты.

От подобных слов Аллестер сжимается, прячась за плечо Кэт, но та заверяет журналиста, что это Ак так шутит.

– Эй, ну все не так плохо, – сморкается Джаззи, подтягивая поближе к огню свои розовые ботинки. – По крайней мере, мы не потеряли аппаратуру.

– Да уж, какая удача, – Калеб нервно косится на нее и тут же отворачивается. Ивейн кажется или она увидела мелькнувший на дне изумрудно-зеленых глаз страх? Эта мысль заставляет блондинку задуматься. Она заметила, как тяжело дышал юноша после приставаний Джаззи в хижине, так, словно она не поцеловать его пыталась, а заколоть ржавым гвоздем, найденным в подворотне. Это была явно не та реакция, которая возникает у парней при виде привлекательной девушки. Вот только почему он так отреагировал и чего испугался?

– Если бы с моим любимым фотоаппаратом что-то случилось, я бы умерла на месте, дэм.

– Все когда-то умрут, Джазз. У одного это займет секунду, у другого час, а у кого-то – целую вечность невыносимой боли, во время которой захочется скончаться еще несколько раз. Прямо как во время разговора с тобой.

Блогерша высовывает язык, демонстрируя Калебу блестящее колечко на его кончике.

– Закуси, сладкий.

«Вернее, выкуси» – бьет мысленный молоточек в голове парня. Правила, правила… неужели так сложно им следовать?

– С этой верхушки, наверное, открывается потрясный вид. Как думаешь, Кити…

– Даже не вздумай на нее карабкаться, – обрезает Кэт, уловив ход ее мыслей. – Еще чего доброго шею сломаешь. Поверь, ни одно видео в мире того не стоит.

Блогерша обиженно отворачивается, уткнувшись покрасневшим носом в воротник куртки. Калеб потирает онемевшие запястья, еще раз удивившись тому, на что она только готова, ради материалов для своего проклятого блога. Зябнувшей рукой он нащупывает что-то твердое на кисти и вспоминает о своем Ролексе, от которого давно пора было избавиться. Носить часы на морозе – не лучшая идея. Хоть металл и не прилипнет к коже, но из-за высокой теплопроводности он быстро адаптируется к окружающей среде, буквально впитывая холод, а от этого Калебу уж точно теплее не станет. Кэт наблюдает, как он расстегивает кожаный браслет и засовывает во внутренний карман куртки с нескрываемым недоумением.

– В рюкзаке надежнее будет, не находишь?

– Лучше переусердствовать, чем недоглядеть, – вскидывает плечи Калеб. – Как говорится: «Что богач не сбережет, Кукушка умыкнет».

Кэйтин демонстративно закатывает глаза. Эта придуманная наспех поговорка стала известна на весь Нью-Йорк. Такое ощущение, что ее знает каждый младенец, бездомный и сумасшедший мегаполиса. А все благодаря искусной воровке по кличке Кукушка, которая терроризирует жителей «Большого яблока» вот уже четвертый год. Точнее, мужскую половину ее элитной верхушки, у которой есть что своровать. Вот Калеб и переживает о своих пожитках, правда, непонятно почему. Кукушки ведь осталась далеко за пределами Саарге.

– Можешь расслабиться. Здесь она тебя не достанет.

– Как знать, – прикусывает губу парень, обводя сверлящим взглядом сначала Джаззи, потом Ивейн. Кэйтин не поняла, что было в нем заложено, но вряд ли что-то стоящее. Наверняка у Колдвотера-младшего просто мозги барахлят от кислородного голодания. Вот он и не знает, чем себя занять.

Юноша скатывает снежный шарик и отчищает едва заметное пятнышко на рукаве бело-голубой куртки, затем подносит его ко рту, чтоб хоть как-то восполнить водно-солевой баланс (благодаря Акли, наплевавшему на нравоучения Кэт, питьевые запасы исчерпались еще днем), но Иви советует ему этого не делать. Ведь, чтобы избежать инфекции или отказал почек, осадки лучше растопить, отфильтровав полученную воду. Девушка наглядно это демонстрирует, оставив возле пылающего костра наполненную снегом фляжку. После того как он тает, а вода закипает, с помощью прутика она перекатывает нагретую посудину в сугроб, чтоб та остыла.

– И это все?

– Не совсем, – Иви собирает несколько угольков и бросает их в воду, затем достает пустой термос. Оторвав кусок от своего шарфа, девушка помещает один край в наполненную металлическую бутыль, а второй в фляжку. Наблюдая за странным приспособлением, Калеб озадаченно вскидывает брови.

– Не хочу показаться грубым, но эта конструкция не внушает доверия. Там же плавает клочок ткани.

– Уголь – природный фильтр. Он убьет вредные микробы, а материя поможет испарившейся жидкости перейти в чистую емкость, в то время как осадок останется в другой. Через час сможем напиться. Правда, много пить талой жидкости нельзя.

– Почему? – натягивает шарф на нос Кэт. – В горах ведь благоприятный климат, и снег должен быть чистым.

– В том-то и проблема. Он слишком чистый. В воде, которую мы пьем, содержатся важные компоненты: минералы, соли, а в этой – ничего. Поэтому и энергию она не восполнит. Просто не даст умереть от жажды.

– Умерли от обезвоживания посреди снегов, – фыркает Калеб. – Поистине эпическая смерть.

Несмотря на скептицизм, юноша с интересом наблюдает за происходящим. Он никогда не посещал лагерь скаутов (отец бы ни за что не отправил наследника многомиллионной империи в замшелый кемпинг среди болот и лесов), поэтому каждая идея Ивейн воспринимается им как что-то из ряда вон выходящее. Девушка отходит в сторону, проверяет состояние бутыли, а Калеб даже не замечает, что не сводит с нее глаз до того, как в радиусе его внимания не появляется Акли.

– Чего скучаем, кого ждем?

Бизнесмен устраивается на сумке поодаль от остальных, но рядом с Калебом, чему тот не сильно рад.

– Извини, – тяжело вздыхает он, – не могу сейчас разговаривать.

– Почему?

– Потому что не хочу.

– Но ты ничем не занят.

– В этом и вся прелесть.

Ак непонимающе почесывает затылок и решает идти напролом. По сути, это единственный метод общения, который ему известен.

– Что, захотелось развлечься?

– Ты о чем?

– Я о нашей мышке, – кивает он в сторону Ивейнджин, растягивая губы в похотливой ухмылке. – Из вас получилась бы отличная парочка.

Калеб непонимающе поднимает брови. Что этот неотесанный сандаль с эмоциональным диапазоном на уровне улитки может сказать ему о выборе пассии? Уж что-что, но в «амурных» делах Калеб Колдвотер разберется без чужих советов, тем более от парня, для которого само значение этого слова остается загадкой.

– Да ты спятил. У тебя мозг отмирает от дефицита кислорода.

– Ну да, – Ак поднимается на ноги, почесывая пятую точку. – Вы бы прекрасно смотрелись вместе. Тигр и овечка. Нет-нет. Черный ягуар и полевая мышь, – проводит он рукой по воздуху, будто рисует невидимый слоган. – Во как звучит!

Калеб посылает приятеля куда подальше, и тот немедленно отправляется выполнять просьбу. Предположить, что они с Ивейн могли бы быть вместе – то же самое, что уверовать во второе воскрешение Иисуса, когда Калеб и в первое-то не верил. Да он же ее едва знает! Они виделись всего раз шесть, а разговаривали и того меньше. Не то чтоб Ивейн не была в его вкусе, просто само это понятие к ней неприменимо. Она никакая. Типичная простачка из захолустья где-то на севере Род-Айленда. Тихая, блеклая, слабохарактерная, не ходит на вечеринки, даже алкоголь не употребляет. Вся такая правильная, аж в сон клонит. Классические черты, веснушчатые щеки, ничем непримечательная фигура и волосы самого банального из возможных цветов: светло-русого. Не белого, как свежее молоко. Не коричневого, как свежемолотый кофе. Не черного, как предрассветный смог. Просто… русые. Словно пыль, скопившаяся на книжных полках за неделю. У нее даже цвет глаз самый заурядный в мире – карий. Кроме ума в этой девчонке нет ничего интересного. Наверняка у нее даже парней не было. А, черт. Калеб сплюнул подступающуюся к горлу дурноту. Он никогда не понимал, откуда Акли берет эти свои идеи-фикс, не имеющие ничего общего ни с логикой, ни с действительностью. Пускай он говорит, что хочет, но в этом тихом омуте Калебу нечего ловить. Уж лучше Джаззи с ее непреодолимой тягой с самофотографированию.

А вот, собственно, и наша рыжая бестия. Вытягивает из рюкзака зеркальце, оглядывает свое веснушчатое лицо, которое из-за ветра стало еще бледнее.

– Из-за этого мороза у меня вся кожа иссохла, дэм.

Она достает жирный крем, наносит его толстым слоем на щеки, поправляет выбившиеся из-под шапки кудряшки. Затем переводит взгляд на Иви, чья косичка выглядит так, словно ее заплетали дикие волки когтями.

– Май гад, держи. Думаю, тебе тоже не помешает привести себя в порядок.

Но не успевает ее ладонь развернуть зеркало, как блондинка отворачивается от него, как от взгляда Медузы Горгоны, словно опасаясь, что тот превратит ее в камень.

– Нет! Не нужно… я… Я, пожалуй, прогуляюсь.

Ивейнджин скрывается из виду быстрее, чем кто-либо успевает что-то сказать, оставляя группу в недоумении.

– Эй, – фыркает блогерша, – что у нее за трабл¹⁶ с зеркалами?

Кэйтин неопределенно пожимает плечами.

– Без понятия. Сколько ее знаю, она всегда сторонилась зеркал. Даже в ванной, когда умывалась, смотрела в отражающую поверхность смартфона. Правда, не знаю, почему. Она мне так и не рассказала.

– Может, боится того, что увидит в отражении? – хохочет Акли, настроение у которого резко повысилось. – Или опасается, что злой дух утащит ее в зеркальный мир? Ну и беги-беги, мышонок. Прячься в свою нору!

Элиот заливается раскатистым смехом, поддерживая веселье Гудмена. Кэт недовольно толкает Ака локтем, а Калеб лишь проводит взглядом стремительно удаляющуюся из виду фигуру. Его вдруг охватывает странное желание пойти за ней следом, но он откидывает его на стадии зарождения. Лучше не отделяться от остальных, во всех смыслах.

Пока Кэйтин пытается объяснить Джаззи, что боязнь блондинки – не слабоумие, а всего лишь странная фобия, сама же Иви решает побыть немного наедине. Она отходит в сторону, осматривает близстоящее деревце, которое оказывается не елью, как ей показалось издалека, а сосной с округлыми чешуйчатыми шишками. Вообще, на подобной высоте мало растительности, и это, пожалуй, четвертое из деревьев, обнаруженных Ивейнджин за все время спуска. К сожалению, бо́льшую часть года они не плодоносят. Зато их можно использовать для розжига костра и постройки укрытий, что немаловажно в условиях отдаленности от цивилизации. Из-за суровых условий растительный мир на горе крайне скудный, по крайней мере, на вершине, но как только они спустятся до отметки хотя бы три тысячи метров, флора станет богаче. Ивейн много читала о горном климате, поэтому знает, что низкая температура – не порок для природы. На высоте от одной до четырех тысяч метров могут произрастать не только кустарники, но и небольшие леса и даже цветы. Не так давно девушке посчастливилось наткнуться на самый настоящий эдельвейс. Жаль, что Акли испортил этот прекрасный момент, (как и многие до этого) растоптав находку.

Ивейн машинально обхватывает себя руками. Яростный порыв откидывает косичку за плечо, выбивая из нее несколько прядей. Возле обрыва ветер ощущается сильнее, чем за стеной скалы. Он набрасывается на нее, словно голодный зверь на единственную добычу в округе. Дырявит вены, калечит органы, пронзает саму сердцевину самообладания, выпуская все ее страхи наружу. Так, словно и не воздух это вовсе, а рука живого человека. Блондинка содрогнулась, представляя, как Повелитель холода невидимыми копьями протыкает ее насквозь, наказывая за нарушение границ его владений. От одной этой мысли ей становится еще холоднее. Калиго… Иви так и не удалось разузнать у местного, что же скрывается за этим запретным именем. Стоит только кому-то из группы поднять эту тему, как Силкэ отворачивается, проведя большим пальцем линию от лба до подбородка. Ивейнджин знает, что для сааллов этот жест – что-то вроде молитвы. Подобным образом народ оберегает себя от темной силы начертанием Иса – символом чистоты и покорности, но есть ли от него хоть какой-то толк, никто, кроме самих местных, знать не может.

Ивейн уже собирается вернуться, когда замечает отдаленный силуэт на краю обрыва. По цвету накидки и пышному меху на плечах девушка сразу же узнает Силкэ. В руках мужчины странный предмет, похожий на деревяшку, которую он подносит к губам, так, словно шепчет ей что-то на ухо. Иви тихонько подступает вперед. Руки невольно тянутся к фотоаппарату, движимые внутренним порывом. Замок кожаного чехла, колпачок линзы, кнопка затвора, и кусочки происходящего уже отражаются на экране дисплея под звуки незнакомых слов.

– Ёльгельд иг аффог хаальге. Эльгеи ии штильхёйт.

Настроив фокусировку, Иви понимает, что загадочным предметом выступает кукла, сплетенная из веток. Вот тоненькие ножки, вот руки, а вот – скрученная витым пучком голова. Силкэ достает нож и проводит лезвием по ладони, затем сжимает ее в кулак и проливает несколько алых капель на лицо веточного человечка. Девушка застывает как вкопанная. Что тут происходит? Сначала местный сетует на злобного Владыку горы, якобы вредящего всем, кто вторгается на его владения. Потом резко скрывается без объяснений, напугав всех до полусмерти. А теперь проводит какой-то странный кровавый обряд?

Иви собирается вернуться к остальным, чтоб поделиться увиденным, но предательский скрип снега выдает ее намерения. Мужчина подпрыгивает на месте от неожиданности.

– Ах, это вы, фру Мёрси. Вы меня напугать.

– Извини, – смущенно выдыхает она, – я не хотела.

– Это я должен извиняться. Я вести себя очень резкий. Просить меня простить. Это не есть хорошо, ведь вы гость.

– Да ничего… я понимаю. А что ты читал?

Ивейн неловко переминается с ноги на ногу, ожидая, что абориген прогонит ее в любой момент, но на его лице не образуется ни единой морщинки злости. Скорее, наоборот. Похоже, ему приятно, что кто-то интересуется традициями его народа.

– Всего лишь старый молитва, а это, – его рука дергается в сторону, – фаллесунд.

– Для чего он нужен?

– Для защита, но при правильный использование он выполнять все желания создатель. Это своего рода айрдунг виль меетонь.

– Оберег от злого духа?

– Яаре, – одобрительно кивает он.

Девушка понемногу привыкает к тому, что Силкэ время от времени вставляет сааллские обороты. Некоторые из них она понимает, другие – так и остаются загадкой. Например, из мольбы мужчины Ивейн удалось разобрать лишь три слова: «ёльгельд», что переводится как «природа», «хаале», приравнивающееся к «нас» или «нам» и «штильхёйт», что означает «поглощать». То есть буквально он просил, чтоб их не поглотила природа. Довольно странная просьба для молитвы.

– И какие поручения может выполнить фаллесунд?

– Это зависеть от создатель, – он опускает плетенную фигурку на снег. – Если создатель есть добрый, кукла оберегать его и защищать невинный. Если его душа черный и запятнанный грех – оберег будет убивать тех, кто причинить хозяин боль и выполнять его желание.

– То есть, – хмурит тонкие брови Иви, – от этих действий он буквально… оживает?

Силкэ улавливает оттенок недоверия в ее голосе и отрицательно качает головой.

– Нэй, икке хойлет. Этот обычай мочь показаться странный для Заморцы.

– Заморцы?

– Так сааллы называть люди, живущий на земля за море, – поясняет он, бросая взгляд на фигурку у своих ног. – Сам фаллесунд не иметь сила, наша вера и кровь делать он такой. Но она же мочь его и остановить.

Девушка кивает, провожая уходящего Силкэ взглядом. Чем дольше Ивейнджин общается с сааллами, тем ближе ей становится их культура. Хотя Акли и называет их шайкой скачущих у огня дикарей (или это Калеб?), Ивейн кажется, что в их белесых головах вмещается куда больше знаний о мире, чем у всех ее друзей вместе взятых. Протерев линзу и спрятав камеру обратно в плотный кожаный чехол, девушка поворачивает назад, когда замечает какое-то движение на вершине. Словно чей-то силуэт растворяется в предсумеречном свете, но стоит ей только повернуться, как она понимает: наверху никого нет. Глупость какая. Должно быть, горная болезнь сказывается сильнее, чем она думала, раз ей уже мерещится всякое. Голова раскалывается, виски сжимает, правая лодыжка немеет, как и пальцы на руках. Поэтому девушка не находит ничего лучше, как вернуться в лагерь к остальным. Ей срочно нужен отдых.