– Фалле! Я не знать, что это, но много лет назад вышедший с корабль говорить, что это помогать ему общаться с братья за морями, – кивает абориген, опуская на столешницу предмет, больше напоминающий экспонат исторического музея, чем устройство связи. Сплошная деревянная подставка, занимающая добрую половину стола, многочисленные кнопки, большая катушка, подобно той, которая используется для просмотра старых пленочных фильмов, и рычаг, напоминающий дверную ручку. Чем-бы это ни было, Акли крайне сомневается, что оно может хоть как-то им помочь.

– Это еще что такое?

– Это типа того… ну это… – щелкает пальцем Элиот, – та штука, что показывает черно-белое кино. Как ее там?

– Проектор? – приходит на помощь Аллестер.

– Диаскоп? – выдвигает свою версию Кэт.

– Бесполезная хрень? – предполагает Ак.

– Это радиотелеграф.

Головы всех поворачиваются в сторону Иви. Девушка редко открывает рот, но когда это делает, из него вырываются диковинные вещи, например, информация об оборудовании для передачи данных, настолько древнем, что о технологии его применения известно разве что Рузвельту.

– Такой использовался на суднах до конца восьмидесятых прошлого века.

– Так ты у нас, оказывается, специалист по радиосвязи, – складывает руки домиком Калеб. – Есть еще какие-нибудь утаенные таланты?

В голосе парня нет ни грамма сарказма, но от этого румянец блондинки не уменьшается.

– Ты знаешь, как им пользоваться? – интересуется Кэт.

– Все радиотелеграфы работают по одинаковому принципу. Если второй передатчик до сих пор в рабочем состоянии, мы можем обратиться за помощью. Как давно здесь это устройство? – абориген пожимает плечами. Девушка говорит ему что-то на сааллском, и мужчина смыкает указательные и большие пальцы обеих рук, показывая круг.

– Он не знает, сколько точно, но за это время луна наливалась кровью несколько сотен раз.

– А поточнее нельзя? Ну, там месяц или век.

– Сааллы не используют традиционные единицы измерения времени, – объясняет Иви. – Для них год – это когда солнце дважды стоит на месте на минимальной высоте или, когда его трижды пожирает темнота, а луна…

– …наливается кровью, – заканчивает Калеб, пряча под шапку каштановый локон. – Очень поэтично. А теперь вернемся к делам насущным: что делать с этой грудой не сданного металлолома?

Аллестер, который до этого не подавал признаков жизни, наконец-то решает напомнить о себе.

– Вполне вввероятно, что радиоточка до сих пор исссправна, – закусывает он кончик шарфа, чтоб унять клацающие от волнения зубы. – Стоит попробовать пеее… редать послание.

– Куда? В какой-то музей военно-морской техники, выставивший довоенные рации в качестве экспонатов?

– Рразве у нас есть выбор?

Ответ на этот вопрос известен всей группе, поэтому сейчас все надежды падают на хрупкие плечи Ивейн, чьи пальцы уже тянутся к верхней крышке устройства. Она берется за катушку, отматывает ее назад, подобно карандашу в центре пленочной кассеты, затем оттягивает рычаг-ручку, отбивая ломаный ритм из трех долгих, трех коротких и снова долгих звуков. Минута ожидания тянется целую вечность, спустя которую не происходит ничего нового. Иви повторяет процедуру, но вместо подтверждения слышит лишь удручающую тишину. Кэт нависает над подругой проливной тучей.

– Получилось?

– Не знаю. Я таким раньше не пользовалась. Обычно получатель должен отправить кодировку, чтоб дать понять, что сообщение получено, но… никто не отвечает…

– Здесь же полно вещей, – поправляет запотевшие очки Аллестер. – Быть может, здесь найдутся другие устройства для передачи сигнала?

Элиот кивает и вместе с Акли и Кэт подается к груде картонок, крутя напряженной шеей. Боксер не привык так долго находиться без движения. Даже поездка в метро вместо привычной пешей прогулки казалась ему пыткой, что уже говорить о пятнадцатичасовой поездке на автомобиле и двухдневном круизе по океанским просторам. Не упоминая о перелете, который занял добрую половину дня. Его мышцам необходимо движение так же остро, как легким воздух. Поэтому, когда они наконец прибыли на злополучный остров, первым делом парень пошел пройтись по окрестностям, пока остальные нежились возле камина, деля дом с семьей сааллов, любезно пустивших их к себе. На участке земли меж хибарами, который, судя по столбу с высеченными лицами богов, играл роль центральной площади, Эл и повстречал Силкэ, который впоследствии стал их гидом в мир высокогорья.

Местная деревушка Рильхе насчитывает не больше ста жителей, численность которых стремительно уменьшается. Само поселение состоит из дюжины лачуг, которые и домами-то толком не назовешь. Построенные из бревен с декором в виде черепов и щитов, они выглядели, как игрушечные кости, небрежно брошенные у подножия горы рукой пьяницы. И в это богом и дьяволом забытое место друзья Эла приехали на каникулы. Боксер до сих пор не понимает, зачем они притащились в такую даль, ведь горнолыжные курорты по всему миру только и ждут, пока к ним приедут такие заядлые любители фрирайда, как Акли с Калебом. Однако Элиот подозревает, что дело вовсе не в любви к лыжам и даже не в адреналине, который растекается по венам, когда перепрыгиваешь очередной заснеженный выступ, а в банальном желании Ака выделиться.

Пока Эл с Силкэ опускает верхние коробки на пол, остальные изучают их содержимое, но ни в первой, ни во второй, ни даже в десятой нет того, что могло бы им помочь.

– Твою мать!

Акли со всей дури бьет кулаком по ящику, и тот падает прямиком под ноги Аллестера, заставив отскочить в сторону.

– Здесь один хлам! – бушует Гудмен, пиная все, что только попадается под ногу. – Мне надоело сидеть без дела. Если не можем ни с кем связаться, давайте просто вынесем эту гребаную дверь. Хватайте молотки и вперед! Кто со мной?

Боевой клич Элиота дает понять, что он «за» обеими руками. Если уж где-то требуется применением грубой силы, он первый скачет в ряду. В отличие от Калеба, который предпочитает более деликатные методы решения проблем. Сорвав со стены две кирки, Ак вручает одну боксеру и впивается инструментом в отсыревшее дверное полотно. Спустя время Силкэ нехотя присоединяется к ним, не желая оставлять всю тяжелую работу «гостям горы». Кэт бросает вопрошающий взгляд на Калеба, но тот лишь пожимает плечами.

– Извини, эти руки не созданы для каторжного труда.

– А для чего тогда? Чтоб считать свои несметные богатства?

– Считать и пересчитывать, если угодно. Но, раз уж ты настаиваешь, я займусь осмотром дома. Возможно, получится отыскать что-то достойное внимания.

– Я с тобой! – радостно подпрыгивает Джаззи, направившись следом за парнем.

Осмотрев каждый метр этой ветхой лачуги с таким видом, словно она несет прямую угрозу его существованию, Аллестер присаживается на корточки. Тонкие кисти, костистые плечи, длинная, словно стебель растения, шея и тело, как гриф виолончели – для дел, требующих приложения физических сил, он явно не лучший кандидат. К тому же от медленно прорастающей изнутри паники руки будущего журналиста дрожат так сильно, что он едва может удержать камеру. Лишь съемка помогает немного унять этот судорожный тремор. Пока парни пытаются отворить входную дверь, Аллестер снимает рабочий процесс с разных ракурсов, а после переключается на интерьер хижины. Он с самого начала не скрывал, что едет с компанией только ради сбора информации об острове для будущего репортажа. Ну и, конечно же, интервью у представителей двух самых влиятельных семей Нью-Йорка: Акли Гудмена и Калеба Колдвотера.

Отогревшись у очага, Ивейнджин успевает изучить содержимое почти десяти ящиков. Как оказывается, большинство из них набито инструментами, причем довольно старыми: ножами, топорами, крюками, а также емкостями с керосином и масляными лампами, которые в цивилизованном мире давно отошли в категорию антиквариата. Есть среди них и полезные вещи, к примеру, несколько стареньких спальников, которые Иви, несмотря на наличие собственного снаряжения, тут же засовывает в рюкзак. А есть и те, наполнение которых ее удивляет. Например, вот эта небольшая коробочка доверху заполнена круглыми деталями, напоминающими гайки. А эта, возле рабочего стола – веревками, причем настолько длинными, что девушка не смогла найти конец ни одной из них. Вполне возможно это один сплошной трос, конец которого потерялся у самого подножия Сапмелас саалла. Видимо, местные шахтеры работают, пользуясь дедовскими методами. И как они только до сих пор живы?

Тем временем Джаззи, наступавшая на пятки Калебу в соседней комнате, наконец-то решает перейти в наступление.

– Ну так что, – облокачивается она на пирамиду из дров, – мутить будем?

– Прошу прощения?

– А мне показалось, ты просил кое-что другое. Хотя, нет, даже требовал, мистер «похотливые глазки».

Парень вопросительно выгибает бровь.

– Это было не желание, а антипатия. Их часто путают.

– Да ладно тебе, кексик. Я же вижу, что ты от меня глаз не отводишь, – она обхватывает его за шею, прижимаясь к торсу. – Все думаешь, настоящие они или нет. Ле-вуаля, свити⁶, можешь проверить.

Она обхватывает его ладони и опускает себе на грудь.

– Сейчас не лучшее вре…

– Не ломайся. Я знаю, ты этого хочешь.

Ладонь Калеба скользит по ее спине. Пальцы блогерши расстегивают молнию его куртки, кисти прижимаются к тазу, тихий, истомный стон заполняет тишину комнаты. Лицо рыжеволосой придвигается к нему, грудь вздымается от тягостного вздоха, но как только ее пухлые губы приближаются в предвкушении поцелуя, юноша отшатывается от них, как от раскаленного клейма.

– Эй, что за на фиг?

Перед глазами проплывают белые пятна, рот заполняет тошнотворно-солоноватый вкус. На секунду Калеб теряет связь с реальностью, возвращаясь в далекое прошлое. Прошлое, от которого всеми фибрами души пытался сбежать. Он отталкивает Джаззи и направляется к выходу, когда в дверном проеме появляется Ивейн. Парень невольно задумывается: как много она видела? Судя по растерянному взгляду карих глаз, перебегающему с него на фигуру позади, она ничего не заметила, но была близко к этому. Хотя, откровенно говоря, ему на это плевать.

Он подходит к камину и устраивается на коробке возле Аллестера, который тут же отсаживается подальше, словно боится подхватить от него тиф. Юноша поспешно отворачивается, когда замечает в отражении окна свою растрепанную прическу. Под влиянием сырости его вьющиеся каштановые волосы, кажется, зажили своей жизнью, выбиваясь из-под головного убора, подобно бобовым росткам. Как жаль, что в бесчисленном хламе хижины не найдется геля для укладки.

Вернувшись в помещение, Джаззи с гордо задранным подбородком направляется к столу, но по пути спотыкается о коробку, и та падает на пол, вывернув содержимое. Лицо блогерши вмиг озаряется радостью.

– Ой! Кажется, я нашла еду! Хештег удача, хештег – умница.

Она запускает руку внутрь и достает консерву непрезентабельного вида, которую тут же перехватывает Кэт.

– Как-то она не сильно внушает доверие.

– Да им же лет сто! Дата производства совсем стерлась, – кривится Калеб, поднимая с пола потертую банку. – Ты как знаешь, но я не имею привычки есть то, что не доели другие. Я ведь не какая-то там Кукушка, подбирающая крохи за сливками общества.

Кэйтин поворачивается, театрально окидывая помещение взглядом.

– Где это ты здесь сливки увидел? Лично я вижу лишь обезжиренное молоко, причем сомнительного качества.

Аллестер нервно хихикает, но под тяжестью взора Калеба тут же смолкает, отсаживаясь от него еще дальше. Протяжный скрип свидетельствует о том, что усилия парней не напрасны: входная дверь потихоньку открывается, лишь на пару сантиметров, но это уже успех. Кэт подается вперед, чтоб оценить прогресс, но стоит ей только подойти, как головка кирки отлетает, а вместе с ней и их надежда на освобождение.

– Ай… ты ж чертов… Мать вашу! С этим доисторическим старьем мы до конца недели будем возиться!

Ак яростно отбрасывает рукоять, пиная дверное полотно ногой, но от этого оно шире не отворяется. Наблюдающий за этой печальной картиной Калеб удрученно качает головой.

– Я так и знал, что что-нибудь случится. Это путешествие изначально было обречено на провал.

– Ах так, чертов всезнайка?! – отпрыгивает Ак, сужая бледно-голубые глаза. – Может, тогда подскажешь всем нам, тупоголовым ослам, как отсюда выбраться? Через заваленную дверь?

Иви устало потирает трещащие виски. «Помни, – повторяет она про себя, – ты здесь только ради мамы. Ты обязана выяснить правду во что бы то ни стало». Эта мантра помогает ей в трудные времена, когда хочется все бросить, опустить руки, забыть свое имя и больше никогда его не вспоминать. Но она должна помнить, ведь кроме нее никто не сможет выяснить истинную причину маминой гибели. Стараясь не обращать внимания на споры, блондинка шагает к камину и наводит фокус на разрастающееся пламя. С первых минут на вершине Ивейн старается поймать в объектив своего Nikon как можно больше красот, будто это бабочки, а фотоаппарат – сачок, которым она лишает их свободы. И сейчас эти пылающие мотыльки поднимаются вверх, развеиваются облачком дыма, исчезающем в старой кирпичной шахте. Она кажется такой ветхой, словно стоит здесь на полвека дольше самого дома. Каменная кладка выложена грубо, будто кто-то просто сгреб кучу валунов и соединил их с помощью странной клеящей смеси, по цвету напоминающей древесную смолу. Девушка проводит ладонью по выпуклой поверхности, когда замечает одну важную деталь: труба выходит не через проход дымоотвода, а простую брешь в крыше.

– Через щель в полу, – плюется слюной Акли, – засыпанное окно или дыру в твоей заднице?

– Через проем дымохода.

Взгляды всех присутствующих устремляется к Ивейн.

– В месте соединения дымоходного канала с потолком есть прореха. Если убрать камни, мы сможем выбраться через нее наружу.

Калеб подходит к очагу и бьет по нему рукой, отчего камни едва заметно пошатываются. С потолка осыпается снежная пыль.

– Да она едва держится. Пару ударов и от нее не останется ни следа.

Настроение Ака неожиданно улучшается.

– Кто мы мог подумать. Мышка нашла выход из норы. Молодец.

Он одобрительно похлопывает Иви по спине, но от этого мимолетного касания по всему телу девушки прокатывает волна дрожи. Ей не нравится кличка, придуманная Акли, как и его манера обращения, но будущего бизнесмена не интересует чужое мнение, особенно если оно отличается от его собственного. Силкэ тушит огонь, засыпав его снегом от приоткрытой двери. Акли велит остальным отойти в сторону и заносит снятый со стены молот. Всего несколько ударов, и каменная кладка рассыпается, подобно детской пирамидке, оголив немаленький пролом в потолке, в который тут же проваливается охапка снега. Судя по диаметру, человек в него протиснется без проблем. Соорудив возвышение из коробок, группа по очереди выбирается наружу, радуясь долгожданному освобождению. Опасность миновала. Можно вздохнуть с облегчением и, наконец, спуститься с этой проклятой горы, но мимолетная радость тут же улетучивается, стоит им только подойти к скалистому обрыву.

– Гггдее.... же подъеммник? – едва выговаривает Аллестер при виде белоснежной глади. Ни следов обветшалого механизма, ни стального троса. Будто и не было здесь кабинки, поднявшей их с земли в горную ввысь. – Она ведь выглядела ддостаточно крепкой.

– Как для парка аттракционов тысяча девятисотых годов, да, – натягивает на нос темно-синий шарф Калеб. – А вот для снежной бури, как видишь, недостаточно.

– И что нам делать, гений? – поворачивается к Калебу Ак с таким видом, словно это он оборвал провода, отправив их последнюю надежду на дно ущелья.

– От меня ты чего хочешь? Это не я затащил нас на верхушку дьявольских рогов.

– Откуда мне было знать, что налетит долбанная буря!

– Не нужно было тебя слушать. Ты никогда не думаешь о последствиях!

Гудмен толкает Калеба в грудь так сильно, что тот чуть не поскальзывается.

– Никто тебя за уши сюда не тащил, Каб. Раз такой сообразительный, что ж ты внизу не остался?

– Решил в кои-то веки на тебя положиться. Забыл, что у тебя в мозгу одна извилина, и та прямая.

– Перестаньте! – вопит и без того напуганная Джаззи.

– Еще раз это скажешь, и я выковыряю тебе все глаза!

– Неужели? И много выковыривать собрался? Два или два?

Кэт вмешивается прежде, чем ссора перерастет в драку.

– Хватит вам! Не имеет значения, кто виноват. Важно понять, как быть теперь. Поэтому придержите свое эго при себе и лучше пораскиньте умом!

Калеб массирует пульсирующие виски. Раньше он не понимал, как можно физически устать от общения. Ведь это просто обмен данными, он не требует особых сил. Теперь он понимает, что проблема вовсе не в количестве информации, а в тех, кто ее передает. Некоторые люди утомляют одним своим присутствием, а здесь таких аж целых шесть, не считая аборигена, который, к счастью, крайне молчалив. В отличие от Эла, который решает подлить масла в и без того пылающий костер их волнения.

– Видимо, на своих двоих спускаться придется.

– Склон Сапмелас саалла, – поясняет Калеб, – это дикая неочищенная территория с периодическими вьюгами и углом наклона до сорока пяти градусов. Спускаться по ней пешком неподготовленным туристам – это как пилотировать вертолет без вентиля, со сломанным двигателем, который вот-вот взорвется. Раз плюнуть.

– Простить меня, – неожиданно перебивает Силкэ, – но молодой человек правый. Если просто сидеть, мы замерзнуть. До начало рабочий сезон никто не подниматься на гора. Со всем уважением, гер Калеб, но мы должен сам подать сигнал бедствий. Яалле?

– У нас есть дилемма посерьезнее, – наконец совладает с дрожью в голосе Аллестер. – Акли заплатил паромщику, чтоб тот прриплыл за нами во вторник, а значит, у нас есть ровно неделя, чтоб оттыскать путь вниз. Если нас не будет на берегу, когда приплывет корабль…

– …мы застрянем здесь неизвестно на сколько, – заканчивает за него Кэт.

Джаззи, все это время с надеждой сжимающая айфон, словно от силы ее сжатия зависит сигнала сотовой связи, удивленно косится на подругу.

– Корабль же не бросит нас здесь? Они должны нас искать, дэм!

– Конечно, – поднимает указательный палец Калеб, – но есть одна малеееенькая сложность: к тому моменту, как они пустятся на поиски, некоторые из нас уже могут быть на полпути в Хельхейм⁷. И да, под «маленькая» я имел в виду катастрофически-убийственная, стоящая жизни проблема. Поэтому, нам придется поспешить.

Силкэ прижимает большой палец к губам, поднимая глаза к небу.

– Тильги ом аргум. Да помочь нам всем Акмелас.

– Бог не поможет в месте, которое подчиняется правилам ада, – отрезает Калеб, – как и другие мученики и святые. Чтоб выжить, нужен ум и выдержка, а у большинства из нас нет ни того, ни другого. Мы обречены, друг мой. Все мы.

Группа затягивает лямки рюкзаков и нехотя двигается к спуску, не замечая зыбкую тень, согнутым деревом наблюдающую за ними со склона. Силуэт выпрямляет покатые плечи, заправляет за уши серебристые волосы, отбрасывая в сторону белоснежную накидку. Порывистый ветер обдувает обескровленное лицо прохладой, оседающей кристалликами инея на щеках. Сирилланд возвышается на вершине горы, подобно заснеженному пику, ее естественному продолжению, ее лобной кости, срастающейся с холодным бледным телом.

– Так-так. Похоже, к нам пожаловали новые гости. Что думаешь, Тува? – его пальцы поглаживают белесый меховой воротник, который затягивается узлом на шее.