Глава 9

Элла

Как только Джейн уснула, вернулись Деймон с Эльвирой. Я вышла из детской в прихожую их встречать, прижимая к губам указательный палец, намекая им на то, что малышка спит и им нужно вести себя тише. Осторожно закрыла дверь и приблизилась к брату, который раскрыл для меня объятия.

– Что бы мы без тебя делали, – проговорил он, прижимая меня к себе.

Я демонстративно пожала плечами, отстранившись от Деймона.

– Даже не знаю. Наняли бы няню. Пригласили Марту. Есть куча вариантов, так что прекрати подлизываться.

Деймон усмехнулся и щелкнул меня по носу, улавливая мой сарказм.

– Но мы тебя наградим за твой бескорыстный труд. Смотри, что привезли.

Деймон нагнулся, чтобы поднять пакет с пола и раскрыл его. Я посмотрела внутрь и радостно ахнула, раскрыв рот.

– Голубика! Как много! – сдержалась я, чтобы не вскрикнуть от радости.

– Да. Сейчас мы будем делать пирог. Вперед на кухню.

Мама часто баловала нас пирогом из голубики, а ягоды всегда доставал отец. Я так часто делала его с ней, что запомнила весь рецепт наизусть.

Когда Деймон скрылся на кухне, чтобы помыть ягоды, я посмотрела на Эльвиру, которая все время после своего приезда молчала и оглядывалась по сторонам.

– Он уже уехал, – строгим голосом сообщила я, скрещивая руки на груди. Так демонстрировала Эльвире свое недовольство. Она уловила мое состояние и с виноватым выражением лица приблизилась ко мне, чтобы обнять.

– Прости, я не сдержалась, – пробубнила она в мое плечо.

– Что значит не сдержалась? – прошипела я, округлив глаза от удивления, отстраняясь от нее.

– Это было хорошей возможностью оставить вас вместе, – настаивала она на своем.

Я вздохнула, успокаивая себя. Знаю, что в помыслах Эльвиры нет ничего ужасного. Она не сделала ничего, что могло угрожать моей жизни. Но, увы, Эльвира не понимает, что находясь с ее братом наедине, мне становится еще хуже, чем, когда остаюсь одна и думаю о нем, о нашем прошлом и о том, что мы потеряли и с чем не справились. Эльвира знает о моих крепких чувствах к Эдварду, но она еще не уяснила, насколько мне теперь больно находиться рядом с ним. Она не понимает, какого это потерять близкого человека от рук любимого мужчины. Эльвира не знает, что такое отцовская любовь и каково мне было узнать, что его убил тот, кого я люблю и кому доверяла.

Как бы зла я не была на Эльвиру, но этого лично в слух проговорить не смогу, поскольку это слишком обидная правда, которая ее надломит и, возможно, отдалит от меня. Эльвира считает, что моя любовь к Эдварду сильнее всякой ненависти и обиды, и что она перевесит все, если я буду чаще оставаться с ним наедине. Но это не так и я понятия не имею, как донести до нее тот факт, что нам с Эдвардом уже не по пути.

– Эльвира, больше не делай так. Я хочу отвыкнуть от него. Я не хочу проводить с ним время, – только и проговорила я, сдерживая злость.

Ее лицо оставалось непроницаемым. После моих слов даже чувство вины Эльвиры улетучилось. Она уловила мои чувства, исходящие из глубины души, которые я все никак не могу растоптать там.

– Ты уверена в этом?

– Нет, – честно выпалила я. Чем больше я вру, тем сильнее начинаю тонуть в этом болоте лжи. – Но я все равно буду придерживаться своего первоначального решения.

– Этой установкой ты только губишь себя.

– Хватит. Мне не нужна ничья помощь, чтобы решить, как относиться к Эдварду. Мы больше не будем поднимать эту тему.

…потому что ты не понимаешь, что значит потерять любящего отца от рук любимого.

Я осталась в доме Эльвиры и Деймона до самого вечера. Пока Джейн спала, ее родители успели помочь мне с пирогом, и как только я засунула его в духовку, она проснулась.

Эльвира все это время выглядела расстроенной. Деймон это видел и постоянно ободряюще поглаживал ее по плечам и целовал в висок. Он не понимал, почему его супруга в таком состоянии, а Эля могла лишь улыбаться и убеждать, что с ней все в порядке и у нее просто внезапно поникло настроение. Ведь эта форма эмоции такая непредсказуемая штука, и оно в любое мгновение может рухнуть даже без причины.

Мы с Эльвирой изредка сталкивались взглядами, когда она оправдывалась перед заботливым Деймоном, и я сама расстраивалась, рассеянно замешивая тесто.

Задумывалась о том, нужно ли мне извиниться перед Эльвирой за свою резкость. Обстановка между нами пробуждала внутри меня ту простосердечную Эллу, которой хотелось, чтобы всегда были только улыбки и радость. Поэтому ей необходимо разогнать грусть с лица каждого любыми способами.

У меня была привычка извиняться по любому поводу, когда я чувствовала вину, пусть даже незначительную. В какой-то момент мои привычки изменились, и вот я даже сейчас не чувствую себя виноватой, а лишь считаю, что мне лучше примириться с Эльвирой и не оставлять эту ситуацию при таком шатком положении. В какую бы безразличную и холодную я сейчас не превратилась, но близкие мне люди всегда должны улыбаться и не погружаться в печаль хотя бы из-за меня.

Мой брат сейчас такой. Он часто улыбается и от него так и веет аурой счастливого человека. Особую роль в его изменившейся жизни играет Джейн. А сама я рада тому, что Деймон, как раньше, не ходит за мной по пятам и не спрашивает ежеминутно все ли у меня хорошо. Он дал мне воздуха и доверился, потому что я показываюсь перед ним как совершенно нормальная девушка, которая справилась с тяжелым периодом своей жизни. Что со мной творится по ночам ему необязательно знать. Теперь у него есть забота поважнее – это его дочь, которой необходимо в скором времени объяснить, как устроена жизнь. И самое главное, вырастить ее в любви и заботе родителей. В этом девочке повезло. И я не имею права влезать между ними со своими слезами. Для этого у меня есть психолог.

Деймон отпустил прошлое и живет в своем счастливом настоящем. Он не хранит в доме каких-либо вещей наших родителей. Есть лишь фотографии, которые служат хорошей памятью о них. У меня же, помимо кучи фотографий в альбоме и фоторамках, имеются некоторые вещи, принадлежащие родным: папин мяч, с которым мы с ним играли во дворе, и он постоянно побеждал меня; мамин фартук, в котором она готовила, а теперь в нем готовлю я; бабушкин крем, которым я иногда мажу руки, чтобы избавиться от шелушения. Теперь я покупаю только его и порой мои руки пахнут ею, словно недавно касалась бабушки. В квартире у меня всегда стоят свежие пионы, которые я покупаю после учебы, сразу же, как старые завянут.

Деймон как-то посоветовал мне отпустить их и жить дальше с раздражением в голосе. Ему надоело, что я несколько раз в месяц посещаю их могилы и снова требую полететь к бабушке в Валенсию. Я не осуждаю брата за такой порыв вразумить меня. Сама осознаю, что пора бы отпустить тех, кого люблю до смерти и оставить их в покое.

Когда я была с Эдвардом, у меня это получалось. Но теперь я одинока и все чаще вспоминаю тех, с кем была счастлива. Но теперь Эдвард еще и причина тому, что я потеряла отца и сильно скучаю по нему. Постоянно жду его во сне, чтобы извиниться за свои последние сказанные ему слова. Но он не приходит.

Есть причины, почему я не могу отпустить их: бабушка ушла, когда была вдали от меня, и я чувствовала, что с ней что-то не так, но ничего не сделала; мама ушла слишком неожиданно и мир забрал ее несправедливым способом; папа ушел из этого мира, как мой враг. Мне просто хочется попрощаться с ними по-человечески.

А еще потому, что я одинока.

Когда я накладывала ягоды голубики на уже готовый, горячий квадратный пирог, погруженная в свои мысли, ко мне подошла Эльвира. Она накрыла мои плечи своими ладонями, заставив меня вздрогнуть и рассыпать несколько ягод с тарелки на стол.

– Извини меня, – тихо сказала она, когда помогала мне собрать рассыпанные ягоды.

– Ничего страшного. Катастрофы не произошло из-за того, что несколько ягод рассыпалось на стол, – с легкой улыбкой ответила я.

– Я не об этом.

Я посмотрела на Эльвиру, когда кинула последнюю выпавшую ягоду в тарелку. Она бросила взгляд на Деймона, который развлекался со своей дочерью, а после еще тише заговорила:

– Я о том, что пригласила сюда Эдварда без твоего позволения. Как подруга я поступила эгоистично.

Я вздохнула и обняла Эльвиру. Она слишком добрая. Ее сердце вмещает столько любви ко мне и к собственному брату, что даже ее поступки не хочется осуждать. Она разрывается и не знает, как поступить.

– Забудем об этом. Я провела с ним не самое ужасное время.

– Правда? – выпалила Эльвира, чуть отстраняясь от меня, чтобы посмотреть на мое лицо.

– Правда, – улыбнулась я.

Может я и утопала в самых различных эмоциях – от ненависти до умиления, но не желала его прикончить. Так или иначе, я что-то чувствовала после долгого застоя. Эмоции били фонтаном, и только благодаря тому, что они меня умотали, смогла заснуть и не умирать всю ночь от желания лечь рядом с Эдвардом и уткнуться в его грудь, чтобы ощущать излюбленный запах.

Я не мучилась от желания забыться хотя бы на одну ночь и не совершила этот несправедливый, по отношению к памяти отца, поступок. Я продолжаю думать о том, что запах Эдварда отныне для меня яд, от которого задыхаюсь, а если же втяну в себя огромную дозу, то скорее умру, поэтому мне стоит держаться от него подальше.

На следующий свой выходной я поехала к Брук, перед этим договорившись с ней по телефону, что заеду. Она мучительно проговорила мне свое желание, чтобы я привезла бутылку вина, поскольку в квартире Джона на постоянной основе есть лишь коньяк и виски, а Брук не фанатка такого пойла на каждый день.

Вино ей сегодня просто необходимо как обезболивающее, поскольку у нее начались критические дни, которым Брук, с одной стороны рада, а с другой – ей хочется вырвать матку.

Дверь мне открыл Джон. Он быстро обнял меня в знаке приветствия и снова начал поспешно одеваться. Я зашла в гостиную, где на бежевом диване корчилась от болей в животе моя подруга.

– Живи. Скорая помощь прибыла, – проговорила я, приближаясь к ней.

Я вытащила из пакета бутылку вина и поставила ее на стол перед диваном.

– Ты посланник самого Бога, ангел мой, – пробормотала она, чуть подняв голову, а затем снова тяжело положила ее на подлокотник дивана, сжимая свой живот руками.

Улыбаясь, я направилась на кухню за бокалами и штопором. У дверей внезапно столкнулась с Джоном, который доедал свой бутерброд и при этом застегивал рукава рубашки.

– Сегодня Брук бесполезна просто, – пробурчал он с полным ртом.

– Гляди, чтобы она не услышала твои слова, – крикнула я ему в след, когда Джон заходил в гостиную.

– Это кто бесполезна!? – послышался яростный голос моей подруги, а после последовали успокаивающие и оправдывающие слова Джона.

Я вернулась в гостиную с двумя бокалами и села на диван рядом с ногами Брук.

– Дамы, вы что, с утра будете пить вино? – недоумевал Джон, накидывая на плечи пиджак.

– Это мое обезболивающее! – рявкнула Брук, поднимая взлохмаченную голову. Она приняла сидячее положение и прижала свои согнутые ноги в коленях к груди. – У меня месячные, у меня живот разрывает, а ты даже посочувствовать не можешь, чудовище бессердечное.

Я забрала бутылку, глядя на Джона, у которого вытянулось лицо и округлились глаза от шока, вызванный словами Брук. Молча прикрутила штопор в пробку и надавила на ручки, после чего она вышла из горловины бутылки. Для меня подобные сцены уже вошли в привычку, и я просто занимаюсь своими делами.

– Смотря что ты подразумеваешь под сочувствием, милая. Прикасаться к тебе вообще нельзя в эти дни. Слова тебя бесят. Я просто в плачевном положении.

– А ты пораскинь мозгами!

Джон ненадолго задумался, а затем уверенно ответил:

– Я могу сегодня остаться в офисе, чтобы ты ночью не задушила меня подушкой. Только подумать, какая нелепая смерть. Это мой самый главный страх.

– Что значит остаться в офисе? Ты слышишь, что он говорит? – почти слезно обратилась ко мне Брук.

– Элла, ты свидетель тому, что абьюзер в наших отношениях – это Брук. И это ясно выражается, когда у нее ПМС.

Я поражаюсь его спокойствию. Он даже засмеялся, когда Брук кинула в него маленькую подушку от комплекта дивана со злостным выражением лица. После он бесстрашно подошел к ней и поцеловал в макушку.

– Убирайся с глаз моих, – пробубнила моя подруга, шмыгнув носом, но при этом вцепившись в пиджак Джона.

– Ты прелесть, – проговорил он и нежно поцеловал ее в губы.

Эти люди нашли друг друга.

Джон уже собирался уходить, как он посмотрел на меня и остановился рядом. Я ощутила на себе его задумчивый взгляд и подняла голову, взглянув на него. Брук из-за моей медлительности забрала у меня бутылку, и сама стала разливать вино по бокалам.

– Что?