На следующий день Мирэя проснулась поздно. Большого труда ей стоило подняться с постели – все тело ныло. Когда она посмотрела в зеркало, то не узнала себя. На нее смотрела бледная особа с распухшими губами и спутанными волосами. Вошедшая в комнату Айрен, поначалу довольно беззаботная, тоже была напугана видом подруги. Тихо, как две заговорщицы, они вспоминали свои похождения на празднике. Принцессе было трудно об этом говорить, кое-что пришлось утаить. Она сто раз прокляла "майского жениха" и даже залилась истерическими слезами. Все воспоминания об удовольствиях, испытанных вчера, рассеялись; осталось оскорбленное самолюбие и негодование по поводу столь не характерной для нее внешности. "Ну почему я не послушалась папу?" – мучилась поздними угрызениями совести Мирэя.
Она ни за что не согласилась бы на просьбу отца спуститься в приемный зал и поприветствовать гостей: Зарада и Арфеста, – но ей необходимо было узнать, что говорят о бегстве королей, избранных Сиреневой ночью. Неизвестность мучила ее, и принцесса надеялась выведать все у Арфеста.
Измученная обманщица появилась на веранде, где сидели гости. Сначала она не заметила ничего особенного, так как тень виноградных листьев скрывала лица присутствующих, а потом было поздно. Мирэя увидела Юниэра, и сердце ее подпрыгнуло прямо к горлу, ухнуло вниз, а потом быстро-быстро заколотилось в груди. "Что он здесь делает? Неужели отцу все известно?" – ужаснулась она.
– Милая кузина, позволь представить тебе моих лучших воинов, – вышел навстречу ей Зарад.
Юниэр и Лафер поклонились. Лафер опустил глаза, а Юниэр, как показалось принцессе, дерзко смотрел на нее. В ответ на их приветствие она едва кивнула.
– Хорошо, что ты пришла, – сказал Киннар, встал с места и строго оглядел всех. – Я хотел, чтобы ты присутствовала на этой встрече.
Он сделал знак слуге, и через минуту тот привел высокого, светлокудрого юношу – фейра. Все были изумлены. Юниэр и Лафер перемигнулись. Арфест скривил губы. Ненависть исказила лицо Зарада.
"Еще сюрприз", – подумала Мирэя с досадой, узнав вчерашнего незнакомца, наблюдавшего как она висела на веревочной лестнице.
– Позвольте представить вам Дориана Скользящего, – обратился к собравшимся Киннар. – Я ожидал его завтра, но Дориан скор. Радостной неожиданностью для меня был его утренний приход.
– А что корабли из Этерии все еще заходят в ваши гавани? – сухо спросил фейра Зарад.
– Нет, – покачал головой Дориан, – давно не заходят. – Но я много лет дружу с нарисейцами, эта земля мной любима, поэтому я не хочу покидать Байлаш.
– Ваше время прошло, скоро все вы сбежите в свой заповедник. Байлаш и Крор принадлежат людям по праву.
– По какому праву, Зарад? – нахмурился король. – Раньше наших поселений возникли в Кроре великие государства фейров.
– Что из того? Сейчас Сарказ там сильнее всех, он сосет последние соки из тощей земли и натравливает злогов на наших собратьев. Если фейры так уж искусны в магии, пусть придумают, как уничтожить его. Но они трусливо держатся в стороне, дрожа за свои вечные жизни. Только мои ребята сражаются, защищая несчастные народы Крора.
– Облагая их при этом немалой данью, – заметил Дориан. – Люди лишь выбирают из двух зол меньшее.
– Отчего же фейры не сражаются с большим злом так, как считают нужным?
– Лютый враг Дамарх был свергнут.
– Если б не Хем, Дамарх по-прежнему правил бы нашим миром!
– Хем был сыном Сорель, майяви, – возразил Дориан.
– Довольно! – властно остановил их Киннар. – Не надо перечислять достоинства наших предков. Мы гордимся ими, но будет ли повод у потомков вспомнить нас? Неужели не замечаете вы, что живете в век алчности, зависти, ненависти? И для меня не секрет, Зарад, что боевых орлов Сундара в Кроре боятся так же, как уродливых прислужников Сарказа. И твоя популярность куплена награбленным золотом, да еще обещаниями обессмертить людей.
Шанкары давно отвернулись от нас, наш век сократился вдвое. То, чего Нар не дал нам добровольно, силой не вырвать! Запомни, как только наши бесчинства переполнят чашу терпения шанкар, Сундар погибнет. Пока не поздно, мы должны образумиться, великим делом загладить ошибки. Объединившись с фейрами, мы объявим войну Сарказу и уничтожим его.
– Нет, – ответил Зарад.
– Отчего же, – удивился Киннар, – ты не хочешь падения Сарказа?
– Мы справимся с этим без фейров!
– Но вы не делаете этого, – покачал головой Киннар. – Много лет армия воюет с последствиями и не трогает причину. Мне кажется, тебе выгодно не трогать такого врага, как Сарказ, ведь исчезни он, под каким благовидным предлогом ты будешь собирать дань с народов Крора?
Зарад вскочил.
– Вы хотите ссоры, дядя? Зачем наговариваете на меня и делаете сообщником нашего злейшего врага?
– Я не хочу ссоры, – устало вздохнул Киннар, – просто говорю свое мнение. Я хочу, чтобы все было открыто и ясно, а не исподтишка.
– Так критикуйте меня сколько угодно, когда мы одни, но здесь Мирэя, ваша дочь, здесь мои воины! Зачем им знать ваши домыслы?
– Слаб тот, кто боится правды, – твердо возразил Киннар.
– Я не боюсь правды, дядя, – процедил сквозь зубы Зарад и сел на место, затаив обиду.
– Я, – раздался вдруг голос Юниэра, – ничего против фейров не имею. В Кроре мы с ними дружим и помогаем друг другу. Они много знают и у них есть чему поучиться.
– Если бы ты жил вечно, – тонко усмехнулся Арфест, – то и знал бы куда больше.
– От вечной жизни можно устать, – возразил Юниэр. – Мне по нраву та, что у меня есть.
– Да, – вздохнул король, – уж лучше умереть, чем век за веком наблюдать кровавые распри и видеть, как все, что с любовью создавалось в течение долгих лет, рушится за несколько дней. Но не будем падать духом, может быть, нам еще удастся договориться. Завтра я обнародую свои планы, и если люди не потеряли разум, то внемлют призыву. Тебя, Зарад, я не убедил? – обратился король к насупленному племяннику.
– Нет, отчего же, – возразил Зарад, – разумом, не сердцем, я вас понимаю, но хотелось бы знать подробнее ваши планы.
– Охотно поделюсь, – согласился Киннар, – давайте перейдем в мой кабинет, здесь становится слишком жарко, а туда не проникает зной. Там и обсудим все подробно.
Мирэя не хотела участвовать в словесных распрях и давно выжидала подходящего момента, чтобы уйти. Она пыталась вникнуть в серьезный разговор, но мысли ее занимал только Юниэр. Что-то вольное, бесстрашное, значительное в его лице приковывало к нему внимание. Находиться с ним рядом в комнате, полной других людей, терпеть его призывные взгляды, пока отец рассуждает о необходимости союза с фейрами, было невыносимо! Ей казалось, что все уже заметили, как она смущена и вот-вот расплавится от стыда. Она попросила позволения удалиться к себе.
– Ты разочаровываешь меня, Мирэя! – сказал Киннар. – Тебе не интересно, что происходит в государстве?
– Государство тебя тоже разочаровывает. Я устала от политики, – капризно пожала плечами принцесса.
– Что ж, отдыхай, – вздохнул король.
– Может моим воинам тоже лучше уйти? – спросил Зарад.
– Нет. Мне по душе твои воины, – возразил Киннар.
Мирэя откланялась и вышла во внутренний двор; там она умыла разгоряченное лицо у фонтана. "Почему папа такой недовольный и усталый, – думала она, – неужели быть королем значит чахнуть от скорби?" – Девушка опустила руку в воду, чтобы погонять мелких рыбок.
Когда все пошли в королевский кабинет, Юниэр улучил момент и проскользнул во двор. Он бесшумно подкрался к Мирэе и коснулся губами ее волос. Она вздрогнула.
– Ты? Что тебе надо? – Принцесса готова была заплакать. – Ты относишься ко мне без должного почтения!
Юниэр изумился.
– Я люблю тебя и говорю об этом открыто. Признайся, твои прежние женихи дарили тебе розы и целовали край платья, боялись приблизиться, выжидали призыва богини. А мне все равно, принцесса ты или нет, я хочу быть с тобой. Праздник продолжается, народ веселится, город украшен. Пойдем? Ты не пожалеешь.
Она хотела согласиться, но гордость не позволила признаться в этом даже себе.
– Не возносись так высоко, – нахмурилась Мирэя. – Ты был моим женихом в Сиреневую ночь, не надейся на большее!
– Что тебе делать во дворце? – не сдавался Юниэр. – Не упрямься. Или опыта одной Сиреневой ночи тебе достаточно на всю достойную королевскую жизнь?
– Придержи свой острый язык!
– Так что, договорились? Вечером, на площади Хема?
– Ну что ж, – снизошла Мирэя, – возможно, я приду.
– Вот и чудесно! – глаза Юниэра лучились от счастья.
Истерзанное самолюбие принцессы наконец-то получило подарок. Конечно, она никуда не пойдет, пусть высматривает ее на площади сколько душе угодно. Мирэя поспешила в свою комнату, а Юниэр ушел в кабинет Киннара.
– Представляешь, какой он дерзкий! – рассказывала она Айрен. – У меня уши горят, когда я вспоминаю прошлую ночь. Солдат несчастный.
Вечерело. Мирэя пробиралась вперед по узкой улочке, стараясь держаться в тени домов: боялась, что ее узнают. Она оделась в простое цветастое платье, которое позаимствовала у Айрен, и повязала на голову косынку.
На площадь Хема можно было выйти по королевской аллее, широкой, безлюдной, с рядами белых магнолий по обе стороны, – она начиналась прямо от дворца. Но Мирэя выбрала другой путь. Она шла через ремесленные районы, по улице портных. Никогда прежде ей не приходилось бывать здесь. Вывески пестрели птичьими названиями: "Изумленный какаду", "Лебединая песня", "Райское оперение". Найти дорогу было нетрудно: толпы людей потоками стремились в одном направлении.
Только однажды она остановилась в недоумении. На перекрестке стоял человек со связкой сиреневых платков, которые почему-то охотно расхватывали. Мирэя полюбопытствовала, зачем они нужны, и узнала, что без них в Зеркальную пещеру не попадешь. На всякий случай, она купила платок себе, а заодно и Юниэру, и направилась к мосту "Прыжок Чернолуна". Мост, перекинутый через Лунную Дорожку, небольшую шумную речку, построили недавно из дымчатого кварца и черного мрамора и назвали в честь ее скакуна.
Выйдя на площадь, Мирэя остановилась в нерешительности. Площадь представляла собой огромную живую клумбу, которая гудела, как тысяча пчелиных семейств. "Где же найти Юниэра?" – растерялась принцесса. И тут же один из пионов отделился от клумбы:
– Как странно ты вырядилась, Мирэ! Еле-еле тебя признал, – рассмеялся Юниэр. – Сними хотя бы это, – он стащил с ее головы косынку.
– Если будешь дерзить, я сразу уйду, – предупредила Мирэя.
– Не будь такой строгой, – Юниэр протянул ей букет. – Эти незабудки для тебя!
– А этот редкостный платочек для тебя, – преподнесла Мирэя свой дар.
– Ого, – усмехнулся Юниэр, – мы уже начали заботиться друг о друге! – У него тоже были платки для них обоих.
Поначалу Мирэя чувствовала себя неловко. Но Юниэр был нежен и предупредителен. Вскоре она прыскала от смеха, когда он жарко нашептывал ей на ухо забавную смесь из комплиментов, шуток и веселых импровизаций.
– А ты знаешь, что нас все еще ищут? – спросил он вдруг, когда к принцессе вернулось безмятежное настроение.
– Кто? – насторожилась она.
– Понимаешь, – объяснил Юниэр, – Сиреневая ночь – древний праздник, и у него есть законы, которые мы нарушили. Выбор четы делают не просто судьи, а колдуны. Эта чета необходима для равновесия на весь последующий год. Мы нарушили это равновесие, поэтому колдуны предвещают ненастья, мор и другие бедствия, вплоть до гибели Сундара.
– Ты шутишь? – Мирэя сжалась внутри, пытливо вглядываясь в его лицо.
– Нет, это серьезно, – виновато пожал плечами Юниэр. – Я наслушался разговоров.
– Но почему они выбрали нас? – воскликнула Мирэя.
– А это от них не зависит, они выбирают тех, кто светится. Нормальным людям этого не видно, а тем, кто разбирается в ворожбе, заметно.
– Я тоже вижу. Юниэр, давай уйдем, мы и сейчас светимся!
– Светимся, – согласился Юниэр, – но ты не бойся. Люди нас не ищут, только колдуны.
– Хорошенькое утешение!
– Не волнуйся. Народ колдунов не любит и хочет сам принимать решения. Люди просят не портить им праздник, поэтому они сами выбрали Сиреневых королей и сегодня будут их чествовать. А мы посмотрим.
– Я не хочу! Это опасно.
– Вперед, милая. Мы будем на острие событий, а это неповторимые ощущения. Не бойся ничего. Ну что? Начнем с карусели?
– Юниэр, – вкрадчиво произнесла Мирэя, – мне хочется, чтобы мы были только вдвоем, уйдем отсюда.
Но тут ей стало нехорошо.
– Легковерная, – произнес хриплый голос, – а если я и есть колдун? – Лицо Юниэра расплылось и обратилось в темную, злобную маску. А взор из-под маски пронзал ненавистью. – Твой Юниэр мертв, лежит с усохшей звездой любви в бескровной ладони.
Мирэя потеряла сознание.
Очнулась она в таверне. Вокруг суетились люди. Она лежала на коленях у Юниэра. Он обнимал ее, слегка покачивая, и не мог понять, что же на нее так подействовало. Его лицо светилось лаской и любовью. Юниэр напоил ее пуншем, и она немного успокоилась.
С улицы послышался шум: бой барабанов и медный гул труб.
– Что это? – засуетились люди и многие выбежали из таверны.
– Шествие Сиреневых королей, – радостно сообщил кто-то, и тогда уже все, в том числе и Юниэр с принцессой, выскочили на улицу, но из-за толчеи ничего не увидели.
– На крышу! – сообразил Юниэр.
Посетители таверны вняли его призыву. Сам хозяин первым влез наверх, а когда он решил, что зрителей на крыше достаточно, то стал спихивать лишних. Потом зрелище приковало его внимание, и он оставил возню.
Процессия приближалась. Впереди, на конях, восседала избранная пара, вокруг развевались золотые знамена. Люди в радостном возбуждении подбегали к королевской чете и бросали цветы.
– Этот год принесет нам много золота, – многозначительно произнес хозяин таверны. – Посмотрите, сколько желтых тюльпанов, лимонных лилий и золотых нарциссов.
– Этот год принесет нам много крови, – откликнулся надтреснутый старческий голос.
– А, ты из этих, – презрительно процедил хозяин, – колдуны проклятые, каркаете и каркаете, никакого от вас проку.
В это время избранные были уже у таверны. Разглядеть лица было сложно: на короле была широкополая шляпа, на королеве – фата. Девочка, лет тринадцати, высыпала из корзинки маки. Они попали на золотой плащ короля и зазмеились по нему, как струйки крови. Королева обернулась на мгновенье.
– А она похожа на меня, – прошептала Мирэя.
– Вот она! – раздался неожиданно пронзительный возглас.
Внизу у таверны стояла старуха и клюкой указывала на Мирэю.
– Принцесса! – прошипела она, – спуталась с солдатом, шлюшка.
Мирэя остолбенела.
– Бежим, – прошептал Юниэр, – но она не двигалась.
Старик с надтреснутым голосом тоже изучал ее, потом вдруг кинулся вперед.
– Держи ее, Терлок! – визжала старуха.
Колдун попытался схватить Мирэю, но Юниэр был начеку и оттолкнул его.
– Обожжешься, недоумок, о королевскую плоть! – пригрозил он.
Терлок свалился с крыши прямо на старуху.
– Получила, Гарпия! – засмеялся кто-то.
Не теряя времени, Юниэр и Мирэя спрыгнули с другого конца крыши и помчались что есть мочи.
– Никуда не убежите! Светитесь, предатели, – кричала им вслед разъяренная Гарпия.
– Все как-то по-дурацки в этом году, – вздохнул хозяин таверны, слезая с крыши.
Юниэр буквально втолкнул принцессу в небольшое, напоминающее карету, помещение с окошком. Мирэе показалось, что вихрь понес ее с запредельной скоростью вверх, к солнцу, а потом она, закрыв глаза от страха, упала вниз, в глубокую яму.
– Что это? – закричала она.
– Карусель, Драконьи горки, – невозмутимо отозвался Юниэр. – Мы летим в Зеркальные пещеры.
Скоро они уже скользили по гладкому полу Зеркальных пещер.
О проекте
О подписке