Раньше чем Нора против канцелярита, причём используя именно этот термин, выступал Корней Чуковский. В его книге о языке «Живой как жизнь» шестая глава так и называется – «Канцелярит». На Чуковского Нора Галь, по крайней мере, ссылается. Она не ссылается на Константина Паустовского с его развёрнутой статьёй «Живое и мертвое слово», в которой писатель возмущался «убогой эстетикой канцелярского стиля». А раньше Паустовского Чехов писал: «Какая гадость чиновничий язык… Я читаю и отплевываюсь… Неясно, холодно и неизящно: пишет, сукин сын, точно холодный в гробу лежит”. А ещё раньше – Достоевский: «Если теперь иному критику захочется пить, то он не скажет прямо и просто: принеси воды, а скажет, наверное, что-нибудь в таком роде: – Привнеси то существенное начало овлажнения, которое послужит к размягчению более твердых элементов, осложнившихся в моем желудке». Это что, разве не про канцелярит??
К сожалению, не сохранилось высказываний прото-копирайтера летописца Нестора о канцелярском стиле. А то бы выяснилось, что он тоже был против. Нора Галь не открыла явление. Она продолжила традицию многих поколений отечественных литераторов.
Все словесники до единого – против. А канцеляриту хоть бы что, он и сегодня процветает. Три прижизненных и шесть посмертных изданий книги Норы Галь «Слово живое и мертвое» не уничтожили канцелярит. Это правда.
Но многих и многих копирайтеров эта книга научила уму-разуму. Она помогла правильно понять, что такое хорошо и что такое плохо в языке. Подсказала профессиональные приемы работы со стилем изложения. Научила писать хорошо. И, стало быть, средний чек копирайтеров, которые прочитали Нору Галь, увеличился.