«Да, – писал Тиртей, – хорошо умереть для того, кто за землю родную
Бьется и в первых рядах падает, доблести полн».
 

Или:

 
«Юноши, не отходя ни на шаг друг от друга, сражайтесь,
И да не ляжет на вас в бегстве позорном почин…
Гордостью будет служить и для города и для народа
Тот, кто, шагнув широко, в первый продвинется ряд…
Так как потомки вы все непоборного в битвах Геракла,
Будьте бодры, еще Зевс не отвратился от нас!
Вражеских полчищ огромных не бойтесь, не ведайте страха,
Каждый пусть держит свой щит прямо меж первых бойцов…»
 

Своего рода квинтэссенцией всей спартанской идеологии может служить двустишие из их погребальной песни:

 
«Благо – не жизнь и не смерть; они умерли, благом считая
Доблестно жизнь провести, доблестно встретить конец».
 

21) Религиозная жизнь. Праздники

Лакедемоняне поклонялись тем же богам, что и все греки. Из местных божеств источники упоминают только Порка (спартанского аналога Нерея) и Пороса (олицетворявшего долю, выпавшую человеку при рождении).

Впрочем, сами культы отличались своеобразием и «местным колоритом». Так, например, в Лаконике почитали Артемиду Корифалию, в честь которой исполнялись непристойные танцы. В ее храм было принято приносить грудных детей. В честь другой ипостаси этой богини – Артемиды Кариатийской – спартанские девушки исполняли сложный танец – с корзинами на голове. Также устраивались состязания в беге между девушками. В древности у лакедемонян имели место человеческие жертвоприношения Артемиде Ортии. Ликург заменил их ежегодным бичеванием нескольких юношей, кровь которых орошала алтарь в Лимнее. Плутарх пишет, что бичевание было весьма жестоким, и случалось, бичуемые умирали. Однако. согласно спартанским обычаям, они должны были переносить порку молча, со всей возможной сдержанностью.

Афродите лакедемоняне давали различные прозвища, которые с нашей точки зрения были в высшей степени бесстыдны. Так мы знаем об Афродите Перибасо («уличной бродяжке») и об Афродите Трималитиде (Афродите «с дыркой»).

Из героев в Спарте особо почитались Диоскуры, считавшиеся домашними богами. В каждом доме для них были приготовлены еда и ложе. Часто божественных близнецов изображали в виде змей. Был популярен особый знак Диоскуров – две вертикальных столба, соединенных двумя горизонтальными перекладинами.

Героические почести воздавались Ликургу. По свидетельству древних авторов, в Спарте существовал храм Ликурга, где ему приносили ежегодные жертвоприношения.

Еще одним почитаемым героем был Гиакинф, сын Амикла, основателя Амикл. В память о его ужасной смерти справлялся особый праздник – Гиакинфии. Афиней приводит его описание: «Спартанцы праздновали священный праздник Гиакинфий три дня; в знак печали о смерти Гиакинфа они не возлагали на головы венки, участвуя в застолье, не ставили на стол хлеб, пироги и сладости; они пели пеан богу, ничего не делая сверх того, что обычно совершают при жертвоприношениях; очень скромно приняв пищу, они удалялись». В тот же день приносили надгробную жертву Гиакинфу, гробницу которого показывали под алтарем Аполлона в Амиклах. «Во второй день имели место различные представления и собрания, на которые стоило посмотреть. Вперед выходили мальчики в высоко поднятых хитонах, играли на кифарах и пели в сопровождении флейты, ударяя сразу по всем струнам и пронзительными голосами восхваляя бога в ритме анапеста. Другие в полном вооружении скакали на лошадях на место встречи; затем вперед выходили молодые люди, распевая местные песни: вместе с ними появлялись плясуны, сопровождаемые аккомпанементом флейт и песен. В плетеных корзинах или в специально украшенных колесницах прибывали девушки; другие девушки, как в хороводе, сводили процессии друг с другом, и весь город пребывал в радостном возбуждении в предвкушении представления. В этот день совершались многочисленные жертвоприношения, и граждане веселились, вовлекая в празднования своих знакомых и даже собственных рабов. Все присутствовали на священном празднике, и казалось, весь город вымер, поскольку все сходились на представление». Что происходило в третий день, об этом никто не упоминает. Возможно, он был посвящен различным гимнастическим играм. В этот же день статую бога облачали в новый хитон, ежегодно приготовляемый спартанскими женщинами. На празднике председательствовали наследственные жрецы Аполлона из влиятельного рода Эгеидов (фиванского по своему происхождению).

Другим знаменитым празднеством лакедемонян были Гимнопедии – хоровые пляски обнаженных юношей в честь Аполлона Пифаея, проводившийся ежегодно, начиная с 670 г. до Р.Х. По словам Павсания, этот праздник был любим больше, чем какой-либо другой. Он настолько высоко почитался спартанцами, что даже самые печальные события не могли служить оправданием отсутствия на этом празднике. Проходил праздник в месяце гекатомбее (июль-август) и состоял главным образом в военных плясках: хоры красивейших мальчиков и лучших мужей, без всякой одежды, намазавшись маслом, плясали и пели песни Фалета, Алкмана, а также пеаны Дионисодора. Это происходило в Спарте, на рынке, подле статуи Аполлона Пифийского и Артемиды. В память сражения при Фирее (550 г. до Р.Х.) начальники хоров носили на головах венки из пальмовых листьев, называемых фирейскими. Слава храбрых воинов, павших в этот день, воспевалась с мимическими представлениями сражений. Начало пляски было тихо и мерно: плясавшие изображали движением рук и ног различные гимнастические игры (борьбу, панкратий); затем следовала торжественная пирриха, которая заканчивалась самыми живыми, быстрыми, изящными движениями. Все это требовало большого напряжения сил и долговременных упражнений. Телесная красота, стройность и ловкость движений молодых людей представляли прекрасное зрелище, на которое стекалось множество зрителей. В эти дни Спарта была наполнена гостями из других полисов. В последний день гимнопедий выступал хор мужей.

Наконец, Лаконика была знаменита своими Карнейскими празднествами (в честь Аполлона Карнейского и прорицателя Карна из Акарнании) – ежегодными выступлениями танцоров и певцов, имитирующих военные тренировки. Каждый из участников выступал от своей фратрии (всего было представлено 27 фратрий). Праздник начинался в седьмой день месяца карнейос (августа) и продолжался девять дней. По свидетельству Афинея, он представлял собой полную картину лагерной жизни. На девяти площадках в городе ставились палатки или шалаши, называемые скиядами, в каждой их которых помещалось по девять человек, обедавших вместе и совершавших все действия по команде. Главный жрец, распоряжавшийся священными обрядами, назывался агитом. Он имел из каждого спартанской филы по пяти служителей, именуемых карнеатидами, которые исполняли обязанности четыре года и в продолжении этого времени не могли вступать в брак. Бегание происходило следующим образом. Один из молодых людей выступал вперед, желал благополучия государству и потом убегал. Несколько других, называемых стафилодрамами, преследовали его, и если догоняли, это считалось хорошим предзнаменованием, потому что уходивший изображал осенний сбор плодов; таким образом надеялись, что государство будет иметь изобилие плодов. На Карнейских празднествах устраивались также музыкальные состязания, в которых принимали участие лучшие артисты со всей Эллады.

Из других характерных явлений религиозной жизни Спарты упоминают соревнование девичьих хоров в шествиях на женских праздниках. При этом исполнялись парфении – специальные песни для хора девушек. Основателем и лучшим мастером жанра парфениев считался Алкман (630 г. до Р.Х.) – грек из лидийских Сард. В качестве раба он был привезен в Спарту, где вырос в доме Агесида, был отпущен на волю и даже, кажется, приобрел гражданство.

22) Брак и семья

Все греческие авторы (и многие из них с осуждением) говорят о необычайной для Древней Греции свободе, которой пользовались спартанские женщины и девушки. При этом в Спарте попирались и как бы демонстративно игнорировались обычные в других полисах представления о благопристойности и стыдливости. Уже сама внешность спартанских девушек казалась вызывающей. Обычно они не носили ничего, кроме короткого шерстяного хитона без рукавов, который доходил до колен и сбоку имел высокий разрез, так что при ходьбе было видно бедро; зимой девицы накидывали поверх хитона короткий плащ. В гимнасиях и при исполнении упражнений спартанские девушки скидывали с себя и эту единственную одежду, оставаясь обнаженными (или снимали хитон с одного плеча, обнажая грудь, и подпоясывались повыше). Согласно установлениям Ликурга, они, как и юноши, должны были являться во время торжественных процессий без платья, плясать и петь на некоторых праздниках обнаженными в присутствии и на виду у молодых людей. Подтверждением того, что спартанцы совершенно спокойно, без всякого осуждения относились к наготе, служат архаические бронзовые статуэтки лаконского производства. Они изображают девушек либо одетых в короткие хитоны, либо совершенно обнаженными.

Если в Афинах девушки проводили свою жизнь дома взаперти за каким-нибудь рукоделием и всегда находились под строгим надзором родителей, то в Спарте они могли без помех перемещаться по городу, участвовать в соревнованиях и охотиться. Непринужденное общение между девушками и юношами естественно приводило к тому, что между ними завязывались любовные отношения. Однако, допустив с одной стороны подобную свободу нравов, Ликург, с другой стороны, стеснил и ограничил брачную жизнь. Юноши в Спарте считались призванными на военную службу и фактически не имели ни своего дома, ни своего личного времени. Только после 30 лет спартанцы покидали казармы и получали право на частную жизнь. Тогда они могли заводить свой дом и семью. Все это привело к тому, что среди спартанской молодежи сложился весьма своеобразный институт «полулегального брака».

Поскольку нельзя было устроить официальную свадьбу, невест (как правило, по взаимному соглашению) брали уводом. Похищенную, пишет Плутарх, принимала так называемая подружка, коротко стригла ей волосы и, нарядив в мужской плащ, обув на ноги сандалии, укладывала одну в темной комнате на подстилке из листьев. Жених, не пьяный, не размякший, но трезвый и как всегда пообедавший за общим столом, входил, распускал ей пояс и, взявши на руки, переносил на ложе. Пробыв с нею недолгое время, он скромно удалялся, чтобы по обыкновению лечь спать вместе с прочими юношами. И впредь он поступал не иначе, проводя день и отдыхая среди сверстников, а к молодой жене наведываясь тайно, с опаской, как бы кто-нибудь в доме его не увидел. Со своей стороны и женщина прилагала усилия к тому, чтобы они могли сходиться, улучив минуту, никем не замеченные. Так тянулось довольно долго: у иных уже дети рождались, а муж все еще не видел жены при дневном свете. Такая связь, продолжает Плутарх, была упражнением в воздержности и в здравомыслии – тело благодаря ей всегда испытывало готовность к соитию, страсть оставалась новой и свежей, не пресыщенной и не ослабленной беспрепятственными встречами; молодые люди всякий раз оставляли друг в друге какую-то искру вожделения.

Плутарх был склонен идеализировать спартанские обычаи, но другие авторы, например, Аристотель, не были так ослеплены. Они пишут, что свобода, которой искони пользовались спартанские женщины, не пошла им на пользу, сделала их распущенными и легкодоступными. Этому способствовала также их экономическая независимость. После Пелопоннесской войны, во время которой погибло много мужчин, большое число земельных наделов (клеров) перешло в руки овдовевших женщин. Вследствие этого они приобрели в Спарте чрезвычайное (и, по мнению Аристотеля, совершенно недопустимое) влияние. Часто бывало и так, что единственной наследницей клера оказывалась незамужняя девушка. Если отец не успел обручить её, она становилась женой ближайшего родственника. Если же по этому делу выходил спор, выбор мужа принадлежал царям.

Некоторые авторы (в частности, Аристофан в своих комедиях) говорят о «мужеподобии» спартанок. Действительно, под тотальным влиянием мужской этики они были вынуждены формировать свои сообщества по мужскому типу, имитируя их систему воспитания, включая обряды инициации и культовые церемонии. Не только девушки, но и женщины постоянно посещали палестру. Лучшей считалась преуспевшая в физических упражнениях.

Брачные отношения рассматривались в Спарте как своего рода государственная повинность. Их главной целью было воспроизводство граждан-воинов. На это намекала, между прочим, и сама обстановка родов (женщины рожали, лежа на щитах). С самого рождения ребенок принадлежал не матери, а государству. Решение о его дальнейшей судьбе (жить ему или не жить) принимали старейшины в лесхе.

Тот же грубоватый, казарменный рационализм виден и во многом другом. Ликург, как известно, осуждал ревность, считал, что спартанцы даже в интимных отношениях должны помнить о нуждах государства. Так муж молодой жены, если у него был на примете порядочный и красивый юноша, мог ввести его в свою опочивальню, а родившегося от его семени ребенка признать своим. Главным было получить здоровое и крепкое потомство!

Бедность и недостаток внешних данных не должны были служить препятствием к браку. В Спарте существовал обычай закрывать в темной комнате неженатых юношей и незамужних девушек; и каждый молодой человек обязан был взять в жены без приданного ту девушку, которую ухватил в темноте.

Полибий пишет о другом, весьма распространенном среди лакедемонян обычае, в силу которого трое-четверо мужчин (а то и больше, если они братья) имели одну жену, и дети их были общие. Похвальным и обычным почиталось, когда какой-либо гражданин, произведши достаточное количество детей от своей жены, предоставлял ее кому-нибудь из друзей.

В Спарте было принято усыновлять чужих детей. В том числе и по экономическим причинам. Поскольку клеры не дробились и целиком передавались старшим сыновьям, часто единственным механизмом получения земельного участка для младших сыновей было усыновление их семьями, где не было наследников-мужчин. Условием подобного усыновления могла быть женитьба на дочери владельца клера.

23) Однополая любовь

Полноправные граждане могли быть рождены только в браке полноправных граждан. Поэтому холостая жизнь в Спарте однозначно осуждалась. Как обычаи государства, так и его законы принуждали неженатых мужчин к вступлению в брак. Ликург, пишет Плутарх, установил своего рода позорное наказание для холостяков: их не пускали на гимнопедии, зимою, по приказу властей, они должны были нагими обойти вокруг площади, распевая песню, сочиненную им в укор (в песне говорилось, что они терпят справедливое возмездие за неповиновение законам), и, наконец, они были лишены тех почестей и уважения, какие молодежь оказывала старшим. Вот почему, продолжает наш автор, никто не осудил дерзости, которую пришлось выслушать даже такому прославленному человеку, как полководец Деркиллид. Какой-то юноша не уступил ему места и сказал так: «Ты не родил сына, который бы в свое время уступил место мне».

Однако, не смотря на подобные поношения, значительная часть спартиатов не спешила отягощать себя узами брака. Как и в любом военизированном обществе с сильно развитой половой сегрегацией массовые гомосексуальные связи считались здесь обычным явлением. Особенно процветала в Спарте педерастия – тесная дружба между мальчиками и мужчинами. Каждый мужчина выбирал себе юного партнера в качестве возлюбленного. Подобные любовные отношения не считались у спартанцев предосудительными. Более того, юношу порицали, если он не мог найти себе друга или любовника. Считалось, что крепкая любовная связь между воинами есть та сила, которая поддерживает государство. Оба, и мужчина, и мальчик, стремились насколько возможно развивать в себе качества мужской добродетели. Старший отвечал за поведение младшего и должен был во всем служить ему примером. Любовники всеми силами помогали друг другу на гимнастических состязаниях, в народном собрании и в сражении.

Женщины вели себя точно так же. Плутарх пишет, что у спартанцев допускалась такая свобода в любви, что даже достойные и благородные женщины любили молодых девушек.

24) Воспитание и образование молодежи

Воспитание детей считалось в Спарте государственным делом, и поэтому оно было отдано в ведение особому магистрату – педоному. Педоному подчинялась коллегия из пяти бидиеев, ведавшая организацией состязаний юношей и наблюдавшая за их гимнастическими упражнениями. При бидиеях состояли особые лица, осуществлявшие наказание детей – мастигофоры.

Едва мальчику исполнялось семь лет, педоном приписывал его к группе (иле или агеле) одноготков. Здесь старший группы (иларх), более взрослый товарищ и одновременно учитель, руководил детьми на занятиях гимнастикой. Агелы были полностью свободны от сословных различий; по словам Аристотеля, «дети богатых живут в той же обстановке, что и дети бедных, и получают такое же воспитание, какое могут получать дети бедных». Из нескольких небольших групп составлялась одна большая, которую спартанцы называли стадом (буа). Буагоры, командовавшие буа, назначались из умнейших и храбрейших 19-летних юношей.

Постепенно взрослея, юные спартанцы последовательно именовались сидевнами (в 13–15 лет), меллиренами (в 16–18 лет), иренами (в 19 лет) и, наконец, сфереями (так называли юношей, зачисляемых в число взрослых мужчин).