Подъехав к пионерскому лагерю, дед Ефрем без труда попал на территорию: надо было только раскрутить проволоку на воротах. Остановив лошадь у крайнего домика, он разнуздал её, закрепив верёвкой дистанцию и пустил пощипать травы.
Территория уже прилично заросла. Сорняк можно было повыдергать довольно быстро. Молодая поросль клёна и берёз тоже поддалась бы крепким рукам. Асфальтированные дорожки пришлось бы подлатать.
Двери в свободные пять корпусов были закрыты. Походив вокруг, заглядывая в окна, он обнаружил пару из них разбитыми – тех, что были с тыльной стороны и глухо закрывались деревьями. В этих домиках с потолков свисали кишки оторванной проводки, чернели дыры на месте розеток и включателей, на полу в одной из комнат лежала треснувшая потолочная лампа.
– Что, Витенька, не уморился на солнышке? – подошёл к бричке дед Ефрем. – Ну-ка, на! – покопавшись руками в соломе, накиданной сразу за сидушкой, дед доставал гвоздодёр, топор, потрогал и оставил на месте ломик. – Давай-ка мы с тобой шиферок вон тот сымем, с прихожки. Сколько там будет: раз, два, три… семь штук. Да в два. Четырнадцать. Только аккуратно, не сломи уголки.
На работу высокого парня и машущего руками старика поглядывала, время от времени, новая хозяйка дальнего корпуса, выбегающая на улицу набрать воды.
На землю было уже спущено несколько листов, когда дед Ерфем услышал свист тормозов. Колхозный УАЗик, пролетающий мимо, резко дал задним ходом и подвернул к забору, как раз туда, где шла работа.
– Эта что за хренатень?! – заорал, выскакивая из кабины, Михаил Викторович. – Кто разрешил! Щас же всё обратно!!
– Ну-у!.. – заёрзал от неожиданности поворота дед Ефрем.
– Обратно всё я сказал!
– Мишенька… – пытался что-то сказать Ефрем, но Михаил Викторович резко перебил его:
– Я вечером всё проверю! Обратно я сказал! – проорал Михаил Викторович и, матерясь, заскочил в машину.
Подняв пыль, УАЗик быстро помчался дальше, подпрыгивая через засыпанную по дороге трубу, тянувшуюся от пруда на несколько километров до реки. Через некоторое время, сопровождаясь бурчанием деда, шифер вернулся на место.
Выезжая из лагеря, недовольный, разозленный старик, остановил лошадь и закинул в тележку моток алюминиевой проволоки и обрезки арматуры, сложенные у ворот. Присыпав их соломкой, он взялся за вожжи и повёл вдоль пруда. «Э-эх, Витенька, смотри что делается…» – заговорил опять дед, чуть успокоившимся голосом, и кивнул в сторону пляжа. Деревянные грибочки, сооруженные когда-то на завезённом песке, опустили головы, один почти совсем свалился, зацепившись уголком за выцветший столбик. Пляж пробивали молоденькие топольки, занимая всю левую сторону берега. Витя покосился куда указал дед и зажевал сало из своего пакета.
7
В «колхозе», куда Катя снова отправилась на следующий день, ничего не предложили и не пообещали. Там почти никто не работал: собравшись на первом этаже, люди обсуждали вчерашние новости о погибших в «горячих точках», забастовках учителей и медиков и новую о чьей-то голодовке. Куда это идти к фермерам, как наотмашь посоветовала давеча мама одноклассницы, она не понимала. Но успела получить дельную подсказку: что всё может пояснить Михаил Викторович, младший брат которого Александр имеет отношение к новому самостоятельному хозяйству. Кто такой Михаил Викторович Щербинин не знали только малые дети, которым ещё рано было проникнуться понятиями каменного уважения. Услышав это имя, Катя растерялась и заметила в себе испуг, ведь решать свой маленький вопрос пришлось бы ей самой у такого большого человека. Что ему до неё? И страшно и неловко подойти. Как вообще говорить? Просто попросить помощи? Для того, чтобы попасть к нему нужно было снова вернуться в «колхоз», там Михаил Викторович был главным.
По дороге Катя вспоминала упомянутого Александра. Она видела его пару раз и приметным он стал не только для неё не столь выделяющейся активностью, которая для девочки ничего не значила, но невиданным своим автомобилем – первой иномаркой в этих местах. Эту удивляющую видом и бесшумностью машину мальчишки часто обсуждали в школе и всегда останавливались на улице поглазеть и мечтая о такой же.
Перешагивая через сбитые тяпками сорняки, ковыряющие потрескавшуюся дорожку, Катя направлялась домой. Навстречу ей торопливо шагали Лариса Сергеевна и Виктор Дарович (все в селе его почему-то звали только по имени-отчеству) – худрук и директор Дворца культуры. Они шумно обсуждали детали выпускного вечера и совсем не замечали девочку, которая когда-то успела походить к Ларисе Сергеевне на вокал.
«И спали даже на лавках на стадионе!» – возмущался и махал одной рукой директор, другой тесно прижимал к себе толстую папку с выглядывающими уголками потрепанной бумаги. «Это ж надо! Срам какой!» – поддерживала Лариса Сергеевна. «Так напиться!». «Дети ещё!». «А я и говорю! Куда смотрит администрация?!». «А родители? Учителя? Позор какой!» – раскачивала головой женщина, принимая джентельменскую уступку Виктора Даровича, перешагивая через железные ступеньки, которыми заканчивалась дорожка и начиналась площадь. «А вы были на проводах у Миллер?», «Нет. А вы?», «Тоже. Мы мало общались», «И эти в Германию подались…». Дальше Катя уже не расслышала.
Подойдя к брошенным на землю тяпкам и сидевшим неподалеку рабочим, девочка сделала ещё одну попытку и спросила: «А можно я буду вам помогать?». «Закончили уже» – ответили отдыхающие и принялись собирать зелёные кучки. Кто-то хлопнул окошком, закрывая его изнутри большого кабинета на втором этаже «колхоза». «Заходите же!» – расслышала оттуда Катя недовольный мужской голос.
8
– Ну, что, товарищ участковый? Проблемы? – спросил сердитый с утра руководитель «колхоза» – Михаил Викторович.
– Ну, как… С горючим бы порешать.
– С горючим! А что там вам, Дмитрий Николаевич, не дают? – начал привычные темы Михаил Викторович, прекрасно зная, чем закончится весь разговор.
– Михал Викторыч, сами всё знаете.
– Знаю. – Михаил Викторович поводил недовольно усами, которые отпускал раз в пару лет. – Машина есть, значит заправлять надо. Не было б машины – пешочком. Куда проще!
– Пешочком много не находишься. А работы много.
– Какой такой работы у нас в селе?
– Побои, угрозы, кражи там… много всякого…
– На побои, угрозы… можно и ножками пройтись! Чего там ваше начальство сами не хотят решать? Ты сколько лет в милиции? Год-два?
– Два с половиной почти. – отвечал молодой участковый, поёживаясь в своей форме. Несколько минут оба молчали, поглядывая друг на друга.
– Выпьешь? – спросил глава, глядя на то, как вновь назначенный незадачливый участковый теребит свой портфельчик тонкими почти женскими пальчиками. Михаил Викторович непонятно для Дмитрия Николаевича покачал головой, от чего тот ещё больше сконфузился и рад был, казалось бы, уйти сразу, но надо было разрешить вопрос.
– Я на работе. Потом мож как-нибудь. – ответил неуверенно молодой проситель.
– Он ещё отказывается! – Михаил Викторович помялся на стуле, поглядывая под стол, и опять завёлся: – Вот у Макаровых корова пропала! Из стада возвращалась, видели, домой шла. А где она? Третья неделя пошла. Когда найдёшь? У Маслянкиных тёлка, у Шестаковых. Где работа? «Много» работы? Бензин нужен, чтобы найти? Скотина в стаде не пропадает. Домой приходит! – заведясь, почти орал Михаил Викторович. – Это соседей проверять надо. Соседей! Проверял?
– Ну, да.
– И чего?
– Да нет ничего. – виноватым голосом отвечал Дмитрий Николаевич.
– Мясо кто, когда сдавал знаешь?
– Ну да. Но это ещё доказать надо.
– Ну так доказывай! Люди ко мне с жалобами и просьбами идут. Я твою работу должен делать! Это ты мне должен бензин давать. И приплачивать! «Сигму» под боком утащили. Целиком! Чем сад поливать? – Михаил Викторович злился всё больше, чередуя претензии матом. – Мне эту проблему сунули и теперь кому искать? Вон под дверью опять толпа, как к Ленину! Останешься сейчас и послушаешь! А потом про бензин спрашивай.
– Викторыч, но по водокачке нашли же кто!
– А толку! Вернут теперь её? Где насос?
– Увезли в…, – не успел договорить участковый, Михаил Викторович резко его перебил:
– Куда увезли я знаю! Да её уже распилили ко всем собачьим! Как теперь собрать и привезти, можешь сказать?
– Ну да, следственные…
– Пока доказывать будешь – растащат весь лагерь! Вот заселю тебя в пустой корпус и следи день и ночь. И бензина не надо будет! Толку больше! Нужно работать – предотвращать, а не опосля бегать. Не набегаешь потом! С народом работать надо! Заранее знать: чего хотят и что, где могут!
Тут раздался стук, отворилась дверь и в кабинет вошёл молодой человек, одним кивком головы обозначая приветствие и извинение за вторжение. Твёрдые шаги разбили незаконченный разговор.
– Ладно, Дмитрий Николаевич… – внезапно изменился Михаил Викторович, словно вспомнил о чём-то важном, увидев вошедшего. – Спрошу за всё! И к начальству вашему загляну… – оставаясь в суровом голосе он завершил: – Зайдите в бухгалтерию, пусть 20 литров выпишут. На этого, как его… На бригадира скажи! – махал на дверь рукой Михаил Викторович. Участковый поднялся, пожал всем руки и поспешил к выходу.
– Доброе утро! – начал вошедший и уступил: вслед за ним проскочили несколько человек. Разобрав по-быстрому кому чего у начальника «колхоза» снова остались двое – он сам и его брат Александр Викторович.
– Доброе, начальник! – ещё раз поприветствовал Александр.
– Добрее не бывает.
– Чего такой злой?
– Надо постоянно не высыпаться, чтобы не быть слишком добрым. – пробубнил Михаил Викторович, недовольно и суетливо поглядывая по рабочему столу.
– Гагик скоро подъедет.
– Да идите вы все!.. Вместе со своими гагиками!
– Ты чего? Миша! Обо всем уже договорились. Ты чего опять прыгаешь, не могу понять?
– Руки то не горят? Глотка как у… мало фабрики в городе?
– Тихо, не ори! Мне глубоко почерту твоя дерготня. Хочешь или нет, всё будет так как договорились. Понял!?
Михаил нервно елозил на стуле, передёргивая туда-сюда сложенные малочисленные бумаги. Его младший брат – Саша, которому чуть за тридцать, среднего роста, некрепкого, но уверенного, жилистого телосложения, уселся на деревянный стул, каких было десятка с полтора в кабинете, покачиваясь и сжав губы, в упор глядел на брата.
– Не скрипи! – не выдержал Михаил. – Совести нет ни хрена!
– Совесть?! Кому она нужна твоя совесть! Она прокормит тебя? Не мы так другие вытащат! Хочешь, чтобы мы потом голозадыми остались и башкой по сторонам мотали? Шанс! Миха, шанс даётся, не вовремя ты про совесть вспомнил и не к месту совсем! При чём тут это? Где мой пакет? Надо, мне кажется, поторговаться ещё.
Михаил быстро встал из-за стола, пошарил в карманах ключи и развернулся к сейфу. В двустворчатом железном ящике было много свободного места. Резкий чёрный контраст полого нутра и скромных внутренностей, откуда вынималась завёрнутая в целлофановый мешочек пачка одинаковых светло-коричневых купюр. На верхней бумаге можно было разглядеть в овальном окошке по центру рисунок набережной и снизу крупные буквы: «Приватизационный чек». Закрыв с шумом крашеную дверцу, Михаил бросил пачку на стол: «На!».
– Я всё-таки не могу понять: почему ты тогда не сказал, что ещё остались? Сколько их здесь? – потянулся за пачкой Александр.
– Тебе надо, ты и считай свои фантики! – психовал Михаил.
– Да, успокойся ты. Тяжело с тобой. Сколько работы за зря!! И сколько потеряли!! – Александр так возмущался, что слышно было как шипят звуки в его словах.
– А ты поищи того, с кем легче!
– А ты и рад будешь. Сколько осталось?! – старался держаться спокойным Саша, разворачивая пакетик.
– Семьсот три.
– Ай! М-ммм! – раздражённо взорвалось у Александра, и он хлопнул пачкой по столу так, что оборвалась обтягивающая резинка и цветные банкноты рассыпались по широкой полированной крышке.
Михаил покосился, демонстрируя своё недовольство. В скрытой у его ног тумбе послышался стук стекла и короткое журчание. Саша спихнул бумаги в кучку, крепко сжал в руке и постукивал нервно по их отражению в столешнице. Глядя в сторону белого широкого окна сдержанно, с паузами произнёс:
– Мне тоже плесни. Документы где?
– Вон! – показал Миша на самый низ железного шкафа и опрокинул стакан. Звучно поставил руку на стол, что должно было означать удар кулаком. Стекло, лежавшее на толстом мизинце, уцелело от неровного звука, и Михаил шумно выдохнул, занюхав с рукава.
– Знаешь сколько они теперь стоят?.. – сматерился Саша, глядя на пакет. – Мы могли бы намного больше сделать!! Это твой прокол, Миха! Давай, выгребай отсюда. Поехали.
– С-суки! – протянул в сторону Михаил сдавленным голосом. И опять нагнулся к своему барчику.
Александр укоризненно посмотрел на брата и направился к выходу: «Хорош прикладываться! Вставай!».
Чёрная подержанная иномарка, тихо шурша камешками, выехала из дворика «колхоза». Несколько раз она нарезала круги по объездным просёлочным дорогам, поднимая пыль и завозя на себе её остатки то на первую бригаду, то на вторую, то на машинный двор. Сделав крюк через дом главного бухгалтера, «Тойота» на несколько часов вернулась назад.
В этот день бумага «терпела» несколько раз. Главный бухгалтер перебивала на электронной машинке договоры, марала пальцы о штемпель и забирала потом домой документы на МТЗ-80.
Оставшиеся в кабинете чего-то ещё обсуждали со своими визитёрами, смеялись за закрытой дверью. Поставленная на стол бутылка коньяка и две другие, вложенные в руки хозяев кабинета, обозначили сделку состоявшейся.
Приезжие задерживаться не стали. «Ваши соседи тоже очень гостеприимные! Нельзя отказывать людям делать добро для других людей. Это не вежливо». И вскоре от администрации отъехали две «Волги», одна из которых раньше колесила дороги райцентра и загонялась на ночь в хорошо отапливаемый гараж райкома. Теперь она держала курс на следующее село, оставаясь, по привычке, во главе небольшой колонны.
9
Поскандалив вечером с домашними, ничего им не говоря, Михаил поехал за деревню, где должен был встретиться с Сашей.
Дверка машины глухо хлопнула. Появившийся из окошек автомобиля свет отметил силуэт севшего на пассажирское сидение человека. Чиркнула спичка и в темноте замаячил сигаретный огонёк. Тускнеющий свет выдавал водителя, уставившегося в кожаный потёртый чехол руля. Несколько секунд и наступивший мрак пробил второй огонёк газовой зажигалки. Засветились панельные приборы и приспущенное окно выпустило из салона чуть заметный в темноте дым и порядком уже настоявшийся запах коньяка.
– Где документы? – произнёс Саша.
– У тебя же, в машине были.
Некоторое время оба снова молчали.
– Затрухал? – спросил Саня, пытаясь придать тону игривость. Но выпитое только приглушало его голос и делало слова тяжелыми, вязнущими на языке, что ещё больше раздражало Михаила.
– А ты, я посмотрю, во вкус вошёл?
– Не дрейфь, брат. Всё очень хорошо! – продолжил Саша. – Им всё это пристроить куда-нибудь надо будет. Ну, что-то толкнут, а что-то может и здесь пользу приносить. Техника работать должна. Народ должен работать. Кушать всем надо. Всё скопом продать не смогут, а если правильно и, главное, быстро посуетиться – побоятся… Ты понимаешь, о чём я? – важничал Александр и, сделав глоток, протянул бутылку брату. Отвернувшись от алкоголя, Миша ответил:
– Все твои манипуляции, Сашенька, они раскусят в два счета. Ты недооцениваешь их. И как только ты начнёшь думать, что можешь обыграть, тебя сожрут. Мы одно думаем, а там люди привыкли пятилетками работать, на несколько ходов вперёд планировать. Ты можешь так? Или знаешь, что у них в голове?
– Мне нравится этот задор! Наконец, я узнаю тебя! – Саня засмеялся.
– И с чего вообще ты решил, что продавать будут? Они приучены работать. Будет всё то же, только в частных руках.
– С этой точки зрения… мы – дураки. – Саша устало выдохнул. – Надо их землёй привязать, – помолчав сказал он. – Да и мы совсем в стороне не остаёмся. На твоё хозяйство нормально получилось, потянешь, прокормимся. А этих землёй привяжем. И фонд, надо подумать, какой-нибудь организовать.
– Ну и привязывай.
– Миш, – Саня потянулся и включил свет в салоне. Глядя в глаза Михаилу, он продолжил, – Миш, надо, серьезно… с землёй подумать. Надо быстрее, сейчас они нам как-бы должны…
– Чего «подумать». Я и так руки по самое не хочу!.. Это же мне делать! Ты что ли бумажки подписывать будешь, людей убеждать? И с чего ты решил, что они должны? Поверь, они так точно не думают.
– Миша, они с Заречного щас всё вытянут, пойдут в Беловодку или Яровку. Мы с тобой, посмотришь, будем ещё на работу проситься, если ничего не предпримем. И земли прихватят следом очень быстро. На нас научились, мы ни с чем останемся… а им дальше доить.
– И что предлагаешь? Землю хватить? Здесь как будем жить? Я уже думаю уезжать теперь надо.
– Миша, – продолжал пьяным голосом Саша, – будет земля, никуда не поедешь. Твоя, наша земля – и пофигу кто чего говорить будет. Людям какая разница – где работать? Лишь бы деньги платили. Хоть какие-нибудь. Тебе ли объяснять? Ещё пару лет, потом не будет такой возможности. Ну! Пока возможность есть!
– Задолбали твои разговоры про возможности.
– Да, открой глаза! Ехать собрался? – усмехнулся Александр. – Езжай! Но куда приедешь – с наивной мордой будешь понимать, что всё также… как и здесь, как везде! На дядю работать поедешь, Миша!
– Страшненький ты человек, Сашенька. Заигрываешь, не думая.
– Открой глаза, ещё раз говорю! Всё! Получили то, чего хотели! Перемены… И я уговаривать тебя больше не буду. Надо быстро соображать, Миша.
– Да кто хотел то такой беды? Страну развалить; ты хоть понимаешь к чему мы идём? Кто хотел такого: я или ты? Скольких ты знаешь таких? А!
– Да какая уже разница. Назад не вернёшь. А нам поторопиться надо.
– Как ты это хочешь сделать?
– Ты говори. Ты же у нас эксперт и управленец. – Саша добил бутылку и бросил её из окошка.
– Подыми.
Александр несколько секунд пристально вглядывался в лицо Мише. Шатаясь, он вылез из машины, пошарил руками по земле и закинул пустую бутылку в темноту, откуда раздался тупой удар толстого стекла, угодившего во что-то мягкое. «А-а!.. ё-о..!» – послышалось Саше. «Эй!» – крикнул он в темноту, откуда послышался хруст веток.
– Я не участвую в этом. – решительно и громко выдал из машины старший брат. Саша, оставаясь снаружи, некоторое время стоял молча, всматриваясь в скрытое теменью. Затем спросил:
– А мне что делать одному? Там есть ещё? Был же ещё коньяк. – и залез на заднее сидение поискать.
– Хватит тебе! Ты и так пьяный. Поехали домой.
Саша уже сел на водительское место и, сняв крышку, сделал несколько больших глотков. Михаил продолжал:
– Там, вот порядок наведи, дома! За женой присмотри лучше…
– Что ты хочешь сказать? – совсем опьяневшим голосом спросил Саша.
– Саня! Стыдно уже! Все скоро говорить начнут…
– Что ты хочешь сказать?! – повысил голос Саша и упёрся на брата.
– Ничего! Внимание бабе нужно, может… Живешь с б…ю! – резко выдал Миша и тут же почувствовал сильный удар в челюсть. – Ах ты!! Сиди!.. и торгуй хоть собственной задницей! Дурень! – обозлённый, обидевшийся Михаил, держась за лицо, толкнул от себя дверцу машины и быстро уехал на своём УАЗике.
Ещё некоторое время зажигались и гасли огоньки в прокуренном салоне. Ночь совсем схватила автомобиль и он обнаружил себя, только когда дёрнулось зажигание и по уснувшей дороге потянулись два лучика света, выхватывающего подоле ямки, пучки травы и засиявший дорожный знак, выводящий на асфальт. Оказавшись на дороге, автомобиль остановился, развернулся фарами к месту, где недавно стоял, пролучил кусты, куда была заброшена пустая бутылка. Саша вылез и проорал, матерясь, в темноту: «Пошли все на …!! На …!! Понял!?». Хлопнула дверка и автомобиль потащил грохочущую музыку из своего салона в село.
О проекте
О подписке