Сотрудники ДПС были радостно возбуждены: «Представляете, она сама к нам пришла! Мы по дороге едем, метель метет, ветер, а она – посередине дороги сидит, рыжая… Уши торчком, глазки черные блестят, хвостом машет и на нас смотрит. Мы люстру на крыше включили, сирену включили и кричим в мегафон: «Товарищ лиса, освободите дорогу!» Она – ноль внимания. Ну, мы с сержантом из машины вышли, посадили ее в коробку и к вам привезли. На всякий случай, на карантин. Мы порядки знаем, но она нормальная лиса, точно небешеная, верно, сержант?» Сержант уверенно кивнул: «Так точно, товарищ капитан! Да она ласковая, все руки мне облизала. Как только карантин отсидит, мы ее к себе заберем. Будет символом второго батальона. Я уже с завгаром договорился, он клетку большую соорудит, ошейник с поводком купит. Назовем Алисой. Лиса Алиса, как из «Золотого ключика». Капитан засмеялся: «Тогда того черного котяру, который у бухгалтерии трется, придется Базилио назвать…»
Разговор проходил в кабинете начальника Санитарного отдела станции по борьбе с болезнями животных. Два сотрудника ДПС в заснеженных шапках держали в руках картонную коробку с широкими прорезями, через которые периодически высовывался чей-то маленький черный нос. Они подобрали на дороге лису и серьезно собирались забрать ее к себе в батальон после прохождения обязательного десятидневного карантина по бешенству. До Нового года оставалось буквально несколько дней. Пушистыми хлопьями падал снег, огромный белый милицейский «Форд Таурус», стоял за окном с включенными маячками, переливаясь красно-синими огнями, как диковинная новогодняя елка. Настроение у сотрудников ДПС было прекрасное.
В отличие от них начальник санитарного отдела доктор Крайновский, крупный лысоватый сорокалетний мужчина, был мрачен. Его широкое, обычно доброе лицо было напряжено, и он внимательно и очень серьезно смотрел на коробку. Я стоял рядом с Крайновским и не понимал, почему доктор так серьезен. В принципе мне было все равно. Мне не терпелось увидеть настоящую живую лису.
– Так, товарищи милиционеры, коробка прочная?
– Да нормальная, обычная коробка, а что?
– Так, вот вам скотч, ставьте коробку на пол и прочно со всех обмотайте ее скотчем.
– Зачем это?
– Просто делайте, как я говорю, – в голосе Крайновскоыго зазвучали металлические нотки. – Здесь я начальник, и вы мне подчиняетесь, делайте. Так, аккуратнее… прочнее мотайте… отлично. Теперь скотч выбрасывайте в тот пакет для мусора.
– Да там целый моток, скотч же новый совсем!
– Выбрасывайте… Молодцы.
Теперь, когда картонная коробка с лисой стояла на полу, со всех сторон надежно перемотанная скотчем, Красовский немного успокоился, и его лицо смягчилось.
– Так, доблестная милиция, лису голыми руками трогали?
– Нет, только через перчатки… Она нам все краги облизала, – от веселого настроения сотрудников ДПС не осталось и следа.
– Хорошо.
– Так, Семен, – обратился ко мне Крайновский, – надевай резиновые перчатки. Теперь бери вон тот желтый пакет… ага… который с черной надписью, и неси его сюда… теперь открывай. А вы, товарищи милиционеры, осторожно снимайте свои краги и бросайте их в пакет.
Сотрудники ДПС, увидев огромный ярко-желтый пакет с надписью Biohazard (биологическая опасность), заметно побледнели.
– Так, хлопчики, давайте живее, – голос Крайновского был почти ласковым, – кидайте в пакет свои краги. Нет… стоп!!! Снимайте их, не трогая голыми руками. Да господи… просто стрясите их с рук прямо в пакет… осторожнее… Отлично. Так, Семен, плотно завяжи пакет и положи его на пол рядом с коробкой. Теперь вы, товарищи милиционеры. Снимайте куртки… вон там раковина – мойте руки с мылом. Мойте до локтей. Теперь кисти, пальцы, ногти – обработайте, пожалуйста, очень тщательно. Потом протрите руки спиртом – вон из того флакона. Царапины на руках есть?
– Вроде нет. – Голос капитана заметно дрогнул.
– Хорошо. Теперь подходите ко мне и садитесь. Давайте я точно и подробно запишу, где и при каких обстоятельствах вы подобрали эту бешеную лису.
– Вы сказали БЕШЕНУЮ ЛИСУ?!! – Лица сотрудников ДПС приобрели сероватый цвет. – Вы хотите сказать, что это…
– Да, это обычная бешеная лиса, – оптимистично подтвердил Крайновский, – с вероятностью 99 %. Обычное поведение бешеных диких животных. Вирус бешенства управляет ими, ему нужно найти новых хозяев, ему нужно распространяться. Поэтому бешеная лиса специально вышла на дорогу. Можете считать это умышленной попыткой покушения на жизнь сотрудников правоохранительных органов. Шучу. – Крайновский впервые улыбнулся.
– Какой-то гребаный Стивен Кинг. – Капитан нервно сглотнул.
– Да ладно, успокойтесь. Лиса вас не кусала? Голые руки, лицо и не облизывала? С другими людьми контактов не было? Грязными крагами лицо себе не трогали?
– Да нет же, нет!!! – Сержант почти закричал. – Сразу к вам поехали с этой, – он грязно выругался, – … лисой!
– Сержант, отставить! – Капитан уже взял себя под контроль. – Сказали тебе, все нормально.
– Так, – Крайновский открыл журнал с многозначительным названием «Карантин по бешенству», – давайте я запишу ваши данные. Лису посадим на карантин. Потом ее труп сдадим в лабораторию.
– Почему труп, она что, умрет?
– С очень большой вероятностью. Обычно в течение 3–7 дней с момента поступления проявляются явные признаки бешенства и животное погибает. Труп поступает в лабораторию, и инфекцию подтверждают с помощью специальных исследований. Мы с вами свяжемся в любом случае. Безусловно, если лиса окажется здоровой, после прохождения карантина мы вакцинируем ее от бешенства, оформим ветеринарный паспорт и отдадим вам обратно. Но это ОЧЕНЬ маловероятно. Так, вот вам еще справка о контакте с диким животным, подозрительным по бешенству. Загляните в любой травмпункт, пусть врач еще раз осмотрит ваши руки на предмет повреждений. Еще вопросы?
– Вопросов нет. Какие тут вопросы… Надо же, как мы подставились, блин…
– Семен, – обратился ко мне Крайновский, – Женю-санитара позови. Пусть лису примет на карантин. Скажи, чтобы сразу надел фартук, перчатки брезентовые и аркан взял на всякий случай…
– Товарищи милиционеры, вот здесь в журнале распишитесь. Хорошо. Теперь вы свободны. – Крайновский улыбнулся. – Но ваши перчатки пока останутся у меня, как говорится, до выяснения обстоятельств. Удачи.
Когда дэпээсники направились к двери, у сержанта запиликала рация.
– Товарищ капитан! Завгар спрашивает, какого цвета ошейник покупать, синий или зеленый?
– Погоди, щас в машину сядем, я ему… сам скажу…
Через четыре дня к нам в кабинет заглянул Женя из санитарного отдела. Невысокий, коренастый парень лет двадцати трех, с широченными плечами, короткой стрижкой и угрюмым взглядом чуть прищуренных серых глаз. Он был санитаром уже года три. Работал на карантине с подозрительными по бешенству животными. Отлавливал агрессивных собак и сдавал трупы в лабораторию. Умел кидать шприцы так, чтобы они втыкались иглой. Женька на спор разбивал об голову бутылку, мог выпить, не поморщившись, стакан чистого спирта и, кажется, ничего в этой жизни не боялся.
– Сема, пойдем к нам в санитарный. Покажу тебе лису, которую ты на карантин принимал.
Мы прошли по длинному коридору с кафельными стенами и полом и остановились около металлической двери с надписью «Карантин. Бешенство. Посторонним вход воспрещен».
– Так мне же туда нельзя.
– Крайновский разрешил. Ты же студент, бешенство проходишь. Увидишь, как оно на самом деле выглядит. Надень вон фартук и очки на всякий случай. Поглядишь издалека.
Лязгнул замок. Мы вошли в большую, ярко освещенную комнату с мощными металлическими клетками вдоль стен. Я уже знал, что большие клетки внизу предназначались для собак, а небольшие вверху – для кошек. В карантине сидело только одно животное – та самая лиса. В центральной клетке сверху, прямо напротив входа, находилось какое-то серовато-рыжее существо с мокрой всклокоченной шерстью. Оно забилось в дальний угол клетки, в самый темный угол. На полу валялись перевернутые миски для воды и корма. Более тонкая, алюминиевая миска была насквозь прокушена в нескольких местах. На ее стенках темнели капли крови.
– Три дня нормально себя вела… Я уж подумал, что, правда, здоровую лису дэпээсники притащили. Вчера вечером ей воды налил и корм насыпал, а, видно, ночью ее накрыло… Смотри.
Женя недобро прищурился и осторожно стукнул металлической ручкой аркана о стенку клетки. Забившееся в угол существо мгновенно развернулось, и я увидел оскаленную морду дикого зверя. Глаза были мутными, глубоко запавшими. Лисица с трудом стояла на широко расставленных, будто негнущихся лапах. Она была вся в слюне – слюна сбилась в пену на морде, засохла ошметками на шее, вокруг глаз, на лапах и даже на хвосте. Лиса издала странный хрипяще-рычащий звук и вдруг, с дикой силой и злобой вцепившись в металлические прутья клетки, начала их яростно терзать… Послышался жуткий хруст, на пол полетели куски зубов, брызги слюны и кровь…
– Я думаю, тебе достаточно, – сказал Женя, – пойдем отсюда.
Мы поспешно вышли, и Женька с грохотом захлопнул тяжелую металлическую дверь. На секунду воцарилась тишина, а потом до нас донесся приглушенный вой, перешедший в хрипы и кашель…
Я быстро пошел к выходу из отдела. Ноги были ватными, во рту пересохло, а между лопатками бежала противная струйка холодного пота. Наверное, нужно было сказать какую-то чушь, типа: «Большое спасибо, было познавательно и интересно», но я чувствовал такое угнетение и подавленность, что просто молчал.
На улице Женя неожиданно обернулся ко мне: «Как будто на саму смерть посмотрели… К некоторым вещам я до сих пор не могу привыкнуть. Бешенство это… страшное, до жути».
– Ага, – только и смог ответить я.
Труп лисы сдали на исследование в Горветлабораторию в отдел Особо опасных инфекций. В срезах головного мозга методом иммунофлюоресценции были выявлены тельца Бабеша-Негри, представляющие собой массивные скопления частиц вируса бешенства. Сотрудники ДПС не пострадали.
Бывают такие смены, когда работать не хочется, например, в майские праздники. Народ на три дня уехал из пыльного шумного города и забрал с собой своих домашних питомцев: усатых и полосатых, четверолапых и длиннохвостых – короче, всех. С завистью представляю, как они сейчас расслабляются на даче, а мы тут работаем… Однако раз клиенты уехали, то и у нас работы нет. Смена началась в 8 утра, сейчас уже 8 вечера, и за прошедшие 12 часов мы приняли всего несколько пациентов, и то с какой-то мелочью. Я продвинулся по карьерной лестнице и уже вторую неделю официально работаю санитаром у ведущего врача клиники. Я очень горжусь этим, и мне хочется показать себя в деле. Поучаствовать в какой-то сложной операции, сделать что-нибудь важное и геройское, но сегодня народа нет, от слова совсем… Вместо великих свершений мы сидим на скамейке около клиники и зеваем от скуки. Григорий Павлович, старший смены, мой врач и начальник, наконец не выдерживает. Бросив в урну только что закуренную сигарету, он грустно вздыхает и, кряхтя, встает со скамейки.
– Ладно, Семен. Ты начинай потихоньку убираться, собирай инструментарий, препараты, а я пойду полежу, телевизор посмотрю. Дело к вечеру, очевидно, клиентов не будет.
– Хорошо, Григорий Павлович.
Я поднялся со скамейки, взял щетку и пошел подметать и мыть пол. Я почти уже закончил уборку, как с улицы послышались торопливые шаги, и взволнованный женский голос произнес: «Саша, давай быстрее, вон вход, там дверь открыта». Я с грустью взглянул на вымытый до блеска и еще мокрый кафель… В клинику зашла молодая пара. Юноша и девушка, взволнованные и запыхавшиеся, за две ручки держали большую сумку, и из нее… БЛИН!!! Из нее на чистый кафельный пол капала зеленая краска!!!
– Господи, вы же мне краску на пол льете!!!
Я молнией метнулся в кабинет, схватил большой мусорный мешок и бросил на пол под капающую из сумки краску.
– Ставьте сумку на этот мешок. Вы откуда? У вас в сумке что, краска налита? У нас ветклиника, вы, случайно, адресом не ошиблись?
Запах краски, какого-то растворителя и еще чего-то мерзко пахнущего, начал заполнять клинику. По коридору послышались торопливые шаги Григория Павловича.
– Семен, что у тебя тут происходит? Молодые люди, здравствуйте. Вы зачем нам все тут краской залили?
Молодые люди молча стояли под градом недружелюбных вопросов. Юноша нервно кусал губы, а девушка вдруг порывисто закрыла лицо руками и громко зарыдала. Молодой человек растерянно обнял ее за плечи, и она уткнулась лицом ему в грудь, продолжая плакать. Ладонями, заляпанными зеленой краской, юноша нежно гладил ее по голове, пачкая и спутывая ее волосы… Картина была настолько неправдоподобной и в то же время драматичной, что у меня самого защипало глаза, а может, это было от едкого химического запаха…
Григорий Павлович смущенно откашлялся:
– Ладно, дети… Давайте успокойтесь… Тут и без ваших слез уже все мокрое и грязное. Что случилось? Что у вас… или кто у вас в сумке?
Девушка повернулась к нам, отбросила прилипшие к лицу мокрые волосы, попыталась вытереть слезы зелеными руками и, всхлипывая, прошептала:
– У нас там кот. Большой и белый… Был… Но он прыгнул в бочку с краской. Зеленой краской. Теперь он зеленый…
Григорий Павлович ошарашено спросил:
– А зачем он это сделал, в смысле зачем он в бочку с краской прыгнул? – Вопрос прозвучал абсурдно, но по-другому построить фразу Григорий Павлович, видимо не смог.
– Мы были на даче. У нас там стояла бочка с краской. Бочка высокая, большая, литров на двести. Она была закрыта крышкой. Крышка на солнце нагревалась, и Тишка, кот наш, на нее запрыгивал и грелся. Мы решили покрасить забор. Сняли крышку и пошли за посудой для краски и за кисточками. А Тишка не понял, что крышку сняли. И он по привычке решил на бочку запрыгнуть. Ну… и запрыгнул. Он, когда в краску упал, лапами передними успел за край бочки зацепиться, но все остальное… все в краске.
Наверное, полминуты мы молчали. Потом Григорий Павлович спросил:
– А почему вы именно к нам решили приехать? Вы же на даче были? Мы к вам ближайшая клиника?
Девушка грустно покачала головой:
– Мы уже в двух клиниках были. Нам сказали, что возиться с этой грязью не будут. Мы кота на даче сначала пытались керосином отмыть, потом подсолнечным маслом… И еще он, наверное, описался и… ну… в общем, все дела сделал. В последней клинике сказали, что он все равно умрет, лучше усыпите… А мы не хотим его усыплять! Не хотим!! Слышите?!!
И она снова зашлась в рыданиях.
Мы заглянули в сумку. Ну да, голову кота еще можно было с натяжкой назвать белой, но все остальное – слипшийся, вонючий, пахнущий керосином, мочой, калом и краской огромный зеленый ком… Только глаза, огромные, янтарно-желтые, отчаянно и испуганно смотрели на нас из сумки.
– Группа крови – на рукаве, мой порядковый номер – на рукаве… – вдруг неожиданно и громко раздалось из коридора, и в холл широким шагом вошел Женька из санитарного отдела.
– Сема! Я стесняюсь спросить, как говорят у нас в Одессе, вы таки решили с Григорием Павловичем открыть магазин красок? Хорошее дело, одобряю…
Женька подошел к сумке, осторожно, двумя пальцами раскрыл ее и заглянул внутрь.
– О, какой Гринпис прикольный!
Я опешил:
– Почему Гринпис?
– Как почему? – в голосе Женьки не было ни малейшего сомнения. – «Грин» – это зеленый, а «пис», – это спасать. Вы должны спасти зеленого кота.
Кот внимательно посмотрел на Женьку и вдруг громко и хрипло мяукнул. Григорий Павлович от неожиданности вздрогнул.
– Жень, во-первых, «пис» – это мир, если уж быть точным, а во-вторых, как нам его спасать, скажи на милость? Его же отмыть нереально… Он и так почти слипся.
Женька на мгновение задумался, но всего лишь на мгновение.
– Да не надо его отмывать. Его нужно просто выбрить, налысо. Сбреете шерсть вместе с краской, а кожу потом уже ототрете. Сема, ты тут жаловался, что у вас сегодня работы нет? Ну, вот тебе работа… Ладно, доктора, моя смена закончилась… Эх, щас пивка махну… Удачи. Спасайте Гринписа… Я пошел.
– Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне-е-е-е удачи! – раздалось уже на улице.
Григорий Павлович, похоже, уже пришел в себя и был полон решимости действовать.
– Так, Семен. Сейчас сделаем небольшой наркоз, а то он не дастся. Я принесу бритвенных лезвий, хорошо сегодня купил. И будешь потихоньку брить. Главное, не спеши. Если кот будет приходить в себя, но сопротивляться не будет, наркоза не добавляй.
– Григорий Павлович! Ну, я же в любом случае ему где-нибудь кожу порежу лезвием! Там же не видно ничего. А как ему пальцы выбривать – это же нереально вообще…
– Без паники. Естественно, где-нибудь порежешь, а как иначе. Где у нас шовный материал, знаешь? Ну вот, там, где порежешь, сам зашьешь…
– Григорий Павлович!!! – в отчаянии зашипел я ему на ухо. – Я же шить не умею! Ну, вернее, я уже тысячу раз видел, но сам… прямо так сразу…
Григорий Павлович, отмахнулся.
– Так, решено. Молодые люди, мы попытаемся спасти вашего Гринписа… Тьфу, блин… как его там… короче, попытаемся спасти. Сейчас девятый час. У нас смена в 07:30 заканчивается. Жду вас в 07:00, без опозданий. Семен, не стой столбом. Готовь инструменты, наркоз, я пошел за лезвиями…
О проекте
О подписке