Роберт Моффат, будучи глубоко верующим христианином, был весьма опечален безуспешностью своих проповедей. Даже если людей ндебеле привлекала новая религия, они слишком боялись гнева монарха, чтобы креститься. Образ жизни ндебеле шокировал его. Моффат называл их «армией блудников», «нацией убийц, чья рука против каждого человека», что они поклонялись «богу войны, грабежа, мясоедения, пива и зла». К шона он относился куда более благосклонно: «более цивилизованное и трудолюбивое племя относительно ндебеле, очень высокоразвитая раса»^[128].

Интересно высказывание еще одного проповедника – Дэвида Карнеги, который также в течении многих лет безуспешно пытался обратить ндебеле: «золото и Евангелие борются здесь за господство, и я боюсь, что золото победит»^[129].

В 1868 году Мзиликази умер. Ему было восемьдесят, и, учитывая уровень медицины, образ жизни правителя и болезни, по-настоящему удивительно, что он прожил так долго. Нельзя не восхищаться военным и политическим мастерством этого правителя, сумевшего спасти свой народ от многих угроз и основать сильное государство.

И все же несмотря на все достоинства, Мзиликази не удалось прочно обосновать право на власть своего приемника – сына младшей жены, Лобенгулу. По закону ндебеле наследником должен быть сын «старшей» царицы, то есть той, чей отец был более высокопоставленным вождем. Покойный король был большим сторонником династических союзов и имел большое количество жен. «Старшая», однако, была дочерью вождя Уксвити, который в те дни, когда они еще были в Натале, убил отца Мзиликази. Это вызывало у короля иррациональную неприязнь к ее сыну Кулумане. По устной традиции, Мзиликази, чтобы не допустить его на трон, предал сына смерти.

После продолжительного междуцарствия при престарелом регенте по имени Номбат, Лобенгула стал правителем Королевства ндебеле в марте 1870 года. Это был умный человек с острым политическим чутьем. Поначалу его положение было не прочным, семья Уксвити не примирилась, по их мнению, с несправедливым воцарением, и желала заполучить трон. На это накладывались слухи, что Кулумана жив. В июне один из лучших полков восстал в пользу самозванца, называвшего себя Кулуманой. Лобенгула разбил войско изменников и перебил всех до единого. С этого момента, никто не смел оспорить законность правления Лобенгулы, хотя он и вынужден был несколько ограничить свою власть. Прежде всего повысилась роль совета индун, а огромные стада Мзиликази были разделены между этой высшей военной аристократией, в результате чего Лобенгула стал существенно беднее своего отца. Человек коренастый, огромного роста, Лобенгула казался гораздо более грозной фигурой, чем его отец, который был не только невысоким, но и с мягким голосом, почти женоподобным, но это было обманчивое впечатление. На деле он никогда не обладал такой же властью^[130].

Изображение короля Лобенгулы. Автор Ральф Пикок, по эскизу Э. А. Маунда.

Однако Лобенгула был также, как и его отец, выдающейся личностью. Европейцы, лично встречавшиеся с Лобенгулой отмечали его манеры, называя их вплоть до рыцарскими. Известно, что с началом Первой войны Матабеле, он позволил практически всем европейцам покинуть его страну, оставив лишь двух торговцев, которых позже нашли живыми и невредимыми. Имеется свидетельство, что этих торговцев – Ашера и Фэйрбарна, он защитил от ярости воинов, угрожая им своим ассегаем. Говорили и о врожденной проницательности Лобенгулы, которая не пристыдила бы ни одного европейского государственного деятеля. Внешне он также соответствовал этим хвалебным речам – почти шесть футов два дюйма в высоту (около 188 см), крепкий и мускулистый человек. Правда с возрастом он набрал вес. К. Д. Радд, который относительно других хорошо знал Лобенгулу, говорил «что каждый его сантиметр роста выглядит по-королевски». Время от времени в прессе появлялось несколько якобы фотографических изображений Лобенгулы. Но это была не больше, чем выдумка. На самом деле Лобенгула никогда, ни при каких обстоятельствах, не позволил сделать свой портрет или фотографию. По местным поверьям считалось, что так можно похитить душу человека^[131].

Одна из фотографий «Лобенгулы» в журнале "Стетч"

Лобенгула иногда мог показаться добродушным здоровяком, если не вспоминать судьбу сторонников Лжекулуманы. В руках короля находилось мощное государство, населенное воинственным народом. Поэтому, когда требовала необходимость, Лобенгула не скупился на жестокость. Также известно, что он сам ходил в атаки, чем снискал к себе еще больше уважения^[132].

Сложно сказать, сколько бы правил Лобенгула если бы в Матабелленде не нашли золото. В 1867 г. впервые со времен португальцев европеец обнаружил месторождение золота на подконтрольных Лобенгуле территориях. Это место находилось недалеко от реки Умфули, в семидесяти милях к юго-западу от современного Хараре^[133]. Новость начала стихийно расходится, и не могла не заинтересовать как пионеров, так и метрополию. На Лобенгулу вышли представители Горнодобывающей компании Лондона и Лимпопо (London and Limpopo Mining Company). В 1870 г. он уступил, заключив так называемою Концессию земли Тати^[134]. При чем данная концессия не давала право на землю, а лишь разрешала добычу полезных ископаемых.

В 1871 г. Лобенгула предоставил концессию компании по разведке золотых приисков, которая наняла Томаса Бейнса, художника и исследователя, в качестве своего агента. В конце концов, из обоих этих начинаний мало что вышло. Деньги было трудно собрать. Золота оказалось гораздо меньше, чем ожидалось. Однако сам факт его нахождения будоражил умы многих авантюристов.

После неудачи первой концессии на время Королевство ндебеле было оставлено в покое, но только лишь на время. Когда Лобенгула подписывал договор с европейцами, мир уже знал о месторождениях алмазов на юге Африки в Кимберли (От этого места берет начало термин «Кимберлитовая трубка» – вертикальное или близкое к вертикальному геологическое тело, образовавшееся при прорыве магмы сквозь земную кору^[135]), а бурские республики спорили с британцами за месторождения. Началась алмазная лихорадка, привлекающая новых пионеров, авантюристов, искателей приключений, и, несомненно, крупный капитал, заинтересованный в расширении и новых прибылях. Британия наращивала силы в регионе.

Южноафриканские события последней трети XIX века доходили до Европы и Америки в ореоле фантастической романтики. Бриллианты, золото, нашумевший на весь мир алмаз «Звезда Южной Африки» – и все на необыкновенно экзотическом фоне; Кейптаун с его разноязыким скопищем моряков из всех стран света, а вокруг европеизированного города бурлит настоящая «черная» Африка – это создавало неповторимо колоритный фон для колониальных и авантюрных романов. Райдер Хаггард в «Копях царя Соломона» и целой серии других романов, Луи Буссенар, множество талантливых и бездарных писателей отдали дань этой своеобразной экзотике. Для героев Киплинга Южная Африка – «женщина прекрасней всех, всех боготворимей», «краса ее влекла джентльменов без числа дьявольской стихией»^[136].

В значительной степени именно на южноафриканском материале возникла легенда о том, что Британскую империю создала не сознательная и целенаправленная деятельность ее правящих классов, а романтика искателей приключений, возвеличенных этой легендой в ранг национальных героев. Это – киплинговский «беззаконный сброд», «легион, не внесенный в списки… пролагающий путь для других». Такую идею пропагандировали не только литераторы. Генерал Гордон, завоеватель Судана, убитый махдистами в Хартуме, говорил: «Англию сделали великой не политики. Величие Англии создано искателями приключений»^[137].

Конечно, Британская Империя была создана авантюристами лишь отчасти. Они были одним из инструментов политики правительства, шедшего рука об руку с капиталом.

После открытия месторождений алмазов, численность пионеров росла быстрыми темпами. Большинство из вновь прибывших хотели разбогатеть и уехать обратно, но жизнь распоряжалась иначе. Многие из них так и не сумели реализовать свою мечту о богатстве, но смогли найти множество приключений, только не всегда со счастливым концом. Кто-то оставался добровольно, у кого-то не было денег на дорогу, численность городов и селений росла, расширялась и территория, занятая поселенцами.

В это же время Сесил Родс, будущий символ британского колониализма, вместе с братом бросает тщетные попытки выращивания хлопка, оправившись на поиск и добычу алмазов в Кимберли, что стало переломным и крайне удачным событием в его жизни.

Кимберли, 1871 г.

Кимберли, 1872 г.

Алмазная лихорадка вызвала не только бурный приток европейских иммигрантов. Она дала толчок развитию всей «европейской экономики» Южной Африки. По подсчетам известного английского экономиста С. Френкеля, к 1882 г. алмазов здесь было добыто на 26 млн. ф. ст., т. е. по стоимости больше, чем весь экспорт Капской колонии с 1826 по 1861 г. В том же, 1882 г. стоимость вывезенных из Капской колонии алмазов (4 млн. ф. ст.) превышала весь экспорт остальной Африки южнее Сахары.

Для развития горнорудного дела нужно было ввозить оборудование, для транспортировки грузов требовались железные дороги, а для них следовало начать добычу угля из недавно разведанных значительных залежей. В связи с притоком людей резко возрос спрос на предметы широкого потребления и продовольствие. Все это в комплексе привело к чрезвычайно интенсивному развитию Капской колонии и бурских республик.

В том же 1871 г. спор между Оранжевой республикой и британцами за Западный Грикваленд, где и находились богатые залежи Кимберли, завершился в пользу британцев аннексией области и компенсацией бурам в жалких 90 тыс. ф. ст.^[138].

В 1876 году миссия под руководством Александра Бейли, землемера по профессии, достигла двора Лобенгулы, преследуя цель обеспечить рабочей силой предприятия по добыче алмазов. Король согласился. Следом около тридцати белых торговцев в Булавайо обратились с просьбой о постоянном британском представительстве, чему Лобенгула был явно не рад.

В 1876 г. между Трансваалем и зулусами вспыхнул военный конфликт. Британцы, воспользовавшись этим в 1977 г. захватили республику^[139]. А в 1878 году британские войска вошли в Бечуаналенд. Теперь англичане находились на западных и южных границах владений Лобенгулы. В том же году, с одобрения Верховного комиссара по Южной Африке сера Генри Бартла Фрера в Булавайо направляется посольство под командованием капитана Р. Паттерсона. Капитан перед Лобенгулой вел себя вызывающе, доходя до угроз в адрес предводителя ндебеле. Затем, вопреки воле Лобенгулы, он настоял на поездке к водопаду Виктория. Он и его спутники, среди которых был сын миссионера Моргана Томаса, так и не вернулись. Велика вероятность, что их убили по приказу Лобенгулы.

Возможно, назначение Паттерсона во главе посольства было намеренной провокацией и гибель посольства от рук воинов ндебеле также входило в планы организаторов. Похоже на классический рецепт экспансии: убийство эмиссара или резидента, за которым следует карательная экспедиция и продвижение к границе^[140]. Однако вторжение британцев предотвратило, а вернее отсрочили ряд событий и факторов: англо-зулусская война, восстание буров Трансвааля, настроившие британское общество против колониальных конфликтов, разработка алмазов в Кимберли, шахтах Де Бирс и открытие новых месторождений золота южнее Лимпопо, которые аккумулировали вокруг себя британский капитал и устремления авантюристов.

В 1979 году началась англо-зулусская война, как ни странно, не по инициативе зулусов. Британия, имея недавний опыт Канадской федерации, преследовала цель создания конфедерации африканских королевств и бурских республик. Под эту цель в 1874 г. был назначен вышеупомянутый Г. Фрер.

Сэр Генри Бартл Фрер

С этой же целью был связан захват Трансвааля. Препятствие в ее реализации Верховный комиссар видел в местных африканских государствах. В 1878 г. он направил зулусам ультиматум, в котором требовал ликвидации военного строя, роспуска войска, свободу миссионерской деятельности и т. д. Фрер знал ответ заранее. После отказа короля зулусов, в Зулуленд была направлена армия лорда Челмсфорда^[141]. Примечательно, что зулусы, несмотря на оскорбительный ультиматум, неоднократно предлагали провести переговоры.

Кечвайо, правитель зулусов, понимал, что шансы победить «белых» ассегаем крайне малы, поэтому он закупал ружья у торговцев, охотников, в общем ото всюду, где ему могли их продать. Об официальных закупках у европейских стран не могло идти и речи, никто не согласился бы на это. Следующей проблемой стало научить воинов пользоваться огнестрельным оружием и ухаживать за ним, т. е. чистить, хранить в пригодных для этого условиях и пр. Здесь «на помощь» Кечвайо пришел английский торговец Дж. Данн, который за плату согласился обучать зулусов. На этом попытки модернизации армии не завершились – было принято решение о создании кавалерии, что было невиданным для коренных Южно-Африканских государств шагом, которая, правда, так и не воплотился в жизнь.

Кечвайо, 1875 г.

Кечвайо не успел провести модернизацию армии, вооружив ружьями лишь незначительное количество воинов. Несмотря на это, в ходе войны ему удалось не раз нанести поражение британцам. Одно из них – Сражение у горы Изандлвана привело к уничтожению 800 английских солдат и 500 ополченцев Наталя. Хотя и зулусы потеряли 3 тысячи воинов. Вот так с помощью дисциплины, щита и ассегая была разгромлена одна из сильнейших европейских армий. Это, позорное, в глазах Европы поражение, серьезно пошатнуло престиж британской военной силы. Численность колониальных войск достигла 20 тысяч^[142]. Зулусы, проявив примеры мужества и героизма все же проиграли войну. Страна сначала была разделена между разными вождями под протекторатом Британии, которые не замедлили развязать гражданскую войну. А затем и вовсе была аннексирована, превратившись в провинцию Зулуленд. Для Лобенгулы это был наглядный пример вероятного будущего.

«Битва при Изандлване» Чарльз Эдвин Фрипп

В 1880 году знаменитый писатель и политик, премьер-министр Б. Дизраэли, в том числе и из-за непопулярной войны с зулусами, распустил парламент, рассчитывая переложить на него вину за последние неудачи внутренней и внешней политике. Однако выборы он все же проиграл и к власти в Британской империи вновь приходят либералы во главе с У. Гладстоном, «противника войны по личным убеждениям», по заверениям некоторых исследователей. Но по мнению К. Маркса тот был «отъявленным лицемером и казуистом старой школы»^[143]. И «противник войны» выбрал ее против независимости Трансвааля, которую буры абсолютно незаконно потеряли.

Упомянув двух премьер-министров Британской империи, стоит отдельно остановится о настроениях, царящих в немалой части английского общества, и, прежде всего, в его верхушке, возведенных в ранг государственной политики. Дизраэли, например, по мнению доцента кафедры «Философия» МГТУ им. Н. Э. Баумана Л. В. Мокшанцева «Отстаивал идеи о приоритете врожденных прав англичанина перед правами человека вообще. Он восхищался британским империализмом и солидарной общностью англичан. Вся его политика велась во имя высшей расы и расовой чистоты Англии. Дизраэли первым из европейских политиков провозгласил, что «раса – это все и единственное, что создает расу, ее основа есть кровь». Под этими словами мог бы подписаться и Адольф Гитлер. Во всяком случае, в «Моей борьбе» Гитлер рекомендовал подходить к истории, пользуясь именно расовыми категориями»^[144]. С ним был солидарен его «ученик» и старший товарищ А. Гитлера англичанин Х. С. Чемберлен, превознося расу и чистоту крови, где первенство отдавал англичанам – германцам, а чернокожих относил скорее к животным, чем к людям.

Томас Карлейль, один из праотцов нацизма, создатель теории «Героев», антисемит, глашатай диктатуры, восхвалявший превосходство англосаксов, писал об ирландцах: «Разве это не великое благословение – избежать участи родиться кельтом?»; большинство ирландцев были, по его мнению, «свиньями в человеческом обличье». В 1850 г. эдинбургский профессор анатомии Роберт Нокс «научно доказывал», что «источник всех бед Ирландии кроется в расе, кельтской расе Ирландии… Следует силой изгнать эту расу с земель… они должны уйти. Этого требует безопасность Англии». Ведь «человеческие качества зависят исключительно от расовой природы»^[145].

А ведь ирландцы были белыми, что говорить об отношении к чернокожим. «Хрупкое равноправие… между белым охотником и африканским вождем, британским торговцем и его африканской любовницей, или миссионером и потенциальными новообращенными было в значительной степени нарушено… расовыми установками». И «с тех пор, как империя стала прочной, британцы оказались неспособны относиться к африканцам как к человеческим существам», – утверждали авторы «Прелюдии к империализму»^[146].

5 июня 1873 года сэр Фрэнсис Гальтон, выдающийся английский исследователь и двоюродный брат Чарльза Дарвина, написал письмо в газету Times:

«Мое предложение состоит в том, чтобы сделать поощрение китайских поселений в Африке частью нашей национальной политики, исходя из того, что китайские иммигранты не только сохранят свое положение, но и будут размножаться, а их потомки вытеснят низшую негритянскую расу… Я считаю, что африканское побережье, ныне скудно занятое ленивыми, болтливыми дикарями, через несколько лет может быть занято трудолюбивыми, любящими порядок китайцами, живущими либо в полуподчиненной зависимости от Китая, либо в полной свободе по своим собственным законам»^[147].

Вспомним стихотворение Р. Киплинга «Бремя белых» («Бремя белого человека») 1899 г.:

 
Несите бремя белых, —
И лучших сыновей
На тяжкий труд пошлите
За тридевять морей;
На службу к покоренным
Угрюмым племенам,
На службу к полудетям,
А может быть – чертям!
 
 
Несите бремя белых, —
Сумейте все стерпеть,
Сумейте даже гордость
И стыд преодолеть;
Придайте твердость камня
Всем сказанным словам,
Отдайте им все то, что
Служило б с пользой вам.
 
 
Несите бремя белых, —
Восставьте мир войной,
Насытьте самый голод,
Покончите с чумой,
Когда ж стремлений ваших
Приблизится конец,
Ваш тяжкий труд разрушит
Лентяй или глупец.
 
 
Несите бремя белых, —
Что бремя королей!
Галерника колодок
То бремя тяжелей.
Для них в поту трудитесь,
Для них стремитесь жить,
И даже смертью вашей
Сумейте им служить.
 
 
Несите бремя белых, —
Пожните все плоды:
Брань тех, кому взрастили
Вы пышные сады,
И злобу тех, которых
(Так медленно, увы!)
С таким терпеньем к свету
Из тьмы тащили вы.
 
 
Несите бремя белых, —
Не выпрямлять спины!
Устали? – пусть о воле
Вам только снятся сны!
Старайтесь иль бросайте
Работу всю к чертям —
Все будет безразлично
Упрямым дикарям.
 
 
Несите бремя белых, —
И пусть никто не ждет
Ни лавров, ни награды,
Но знайте, день придет —
От равных вам дождетесь
Вы мудрого суда,
И равнодушно взвесит
Он подвиг ваш тогда.
 

(перевод Михаила Фромана)^[148]