Во-первых, вводился налог с хижины. С точки зрения европейцев, он был невелик. Но где африканцу взять деньги, если его зачастую даже не пускают на рынок для европейцев? Не сложно догадаться, что он вынужден будет идти работать на белых.

Во-вторых, создание резерватов неизбежно приводило к появлению наемной рабочей силы. В резерватах земли меньше, сама она хуже, – прокормиться труднее. И вновь приходилось идти на заработки.

Третий путь был естественнее и не требовал особых административных мер. Африканцы видели товары европейской выделки – топоры, ножи, мотыги. Оценивали их преимущества и хотели их получить. Для этого нужны были деньги, а значит снова работать на поселенцев.

Только первая мера могла работать только при широкой, устоявшейся административной структуре, наполненной чиновниками, которые могли бы реализовать и проконтролировать исполнение новых законов, требовались люди и время. Вторая временно уперлась в налаживание быта, восстановление хозяйств после войны и переездов. Третья являлась совсем вялотекущей. А BSAC и первым колонистам требовалась рабочая сила сиюминутно, и руководство компании пошло на старый проверенный метод – прямое принуждение. Комиссары по делам туземцев приказывали индунам посылать молодежь в рудники и на другие тяжелые работы на два – три месяца в году. А поскольку эти приказы выполнялись крайне неохотно и вождями, и рядовыми общинниками, для набора рабочих отправлялись полицейские отряды.

Не пренебрегла администрация Родса и телесными наказаниями. Один из очевидцев, англичанин Томсон, писал об африканцах: «Достаточно было любому из этих парней сказать по-английски «двадцать пять», чтобы вызвать на его лице грустную усмешку, – они прекрасно понимают, что это означает». Дело в том, что именно 25 ударов плетью считались обычным наказанием^[252].

Русский горный инженер В. С. Реутовский находясь в командировке в Южной Африке так описывал царящие там порядки: «В социальном отношении Африка не представляет ничего поучительного: англичане из свободной страны здесь хозяйничают как варвары; и если, где еще сохранилось рабство, то это здесь, в отношениях, какие установлены во всех отраслях промышленности между «белыми» и «черными». Удивительно, как вместе с этим уживаются здесь порядки свободного обращения металла»^[253].

Исходя из вышесказанного восстание ндебеле и шона было вопросом времени. И оно вскоре настало, ввиду благоприятного для африканцев события.

Карикатура на Л. Джемисона из выпуска еженедельного журнала "Ярмарки тщеславия", 1896 г.

В конце 1895 г. доктор Леандр Джемисон совершил вооруженный рейд на бурскую республику Трансвааль. Официальной его причиной было названо притеснение рабочих золотых приисков бурским правительством. Эти рабочие, называемые бурами «ойтландерами», приезжали в Трансвааль на заработки. Их число стремительно росло и к 1895 г. ойтландеров стало больше, чем буров.

Правительство Трансвааля опасаясь империалистических планов Британии ограничивало в правах этих рабочих, в частности у них не было избирательного права. Данная тема всячески раздувалась заинтересованными лицами, т. е. английским правительством и золотодобывающими компаниями, создавая образ притесненных бесчеловечной бурской властью. Однако вопрос в том, на сколько сами рабочие желали бурского гражданства? Для многих из них оно не было приоритетом, люди прежде всего стремились заработать денег, а после уехать на родину. Конечно, вопрос этот дискуссионный, но истинная суть здесь в другом, за ширмой благородной заботы о «демократии» скрывался повод военного вторжения в желании подчинить британской короне весь юг Африки. Джемисон рассчитывал поднять в Трансваале восстание среди недовольных правлением бурского националиста Крюгера, а на его место поставить пробританского политика. Если бы Джемисон одержал победу, то ему сулили значительные профанации. Но рейд завершился провалом. Этим воспользовались матабеле, учитывая, что большая часть полиции отправилась в Трансвааль^[254], понесла там потери, а по прибытию обратно в Родезию частично демобилизовали, а старших офицеров приговорили к тюремному заключению. Также сказалась потеря оружия и большого количества боеприпасов. По колониальным меркам лишение как минимум восьми (в некоторых исследованиях, указывается их число до шестнадцати) пулеметов Максима^[255] и трех (аналогично, до одиннадцати) легких артиллерийских орудий^[256] является существенным ущербом.

Часто освободительная борьба чернокожих в Африке идеализируется, создается образ справедливого, высокоморального борца за независимость. Но это далеко не всегда так. В 1896 г. матабеле подняли восстание, убив сотни мирных жителей, включая женщин и детей. Правда такие же методы использовали сами колонисты. Поэтому здесь нет «благородных рыцарей», жестокость и ненависть торжествовала в умах воинов. Однако африканцы сражались за свою независимость против захватчиков, принесших им множество страданий. С данной точки зрения моральный перевес, безусловно, на стороне коренных жителей, а первопричина всех жертв – в колониальной политике Британии и ее проводниках – пионерах. Восстание 1896 г. отложилось в памяти зимбабвийцев как Первая Чемуренга.

Среди ученых существует определенное единодушие в отношении его причин:

– вспышки стихийных бедствий, таких как оползни, засухи и саранча, которые объяснялись присутствием белых;

– жестокость поселенцев, включая принудительный труд, изнасилования, грабежи, дискриминационные колониальные законы и налоги^[257];

– рейд Джемисона, ослабивший колониальные силы.

Считается, что главным инициатором восстания был духовный лидер ндебеле Млимо, убедивший как матабеле, так и шона. Млимо призывал к изгнанию или убийству всех колонистов. Начало восстания планировалось на 29 марта 1896 г., однако уже 20 марта начались первые нападения на поселенцев, а 24 марта местные инциденты переросли в выступления практически по всей Южной Родезии. В течении недели убили 141 поселенца в Матабелленде и 103 в Машоналенде^[258]. Беженцы со всей страны стекались в Булавайо. Учитывая, что большая часть полиции отправилась в Трансвааль, взяв с собой оружие, оставшиеся оказались вооружены перед лицом восставших в основном охотничьими ружьями. Большой удачей для них стала находка нескольких артиллерийских орудий и пулеметов. В свою очередь на вооружении восставших, помимо традиционных ассегаев и щитов, находились винтовки Мартини-Генри, Винчестеры и даже несколько магазинных винтовок Ли-Метфорда, а также разнообразное оружие ближнего боя.

Т. О. Рейнджер выделил религиозные воззрения ндебеле и шона, как идеологический стержень восстания, а духовенство его инициаторами. На этом фоне интересно появление Муренги или Муленги со своей военной медициной. Будучи шаманом, он обещал иммунитет от пуль тем, кто сражался против белых поселенцев^[259].

Джулиан Коббинг поставил под сомнение мнение Рейнджера о руководящей роли духовных лидеров в восстании. Он отмечал, что BSAC фактически контролировала свои форты и отчасти главные дороги. Что не смотря на смерть Лобенгулы и потерю столицы государство ндебеле не прекратило существование, и по-прежнему находилось под властью военной аристократии, и именно под ее руководством вновь начались боевые действия. Также он считает, что выступления ндебеле и шона не были скоординированы, отсутствовала единая стратегия, действия восставших были разобщены. Об этом в том числе свидетельствуют – длительный временной промежуток между восстанием ндебеле и шона, при чем последние восстали только после того, как вооруженные отряды колонистов покинули Машоналенд для подавления ндебеле, а также сотрудничество некоторых важных вождей шона с администрацией BSAC^[260].

Дэвид Бич также критикует позицию Рейнджера о скоординированности действий восставших. Д. Бич вводит две важные идеи, которые противоречат тезису Рейнджера. Во-первых, концепция постепенного чиндундума, восходящего распространения от области к области. Например, Кагуви и Машаямомбе были узнали о восстании и присоединились к нему во время путешествия с целью «получить лекарство от Мквати для борьбы саранчой». Д. Бич ввел идею звимуренги (множественного числа), а не Чимуренги, как правильную историческую характеристику восстания, он утверждает, что такие лидеры как, Кагуви и Машаямомбе «были разобщены и иногда соперничали, а не объединяли свои действия». Отталкиваясь от этих позиций, ученый ставит под сомнение «одновременность» и скоординированность восстания. Следовательно, не было ни религиозной ни политической общей организации^[261].

«Патриотическая» точка зрения о совместном восстании ндебеле и шона против белых захватчиков является официальной в Зимбабве, т. к. позволяет консолидировать народы в патриотическом духе, особенно это было важно во время освободительной борьбы против сегрегации и правительства белого меньшинства. Однако с научной точки зрения вероятнее всего, что восстания ндебеле и шона, не были скоординированы друг с другом, ввиду значительного срока между началом атак на колонистов, далеко не дружественных отношений между ними (достаточно вспомнить набеги первых и данников среди вторых), низкий уровень развития коммуникаций, что являлось бы серьезным препятствием для слаженных действий, и наконец, полное отсутствие фактов взаимопомощи. С другой стороны ндебеле, учитывая их военную организацию, а также наличие верховного лидера, выступили единым фронтом, что не удалось сделать шона, среди которых восстание возглавили вожди Гвабаяну, Макони, Мапондеру, Мангвенде, Секе, шаманы Неанда Никасикана, Кагуви Гумборешумбу и др.

Тем не менее нельзя отрицать, что оба восстания были взаимосвязаны и взаимозависимы, тот патриотический ореол, который образовался вокруг Чимуренги вдохновлял все последующие поколения африканцев на борьбу за свою землю и общечеловеческие права.

Что касалось основных боевых действий, то с началом восстания, Булавайо в кратчайшие сроки был укреплен местными жителями и беженцами. Из мешков с песком сооружались баррикады, город по периметру обнесли колючей проволокой, а в наиболее важных местах обороны, на случай нападения ночью, закладывались пропитанные нефтью вязанки хвороста. На переднем крае часть зданий минировалась, и в случае захвата их предполагалось взорвать вместе с противником. В Булавайо поселенцы отказались от пассивной обороны и сформировали конные отряды – дозоры, в задачу которым ставилось помимо непосредственных атак на отдельные группы армии матабеле, спасение и эвакуация выживших европейцев.

В июне, наблюдая за успехами ндебеле, подняли восстание шона, чем усугубили положение колонистов. Если раньше действия компании и Родса частично оправдывались защитой шона от ндебеле, их восстание нанесло некоторый имиджевый ущерб Компании. Однако этот факт утонул на фоне сообщениях о расправах над поселенцами. Пресса в самых ярких красках быстро растиражировала убийства и в Южную Родезию потянулся поток добровольцев. Официальный Лондон также не остался в стороне, направив на подавление бунта войска, оружие и припасы.

Не смотря на численное превосходство, ндебеле, так и не решились брать штурмом Булавайо, еще были свежи воспоминания о чудовищной силе пулеметов. Также африканцы совершили серьезную ошибку, оставив в целости телеграфные столбы, дав возможность колонистам информировать Солсбери о своем трудном положении. Несколько месяцев шли колонны британских войск, полиции и добровольцев за этот период ситуация у осажденных в Булавайо существенно ухудшилась, но они продолжали держать оборону. Добравшись до города, объединенные войска оттеснили ндебеле в гористый район Матобо, где разгорелись ожесточенные бои.

Решающую роль в подавлении восстания сыграл отец скаутского движения Фредерик Рассел Бёрнхем, один из трех выживших Патруля Шангани. Он вместе с напарником прокрался в охраняемый лагерь матабеле, где в пещере расположился Млимо и дождавшись его, убил выстрелом в сердце^[262]. До сих пор идут дискуссии, убил ли Бёрнхем Млимо, или же это сделал один из его ближайших шаманов, а то и вовсе простой воин. Но так или иначе, после этого события С. Родс инициировал переговоры с матабеле, склонив их к капитуляции. Освободившиеся силы были направлены в Машоналенд для подавления уже шона. Окончательно сопротивление восставших было сломлено в октябре 1897 года.