Он смугл и тощ, как ствол миндальный,
Вставая от немого сна,
Срывая саван погребальный,
Дрожит и плачет. Тишина
Врезается в глухие уши,
И свет глазам невыносим.
Он снова жив. Как могут души
Телам приказывать своим?
А вы едва ли сознаете,
В трусливой мудрости своей
Весь ужас воскрешенной плоти
И потрясение костей.
Так хочет прошептать спасенный:
– В чем пред тобой моя вина?
Вопрос, из гроба принесенный:
За что мне жизнь возвращена?
Молчит Мария, Марфа с ними
Дивится; но печален тот,
Чье возмутительное имя
Из адской пустоты зовет.
Как страшно, если той же фразой
Стремясь беспамятство прервать,
И мне воскликнет: «Выйди, Лазарь!»
Но не захочется вставать.

* * *

«Уезжай!» – будто просится слово,
За порог – убегай в никуда.
Каплей олова полуживого
В небе плавится молча звезда,
И ни с кем не прощайся – не надо,
Не дразни понапрасну печаль,
Вновь по встречной в бреду автострады
Прочь несись, выжимая педаль
До упора, – столбы вдоль бетонки
Вдруг сольются в немую стрелу,
Сквозь кошмар изнурительной гонки
Промелькнет светофор на углу…
Жизнь на вирши разменяна глупо.
В реку сонную света подлей.
Как юнец бестолковый из клуба,
Выйди в ночь отхватить пиздюлей.
Пьяный в хлам, безрассудный и храбрый,
Честным взглядом весь мир охвати,
Город, вновь, расправляющий жабры,
Темной ночью собьется с пути.
Незатейливой жизни начинка:
Пара строк под глухой барабан,
Если вечность, и правда, овчинка,
Значит, я, вероятно, баран.
Ветер в сердце врывается хлесткий,
Обжигая огнем пустоты,
И авария на перекрестке —
Оба всмятку, и оба – не ты.

* * *

Чем удивишь тебя? Ты знал и прежде
Набившее оскомину кино,
А что-то снова жизнь дает надежде
На то, что будет чудом спасено
Хотя бы вот изображенье это,
Прозрачный на губах застывший стих,
Как детский крик, стихающее лето…
В краю, где звон и ни души в живых.
А что вокруг? Деревья и заборы.
Что с плотной темноты вечерней взять?
Кому приснятся наши разговоры
В последнем сне, где нечего сказать?
Тебе ценить и чувствовать пристало
Прозрачный сиплый снег, парадных грязь,
Туда, где перед ужасом финала
Нить голосов мирских оборвалась,
Ты ничего не заберешь с собою,
Тахометр застынет на нуле,
Хотя змеиной лентой голубою
Мелькнут вагоны в изумленной мгле.
И в горле жребий прежний встанет комом,
Стыд узкой плетью по щеке хлестнет,
В случайном кадре, будто бы знакомом,
Лицо, в тебя влюбленное, мелькнет.

* * *

Я – город, разрушенный бомбардировкой,
Обстрелами, штурмом жестоким и мором.
Я – город с часами на каменной башне,
Я – взорванный город.
Когда надо мною враги расправляли
Железные крылья сквозь сумрак и пепел,
Трещало по швам воспаленное небо
И кашляло громом.
С ворот позабытое стерто названье
Мне бывшее именем. Слышите эхо?
Я – Дрезден, Иерусалим, Злата Прага,
Париж, Хиросима.
Стучали незримо во мне барабаны,
Часы постепенно, как сердце, умолкли,
Меня оглушили, дробили, ломали
И с грязью мешали.
Но я догорал, вновь и вновь повторяя,
Пусть даже никто не услышит, – неважно:
Покуда останется целым хоть камень,
Хотя бы песчинка, я – не уничтожен.

* * *

Здесь, за четыре моря вдали от дома,
Тыкаясь в пятое носом, как в сыр лиса,
Снова не верю тому, что уже знакомо,
Слепо молясь на незримые чудеса.
Тысяча слов притворится опять стихами,
Чтобы питать младенческую печаль.
Жизнь кончается просто, как чай в стакане,
Вода за окном мерцает прочней, чем сталь.
Значит, не бойся, душа, улыбайся шире.
Эта свобода нам тоже взаймы дана,
Просто смотри, как, словно жестянка в тире,
Нам из-за тучи покажется вновь луна.
И почему отовсюду ненастоящий
Мир обещаньем тепла обмануть готов?
А самолет, над пустыней в ночи летящий,
Светит чуть ярче полночной звезды волхвов.

* * *

Бороться с болью – бесполезный,
Докучный, неизбежный труд,
Как будто снова ключ железный
Бросаешь в омертвелый пруд,
И тонет ключ, почти беззвучно,
Скользя под тяжестью своей
На дно, где все благополучно,
Где, выражаясь ненаучно,
Ржавеет скарб твоих скорбей.
Но возвратится неизменно
Вновь ненасытная, как волк,
Боль, чтобы ты склонил колено,
И притаился, и умолк.
Пусть прежняя волна остыла
И схлынула – прими опять:
Без боли – так и прежде было —
Себя не можешь ты узнать.
Дух не удержишь в скользком теле.
И, гравитации каприз,
За ветром во дворе качели,
Взметнувшись вверх, ныряют вниз.

* * *

«Я не умею плавать…» – бросают в воду,
Так и стоят на песчаной седой косе.
Больше и больше – ого, собралось народу!
Смотрят, как выплывешь, должен ты стать, как все.
Знать наизусть те же книги и фильмы те же,
Плавать, как рыба, или – уж все равно —
Бегать других быстрее. Ещё в манеже
Учат нас этому: кто не сумел – на дно.
Да, говорят, что жизнь – непростая штука,
«Как же ещё научить?» – говорят они.
Этот – слабак, будет другим наука,
Хочешь дышать – дыши, а тонуть – тони.
Те, кто смотрели, как я бултыхался, хилый,
В жадной воде, где укрыла меня волна,
Учат других или тихо лежат в могилах,
Это – их отпуск, это не их вина.
Ночь наступила. Тесно в пустой кровати,
Я не в себе, но в других меня тоже нет,
Снова и снова я повторяю: «Хватит!»
Рама оконная делит дрожащий свет
Строго на полосы. Мир мой неровно скроен,
Здесь неудобно давшему слабину.
Я не умею плавать, я недостоин
Этого балагана. Тону. Тону.

Лито Лэти

Соредакторы: Алла Иосифовна Михалевич, Ирина Владимировна Знаменская, проф. Мария Евгеньевна Кудрявцева, Валерия Викторовна Тёмкина Аскольд Львович Шейкин.

Из стен ЛЭТИ вышли многие известные всему миру литераторы. Например, в ЛЭТИ учился председатель Союза писателей Санкт-Петербурга Валерий Георгиевич Попов, председатель секции поэзии СП СПб, разделивший с Галиной Сергеевной Гампер премию им. А. А. Ахматовой, Александр Семенович Танков, замечательный переводчик Шекспира Сергей Степанов и многие многие другие литературные знаменитости. В ЛЭТИ училась супруга Виктора Сосноры Нина Алексеева. И мы, сегодняшнее поколение творческих людей, хотим продолжать вековые традиции нашей Alma Mater, касающиеся литературного творчества. В нашем вузе существовало не одно литературное объединение. Сегодня на встречи ЛИТО собираются не только студенты ЛЭТИ, но и члены СП СПб и Союза писателей России, ведущие участники «Союза писателей Ленобласти и СПб», просто интересные поэты и прозаики, не состоящие в литературных объединениях. Делятся опытом, помогают молодым. Руководит нашим литературным объединением замечательный поэт и ученый, член СП СПб, руководитель поэтического семинара в Доме ученых при Политехническом университете, доктор биологических наук Алла Михалевич, которая всегда и буквально с первого взгляда очаровывает всех своей культурой, красотой и удивительной женственностью. На ее занятиях царит такая светлая атмосфера творческого дружелюбия, какую можно встретить далеко не в каждом ЛИТО нашего города. При этом в нашем литобъединении полностью отсутствует какой-либо ценз образования или стартового уровня участника, в отличие от большинства других ЛИТО. Мы считаем, что стартовый уровень и талант участника – это вещи, никак не связанные между собой, и готовы учить каждого с нуля, бережно сохраняя зерна его таланта, даже если участник пока еще косноязычен. В ЛИТО устраиваются также музыкальные вечера.

Литературное объединение СПбГЭТУ «ЛЭТИ» (ЛИТО ЛЭТИ) в его современном виде существует с 1973 года. Оно было создано лучшим (по оценке А. С. Кушнера) из современных русских поэтов – Александром Танковым, когда тот был еще студентом третьего курса специальности «Прикладная математика». Танков и сегодня курирует наше ЛИТО, приходит на занятия, наставляет, делится опытом, рукополагает очередного консула (т. е. «старосту») ЛИТО, поскольку студенты взрослеют, а консулом может быть, согласно уставу, только студент ЛЭТИ.

В Санкт-Петербурге не много вузов, в которых работают литературные объединения.

В нашем ЛИТО над профессиональной подготовкой будущих литераторов работают пять человек:

1) доктор биологических наук, член СП СПб, Женщина года-2009 Алла Михалевич,

2) член СП СПб, замечательный, всем любителям поэзии хорошо известный поэт Ирина Знаменская (очень строгий учитель и столь же строгий борец за чистоту русского языка),

3) доктор педагогических наук, профессор кафедры связей с общественностью Мария Евгеньевна Кудрявцева (ведет занятия по психологии творчества),

4) специализирующийся на работе с начинающими поэт, член ЛИТО «Пиитер» Валерия Тёмкина (работает с начинающими поэтами по чрезвычайно эффективной системе Надежды Каменевой),

5) Член Союза писателей России, много лет руководивший секцией детектива, фантастики и приключений при СПР, Аскольд Львович Шейкин (проводит занятия по художественной прозе).

Мы приглашаем всех, кто интересуется искусством, критикой или просто любит слушать за чаем разговоры о литературе, на наши встречи и желаем всем творческих успехов и вечно нового счастья.

Алексей Королев

Окончил ЛЭТИ, ЛГУ и Европейский университет в Санкт-Петербурге. Член Союза писателей Ленинградской области и СПб. Печатался в изданиях СП ЛОСП, ЛЭТИ, альманахе «Четверг. Вечер» и журнале «Изящная словесность». Доцент кафедры инновационного менеджмента СПбГЭТУ «ЛЭТИ».

Серый волк

Я бежал, я как будто летел по дорожной пыли
Мимо терпких крушин и лиловых цветков иван-чая.
И соседские псы поравняться со мной не могли.
Я все таял и таял, все выше цветы замечая.

Уменьшаясь в размерах, я мчался быстрей и быстрей,
И протяжное время, гудя, подо мной прогибалось,
И ловил меня черным силком леший гиперборей,
И к воздушным рукам моим тихо подкралась усталость.

Я замедлил движенье и время, качнувшись назад,
Завертелось опять, я увидел резные палаты,
Древнекняжеский терем, орешник и яблони… сад,
И колодезь, и ковш, тот, что я уже видел когда-то.

И хотел я напиться, и все мне не взять было в толк,
То ли ковш серебрен, но воды и пьянее, и чище
Я не пил никогда, и откуда-то взялся вдруг волк,
Отраженьем глядит из воды, здоровенный волчище.

Как легко превращаться, а я-то ведь думал: обман —
Наши старые песни тотемной и преданной дружбы!
На крыльцо тихо вышел застенчивый княжич Иван,
Накормил меня, обнял и препоручил мне три службы.

Раздобыли мы всё, я еще обращался не раз,
И конем златогривым я был, мы ловили Жар-птицу,
И когда он поведал мне свой задушевный наказ,
Я привез от Далмата-царя на спине Царь-девицу.

Мы простились так нежно, в мой хвост она ленту вплела.
Я опять побежал, ускоряясь, быстрей, чем комета,
Мимо синих лесов, и хвостом, как по глади стекла,
Заметая озера, почти что со скоростью света.

Я опять сокращался до точки, потом тормозил,
И вернулся назад, снова облик приняв человечий,
Я прошел через сад и поднялся вдоль белых перил,
И присел меж родных, упиваясь течением речи.

И с тех пор я вполне убежден: наши предки могли
Обращаться, был опыт, тому доказательство – лента,
Что привез на хвосте я из Киевской Русской земли
И теперь демонстрирую еженедельно студентам.