Конечно, сказать надо и о том, что Сталин после смерти Ленина в общем-то не цеплялся за должность генсека, неоднократно просил освободить его от нее, и продолжал выполнять ответственные обязанности, потому что подчинился практически единогласному требованию партии и желанию большинства трудящихся. Выбери Сталин иную позицию, смалодушничай, отойди от партийно-государственного руля – и в той ситуации произошел бы неминуемый захват этого руля Троцким и компанией.

Характер сталинского выбора был далеко не личным. Выбор стоял между строительством реального социалистического государства и гипотетической мировой революцией. Вместо того, чтобы по троцкистскому рецепту истощать народные силы, бросая их в топку преждевременной, неготовой революции всемирного масштаба, сталинцы призвали массы создать мощный экономический и культурно-политический противовес царству капитала.

Это было важнее, это была оптимистичная и научная предпосылка сокрушения в будущем капиталистической системы. Ибо так создавались прочный тыл международного рабочего класса и конкретная материальная первооснова последующих антибуржуазных преобразований в стране и в мире. Не будем даже коротко обсуждать вероятную альтернативу, настолько очевидна ее трагичность. Не приступи мы к выполнению мобилизационных экономических директив сталинизма, страна стала бы легкой добычей только и ждущих удобного момента хищников, каковые вечны, покуда существует беспощадный мир капитализма.

План Троцкого примазаться к революционному порыву масс, прибрать его к рукам и искусственно продлить, прийти с его помощью к власти в возможно большем числе стран и придать там буржуазным порядкам чисто сионистские свойства и направления, провалился. Последователи иудушки до сих пор рвут и мечут, визжа о предательстве Сталиным пролетарской революции, которую на самом деле они замышляли как троцкистскую контрреволюцию.

Впрочем, и без мировой революции у данной группировки разнокалиберного лагеря мирового капитала были в ту пору неплохие шансы поживиться – всего одной, но зато какой страной!

Антиленинизм и антисталинизм должны были помочь им захватить и сионизировать махину развалившейся российской империи. В Западной Европе, в Штатах, в Азии и в Латинской Америке влияние сионистов уже тогда было огромным, но все-таки не беспредельным. Пока под запланированный Израиль одни из них приискивали местечко в какой-нибудь африкано-азиатско-американской тьмутаракани, другие положили глаз на оставшуюся, как они считали, бесхозной махину. Имея пропуск в будущее в виде коммунистических идей, паразитируя на них, пытаясь с их помощью объегорить настоящих борцов за советскую власть, троцкисты готовились создать де-факто сионистское государство.

Разве не Сталин, не сталинцы встали на их пути? Разве не сталинизм помешал превратить Россию, СССР в необъятный Израиль? А это пусть не навечно, но реально могло случиться.

Все знают, что для спасения власти Советов, закрепления победы революции, перетягивания на свою сторону колеблющейся части крестьянства, восстановления экономики Ленин прибегнул к частичному переходу на капиталистическую систему хозяйствования. В 1921 году X съезд РКП(б) взамен прежней политики военного коммунизма с его продразверсткой провозгласил Новую экономическую политику.

Враги клянут продразвёрстку как «большевистский грабеж». Она действительно была болезненным явлением, вызванным тяжкими условиями гражданской войны и проистекавших отсюда бед. Вынужденная установить военный коммунизм и полностью запретить торговлю, советская власть изымала весь произведенный на селе хлеб, кроме минимально необходимого для пропитания крестьян запаса и посевного материала.

Не буду повторяться и говорить о том, что начатая капиталистами Первая мировая война разорила Россию задолго до Октября 1917-го, что капиталисты же развязали войну гражданскую. Скажу об одном несимпатичном и замалчиваемом факте: официально продразверстку первым, еще в 1916 году ввел царский режим, не сумевший обеспечить армию иначе, как массовой реквизицией у населения зерна и скота.

Красные сразу, как изгнали белых, взялись за экономические реформы, отменили разверстку, введя обычный продналог. После его натуральной уплаты крестьяне могли теперь распоряжаться излишками продовольствия по собственному усмотрению. Была разрешена свободная торговля и деятельность частного капитала, привлекались инвесторы из-за рубежа. Но – и об этом не любят говорить «демократы» – НЭП вводился в условиях сохранения диктатуры пролетариата, руководящей роли компартии, государственной монополии внешней торговли, доминирования в промышленности госсектора. То есть были гарантированы невозврат к прошлому строю и в грядущем – окончательное вытеснение капитализма из всех отраслей народного хозяйства. Все же в тот период имели место пускай не принципиальные, но уступки капиталистам, пускай временное, но отступление.

Мало кто знает, что больше всех надрывался, призывая к этим отступлениям и уступкам, ультра-р-р-революционер Троцкий. Сей фанфарон, присвоивший себе внутри и вне страны репутацию бескомпромиссного ниспровергателя буржуазии, громогласно обвинял Ленина в том, что тот украл у него идею… оживления буржуазных отношений.

Кто-нибудь махнет рукой: опять Троцкий, не надоело? Надоело. Но что поделаешь – как только речь заходит о друзьях России, о ее спасении, тут же начинают сиять имя и лик Сталина. Зайдет она о врагах России, о ее гибели – всплывает тень иудушки. Плюнешь во все четыре стороны света и непременно попадешь или в Троцкого, или в его хозяев, или в его сторонников. Ведь эту тень отбрасывает не обычный политический труп, не бестелесная химерическая идея, а частица упитанного паучьего тела международной олигархии с мощной сионистской составляющей.

Сочиняя для дурачков дефективные теории, вроде «перманентной революции», Троцкий и после кончины Ленина из кожи вон лез, чтобы развить внутри Советского Союза буржуазные отношения, обеспечить высокие дивиденды своим политическим работодателям. В их число входило большинство крупных нэпманов и иностранных концессионеров той поры – сплошь соплеменников Троцкого-Бронштейна.

Не зря в двадцатых годах он поспешил занять «скромную» должность председателя Главконцесскома – ведомства, заключавшего контракты с иностранными бизнесменами и предоставлявшего им концессии для производственной и торговой деятельности на территории СССР. Там же подвизалось множество разоблаченных впоследствии врагов народа. Самые крупные и долгосрочные концессии получили рокфеллеровская нефтяная компания «Стандард Ойл» и банковский консорциум Я. Шиффа – элитные собственники мирового Сиона. Не осталась внакладе и печально памятная компания «Лена Голдфилдс»^[6]. Главконцесском, погрязший в антигосударственной деятельности, разогнали в 1937 г.

Хотя книгу немецкого профессора и назвали «Сталинский социализм», автор не акцентирует внимание на персональном вкладе Сталина в становление советской государственности, в развитие его идеологической и экономической базы, но при этом излагает события в целом объективно и непредвзято. Порицать его за это не стоит. Даже прогрессивная европейская профессура (да и наша отечественная тоже) пока далека от того, чтобы принять сталинизм как теорию, а не только практику.

Забегая несколько вперед, скажу: анализ сталинского духовно-материального наследия, логика классовой и национально-освободительной борьбы, перспективы и интересы рабочего движения и общего антикапиталистического сопротивления, результаты советского опыта таковы, что отрицание сталинизма в качестве составной части коммунистического учения льет воду на мельницу наших врагов.

Историческая правильность и последовательность вознесла сталинскую эпоху на высшую точку всех умопостигаемых человеческих достижений. Слово и дело научного коммунизма побеждали, потому что:

• марксизм спроектировал революцию;

• ленинизм совершил революцию;

• сталинизм очистил и защитил революцию – изнутри и извне, причем очищение и защита были не менее, если не более важными и трудными, чем проектирование и свершение.

Добавлю, что отрицание сталинизма как науки вместе с общей десталинизацией, поразившей КПСС и другие партии, в немалой степени способствовали реанимации троцкизма. Но тот, несмотря на эту идейную подмогу и на поддержку международного капитала, так и не оправился от нокаута, нанесенного ему Сталиным и сталинцами. И по сию пору часто вынужден действовать негласно, открещиваясь от своего истинного названия и содержания. Поэтому сталинизм надлежит расценивать как науку, даже если бы за ним числилось только это единственное, выдающееся достижение – разоблачение и ликвидация самой страшной внутрикоммунистической опасности.

Не будь идейного и организационного разгрома в партии левой и правой оппозиций, не было бы ни первых пятилеток, ни победы в Великой Отечественной войне. Советский Союз исчез бы еще в тридцатых годах прошлого века, уничтоженный предшественниками перестроечной банды восьмидесятых годов.

Могу добавить и другое: подтверждение последнего вывода вытекает из содержания всего произведения К.Хессе.

Не буду повторять факты и цифры подрывной деятельности оппозиционеров, их низкого морального облика, грызни между собой спервоначалу и спайку в дальнейшем, их бешеный натиск на сталинизм. Эти факты рассыпаны по разным главам и говорят сами за себя. Зато обращаю внимание читателя на то, что в книге названо неудавшимся переворотом Троцкого.

Клаус Хессе воспользовался любопытным источником – книгой «Техника государственного переворота» писателя Курта Зукерта, который в 1929 г. посетил Советский Союз. Перед этим Зукерт принял имя Курцио Малапарте, отчего в нашей стране его считают итальянским литератором. Речь идет об обыкновенном мелкобуржуазном авторе, широко прибегавшим к слухам и сплетням, не лишенным, однако, наблюдательности. От его во многом спорного, но ехидного произведения досталось таким диктаторам, как Гитлер, Муссолини, Пилсудский и другие. Но по выходе книги в свет на нее наиболее болезненно среагировал… Троцкий.

Я отобрал выдержки из «Техники государственного переворота», которых или нет у Хессе или они даны в сокращенном изложении^[7]:

«После смерти Ленина Троцкий впал в великую ересь, попытавшись расколоть единую доктрину ленинизма».

«У Сталина все козыри на руках, когда в ответ на обвинения противников он утверждает, что должен был предохранить себя от опасностей, которые неизбежно возникли бы после смерти Ленина. – Вы воспользовались его болезнью, – говорит Троцкий. – Чтобы не дать вам воспользоваться его смертью, – говорит Сталин».

«История борьбы Сталина с Троцким – это история попытки Троцкого захватить власть и защиты государства Сталиным… это история неудавшегося государственного переворота».

«С начала 1924 года по конец 1925 года борьба протекает в рамках полемики между сторонниками «перманентной революции» и официальными хранителями ленинизма, теми, кого Троцкий называет «хранителями ленинской мумии».

«С помощью Менжинского, нового руководителя ГПУ (он сменил Ф.Дзержинского, затравленного троцкистами и скоропостижно скончавшегося в 1926 г. – Л.Г.), Сталин лично занимается организацией «специального отряда» для защиты государства. Техническое командование этим специальным отрядом, который размещается… на Лубянке, вверено Менжинскому; он контролирует отбор надежных людей из работников технических служб, электротехников, телеграфистов, телефонистов, железнодорожников, механиков и т. д. Каждый вооружен только ручной гранатой и револьвером, чтобы быть свободным в движениях. Специальный отряд состоит из ста «команд» по десять человек в каждой, которым приданы двадцать боевиков. Каждая команда располагает взводом пулеметчиков и двумя мотоциклистами… Менжинский… делит Москву на десять секторов; они будут связаны между собой секретной телефонной сетью, замкнутой на Лубянку».

«Организация эта, по словам Менжинского, «тайная и невидимая». Ее члены не носят формы, их нельзя узнать по какому-либо внешнему признаку: самая принадлежность к организации сохраняется в тайне. Кроме технической и военной подготовки, члены специального отряда получают и политический инструктаж: все средства пущены в ход для того, чтобы разжечь в них ненависть к явным или скрытым врагам революции, к евреям, к сторонникам Троцкого. Евреи в организацию не допускаются. Обучаясь искусству защиты советского государства от повстанческой тактики Троцкого, члены специального отряда проходят настоящую школу антисемитизма».

«У Троцкого начинает уходить почва из-под ног: слишком долго смотрел он на преследования, аресты, ссылку своих ронников, бессильный что-либо предпринять».

«…Троцкий остается верен своей тактике: на штурм государства он хочет бросить не толпу, а тайно сформированные особые отряды. Он хочет захватить власть не путем открытого восстания рабочих масс, а в результате «научно подготовленного» государственного переворота».

«Тысяча рабочих и солдат, давних сторонников Троцкого… готовы к решающему дню: троцкистские команды… давно уже проходят тренировку на «невидимых учениях»… Менжинский всеми средствами пытается затормозить движение противника, но акты саботажа на железных дорогах, электростанциях, телефонной сети и телеграфе множатся с каждым днем. Агенты Троцкого проникают повсюду, нащупывая сцепления и узлы технической структуры государства, вызывая порой частичный паралич самых ранимых органов».

«Восстание должно начаться с захвата технических узлов государственной машины и ареста народных комиссаров, членов Центрального Комитета… Но Менжинский отразил удар: красногвардейцы Троцкого никого не застают дома. Вся верхушка сталинской партии укрылась в Кремле, где Сталин, холодный и невозмутимый, ждет исхода борьбы между силами повстанцев и специальным отрядом Менжинского».

«Седьмое ноября 1927 года… В то время как народный комиссар обороны Ворошилов принимает парад советских войск… Троцкий во главе своей тысячи предпринимает государственный переворот. … Менжинский успел принять все необходимые меры. …Этого Троцкий не предвидел. Он слишком презирал Менжинского и был слишком высокого мнения о себе, чтобы считать руководителя ГПУ достойным противником. …Он круто меняет план действий: теперь он будет целить в политическую и административную структуру государства. Он уже не может рассчитывать на свои штурмовые отряды, отброшенные и рассеянные…».

«Его призыв к пролетарским массам Москвы был подхвачен лишь несколькими тысячами рабочих и студентов. В то время как на Красной площади, перед мавзолеем Ленина, толпа окружает трибуну, где находятся Сталин, руководители партии и правительства… сторонники Троцкого наводняют огромную аудиторию университета, отбивают атаку отряда милиции и направляются к Красной площади во главе колонны студентов и рабочих… При первом же столкновении колонна его сторонников отступает…».

«Поведение Троцкого в этих обстоятельствах подвергалось с разных позиций самой суровой критике… Призыв к народу, выход на площадь – все это было просто дурацкой авантюрой».

Думается, процитированные отрывки привлекательны не своим хромающим историзмом, а тем, что отразили реакцию западной общественности, активно интересовавшейся внутрисоветскими делами. Благо наблюдения автора были сделаны, как говорится, по свежим следам и непосредственно на месте преступления.