Хессе отходит от модных псевдоисторических пассажей о том, что Троцкий являлся вождем Октябрьской революции и Красной армии не меньшим, если не большим, чем Ленин. Грешат раздуванием сего мифа не одни только российские историки. Но Хессе не согласен с мнением, являющимся общепринятым в определенных слоях европейской общественности. Белая ворона? К явному неудовольствию этих слоев, всех троцкистов в мире, подобная белая мантия не только к лицу берлинскому профессору, она еще и единственно возможная.

Хессе верно подчеркивает, что большевики надеялись на мировую революцию, детонатором которой призвана была послужить революция в России. И констатирует, что, хотя революция не охватила все страны, а революционные выступления в Германии, Австрии, Венгрии были подавлены, молодая советская власть держалась. Вскользь коснувшись провокаторской роли Троцкого, сорвавшего подписание первоначального Брестского договора, и его авантюристической нацеленности на революционную войну, Хессе невысоко ставит способности Троцкого как наркомвоенмора и председателя Реввоенсовета.

Автор признает, что «этот человек обладал выдающимися риторическими, организационными и интеллектуальными способностями». В то же время, указывает Хессе, «его отличало… самолюбие, которое в своем тщеславии не знало границ». К большевикам Троцкий примкнул, когда стало отчетливо ясно, что они, а не меньшевики или какая-либо другая партийная сила, способны повести за собой народ на восстание. А ведь раньше он предрекал крах большевизму, оскорблял Ленина, называя его партийным узурпатором.

Хессе, к сожалению, не раскрывает подоплеку Октябрьского переворота (большевики не стеснялись именно так называть штурм Зимнего дворца и другие событие 25 октября 1917 года). Троцкизм слишком опасен, чтобы пренебрегать его дополнительным разоблачением^[3]. Поэтому остановлюсь на этом чуть подробнее.

Никаким руководителем восстания Троцкий не был. Он возглавлял Петроградский совет и был одним из многих участников захвата власти большевиками, обыкновенным исполнителем воли ЦК партии в масштабах города. Это верно, что Петросовет, готовясь к перевороту, образовал военно-революционный комитет, в котором действительно верховодил Троцкий. Однако сей комитет являлся органом местного значения и подчинялся другому вскоре образованному высшему командному органу.

Во Всероссийский центр – практический центр по организационному руководству восстанием в общегосударственном масштабе – на заседании ЦК были избраны Сталин, Свердлов, Дзержинский, Бубнов и Урицкий. Троцкого туда не включили. Его подчинили этому центру, следовательно, и Сталину. Все большевистские силы в стране, включая петроградские, действовали под контролем и по указаниям Всероссийского центра.

Троцкисты ссылаются на североамериканского коммуниста Джона Рида, находившегося тогда в Смольном. Он, дескать, ни разу не упомянул имени Сталина в изданной по горячим революционным следам книге «Десять дней, которые потрясли мир». Рид был честным автором. Но, как иностранец, не знал и не мог знать многих внутренних пружин развернувшейся борьбы, был не в состоянии до конца вникнуть в события, часть которых даже не попала в поле его зрения. Книгу он писал наскоро, в 1920 году умер. И не только не исключено, но вероятнее всего, что он переработал бы ее, обогатил бы новой, выявившейся лишь годы спустя, более глубокой информацией о революции и о партийных структурах.

Вклад Сталина в осуществление большевистского переворота, переросшего в подлинную революцию, заключался не столько в политической публичности и ораторской привлекательности, сколько в реальном и зачастую секретном планировании и претворении революционных акций. Конкретно – в захвате в столице и в других городах вокзалов, почты, телеграфа, банков, в занятии мостов и арсеналов, в блокировании возможных очагов сопротивления, в обеспечении связи с большевистскими комитетами Москвы, Урала, юга страны, в передаче им оперативных указаний и во многом другом.

Ведь перед революцией Сталин был фактическим руководителем партийной разведки и контрразведки. Во многом благодаря ему партия была спасена от разгрома летом 1917 года, когда Временное правительство взяло курс на уничтожение большевизма. Выполнявшаяся под началом Сталина работа позволяла большевикам вовремя узнавать о намерениях противника и готовить контрмеры.

Таким образом, многоопытный подпольщик Сталин пребывал не на заднем плане событий, как врут троцкисты и остальные недруги коммунизма, а за кулисами, что не одно и то же. Решающим было именно закулисное влияние на события. Выход главных героев в финале на ярко освещенную революционной победой сцену представлял собой, несомненно, важный, но непринципиальный акт.

Роль Сталина была первостепенной, однако не связанной с гласностью, а многих документов об этом не могло и не должно было сохраниться. Об этой роли знали Ленин и некоторые члены руководства. Но не все, а те, кому надо. В законспирированных партийных сетях (по сути – резидентурах), высокопрофессионально организованных и управляемых будущим вождем, о Троцком большинство даже не слыхало.

Сам Сталин, как сдержанный и объективный свидетель, всегда утверждал: у Октябрьского восстания был свой вдохновитель и руководитель – Ленин и никто другой. Мы имеем все данные для того, чтобы утверждать: Великий Октябрь вдохновлялся и руководился Лениным, а материализовывался Сталиным.

Троцкий в октябрьские дни семнадцатого года вертелся у всех на виду. Он перехватывал гонцов, слал депеши и отдавал приказы, рассылал нарочных, распекал невесть кого и невесть за что, рапортовал невесть о чем, имея иногда о происходивших событиях весьма слабое представление. Говорил речи, пересыпанные пламенными тирадами, срывал аплодисменты, проявлял другую активность, очень похожую на рекламную, что свидетельствует о качествах карьериста и проныры и ни о чем больше.

Преувеличенное впечатление о роли иудушки (так его неоднократно именовал Ленин) в тех событиях создавали его «сопровожденцы» и «восхищенцы», хорошо организованные и еще лучше оплачиваемые. Он сам произвел себя в руководители Октября, с ловкостью шулера пользуясь как своей карманной идеологической обслугой, так и свидетельствами воспламененных экстазом Троцкого очевидцев. Среди очевидцев, не ведавших о его интригах, были и крупные деятели революции: А.В.Луначарский, М.С.Урицкий и другие^[4]. То была не их вина, а их беда. Многие очень скоро разберутся в беде под названием Троцкий-Бронштейн, и тот никаких панегириков больше от них не услышит.

Замечательно, когда в руководителе сочетаются оба таланта – труд и красноречие. Однако в данном случае мы сталкиваемся с более распространенным типом личности и с более распространенной психологией публичного восприятия. Что обеспечит преимущество внешнему воздействию – блестящая, широковещательно транслируемая риторика при тусклой, провальной работе или высокоэффективная деятельность при невыразительном ораторстве, не говоря о полном умолчании? Конечно, риторика. Другой вопрос, что впоследствии жизнь неизбежно оттеснит, отбросит ритора, у которого за душой ничего нет, кроме словообильной демагогии, и выдвинет РАБОТНИКА. Но это впоследствии. А до той поры политическое трепло будет снимать сливки с общественного признания.

Словом, назначение Троцкого «главным по революции» состоялось лишь на бумаге, которая, как известно, все терпит. Место, куда троцкистам надлежит засунуть эту свою писанину, история отвела неприличное для печатного и даже для устного произношения.

Клаус Хессе иронично отзывается о военных заслугах Троцкого. Применяет к нему термин «культ личности», называет сомнительными мотивы многих его действий. Однако соответствующий раздел книги довольно краток. А зря. Потому что наркомвоенмор и предреввоенсовета Троцкий провалил почти все операции Красной армии, к разработке которых имел отношение. Спасать положение, затыкать дыры на фронтах гражданской войны, разваленных Троцким и его многочисленной креатурой, ЦК партии бросал Сталина, других большевистских военачальников. У Сталина состоялись десятки таких командировок – их насчитывают до 80, – в результате которых выиграны все бои, сражения, битвы и кампании, проведенные по его планам и под его руководством.

Троцкий тоже часто выезжал в районы боевых действий. Правильнее сказать, путешествовал по ним. Маршрут поездок этого «революционного» барина пролегал в основном по железным дорогам – поближе к благам цивилизации, подальше от окопов, в двух не по-военному комфортабельных составах с роскошными салон-вагонами. Кроме штаба поезд представлял собой трибунал на колесах, весьма скорый на расправу. От его приговоров, как показали позднейшие разоблачения, пострадали не только враги советской власти, но и верные ее сторонники, оказавшиеся неугодными Троцкому. В том числе по национальной причине.

Хессе рассказал об одной из жертв – о красном герое Б.М.Думенко. Тот организовал Первый кавалерийский социалистический крестьянский полк, постепенно став командиром кавбригады, затем кавдивизии, а позднее кавкорпуса. Ссылаясь на один из наших источников, Хессе пишет, что на совести Троцкого смерть Думенко, который отказался принять награду из рук Председателя Реввоенсовета, из-за чего был обвинен в антисемитизме и расстрелян. Хессе не пишет, что официально герою инкриминировали убийство комиссара и подготовку мятежа – выдуманное обвинение, уже не имеющее существенного значения, т. к. Думенко справедливо и давно реабилитирован. Говорить следует о другом: гибель честных людей от рук троцкистов и в гражданскую войну, и позже есть исторически доказанное обвинение-приговор.

…Но вернемся к образу жизни «красного Бонапарта». Его поезду была придана типография, оперативно размножавшая речи, которыми Троцкий фонтанировал на всех остановках. Речистого и жестокого, темпераментного и любвеобильного «полководца» сопровождали сотни лиц: военспецы, повара, помощники, секретари, телефонистки, стенографистки, машинистки, фотографы, музыканты духового оркестра, кинооператор и прочая дворня. Писали, что в поезде для хранения продуктов имелся чуть ли не единственный на всю Россию компрессорный холодильник – чудо тогдашней техники.

Сопровождавшая Троцкого охрана имела кавалерию, была оснащена артиллерией, пулеметами, мотоциклами, автомобилями и бронеавтомобилями, даже аэропланами. По сравнению с такой свитой и такими удобствами Председатель Совнаркома Ленин, можно сказать, просто прозябал в Кремле, где, бывало, самостоятельно варил для себя жидкий супчик в маленькой, плохо топленой квартирке. Если же он отправлялся куда-то, то обычно в машине был только водитель, лишь иногда его сопровождал единственный охранник, отчего однажды Ленина на московской улице ограбила, отняв машину, банда налетчиков.

А Троцкий, умело эксплуатируя свой р-р-революционный внешний облик, с удовольствием предавался излишествам, отвечавшим его внутренним запросам. Вот он, бледный и небритый, затянутый в чёрную кожаную тужурку, митингует и рубит кулаком воздух. А вот он в шикарной шубе, розовощёкий, вальяжный и прихотливый, устраивает пышные выезды в Подмосковье на охоту. По соседству с Лениным, не стесняясь, живет на широкую ногу, закатывает приемы и банкеты. Позже со ставшей для него тесной кремлевской жилплощади Троцкий переселился в поистине царские апартаменты знаменитой усадьбы «Архангельское» с ее музейными интерьерами, коллекциями произведений искусства и богатой утварью.

Он никогда не бедствовал и до революции – ни в России, ни в эмиграции, будучи отпрыском богатейшего помещичье-купеческого семейства, щедро субсидируемый враждебными социализму, коммунизму, всему роду людскому силами, о которых нужен отдельный разговор. Он покупал себе славу, вкладывал в нее средства, как в выгодное предприятие, чтобы жить, т. е. баламутить в комдвижении на проценты с вложенного капитала.

После смерти Ленина партия пережила много потрясений. Впрочем, разве она не испытывала их при его жизни! Они с особой силой стали зреть, когда обозначился скорый уход Ленина из жизни и Троцкий решил, что наступает его звездный час: захват власти в партии, а вслед за этим – в стране.

Двумя сильнейшими потрясениями стало появление сначала так называемой левой оппозиции («троцкистской», затем «новой» и «объединенной» оппозиций), потом – правой или бухаринской. Книга «Сталинский социализм» – это любопытная оценка обоих оппозиционных течений, даваемая иностранцем, попытавшимся разобраться в хитросплетениях советской политики 20-30-х годов. А ведь это не под силу иным современным российским историкам, предпочитающим кропотливым поискам в архивах дежурные, штампованные спекуляции на сей счет.

Хессе вполне осознает причину возникновения оппозиционных групп. Те не вызывают у него сочувствия, хотя он и рассуждает об их интригах в лояльном тоне. Есть, впрочем, и жесткие оценки. Так, он пишет: «Игры за власть сопровождались участием в преступлении либо в сведениях о преступлении…» (намекая, что неучастие в преступлении не освобождает от ответственности оппозиционера, который знал о нем и не противодействовал).

Другое нелицеприятное суждение – это ссылка Хессе на высказывания Ленина о Троцком, «которого он (Ленин. – Л.Г.) описал, как адвоката ликвидаторов, врага и афериста, как искателя приключений, изображавшего из себя спасителя партии, как вруна и лицемера…»^[5] Он правильно замечает, что наиболее катастрофические последствия имело проникновение троцкистов в чекистские ряды. Перерождение некоторых коммунистических начальников имело место и потому, что те «не смогли противостоять соблазну власти».

Добавила свое в идеологический и организационный раздрай Новая экономическая политика, неминуемо повлекшая за собой оживление капиталистических отношений и элементов. Любопытно, что и троцкисты, и вслед за ними бухаринцы ратовали за продолжение НЭПа, который, по сталинскому мнению, выполнил свою историческую миссию уже к концу 1920-х годов. К.Хессе не вдается в анализ событий, предшествовавших НЭПу, не касается глубинных корней троцкизма. Возможно, из-за недостаточности у него информации на данную тему. Как бы то ни было, эта тема важнее важного.

Исследуя истоки и ход событий, приведших к возникновению первого на Земле социалистического государства и его борьбы за выживание, неизбежно сталкиваешься с явлениями подспудного характера.

Более, чем симптоматично, что Троцкий, всю жизнь прикрывавшийся именем Маркса и втихомолку ненавидевший Ленина, еще во время гражданской войны скрыто атаковал Сталина, дабы искоренить только-только обозначившийся фактор сталинизма. Знаем мы и то, что после ее окончания он атаковал уже открыто.

Хотя для Сталина все это не было секретом, действия Троцкого в 20-х годах он, вероятнее всего, не воспринимал как борьбу против себя лично, тем более – против сталинизма. Он хорошо видел троцкистскую опасность для учения и дела Маркса – Энгельса – Ленина, но был далек от мысли о продлении этого ряда выдающихся имен за счет собственного. Если бы он думал об этом, он был бы не Сталиным, а самонадеянным выскочкой, верхоглядом, политическим самоубийцей. То, что он не был таким, то, что он мыслил и действовал по-большевистски (т. е. на пользу общественному, пусть даже во вред личному), есть необсуждаемая очевидность.