3. Город мертвых

Поселенцы, что вели Тихона в свой лагерь, не производили впечатления миролюбиво настроенных. Он ощущал себя взятым в плен странником, личная свобода которого недоступна пониманию этих людей, ведь они не захотели просто уйти и оставить его одного. Хотя он просил. Конечно, можно попытаться убежать, но смущает оружие. Автоматы у них старенькие, а вдруг хорошо стреляют?

И потому он покорно шел вместе с ними. Нагибался, пролезал, карабкался, если нужно было преодолевать завалы, образованные естественным разрушением не до конца уничтоженного войной города. Природные силы повредили былую ровность линий, источили бетон и разъели металл, грозя до конца уничтожить все, что создано было руками человека. На что не хватило сил в тротиловом эквиваленте, довершали вода, ветер, солнце и холод.

Отсутствие ярких красок не удивляло: пейзаж унылый, серый. Одни стены и дыры. Дыры и стены. Мутное небо вечно прячет солнце, и почти нет травы. Бурая полынь, да и та вся в пыли. Камни, обломки бетона – повсюду. В пустых глазницах разрушенных домов гудел ветер. Верхушки зданий осыпались, и невозможно определить, сколько этажей погребено под завалами. Стойкий своеобразный душок царил над местностью. Вероятно, из-за протухшей в бетонных коробах дождевой воды.

Он решил пока не снимать очки и четко видел выщербины в стенах, трещины в оголенных проемах домов, где когда-то стояли косяки, оконные, дверные переплеты, давно сгоревшие в пожарах. Где-то среди развалин, должно быть, лежат высохшие останки – как в том углу, где ему пришлось заночевать. Истинные хозяева домов и квартир навеки упокоились в руинах. Теперь здесь новые хозяева...

Тихон внимательно рассматривал незнакомцев, хотел понять, что же заставляет этих людей жить в столь негостеприимных местах, которые не могут поделить между собой БЭН и повстанцы. Разве эти люди не понимают, что тут не место для нормальной жизни? Впрочем, должно быть, спохватились, хотели уехать, да поздно.

У одного из тех, что шел по правую руку – желтушное лицо и до страшноты впалые щеки. Это он нашел очки. У спутника слева – гноящееся рожистое пятно во всю щеку и нервный тик на правом глазу, отчетливо заметный, когда он оборачивается, чтобы посмотреть на пленника. От него воняло как от козла. И едва ветер ослабевал, в ноздри бил густой запах, от которого Тихона передергивало.

Чуть позади Тихона шел косматый. Хоть и большой, крепкий на вид, но у него явно что-то с суставами. И каждый вынужденно широкий шаг, когда нужно переступать через валявшиеся повсюду огромные камни или плиты, отдается болью. Вероятно, космач так и не привык к ней и всякий раз морщится. У его жены, что ушла вперед, Тихон отметил печальное, изможденное страданиями лицо. Она пришла вместе с мужчинами и забрала у девчонки карапуза, так удачно спасенного. Вот только, принимая ребенка на руки, мать даже не взглянула на его личико, и в глазах ничего не засветилось. А девчонка, Амина, как будто с жалостью отдала ребенка женщине, и теперь тащится позади всех. И никому нет до нее дела.

«После того, что случилось, я бы на их месте ни за что не позволил, чтобы она шла одна и сзади. Опасно!

Да, впрочем, что мне до нее...»

Но он вспомнил руки Амины, ее худенькие плечики, тонкие, чуть ли не прозрачные пальцы. Как она умудряется таскать на себе чужого младенца? И не стоит ли остановиться и пойти с ней рядом? Всякое может произойти. Мало ли этих тварей шастает по развалинам?

– Эй! Ты куда?! – окликнул косматый, когда Тихон, обернувшись к Амине, замедлил шаг.

Злотников отмахнулся, и косматому пришлось, хотя и с явным недовольством, проглотить этот жест. Он дал знак остальным следовать дальше, а сам, демонстративно держа руки на корпусе автомата, занял стойку, готовый терпеливо ждать.

– Почему ты идешь одна? Разве не боишься? – спросил Тихон, когда девчонка приблизилась.

– Мне было страшно, пока Сармат был со мной. Сейчас я не боюсь, – ответила она и через плечо Тихона взглянула на косматого. Сказано это было так, словно она отчитывалась перед своим родственником. Дядя, или кто он там ей...

– Не думай, что это сойдет тебе с рук! – пригрозил косматый, а девчонка смотрела на него, как на вершителя ее судьбы.

– Не отставай, – мягко сказал Тихон.

– Хватит болтать. Надо идти, – поторопил косматый.

– Как тебя хоть зовут? – повернулся к нему Злотников, стараясь не замечать направленный на него автоматный ствол. – Меня Тихон.

– А я Амантур, – с достоинством произнес тот. Ну, точно – родственник девчонки. Кажется, именно это имя она называла.

– А что, Амантур, какова сегодня цена человеческой жизни в этом столь обласканном богом городе?

Косматый недобро сверкнул глазами:

– Не очень высока.

– А все-таки?

– Если хочешь, могу отправить тебя к Аллаху, у него и спросишь, – пробурчал Амантур и снова поторопил. – Идти надо.

– Слушай, отпустил бы ты меня, – сказал Злотников.

– Не думай, что я не благодарен тебе за спасение Сармата, – ответил косматый, – Если пожелаешь, могу отпустить. Но вряд ли тебе понравится здесь одному. А мой очаг – теперь и твой очаг. Ради твоего же блага прошу, пойдем, а?

«Что-то больно странное гостеприимство», – отметил Тихон.

– Ладно, веди к своему очагу. А то я и вправду замерз. – Он поежился.

Прошли еще с полкилометра и наконец, вышли к более-менее обжитому месту, которое представляло собой когда-то внутренний двор между небольшими домами. Бросилось в глаза трепавшееся на ветру застиранное белье, подвязанное к натянутым кое-как проводам. Из глазниц дома напротив тянулся дым – где-то в нем находился обещанный очаг, о котором упоминал Амантур. В предвкушении тепла по спине Тихона пробежали мурашки.

Людей здесь оказалось немало: с полсотни человек высыпало навстречу, когда они подошли к лагерю. Как-то мало верилось, что всех их мог заинтересовать Тихон – чужак, некстати пожаловавший в гости. Меж тем все они уставились именно на него.

Кто-то вдруг крикнул:

– Это же он!

– Он! Он! – полетело с разных сторон. – Это он! Тот тип, которого скинули с корабля!

Тихона оттеснили от Амантура, обступили со всех сторон, стали тянуть за ворот, за полы куртки, грозя то ли раздеть, то ли разорвать на куски. Чей-то кулак, скользя, заехал по лицу. Тихон, как мог, отбивался, не сомневаясь, что угодил в сборище умалишенных.

Вдруг раздался выстрел. После секундного замешательства ближние ряды отпрянули, и рядом с ним остался один тощий старик с куцей бороденкой. Судя по всему, дедок был глух и не слышал выстрела, поскольку озирался по сторонам и отступил назад только после того, как перед Тихоном появилась фигура еще более грозная, чем Амантур.

– Мирбек... Мирбек... Он рассудит... – прошелестело в толпе.

По сравнению с Амантуром и остальными, кого Тихон до сих пор видел, Мирбек производил впечатление человека действительно весьма здорового физически. Внешне он походил на откормленного и уверенного в себе быка. Мог бы сойти и за психически здравого, если бы не полубезумные выпученные глаза. Тихону с трудом удалось не опустить взгляд.

Мирбек подошел к Амантуру. Бросилось в глаза сходство между этими двумя. Оба широкоплечие, с плоскими лицами, с одинаково густыми бровями и смолистыми шевелюрами, плавно переходящими в бороды, они различались только ростом с разницей почти на голову.

Злотников не ошибся – они оказались братьями.

– Ты хоть знаешь, кого ты сюда привел, брат? – спросил Мирбек, обращаясь к Амантуру, но говоря достаточно громко, чтобы слышали все.

– Объясни, – напрягся Амантур.

– А ты спроси его! – заорал вдруг Мирбек. И тут же засмеялся, повернувшись к толпе и показывая на Тихона: – Вы были правы. Это он! Ха-ха!

– Пусть он скажет нам! Это он! Он! Пусть скажет! – опять над толпой разнеслись надрывные крики.

– Что тебе нужно?! – пересиливая голоса, крикнул Амантур. Автомат нервно трясся в его руках.

– Хой, он не понимает!.. – Мирбек выплевывал фразы, перемежая их затяжными паузами: – Ты хотел убраться отсюда? Так вот! Ничего у тебя не выйдет!.. Вот что происходит!..

– Ну и причем тут этот человек? – спросил Амантур.

Мирбек изменился в лице. Выпученные глаза гиганта на секунду разъехались в стороны, а потом снова собрались в яростный взгляд. Со стороны, может, это выглядело смешно. Однако Тихону было не до веселья. Гаденькая улыбка Мирбека превратилась в оскал. Он приблизился к Тихону почти вплотную. Изо рта его несло горелой травой.

«Дурь!» – сообразил Злотников. Характерный конопляный запах, пробивавшийся сквозь запах пота, пыли и бараньей шерсти от накинутого сверху овчинного тулупа, объяснял теперь и чрезмерную возбудимость Мирбека, и приступы неадекватного смеха.

– А притом!.. Эти неверные... Они бросили нас подыхать!.. – крикнул Мирбек. – Вот этот русский знает, о чем я говорю!.. – указал он пальцем на Тихона. – И никакой эвакуации... не будет!.. – рука гиганта взметнулась вверх, а голос у него был, как у заправского оратора. Мощный, резкий.

– Это точно известно? – спросил Амантур.

– Да точнее некуда!.. А народ!.. Желает знать!.. Кто виноват!.. – надрываясь, рубя, как ножом, свои фразы, гудел Мирбек, вновь обращаясь к толпе. – Я правильно говорю?!

Поселенцы отреагировали дружным воплем. Настроение их не сулило ничего хорошего. Не один ведь Мирбек, наверное, здесь обкуренный. Но для расправы и одного достаточно. Злотников не знал ни повадок, ни образа мыслей этого человека, но, судя по тому, что Мирбек был порядком одурманен, предсказать его намерения не составляло труда.

– Вот мы и хотим свершить!.. – гигант запнулся, не в силах подобрать нужные слова.

– ...Справедливое возмездие!.. – нашелся он, наконец.

– А ничего, что он здесь вместе с нами? – спросил Амантур. – Его выбросили с корабля. Он такой же, как мы.

Но этот довод нисколько не подействовал.

– Он чужой! К тому же неудачник... – дышал гарью Мирбек. – Нам не нужны неудачники. Они притягивают беду...

– Вовсе нет, он как раз к удаче! Он спас моего сына! Албаста хотела украсть его! А ты знаешь хоть одного, кто осмелился бы воспротивиться воле албасты?!..

Мирбек ухмыльнулся.

– Да слышал я. Успели рассказать твои... Не иначе, шайтан ему помог! Чтобы втесался в наше доверие!

– Полегче, брат! Не выдумывай!

– А я не выдумываю!.. Народ жаждет! – мотнул головой Мирбек.

– Я буду стрелять! – предупредил Амантур, первым заметив, что руки брата потянулись к висевшему через плечо оружию. Он вытянулся в струну, и казалось, даже сравнялся с братом ростом.

– Когда отец умер, ты выбрал свой путь! – заговорил Амантур. – Я выбрал дело отца.

– Пасти баранов?!

– Мои бараны кормят нас. А твои бараны грабят и убивают других людей. Можешь распоряжаться своими головорезами, но не вынуждай меня делать что-то против моего желания.

– Брат... отдай его нам... – Мирбек дико вращал глазами, и губы его то вытягивались в трубку, то туго сжимались. – Надо разобраться, кто виноват... Самое время начать...

И началось бы, не обкурись он сверх меры.

Пошатываясь, гигант сделал два шага к брату. Это действие потребовало от него невероятных усилий. Глаза Мирбека вылезли из орбит. Зрачки так расширились, что грозили затмить своей чернотой белки глаз, испещренных кровавыми прожилками. На мгновение замерев, он намеревался сделать третий шаг, но вдруг упал, как подкошенный. Толпа, до сих пор находившаяся с ним в единой связи, молча наблюдала за тем, как Мирбек извивается, как здоровенный тяжелый жук, тщетно стараясь преодолеть земное притяжение. Некоторое время он еще шевелился, а потом неожиданно затих. В возникшей тишине слышно было его сиплое дыханье.