Читать книгу «Моно логи. Том 2» онлайн полностью📖 — Кирилла Кудряшова — MyBook.
cover















Апогеем моего знакомства с ним был тот факт, что однажды он вошел ко мне в голографичку, где я только что закончил выстраивать схему, с которой занимался сексом в течение 3 часов. "А это что такое?" – спросил он, ткнув пальцем один из ключевых элементов схемы, призму, отсылавшую луч на ТРИ СХЕМЫ СРАЗУ, от чего призма тут же сместилась, и луч пошёл чёрт знает куда.

Кто не знает, что такое оптическая схема для голографии – поясню. Луч лазера должен попадать в миллиметровые отверстия объективов, проходить строго определёнными путями и падать в чётко заданную область, а, зачастую – ещё и под четко заданным углом! Пока всё это настроишь – успеваешь забыть, кто ты и где ты… А он одним пальцем смял все плоды моих многочасовых трудов.

– А что? – спросил Шойдин, наблюдая выходящий у меня из ушей пар и наливающиеся кровью глаза, – Схема развалилась? Значит, хреновая схема была.

И ушёл довольный.

Оплата у нас была почасовая. Мы каждодневно записывали в журнал всё, что мы делали в течение дня. Например: "25 августа, оттирал стенку от говна – 2 часа, ломал лазер – 1 час, собирал лазер заново – 3 часа". А в конце месяца мы подавали ему отчёт с полным указанием всех часов… И готовились к многочасовой битве за зарплату! За сумму порядка 3 000 рублей приходилось пободаться от получаса до часа… например…

– Так… У тебя в отчёте написано: "Оттирание стенки от говна – 11 часов". За это я платить не буду!

– С хрена ли бы??? Вы ж мне сами повелели пойти и оттереть от говна стенку!

– Вот! Именно это я и сказал!

– А я именно это и сделал!

– Ничего подобного! В отчёте у тебя записано другое!

– Ну как же? Вот же: "Оттирание стенки от говна"! Вот же оно!

– Да! Но это не то, что я повелел! Я сказал "оттереть", а не "оттирать"!

– Да какая разница-то???

– А элементарная. "Оттирание" – это процесс. "Оттёр" – это результат. Я плачу тебе зарплату не за процесс! Я плачу за результат! Вот если бы у тебя в отчёте было написано: "Оттёр стенку от говна" – вот это было бы совсем другое дело!

И так во всём!

Фраза "хозяйственные работы" в отчёте вызывала шквал обсуждений! А вот если в отчёте фигурировало "Выпрямил 126 гнутых гвоздей, вытащенных из ящиков" – вот это самое оно!

Вообще очень часто поставленные Шойдиным задачи напоминали бродивший не так давно по сети анекдот о дизайнере, которому поручили нарисовать 7 прозрачных перпендикулярных друг другу линий, причём две из них должны быть красными, а остальные – зелёными.

Но мы, как и в той истории, мужественно брались за эти задачи! И выполняли!

Знаете, после "Оптика" я не боюсь вообще ничего! Никаких заданий! Я уверен в том, что я могу всё, потому что глаза боятся, а руки делают! И семь перпендикулярных линий могу нарисовать! И одна из них будет даже в форме котёнка! Легко!

Ещё у Шойдина была очень интересная система подсчёта брака на производстве. Чем больше брака, тем меньше, само собой, твоя зарплата… Порой у меня было 200% брака. Как? Не спрашивайте! Особая система подсчета продукции.

Однажды я, кстати, чуть не поджёг Шойдина лазером…

Я настраивал схему перед записью на мощном аргоновом лазере, выдававшем до 1,4 ватта мощности! 0,8 ватта уже с избытком хватало на то, чтобы прикурить от лазера сигарету, ну или поджечь что-нибудь шерстяное! Например, кофту, которая в тот день была на нашем боссе. Я юстировал схему, что полагалось делать на малой, меньше 0,1 Ватта мощности, уже просто из соображений экономии энергии, ну и из соображений безопасности в том числе… Ибо если залепить себе в глаз лазерным лучом на полной мощности – хрен тебе потом обратно сетчатку припаяют… Но в тот раз я с мощности его убрать забыл и колупался в схеме, не подозревая, что лазер шпарит сейчас от всей души!

И в этот момент вошел Шойдин. Зашел просто так, спросить у меня что-то… "Как дела, что пишешь, как лазер…" И в какой-то момент он попросил меня показать работоспособность определенного участка схемы.

"Океюшки" – сказал я и взялся за поворотное зеркало, переводящее луч лазера с одного участка на другой… Зелёный лучик пополз по стене, коснулся пластиковой ручки узла чистки и… И от этой ручки пошёл лёгкий такой дымок. Лёгкий, но неприятный. Я всё понял, быстренько вернул лучик обратно и пошёл убирать мощность… Шойдин, по которому этот луч прошёл бы в следующую секунду, слава Богу, ничего не заметил… Ох и смеху было бы, прожги я ему аккуратную такую полосочку по всей кофте, от бока до бока!

Шойдина Галина Владимировна. Зам. директора. Мы звали её Мэдлин, по имени одного из персонажа "Её звали Никита", железной леди Первого Отдела. На самом деле "Оптиком" управляла именно она! С ней нельзя было спорить. Её нельзя было ни в чём убедить. Галина Владимировна была женщиной несгибаемой и несокрушимой!

Даже если в начале разговора с ней ты был полон ярости и уверен в своей правоте, в конце беседы ты уже ощущал себя учеником начальной школы, которого отчитывает умудренный годами завуч, полностью признавал свою вину и был готов её искупить!

Даже смешного-то о ней написать ничего не получается. Уважал я эту женщину! Крайне неприятную в общении, но потрясающую и удивительную. Люди с несгибаемой волей всегда впечатляют, вне зависимости от того, по какую от тебя сторону баррикад они находятся.

Но не приведи господь с ней работать или у неё учиться… Не приведи господь!

Гриша Смольский. Наш тогдашний бригадир и голографист. В области голографии – мой учитель! Да, именно он, а не Шойдин. От попыток Шойдина меня чему-то научить только голова болела и мозг разжижался…

Удивительно прагматичный человек. Обычно люди бывают или прагматиками, четко видящими свою выгоду и идущими к ней и только к ней, или интересными и образованными людьми, с которыми есть о чём поговорить. Прагматики редко читают книги, редко смотрят кино, им не до этого, они зарабатывают деньги. Гриша же ухитрялся совмещать и то, и другое, причём успешно. И при этом ещё и быть для меня авторитетом, что, в принципе, тоже довольно сложно.

Однажды эта прагматичная личность вывалилась из голографички с квадратными глазами и заявила: "Народ! Я это! Стих сочинил! Щас прочту…"

А надо сказать, что к тому моменту Шойдину пришло в голову, что ресурс нашей замечательной "Инновы" (прекрасного американского лазера) надо экономить, и к работе нужно подключить старый советский лазер, выдававший от силы половину мощности, зато при этом ОЧЕНЬ громко гудевший, ревевший и время от времени "гуляющий" по длине волны и длине когерентности. Работать на нем было не то, чтобы невозможно (невозможного в "Оптике" не было, мы могли и делали всё!), но очень тяжело и физически, и морально!

И вот Гриша, вышедший после более чем часа общения с этой гудящей дурой, продекламировал:

– Сижу один! Схожу с ума!

И лазер, падла, всё грохочет!

Мне б от него сбежать туда…

Туда, где очень тихо ночью!

Мы аплодировали абсолютно искренне.

Гриша ещё какое-то время порывался писать стихи, но больше ничего достойного из-под его пера не вышло…

Лёха Штамайзен. Тоже удивительный человек. С гениальным воображением! Потенциальный изобретатель… Но такой ебалай!

Среди лёхиных изобретений числилась самонакручивающаяся на болт гайка. Он предложил намагнитить болт и гайку таким образом, чтобы при поднесении к болту гайка бы на него сама накручивалась… На мой резонный вопрос: "А как её потом откручивать?", Лёха с ответом затруднился…

В другой раз он вычитал где-то, что дрожжи в процессе размножения выделяют электричество. Купил пачку дрожжей, сделал им питательный раствор в банке, подключил к банке тестер… И много ругался на меня за то, что я норовил при каждом проходе мимо сожрать немного лёхиного эксперимента. Ну вот люблю я дрожжи, что со мной поделаешь…

Кстати, пару микроампер тестер всё же показал… Таким образом, множество дрожжей в огромном чане, пожалуй, сможет зажечь лампочку…

Вика Мусина. Добродушное создание, служившее в нашей компании громоотводом. Когда в чисто мужском коллективе появляется девушка, все мужики начинают инстинктивно за ней ухаживать… И мы ухаживали, влюбляясь в Вику все по очереди. Ну, кроме Гриши, быть может… И Вика мужественно наши ухаживания терпела и дарила каждому кусочек тепла.

У Вики был один недостаток: она любила гомосеков! Наверное, отвращение к "голубым" зародилось во мне ещё тогда, в 2002-м, когда я, сев за компьютер, за которым только что сидела Вика, сдуру развернул вкладку "Эксплоера" и обнаружил на ней двух обнимающихся голых мужиков. Чуть прямо там и не сблевал…

Так мы и работали вот этой вот компанией. Весело и от души! Сражаясь с Шойдиным за зарплату, стараясь не попасть под влияние Галины Владимировны, время от времени ругаясь, но чаще – живя очень дружно и весело!

До сих пор вспоминаю те дни! Лучшая команда, в которой мне доводилось работать. Самая интересная работа в моей жизни…

8. Голографические байки

Штамайзен и электричество.

Лёха был электротехником по специальности. Поэтому если в "Оптике" что-то ломалось в проводке – мы звали Лёху. Ещё он классно готовил, за что мы его тоже очень уважали… Но не об этом речь.

Однажды в химичке сдохла розетка, и Лёха полез в ней колупаться, предварительно вырубив свет во всем "Оптике". Делалось это рубильником на входе в организацию, здоровым таким рубильником на щитке.

И вот, свет вырублен. Лёха копается в розетке. Я при свете фонарика что-то делаю в цехе. Гриша при свечах копается в лазере… Работа не стоит на месте, процесс идет. И в этот момент я слышу, как открывается входная дверь, а следом врубается свет.

В химичке громко орёт Леха. Орёт матом. Мы все выбегаем в коридор понять, что случилось. На входе стоит Шойдин, только что врубивший свет. Напротив него – Лёха с отвёрткой и пассатижами в руках. Волосы – дыбом. Глаза – красные.

– Какая сволочь это сделала? – грозно вопрошает он.

Что бы сделал адекватный человек на месте Шойдина? Извинился бы, я думаю, и замял это дело. Шойдин же попер в атаку!

– Что? Током получил? Правильно! Потому что не соблюдены меры техники безопасности! Почему у рубильника не дежурил человек? Почему на нём не висела табличка "осторожно, работают люди"?

Да потому, блин, что любой нормальный человек, войдя в темный коридор в разгар рабочего дня, сначала спросит: "Эгегей, что за херня!", и только по результатам ответа будет пытаться врубить свет.

– Григорий! Ты должен немедленно провести с сотрудниками инструктаж по ТБ! Немедленно!

Гриша собрал нас в голографичке, закрыл дверь и изрёк: "Сегодняшний инструктаж будет коротким, но ёмким. Запомните: от дураков защиты нет!"

Гриша и коловорот

Однажды Гриша искал коловорот. Ручная дрель такая, если кто не помнит…

Зашел он в слесарку, где в этот момент по счастливому стечению обстоятельств находились все мы.

– Где это? – спросил он, и, забыв слово, показал руками процесс вращения коловорота, для убедительности добавив и звук, – Бжжжжжж.

– Там! – незамедлительно откликнулся я, стоявший у верстака, и указал направление кивком головы.

– Тут! – кивнул на коловорот Леха, что-то мудривший у токарного станка.

– Ага, там где-то, – добила Вика, стоявшая у раковины вообще спиной к Грише.

Я, Штамайзен и колбаса!

Писали мы с Лёхой как-то ночью партию. Ночью, это значит ночью! Сроки поджимали, вот мы и гнали партию голограмм ночью. Я писал, а он проявлял. Сидели, шизели каждый в своём помещении… Я – в голографичке, а он в химичке.

И в определённый момент мы поняли, что задолбались окончательно и жутко хотим жрать!

Гонцом снарядили меня, как самого младшего. Денег – в обрез. Студенты же! Я ткнулся в круглосуточный магазин на углу, купил палку докторской и булку хлеба…

Пришёл. Мы налили себе по стакану чая, преломили палку колбасы о колено, рубанули пополам булку… Эх, молодость, молодость! Ничего в моей жизни не было вкуснее той палки колбасы, съеденной на работе, под гудение лазера и витающий в воздухе аромат изопропилового спирта.

Шойдин, часы и факс.

Была у четы Шойдиных дочка Ольга. Потрясающей красоты девушка и недюжинного ума! Сказка, а не девушка… Несколько лет это очаровательное создание проучилось в Китае, благодаря чему шпарило на китайском также успешно, как я на русском матерном. И когда у "Оптика" появились какие-то там дела, в которые нас, простых технарей, не посвящали, Ольга активно помогала родителям в этом нелёгком деле, выступая переводчиком и посредником.

И вот однажды к нам приехал некий китаец. Деталей я не знаю, фиг его знает, для чего он к нам приехал, и почему в этот момент рядом не было Оли… Я просто вошел в офис как раз в тот момент, когда Шойдин пытался объяснить оживлённо болтавшему на своём языке китайцу, что он не может что-то там подписать, пока не получит факс с каким-то подтверждением! Причем факс должен придти около 12-ти часов.

Диалог немого с глухим!

Шойдин, тыкая пальцем в каждую называемую им вещь: я не могу сейчас подписать! Не могу! Понимаете? Андерстенд? Факс придет в 12 часов! (при этом Шойдин тыкает пальцем в настенные часы, в число 12-ть), Твелв! Двенадцать! Понимаете?

Китаец: бла-бла-бла-бла!

Шойдин: да блин! Доунт андерстенд, ёпт! Не понимаю! Говорю же, не могу сейчас подписать! Факс должен придти! Факс! Понимаете? Факс! В 12-ть часов придёт, как Москва проснется!

Китаец просидел у нас пару часов, отчаявшись добиться от Шойдина чего-то внятного, дождался Олю, и… Оля долго смеялась своим искристым заливистым смехом, а, вернувшись в адекватное состояние, рассказала отцу:

– Китаец интересуется, почему ты утверждал, что вот эти часы на стене – это факс?

Китаец смотрел на ржущих нас и тоже улыбался…

Мы и слесарь!

Однажды вечером, часов в 19-20, мы вышли из офиса, и… И обнаружили у нас под дверью лежащего навзничь слесаря, без сознания, с лужей крови под головой.

Надо сказать, что обитали мы в подвале. А в подвал вела очень крутая лестница… Ох, сколько раз я на ней ногу подворачивал, не счесть… Думаю, тот факт, что слесарь под вечер был пьян, ни у кого сомнения не вызывает? Поэтому ничего удивительного в том, что он навернулся с лестницы, не было…

Мы вызвали скорую, помогли погрузить его на носилки (при погрузке слесарь очнулся и попытался встать, но был отоварен врачом по лбу и снова улегся), и, в конечном итоге, всё кончилось хорошо. Проведя пару недель в больнице с переломом основания черепа, слесарь благополучно вернулся на работу и снова стал пить. Даже бутылку нам не поставил за спасение жизни своей…

Удивительно другое. Расспрашивая дежурную по этажу, бабушку-божий-одуванчик Дарью Васильевну, не видела ли она, что произошло, мы услышали следующее:

– Я подошла к лестнице в подвал. Смотрю, внизу слесарь лежит… ну они же всё время пьют! Ну я и подумала: прилег отдохнуть. И не стала волноваться!

Я, Дарья Васильевна и сигнализация.

Каждый вечер мы ставили "Оптик" на сигнализацию. Каждое утро – снимали. Процесс снятия был следующим: приходим на первый этаж, проходя мимо дежурной, кричим: "Я в 35-ю, снимайте!", спускаемся вниз, открываем дверь, в результате чего наверху благим матом орёт сигнализация, дежурная вырубает этот вой, и… И всё. Рабочий день начался. Таким образом, каждое утро проверялась и работоспособность сигнализации. Орёт при нашем приходе, значит, заорёт и ночью, при появлении воров.

Однажды утром я как всегда пришел на работу, гаркнул Дарье Васильевне, болтавшей в это время с техничкой: "Доброе утро, снимайте 35-ю!", спустился вниз, открыл дверь.

Взвыла сигнализация. Всё как обычно.

Я уже включал лазер, когда услышал робкий стук в дверь.

Открываю. На пороге – Дарья Васильевна.

– А, это вы… – говорит она, заглядывая мне через плечо внутрь, – А я думаю, чего сигнализация сработала?

– Так я ж проходя крикнул вам, что иду!

– А я не слышала. А тут как сирена взвоет… Ну я и пошла проверить…

И вот так у нас в России всё! Вой сирен. Значит воры, правильно? Но бабушка-божий-одуванчик бодро идет на разведку сама! Чтоб ещё и её грохнули попутно!

Штамайзен и АЧТ

В рамках экспериментов по записи на галогениде серебра мы запускали схему с красным лазером. Проявлять серебряные фотопластинки можно было только при зелёном свете, а зелёного фонаря у нас, само собой, не было. Поэтому проявляли мы в полной темноте!

Я выгонял Лёху из химички, запирался там и при едва ощутимом свете зелёных диодов в часах "электроника" практически на ощупь проявлял пластинки. Иногда Лёхе было впадлу уходить, и он оставался в тёмной комнате со мной. Иногда Вике было впадлу сидеть в офисе, и она присоединялась к нам поболтать…

И вот сидим мы втроём в темноте. Точнее. Мы с Викой сидим, а Леха стоит. На фоне чёрной двери. Не видать ни хрена вообще. Так, силуэты… Наступает пауза в разговоре, одна из тех, когда менты рождаются, и в тишине слышно, как Лёха шуршит чем-то в своём углу.

– Что ты там делаешь? – спрашивает Вика.

– Изображает абсолютно чёрное тело! – сказал я, глядя на тёмное пятно на месте Штамайзена в чёрном халате на фоне чёрной двери!

Я и "Иннова"

Процесс записи голограмм прост, но хитрожоп. Когда схема у тебя отлажена, то ты просто время от времени встаёшь из-за стола, кладёшь новую пластинку, выжидаешь минуту и нажимаешь на кнопку. Зачем нужна эта минута? Гологамма – это запись интерференционных полос на фотоэмульсии. Интерференционные полосы – штука тонкая и больше всего на свете боится вибрации. Если кто-то во время записи голограммы топнет в соседней комнате – интерференционная картина сместится и на фотопластинке не будет ни хрена. Или будет только часть изображения… на жаргоне голографистов это называется "уход". Ушла голограмма… Поэтому, положив пластинку на объект, нужно выждать минуту или даже больше, чтобы устаканились все остаточные колебания в стекле, объекте, столе и т. д.

Больше всего на свете голографисты боятся вибраций! Через пару месяцев работы мы начинаем ощущать их кожей, всем своим существом. Вот на соседней улице проехал грузовик… Вот в соседнем корпусе какая-то сволочь громко хлопнула дверью!

Любое движение – зло. Громкие голоса – зло! Когда голографист заперся в своей комнатке наедине с лазером, вся компания ходит на цыпочках! Двери закрываются плавно и аккуратно, и даже говорить все стараются тише. Мало ли… Ведь каждая ушедшая голограмма – это убыток…

И вот однажды сижу я, пишу. Время от времени разговариваю с "Инновой" (а "Иннова" – это лазер, хороший мой, милый, зелёненький) – практика показывает, что через пару месяцев голографист начинает вести с ним беседы, а через год – лазер начинает ему отвечать… А в то время "Иннову" мою милую как раз недавно вернули из ремонта… Как обычно кладу пластинку на объект, сажусь, включаю таймер, выжидаю минуту, жму на кнопку, открывающую затвор…

Комната заливается зелёным инопланетным светом, которым я, несмотря на то, что здесь уже около года, всё равно любуюсь. Паразитное излучение, паразитные блики от зеркал и прочих элементов схемы – это, конечно, очень плохо, ибо это трата драгоценной энергии, но зато неимоверно красиво. Зелёная паутина линий, отражённая от дифрешетки, зелёное пятно, отбликовавшее от первой поверхности мощной линзы, многочисленные пятна и линии, отразившиеся хрен знает от чего… Всё это сияет и светится, рисуя на стенах голографички бесчисленные узоры!