– Ура! – говорит вам "Земакс" после пары часов ожидания, – Я всё сделал! Смотри, о хозяин, какую схему я тебе построил!

И снова хочется схватиться за голову, потому что "Земакс" по-своему гениален, но и безнадежно туп. Построенная им схема исправно увеличивает танк в 8 раз, четко передаёт его размеры и цвет, но… Но весит больше самого гранатомёта!

Но в построенной схеме УЖЕ есть рациональное зерно, уже можно взять за основу примерные пропорции линз, остается лишь уменьшить их до приемлемых размеров!

Задаёшь программе ограничения. Даёшь примерные рекомендации. Памятуя о том, что идеал недостижим, говоришь "Земаксу": "Чёрт с тобой, я согласен, чтобы танк увеличивался не в 8 раз, а в 7! Только пусть линзы весят не больше килограмма, ладно?"

Программа соглашается и снова уходит в режим глубокой задумчивости.

Еще 2 – 8 часов, и вот он, новый результат!

Линзы уменьшились в размерах, танк увеличен в 7 раз, все остальные параметры соблюдены… НО! Снова рано, рано хвататься за голову, рано биться головой о стену! "Умная" программа загнала одну линзу вовнутрь другой, ибо так аберрации будут сведены к минимуму!

Но снова в полученной схеме есть плюсы. Берёшь форму, расстояния между линзами, вытаскиваешь одну из другой и снова объясняешь программе: "Чёрт с ним, пусть танк будет не идеально ровным, пусть чуть-чуть вытянутым! Но не вгоняй линзы одну в другую!"

Снова уходишь домой. Программа считает… Утром результат готов. "Земакс", довольно мигая окошком, сообщает тебе, как в том анекдоте: "Чтоб зуб один был – могу. Чтоб членов 32 – тоже. Но куда при этом деть 2 корзины яиц???" Всю ночь гоняя лучи по схеме в разных её компановках, программа вполне может счесть, что вы, уважаемый хозяин и повелитель, сморозили фигню, и требуемая вами схема невозможна в принципе!

Вот теперь можно биться. Даже нужно…

И снова изменяешь размеры линз вручную, двигаешь их то так, то этак, прикидывая, какими искажениями на изображении можно пожертвовать, а какие будут критичны… Получив что-то похожее на правду, снова заставляешь могучую немецкую программу оптимизировать твою систему и постепенно, постепенно получаешь то, что хотел изначально. Ну, или почти то, ведь идеал недостижим!

За этим занятием я провел 7 дней из 10 отпущенных мне. За полторы рабочие недели я построил схему, в которую вполне можно было целиться по вражеским танкам, и показал её своей наставнице. Та обрадовалась, сказала, что не ожидала, что я справлюсь так скоро, согласовала схему с начальницей отдела и повелела вычертить готовую схему в трех проекциях.

О чём базар, простите, речь! Дайте мне "Автокад" и выпить!

Ещё два дня, и схема красовалась на листе формата А3. Моя первая работающая и кому-то нужная оптическая схема. Меня лично похлопала по плечу начальница отдела. Со мной тепло прощалась моя наставница. Я был счастлив! Я принес пользу родине! За 2 недели я накропал схему гранатометного прицела, и её отдают дальше, в отдел разработки корпусов!

И я решил: всё! Я буду работать здесь!

Прошел год. Я закончил бакалавриат. Я снова пришел на завод, прошел всю ту же утомительную процедуру идентификации и снова попал в уже знакомое мне КБ. Меня встретила лично начальница отдела, отвела за стол (почему-то без компа), усадила и ушла.

Я протёр стол. Разложил все бумаги и старые загадочные чертежи по тумбочкам. Посидел, подождал… Ничего не происходило… не выдержав, я пошел к начальнице отдела.

– Элеонора Фадеевна, а что я буду делать?

– В смысле? – удивленно вытаращилась на меня она.

– Ну… Заниматься я буду чем?

– Я ж тебе стол дала!

Это было сказано таким тоном, что я растерялся. Эта фраза словно бы объясняла всё! Это звучало как "Сорок два", никак не меньше… И я ушёл…

Посидел за своим столом, ещё раз прибрался на нем, посидел снова, подумал… Огляделся вокруг. Будучи практикантом, я как-то особо не оглядывался по сторонам, некогда было, я был погружен в работу по самое не могу. А тут… оказалось, что в КБ сидит около трёх десятков человек. Компов всего семь. Остальные люди что-то читали, о чём-то переговаривались, некоторые что-то писали…

За одним из компов сидела моя наставница по периоду практики… Устав изнывать от тоски, я двинулся к ней.

– О! Кирилл! Как твои дела?

– Да вот, – тяжело вздохнул я, – Мне стол дали.

– А, ну это хорошо.

– А вы что делаете?

– Да вот, "Клюкву" рассчитываю.

В моей душе вёе перевернулось и упало. Ведь это я рассчитал "Клюкву"! Моя схема не была идеальной, но она была хорошей! Мне все так сказали! Мою схему приняли к работе и передали дальше, выше! Ведь прошел год, целый год! За год "Клюкву" уже должны были изготовить и принять на вооружение! Как же так?

– Так ведь я ж её год назад рассчитал, – осторожно спросил я, – Неужели все плохо оказалось?

– Не, все нормально было. Хорошая схема, рабочая… Её передали конструкторам, чтоб они сделали корпус, и оказалось, что они его уже сделали.

– В смысле? – не понял я.

– Ну, пока мы тут рассчитывали начинку, они корпус уже сделали. И, само собой, начинка в корпус не влазит. Приходится переделывать…

Я потряс головой, пытаясь осмыслить. Мало того, что я должен свети к минимуму аберрации в схеме и при этом не сделать прицел размером с автомобиль, так я, оказывается, ещё должен уложить его в заранее задуманный кем-то корпус???

– А почему так?

– Бардак! – лаконично ответила моя наставница и углубилась в какие-то расчеты.

Я дотерпел до обеда. После обеда я подошёл уже к ведущему инженеру, второму человеку в КБ.

– Иван Иваныч, тут такое дело… Что мне делать-то? Чем заниматься? Над чем работать?

– Не понял? – удивился он, – Тебе что, стол не дали?

– Дали! – упал духом я.

– А в чём вопрос-то?

– Ну… Я… Что я должен делать?

– Ну как что? Тебе же стол дали!

Я сдался! Я опустился за свой стол, достал из сумки Пола Андерсона и углубился в чтение, время от времени поглядывая по сторонам. Пытаясь понять, кто же здесь что делает.

За неделю, что я выдержал в этом островке совка, я понял, что делают что-то от силы 5 человек. Те, кому достались компы, да и то не все, ибо компов было 7, а работников – пять. Остальные двое весь день раскладывали пасьянсы.

На второй день "работы" я обратил внимание на женщину, сидевшую напротив меня и читавшую газету. Поймав мой взгляд, она стыдливо спрятала газету под стол, ну а я, последовав ее примеру, спрятал под стол книгу (предыдущим вечером я сходил в библиотеку и затарился как следует). Она выждала минуты три и вновь достала газету… Я вновь достал книгу и свою соседку решил больше не смущать.

И вот так текли дни…

Каждый день в 11-40 открывалась дверь в КБ, в дверь вбрасывался здоровенный ящик, и зычный голос вещал: "МУУУСОООР!" Первое время меня это безумно удивляло, а потом я понял, что здесь всё происходит по часам. В 9 утра работа начиналась по звонку, причём на работу все приходили не раньше 8-55. Меня, приходившего в 8-40, приходившая в 8-50 начальница окидывала очень удивленным взглядом и не раз спрашивала, а чего я так рано прихожу…

Много позже я узнал, что те, кто приезжали на работу на своих авто, парковались поблизости и сидели в машине до последнего, перешагивая порог КБ ровно в 9 утра!

В 12-30 по звонку, как дети в школе, все сотрудники вставали и строем шли обедать! Все как один, в едином порыве! Само собой, возвращались все ровно в 13-30, не раньше!

В 17-50 народ начинал собираться. Паковались, одевались и вставали у двери в ожидании звонка. Ровно в 18-00 звонок, все выходят и растворяются в толпе!

Говорят, что однажды директор ЦКБ ровно в 18 часов караулил сотрудников под дверью. Звонок прозвенел, все ломанулись, а там господин Попов, который, окинув подчиненных взглядом, изрёк: "Про премию забудьте!" Кто-то робко возразил: "За что?" и тут же получил развернутый ответ: "Рабочий день у вас до 18-ти. Ровно в 18-ть вы вышли за пределы своего КБ. Значит, как минимум пять минут у вас ушло на то, чтобы собраться и одеться, а, может, и больше! А по трудовому договору вы должны работать ровно до 18-ти! Работать, а не пинать балду". Говорят, был скандал, вмешался профсоюз, но Попов был непреклонен, и все как один лишились премии!

Ах да, в 11-40 выносили мусор! Мусорщик закидывал в КБ коробку, все вываливали в неё хлам, и коробка исчезала.

Каждые 15 минут мужское население КБ вставало и уходило курить. Не курящий я тихо завидовал им и сходил с ума от скуки: делать там было абсолютно нечего, но всех вокруг это ничуть не волновало. Народ сидел, спал, негромко болтал, единицы – работали, в пятый раз переделывая схему "Клюквы", а счастливые обладатели компов – раскладывали пасьянсы, равно как и начальница отдела.

Кстати, у ведущего инженера компьютера не было. Он относился к числу людей, предпочитавших спать.

Всё это здорово напоминало работу рабов на плантации, которым, при этом, абсолютно нечего делать! Ах да, забыл сказать, с 9 до 12-30 и с 13-30 до 18-ти сотрудники не имели права покидать здание ЦКБ! На меня, сновавшего туда-сюда и имевшего по блату свободный пропускной режим, поглядывали с дикой завистью и, кажется, планировали устроить тёмную и отобрать вожделенный пропуск!

Кстати, о пропусках. Пройти на завод можно было через три проходные. Одна из них находилась в центральном здании завода, и через неё допуск был далеко не у каждого. Со временем он появился у меня, просто потому, что мне случайно ляпнули на пропуск не ту печать, что тоже многое говорит о нашем режимном учреждении, но речь не об этом. Просто попасть в главное здание завода можно было, пройдя на территорию через ЛЮБУЮ из двух других открытых проходных и войти в него изнутри. Но с парадного хода – не приведи господь, если у тебя на пропуске не стоит вожделенный кленовый листочек, символ власти и того, что тебе можно ходить везде!

На выходе с завода всех шмонали. Проверяли сумки, правда, когда я однажды всё-таки принёс на завод фотоаппарат, его обнаружили у меня в сумке, спросили, что это такое, и, получив закономерный ответ, кивнули и отстали. Как стало ясно позднее, весь этот шмон был направлен не на выявление шпионов, а просто на отлов расхитителей заводского имущества, коих было вагон и маленькая тележка. С завода пёрли всё, что плохо лежало! То, что лежало хорошо – перекладывали плохо и тогда уж пёрли!

Однажды моя мама (а она на этом же заводе в поликлинике народ врачевала) купила таз. Да, обычный эмалированный таз весьма приличного размера. Было это ещё до моей работы в ЦКБ… И вот мама попросила меня заскочить на завод и таз этот забрать.

Время – полдень. Я иду через проходную, что само собой уже странно, свободный допуск то далеко не у всех. И иду с тазом! Контролёрша придирчиво осматривает меня, затем таз, и спрашивает:

– Это что?

– Фотонный отражатель! – рапортую я.

– Проходите!

В этом был весь завод и подотчётное ему ЦКБ.

А ещё одна история с воровством случилась с год назад, о ней я узнал от мамы, которая и лечила пострадавшую… Обед. Через весь завод идёт мужик, несущий в руках CRT-монитор дюймов так 21-22. У самой проходной случайная женщина-инженер интересуется у него: "А куда это вы монитор понесли?" Мужик без разговоров швыряет в неё монитор и исчезает в неизвестном направлении. Монитор – вдребезги, у женщины – сотрясение. Мужика так и не нашли. А ведь он мог ответить любую ерунду! Как старики-разбойники: "Несу монитор на реставрацию!" – и всё, она бы наверняка от него отстала, ибо она потом и сама не знала, зачем она спросила, куда это он прёт монитор.

Особо интересно было наблюдать на проходной мою маму… Она на заводе вот уж 25 лет, и это уже само по себе накладывает определенный отпечаток, а в сочетании с её властностью и решимостью – это вообще гремучая смесь.

Однажды одна моя подруга должна была встретить мою маму на проходной, дабы кой чего у не забрать. Поскольку она её никогда не видела, я её проинструктировал следующим образом: "Ищи самую пробивную женщину. Менее заметная примета – трость".

После этой встречи, Наташа, смеясь, пересказывала события того дня.

– Стою на проходной. Все выходят, показывают пропуска, протягивают сумки для досмотра. И тут голос: "Какой пропуск? Ты что, не видишь, я иду!" Сомнений в том, кто это, уже не возникало.

Но что-то я ушел от темы: рассказывал-то ведь о своей работе в ЦКБ…

Однажды начальница отдела принесла в КБ снайперский прицел и, со словами: "Вот, смотрите, что немцы сделали. Разберите его и повторите оптическую схему!" – отдала КБшникам! Пятеро мужиков около часа восхищенно охали, разглядывая шедевр немецкой оптической промышленности, но вскрыть металлический корпус не смогли. Не нашли ни единого болтика или паза, а ломать – побоялись, вдруг оптику повредишь…

Я выдержал там неделю и в панике сбежал. Причём сбежать тоже было непросто: обходной листок включал в себя 14 фамилий, и все эти фамилии были разбросаны по различным уголкам далеко не маленького завода!

Моя Света выдержала там два месяца, написав за это время диплом, изучив C++ и прочтя хренову кучу книг. С тех пор я зову её ангелом терпения… Видимо, именно это свойство и позволяет ей жить со мной под одной крышей…

А мама до сих пор упрекает меня за это увольнение! "Сейчас ты уже мог бы быть начальником отдела! Зарплата у него – 15 тысяч! И мог бы сидеть и на законных основаниях ничего не делать!"

6. Единственный врач, который думает, что ты здоров, работает в военкомате.

Когда мне исполнилось то ли 16, то ли 17, я получил повестку в военкомат. Первой моей реакцией было, конечно, порвать эту выпавшую из почтового ящика бумажку со словами: "Достал этот спам", но… Раз родина зовёт, надо явиться.

И я пришёл!

Косить я не собирался. Нет, поймите меня правильно, служить я тоже не намеревался, но у меня был такой железный закос по семейным обстоятельствам, что валять ваньку перед докторами мне было попросту лень. Это, в конце концов, ниже моего достоинства! Я – талантливый актер, пять лет подряд симулировавший приближающийся 3,14здец перед ВТЭКом, просто не хотел размениваться на имитацию сколиоза и плоскостопия перед военкомовскими докторами.

А ещё мне было просто интересно, найдут ли врачи мои болезни сами…

Понеслось!

Сначала был хирург.

– Проходите. Жалобы есть?

– На что именно жалобы?

– Спина болит? Ходить тяжело? Невралгии? Застарелые переломы?

– Нет.

– Годен. Следующий.

У меня выпал глаз. Кажется, левый.

– А осматривать вы меня не будете?

– Так ты ж ни на что не жалуешься.

– Ну… А вдруг я чего-то о себе не знаю?

– Ладно, раздевайся.

Меня нагнули вперед, попросив достать пальцами рук до пальцев ног. Я дотянулся только до колена… Мне провели пальцем по позвоночнику, погнули влево и вправо.

– Одевайся. Годен. Следующий.

В карточке стояло гордое "здоров". Моего сколиоза хирург не заметил вообще, как будто его и не было. Не сказать, чтоб я прямо горбун из Нотр-Дама, но ведь есть же сколиоз! Есть, и не маленький.

Следующим был психиатр.

– Присаживайся… Как твои дела?

– Хреново…

– А почему так депрессивно?

– Не знаю. Просто хреново.

– Может, тебе развеяться, пообщаться с друзьями?

– У меня нет друзей.

– А почему?

– Я-то откуда знаю? Не любят меня люди. Говорят, что я странный, чудаковатый, многие считают опасным психом. Вы – психиатр, вы и расскажите мне, почему у меня нет друзей. Мне ведь самому это очень интересно…

Опять же, я не косил и не врал. Лет так как раз до 16-ти я был замкнутым и странным пареньком. Впрочем, странным я остался и до сей поры… Но в то время людей я подразделял на две категории: "ненавижу" и "терплю". Это лет с 20-ти добавилась ещё одна категория, постепенно становившаяся все более многочисленной. "Люблю".

– Странно, странно… – почесал подбородок психиатр, – Почему же у тебя нет друзей? Ладно. Годен. Следующий!

Помните анекдот о лучшем способе закосить от армии по психиатрии?

– В каких войсках хочешь служить?

– Снайпером хочу быть.

– А почему?

– Людей убивать хочу! Много!

Как видите, это просто анекдот. Замкнутый, необщительный паренёк, которого многие считают опасным психом, который по определению будет жертвой дедовщины и однажды вполне может спереть автомат и выкосить очередью всю казарму – годен к военной службе! Годен, млять! Иди, служи, солдат! Убивай всех – и своих, и чужих! Иди в стройбат, там такие звери, что им даже оружия не дают!

Потом был окулист. А я со своими -5 на тот момент ещё даже очки не носил. Так и ходил, ориентируясь по окружавшим меня неясным теням и звукам.

– Здравствуй, садись! Какую строчку видишь?

– Никакую.

– Как никакую?

– А вот так. Никакую.

– А где твои очки?

– Какие очки?

– Ты ещё и очков не носишь?

– Нет, не ношу.

– На людей ещё не натыкаешься?

– Нет, только на столбы иногда.

– Годен. Следующий.

Опять же, как в анекдоте: "Зрение -5? Годен к ближнему бою!"

Были ещё какие-то врачи, и у всех я был годен! Годен, 100% годен. И вот, наконец, пройдя всю комиссию, я попал к военкому. Он внимательно осмотрел мою карточку, усмехнулся, и сказал:

– Наконец-то хоть один здоровяк. А то все косят, у всех плоскостопие да энурез! А ты, видать, служить хочешь?

– Хочу! – искренне соврал я.

– Ну, выбирай, в каких войсках будешь служить?

К такому повороту событий я оказался не готов. Я тупо не знал вообще, какие войска есть. Просто не задумывался об этом.

– А какие войска вообще существуют? – спросил я, – Куда мне можно?

– Спецназ, – начал перечислять военком.

– Спецназ??? – охренел я, отродясь не занимавшийся спортом и на спецназовца тянувший разве что ростом, уже тогда во мне было 180 см.

– Ну да, спецназ. А чему ты удивляешься?

Чему я удивляюсь? Да тому, что я уже тогда читал "Пиранью" Бушкова, откуда знал, что в спецназ берут как минимум КМСов каких-нибудь видов спорта. Крепких, тренированных, упорных. А никак не замкнутых пацанов с комплексом неполноценности!

– ВВС, ВМФ…

– О! ВВС мне подходит! – брякнул я!

– Отлично! – обрадовался военком, – Значит, будешь летчиком!

Друзья, поблагодарите высшие силы, что мне уже 28 лет, и армия мне не светит в принципе. Представляете меня за штурвалом СУ-30, например? Меня, с моими -5? Родина может спасть спокойно, я не попадаю даже в корову с пяти метров, а уж с высоты в 11 километров мне будет сугубо без разницы, кого я бомблю: своих или чужих.

Родина может спать спокойно, покуда наши военные комиссии тщательно отбраковывают не годных к несению военной службы. Больных, полуслепых, потенциальных шизоидов…

7. Моя первая работа.

Довелось мне в студенческие годы поработать голографистом в находившемся в подвале нашего родного "НИИГАиКа" ЗАО "Оптик". Пожалуй, за всю мою трудовую практику это было самое удивительное место работы с самыми удивительными людьми.

И эта заметка – о них. О людях.

Шойдин Сергей Александрович. Большой босс. КТН, преподаватель оптфака СГГА, ведший, само собой, голографию. Очень странная личность, обожавшая контролировать всех и вся. Всё в мире Шойдина должно было быть подчинено логике и математике… Особенно голография!