– Ясно. Значит на сегодня – все. Расходимся.
Дисциплинированный Крайнов поднялся быстрее всех и, кивнув на прощанье, исчез за дверью. Шрам собирался было уже последовать за ним, когда услышал голос Некрасова.
– Шрам, погоди. Я хотел спросить…
– Слушаю, Юра.
– Ты не сказал мне, что ты задумал. Для чего тебе Дима?
– Есть заказ, вот и все. Хороший и очень важный заказ.
– Такой, что справиться с ним может только Дима? Ребята Стаса не подойдут? Или сам Стас?
– Не подойдут. Там нужно не просто убрать. Там нужен несчастный случай, очень грамотный, к которому не придерешься и не подкопаешься. Такое может только Дима.
– То есть ты не скажешь мне, кого ты собираешься ликвидировать?
Шрам задумался. Сказать или не сказать? С одной стороны, что знают трое – знает и собака, да и есть вещи, которых лучше не знать, работая вслепую. Но с другой – не доверять Некрасову оснований не было. За семь лет совместной работы он показал себя верным, умным и исполнительным помощником. На него Шрам полагался так же, как на себя… ну, или почти также.
– Юра, поверь, ты не хочешь знать, что это за заказ и от кого он исходит.
– Это что сейчас за джедайские штучки были? – саркастически улыбнулся Некрасов. – Ты бы еще рукой по воздуху повел, будто Силу. Кто заказчик, я и так знаю. Сегодня, а точнее – уже вчера, последним в твоем расписании встреч был Мэтт Фелпс, шухер поднялся именно после твоего разговора с ним, а разговор был долгим. Ты говорил, что он скорее всего по сирийскому вопросу работает, но судя по тому, какую бурную деятельность мы развили после этой беседы – Сирией тут и не пахнет, тут что-то более крупное.
– Верно рассуждаешь! – улыбнулся Шрам. Ему нравилось слушать логическую цепочку, выстраиваемую Некрасовым. Своего первого помощника он ценил прежде всего за острый аналитический ум, который тот сейчас и демонстрировал. Шрам уже решил для себя, что не станет скрывать от него суть ГРУшного заказа, но теперь хотел посмотреть, докопается ли он до правды сам, без подсказок. А точнее – хватит ли у него высоты полета, чтобы предположить, как высоко Шрам замахнулся! Высота полета была вторым качеством, которым должны были обладать его приближенные… Если человек летает низко – в империи Шрама ему не место.
– Раз нужен Дима – тут пахнет диверсией, – продолжал рассуждать Некрасов, – где американцам сейчас нужна диверсия, вроде той, что Дима устроил на индонезийском тендере? Я, конечно, не всезнайка, но как мне кажется, ничего крупного сейчас не проходит. Значит, диверсия нужна для того, чтобы подстроить несчастный случай и кого-то ликвидировать. Верно?
– Допустим.
– Дальше – сложнее. Несчастный случай – вещь распространенная, произойти может с кем угодно. В России очень много фигур, так или иначе мешающих ГРУ. Но вряд ли они обратились бы к тебе, если бы им потребовалось убрать президента какой-нибудь экспортной или оборонной корпорации. Такие вещи ГРУ делает самостоятельно и без несчастных случаев… Есть много способов убрать неугодных людей с нужной должности, их даже убивать для этого не обязательно! Контора Фелпса в этих вопросах – дока, он бы не стал для этого просить у тебя помощи. Нет, не тот это случай… Нужно именно кого-то убрать, верно?
– Верно! – кивнул Шрам.
– Убрать очень тихо, чтобы никто не сомневался в том, что произошло не убийство, а именно трагическая случайность, приведшая к катастрофе…
По мере того, как мысли укладывались в голове Некрасова, подобно фигуркам в "Тетрисе", по мере того, как он подбирался к цели, его голос становился все тише и тише, а зрачки – все больше и больше.
– Убрать кого-то, до кого их спецам не дотянуться. Кого-то, кого охраняют так, что единственный способ его ликвидировать – это либо выстрел из снайперки, что неприемлемо, либо… либо импичмент, что очень сложно организовать! Пытались уже, в 93-м и 99-м, оба раза – безуспешно… И вот теперь… Господи, Шрам, во что ты ввязался?
– Именно в это, Юра! Именно в это!
Некрасов опустился на кровать.
– Тебе заказали Президента?
– Их обоих, – уточнил Шрам, – Президента и премьера. Фелпс обещал уведомить меня о точной дате, когда оба они на президентском борту отправятся из "Внуково – 2", и тут должен вступить в дело Дима. Несчастный случай.
– И ты взял заказ? Ты согласился, предварительно даже не обговорив это с Димой?
Шрам виновато развел руками. Да, сглупил…
– Тебе не пришло в голову, что он может на такое просто не подписаться? Все-таки Президент…
– Мы с ним говорили пару раз по душам. Особенно перед тем тендером. Дима все понимал. Понимал, какой урон он наносит России, сколько денег потеряет ОАК, а значит и Россия в целом, если "Сухой" проиграет тендер. Ему плевать. Его волновало только, сколько он за это получит и что нужно сделать. Все! Он ушлый тип, наш Дима, его интересуют только деньги. Он бы согласился, Юра, я уверен!
– Но он отказался, даже не узнав суть задания?
– Да.
– Господи, Шрам… Зачем ты в это ввязался?
– А что тебя волнует, Юра? – резко спросил Шрам. – Хочешь соскочить? Сказать, что ты не при делах? Есть какие-то моральные терзания по поводу убийства двух невинных, стоящих у власти? Может, ты думаешь, что на них меньше крови, чем на мне, а?
– Нет, не хочу! Я с тобой, Шрам. Я работаю на тебя и хозяев не меняю. И я не хочу сказать, что ты замахнулся на то, что тебе не по зубам, ты всегда ставил высокую планку и всегда через нее прыгал. Я просто не понимаю, правда! Зачем ты на это подписался? Что тебе пообещали? Кресло премьера?
– Кресло директора Рособоронэкспорта при новом президенте!
Некрасов присвистнул.
– Неплохо. Но зачем это тебе?
– Как зачем? – опешил от неожиданности вопроса Шрам.
– Вот так. Просто. Зачем? Деньги? Денег у тебя столько, что ты обеспечил до старости не только себя и своих детей, которых у тебя, кстати, нет, но даже и своих внуков, которых у тебя такими темпами и не будет. Власть? Куда еще выше-то? К тебе как к равному приходят агенты американских спецслужб, имеющие полномочия предложить тебе ТАКОЕ вознаграждение. Ты хочешь на равных пить чай с самим директором ГРУ? Или чтобы с тобой президенты приходили советоваться? Зачем, Шрам?
Шрам молчал. Никому и никогда он не позволял так с собой разговаривать. Даже при всем кажущемся панибратстве между ним и ближайшими к нему людьми, такой тон спускать было нельзя. Но Шрам молчал, он не знал, что возразить. Пытался найти ответ на заданный вопрос, но не мог…
– Привычка? – подсказал ему ответ Некрасов.
– Привычка… – тяжело согласился Шрам.
– Вредная привычка!
– Юра, ты забываешься!
– Мне позволено забываться в таких обстоятельствах. Ты понимаешь, что подписал нам троим смертный приговор? Мне, себе и Стасу. Если все сорвется, если мы так и не найдем Диму – несчастный случай устроят уже нам. И на венках напишут: "Они слишком много знали!"
– Вот и ищи Диму! – сквозь зубы процедил Шрам. – Рой носом землю, но найди мне его!
Он повернулся, чтобы уйти, и уже взялся за ручку двери, когда Некрасов бросил ему вслед:
– А ты не думал о том, что Дима просто бросил?
– В смысле?
– Ну, что у него, как и у тебя была привычка лезть вверх. Больше денег, больше смертей, больше власти. Вредная привычка. А теперь он бросил. Ушел в завязку! Закодировался!
– Значит, я его раскодирую! – рыкнул Шрам и вышел.
Настроение, и без того отвратительное, продолжало портиться. На ум пришел старый анекдот:
" – Папа, а куда летят эти птицы? На юг?
– К гребеням, сынок! Все летит к гребеням!"
Жизнь Шрама летела со страшной скоростью, и тоже отнюдь не на юг.
И он сделал единственное, что мог сделать в этой ситуации: ушел в свой номер и лег спать.
***
Виола уплетала жареных осьминогов, стараясь наслаждаться вкусом и не думать о туманном будущем и печальном настоящем. Получалось плохо. Витя улыбался, вел себя учтиво и галантно, к чему Виола в свои 18 лет пока еще не особо привыкла, но отпускать ее на все четыре стороны не торопился. Сама девушка не спешила форсировать события и старалась довольствоваться тем, что жива, сыта, хорошо одета и пока даже не изнасилована. Если судить по сводкам новостей, в которых время от времени фигурировали похищенные девушки – ей пока здорово везло. Ненависти она к своему похитителю не испытывала, но домой от этого хотелось не меньше, а о побеге она и не помышляла – было попросту страшно.
Витя завез ее в магазин одежды, где терпеливо стоял возле примерочной кабинки, пока она примеряла выбранные джинсы, футболки, топики и нижнее белье. Правда в какой-то момент она обнаружила, что выбранные кроссовки, стоявшие у самого края занавески, не доходящей до пола, уже не стоят на полу, а висят в воздухе, примерно на уровне ее колен, и тогда сердце Виолы остановилось на несколько секунд. Но кроссовки, поколыхавшись в воздухе, упали на пол, а за занавеской раздался приглушенный смех, и Виола сочла, что это не угроза или демонстрация силы, а просто единственный для Вити способ как-то развлечься, дожидаясь ее.
Похоже, он находил какое-то удовольствие в использовании своего дара по мелочам, поэтому в китайском ресторане, куда Витя повел ее после похода по магазинам, убедившись, что никто за ним не наблюдает, он попытался есть жареные свиные желудки китайскими палочками, не прикасаясь к ним руками. Получилось то, что можно было бы назвать "из рук вон плохо", вот только руки тут как раз и не участвовали.
Виола даже хотела попросить его прекратить, но потом решила не злоупотреблять просьбами. В конце концов, она в его власти, и хорошо уже то, что он позволил ей нормально одеться. Теперь на девушке были новые джинсы и длинный, закрывающий живот топик – обычно она одевалась более открыто, отдавая себе отчет в том, что голый пупок привлекает внимание мужчин, как и ее длинные стройные ноги, но сейчас Виоле совершенно не хотелось выглядеть ярко и сексуально. Наоборот, хотелось стать серой и незаметной. Однако эти игры с телекинезом ее нервировали. То, что Вите казалось забавной демонстрацией его талантов, для нее было сродни поигрыванию охотничьим ножом или пистолетом перед своей жертвой. Ведь она как раз была жертвой, а телекинез – его оружием, с помощью которого он принуждал ее быть с ним рядом.
– Поговорим? – спросил Витя, разделавшись со своей порцией.
– О чем?
– О тебе, конечно же. Ты вроде бы успокоилась, мы вроде бы пытаемся подружиться, верно? Расскажешь немного о себе?
– А ты? – парировала Виола. – Я же о тебе ничего не знаю. Для меня это странно, ехать в отпуск, пусть и кратковременный, с мужчиной, о котором я знаю только имя. Тебе бы следовало первым рассказать о себе.
– А разницы-то? Дорога у нас долгая, впереди у нас два дня. Все успеется.
– Вот! С этого и начни! – категорично заявила Виола. – Почему у тебя два дня? Больным ты не выглядишь, скорее наоборот, здоров как лось. Не похож ты и на человека, по следу которого идет наемный убийца – ты этого убийцу прикончишь раньше, чем он к кобуре потянется. Так в чем дело?
Витя пристально посмотрел на нее, налил себе и ей чаю в пиалы из небольшого заварочного чайника и сделал глоток…
– Я просто знаю, что я умру. В первой половине дня понедельника.
– Откуда? – спросила Виола, уже чувствуя, как по спине ползет знакомый холодок. Тот же, что она ощутила, увидев, как сворачивается пополам пятирублевая монетка. Холодок страха от соприкосновения с чем-то невероятным, пугающим, не принадлежащим этому миру.
– Я не только могу предметы взглядом передвигать. Я еще в некотором роде провидец. Я не вижу будущего, не знаю, что и как произойдет. Я вообще не контролирую этот дар, в отличие от телекинеза. Просто иногда я знаю что-то важное. Чувствую, вот и все…Я не знаю, как тебе это объяснить… В 2009-м на третьей неделе августа, я буквально весь извелся. Чувствовал, что произойдет что-то, и все тут. Где, с кем и как – не знал, просто неспокойно было на душе, просто отложилось где-то в мозгу: что-то грядет. И 17-го августа случилась авария на Саяно-Шушенской ГЭС! Куда четче я предугадал землетрясение я Японии. В тот раз я знал, что это будет именно Япония и что будет много погибших. Как – не могу объяснить! Как будто кто-то залез мне в мозг и оставил в нем информацию, к которой не ведет никаких следов, понимаешь?
– Не очень.
– Ну, вот смотри: любая информация у тебя в голове связана с чем-то, верно? Как гиперссылки в Интернете, верно?
– Все равно не понимаю.
– Хорошо. Пример: кенгуру переносят детенышей в своей сумке. О чем ты сейчас думаешь? Что всплывает в голове, помимо собственно образа кенгуру?
– Австралия? – предположила Виола.
– Что еще? Какие всплывают ассоциации? Откуда ты знаешь о кенгуру и о том, что они живут в Австралии?
– Школа… Урок биологии… "Крокодил Данди". Хью Джекман….
– Вот! Видишь? Гиперссылки! Находишь в мозгу информацию, и сразу же за ней тянутся ниточки, ведущие к чему-то еще. Как "Википедия". Залезешь посмотреть год рождения Кобзона, а минут через двадцать ты уже читаешь о процессах, происходящих внутри черной дыры.
– Да, поняла…
– Вот! А у меня в памяти иногда появляется чужеродная информация, никак не связанная ни с чем, что я знаю. Просто в мозгу вдруг всплывает сообщение: "Завтра в Японии произойдет крупное землетрясение, которое унесет десятки жизней и вызовет аварию на атомной электростанции!" и все! Что ты не думай и не делай – больше из памяти ничего не всплывает. Ни к чему больше ниточки не тянутся! Нет информации и все тут. Если честно, от этого можно сойти с ума… И вот так я сейчас знаю, что жить мне осталось меньше двух дней. Как будто ко мне кто-то подошел на улице и сказал: "Витя, тебе осталось около 48 часов. Точнее – не скажу!" И я тут же ударился головой об угол, так что у меня избирательная амнезия. Само сообщение – помню, а кто, где и при каких обстоятельствах мне его сказал – не помню. Вот так и живу…
– А бывало такое, что твои предсказания не сбывались?
– Не знаю.
– То есть как это, не знаешь?
– Мои предчувствия не всегда точны. Иногда я чувствую: что-то грядет, а потом – бац и не чувствую больше. И черт его знает, что это значит. Может, миновало и не сбылось, а может, ударило где-то. Мне что, быстро открывать Интернет и перерывать все новостные сайты в поисках катастроф?
– Ну да!
– И зачем это мне? Миновало и миновало. Не по мне ударило и ладно. Я первое время искал… Иногда находил, а потом – просто бросил и все.
– А сейчас – не так? Я имею в виду, не просто предчувствие чего-то грядущего, а именно знание, что случится это именно с тобой?
– Да. Полная ясность и уверенность. Я скоро умру.
– Но может быть можно что-то изменить?
Виола высказала эту мысль и осеклась. Зачем что-то менять? Кто он ей? Чужой человек, взявший ее в заложницы и только-то! С какой стати ей волноваться о его судьбе? Ну, умрет и умрет. Хватит его инфаркт там, на Алтае, и ладно! Ей же это и на руку – заберет тот черный пакет с заднего сиденья, как компенсацию за принесенные неудобства, сядет в попутную машину и отправится домой! Главное, чтобы в этой попутной машине никто не пронюхал о почти шести миллионах рублей в ее пакете, а то она к папе с мамой точно не доберется… Но ведь нет же, забеспокоилась почему-то. О нем забеспокоилась! Жалко его! Почему-то не хочется, чтобы он умирал… Виола поймала себя на мысли, что несмотря на страх, в ее душе крепко поселилось еще и любопытство.
Каждый новый человек в жизни – это загадка. Заглянуть к нему в душу, оставить в ней след и разгадать эту загадку – вот в чем смысл новых знакомств и встреч. Большей загадки, чем Витя, ей не встречалось, и скорее всего никогда уже и не встретится. И задумавшись, Виола поняла, что если бы сейчас Витя отпустил ее, и его предчувствие бы не сбылось, и он остался жив – через неделю она с удовольствием бы встретилась с ним вновь, при других обстоятельствах, хоть в этом же самом ресторане. Кто-то мог бы подумать, что Виола просто "клюнула" на деньги – парень, так легко таскающий с собой шесть миллионов, был для многих девушек ее возраста женихом мечты. Но применимо к ней такие суждения были бы ошибочны. Сейчас она не думала о деньгах, она думала о Вите. Как о загадке. Как о человеке. Как о следе в ее жизни!
И не задумывалась о том, что разница между двумя этими взглядами на человека – не так уж велика.
– Как можно что-то изменить, если ты не знаешь, что произойдет? – спросил Витя. – Если бы я каким-то образом знал, что попаду в определенный день в аварию… ну, просто для примера, хотя со мной этого в принципе произойти не может… я бы в этот день вообще не садился за руль. Знай я, что умру во время землетрясения, которое разрушит мой дом – я бы провел этот день в лесу или в поле, в палатке. А так… От чего мне бежать? Чего опасаться? Я даже точного времени не знаю, не говоря уж о месте. Все! Другой информации нет, гиперссылки в голове отсутствуют.
– Может быть, тебе не нужно ехать на Алтай?
– А может быть, не нужно оставаться в Новосибирске?
– Может быть, не стоило похищать меня?
– А может быть, именно этим я спасу свою жизнь?
– Ладно, пат.
Она поймала Витин взгляд. Оценивающий и очень довольный.
– Что? – спросила она.
– Просто радуюсь своему удачному выбору. Ты мне показалась интересной, и я не ошибся.
– Что же во мне такого интересного?
– Да все! Ты любознательная, задаешь правильные вопросы. Вот сейчас ты сказала: "пат".
– И что?
– Ты не поверишь, если я скажу, сколько девушек в твоем возрасте вообще не знают этого понятия.
– Это повод меня похищать?
– Разумеется!
Он улыбался. Широко, открыто и дружелюбно. Не верилось, что этот человек способен убить, но Виола знала: способен. Она помнила его слова, произнесенные, когда он вел ее к машине, держа струну возле ее шеи: "Мне уже случалось делать подобное"! То есть кому-то, как минимум одному, Витя отрезал голову струной… Она не хотела знать, кому и при каких обстоятельствах. И в то же время – хотела… Хотела услышать, что он убил, например, правительственного агента, пытавшегося похитить его самого для каких-то секретных экспериментов. Или убийцу, которого Витя застал на месте преступления в темном парке…
А еще почему-то хотелось улыбнуться ему в ответ… Этого своего чувства Виола не понимала, но поделать с ним ничего не могла. Она улыбнулась!
– Ну что? Поехали дальше? – спросил Витя. – Нам ведь еще ехать и ехать!
Виола не столько увидела, сколько ощутила, как он напрягся. Только что они болтали как двое закадычных друзей, но теперь ему снова предстояло похитить ее из располагающей обстановки ресторана. Пригласить, убедить или заставить сесть в машину…
– Поехали! – согласилась она, вставая.
Витя выдохнул. И в этом выдохе слышалось столько облегчения, что Виола окончательно поверила: он не причинит ей вреда, при условии, конечно, что она не попытается сбежать. Только что он был готов снова достать из кармана струну, но всей душой не хотел этого делать, а потому был очень рад, что она согласилась ехать дальше без возражений или истерики.
– Сколько чаевых оставим? – спросил Витя.
– Ну, обслуживали нас вроде бы хорошо и душевно. Сколько не жалко?
– Это тебе "Сколько не жалко". Деньги-то у тебя. Я с собой ни копейки не взял. И вообще, это же ты меня в ресторан пригласила, так что тебе и по счету платить.
Виола достала из кармана деньги. От тридцати тысяч, взятых из витиного пакета в машине осталась примерно половина. По магазину одежды она прошлась как настоящая леди, за которую платит ее джентльмен, к тому же этот внеплановый шопинг помог ей отвлечься и прийти в себя.
– Сколько не жалко? – повторила Виола, пристально глядя в глаза своему похитителю.
Жалеть чужие деньги? К тому же заработанные не пойми каким путем? Может быть – отрезанием кому-нибудь головы той самой струной? Да тут еще в душе Виолы взыграло озорство, наверное, сродни тому, что испытывал Витя, заставляя левитировать кроссовки или китайские палочки. Не колеблясь больше, она положила в папку с чеком все, что оставалось в ее карманах – пятнадцать тысяч, плюс мелочь. Примерно в 10 раз больше, чем было выбито в чеке. И не дожидаясь витиной реакции, направилась к выходу.
– Зря! – сказал он, нагнав ее и открывая перед ней дверь.
– Ты же сказал, "сколько не жалко", – с вызовом заявила Виола.
О проекте
О подписке