И самое странное, что уголки губ Виолы тоже тронула улыбка. Пока еще слабая, едва заметная, но все же улыбка. Завтра в одном из департаментов мэрии чиновники будут обсуждать, какую сумму выделить на ремонт испорченного вандалами фонтана. Завтра проходящие через Первомайский сквер люди будут материться, обходя сумасшедший фонтан по широкой дуге, чтобы не быть облитыми. Хотя нет, завтра фонтан просто отключат. А сегодня десятки людей, включая и ее друзей, будут бегать через метущие асфальт струи. И они будут счастливы!
А она в это время будет ехать в большом черном джипе, кожаное сиденье которого холодит голую спину. От этой мысли виолина улыбка погасла, едва только появившись.
– Много вас, таких? – спросила она. – Или это – правительственная тайна?
– Может и тайна. Может и правительственная. Я просто не знаю. Других телекинетиков я не только не встречал, я о них и не слышал.
Виола задумалась, вдруг вспомнив, что весь этот разговор она затеяла ради того, чтобы побольше узнать о своем похитителе и использовать эту информацию, чтобы сбежать.
– А насколько большими предметами ты можешь… ну, ты понимаешь… Насколько тяжелый предмет ты можешь поднять в воздух? Например, человека?
– Легко!
– Только на мне не показывай, ладно?
– Я и не собирался. Это может быть больно, а я уже пообещал, что не причиню тебе вреда.
– А, например, автомобиль?
– Легко! Вон, смотри…
Они как раз проезжали мимо черного седана "Lexus" с непростыми номерами. Его хозяин, видимо, не смог найти поблизости парковку, а может просто не пожелал тратить на это свое драгоценное время, и въехал на тротуар сразу же за автобусной остановкой. Виола еще не успела прокрутить все это в голове – она успела только проследить направление, указанное Витей, и увидеть этот самый "Lexus", когда какая-то сила подбросила его в воздух, задержала на секунду на высоте около трех метров, а затем повернула его вверх тормашками и швырнула об асфальт с такой силой, что Виоле показалось что дрожь земли она почувствовала даже в машине. Во все стороны брызнуло стекло, кто-то испуганно взвизгнул на остановке, заскрипел и заскрежетал сминаемый металл, а секунду спустя витин джип уже пронесся мимо искореженного авто, немного вильнув влево, но тут же выправившись.
– Зачем??? – воскликнула Виола, придя в себя.
Витя пожал плечами.
– Ты ведь хотела увидеть, на что я способен? Да и мне спокойнее – теперь ты знаешь, что я могу сделать, и творить глупостей не станешь.
– Но машина…
– А нечего было на тротуаре парковаться.
Витя улыбался, наслаждаясь ситуацией. В первый момент это напугало Виолу. Человек, способный усилием мысли подбросить в воздух автомобиль – это страшно уже само по себе, а уж если он получает удовольствие от разрушений… Но посмотрев на него внимательнее, она поняла… Он радовался не тому, что разбил вдребезги чей-то дорогой автомобиль. Он радовался тому, что может делать то, что захочет. Как человек, парализованный долгие годы, будет радоваться уже тому, что может просто идти по улице!
– Ты никогда так не делал, да? – спросила она.
– Не швырялся машинами? Почему же? Доводилось… По работе!
– Я имею в виду, не использовал свои способности просто так, для развлечения?
Витя задумался на секунду.
– Да, угадала. Никогда не делал. Все и всегда я делал с оглядкой. Заставлял себя даже форточку закрывать руками, а не телекинезом – мало ли, вдруг соседи задумаются: почему это у меня форточка сама собой регулярно захлопывается? И если это сквозняк, то как он еще и ручку оконную поворачивает?
– А сейчас что изменилось?
– А сейчас мне все равно, я же сказал, мне жить два дня осталось. Месяц назад я бы не рискнул даже заговорить с тобой, не то, что взять тебя в охапку и увезти черти-куда. А теперь – хоть весь мир пусть знает, кто я, и что я могу. Никто меня больше не посмеет принудить делать то, чего я не хочу.
– То есть тебя принуждать – нельзя, а случайную встреченную на улице девушку – можно?
– Ты же не ждешь, что после этих слов я остановлюсь, высажу тебя, извинюсь за беспокойство и поеду дальше уже без тебя?
– Да нет, в общем-то, не жду.
– Ну, тогда все в порядке. Значит ты – девушка не глупая. А то я уж испугался.
– Вот не мог ты месяц назад меня повстречать? До того, как ты вбил себе в голову, что ты скоро умрешь? Прошел бы мимо, улыбнулся бы мне, и я бы подумала: какой хороший молодой человек! Прошел мимо, улыбнулся, в жизнь мою лезть не стал, убить меня не угрожал… побольше бы таких!
– Язвишь? Молодец! Хорошо язвишь. Это лучше, чем плакать. Не могу смотреть на женские слезы…
– А чего ж ты меня тогда не высадил, когда я расплакалась? – пробурчала Виола, но взглянув на своего похитителя, прикусила язык. На его лице на секунду мелькнуло выражение страшной грусти, и вызвана эта грусть, скорее всего, была воспоминанием о женских слезах.
Виола умолкла. Как ни странно, дело было не в страхе перед своим похитителем, способным раздавить ее словно муху, а в жалости к нему. Он явно пережил что-то такое, о чем не хотел вспоминать. Отсюда и этот навязчивый бред о скорой смерти, ведь ничем кроме бреда это быть не могло. Больным он не выглядел, да и нет такой болезни, при которой больной точно знает дату своей смерти. Если бы речь шла о ком-то другом – можно было бы предположить, что он просто перешел кому-то дорогу и его угрожают убить, назвав даже дату казни. Но как убить человека, который вырвет из твоих рук пистолет раньше, чем ты успеешь прицелиться? Нет, ерунда все это…
Кто знает, какие изменения должны были произойти в мозгу человека, способного на телекинез? И кто знает, какой отпечаток это наложило на его психику?
Еще несколько минут они ехали молча. Джип выбрался из городской толкотни центра и теперь уверенно пер по Бердскому шоссе. Кожаное сиденье было комфортным и удобным – Виола уже успела подрегулировать его под себя, быстро разобравшись, какая из кнопок за какое изменение положения кресла отвечает, вот только оно было холодным. Сидеть в машине практически голой было не привычно, не комфортно и как-то не правильно.
– Витя, – позвала она, и тут же осеклась, поняв, что впервые назвала его по имени. Это что же получается, он успел стать для нее не просто безликим и безымянным похитителем, а живым человеком с именем? Стоило лишь раз пожалеть его, подумать о том, что выпало на его долю…
– А?
– Ты меня так и повезешь на Алтай в таком виде?
– Да, действительно… Лето же, там комаров наверное прорва. Тебя загрызут…
– Вот-вот! Мне бы в сухое переодеться. И вообще, просто переодеться! Раз уж ты пригласил даму в путешествие, не дав ей времени на сборы – может, ты купишь ей пару футболок и шорт? Ах да, еще я бы не отказалась от какой-нибудь обуви. Ты же меня в машину погрузил "как есть", босую.
Витя задумался. Визит в магазин его явно не прельщал, но не признать правоту Виолы он не мог.
– Ладно, сейчас заедем в Бердск – заскочим в какой-нибудь магазин. Но чтоб без фокусов, договорились? Если ты надеешься скрыться от меня в толпе…
– Да не надеюсь я! Я просто хочу одеться нормально!
– Если ты надеешься скрыться от меня в толпе – имей в виду, я никого жалеть не буду. И тебя в том числе. Не хочу тебе угрожать, но не предупредить не могу. Обойдемся без струны на шее, но…
– Но при попытке бегства ты меня порвешь пополам и безо всякой струны?
– Примерно так.
– Хорошо, я тебя поняла. Обещаю не шалить, не привлекать внимания и вообще вести себя так, как будто я – твоя девушка. Хочешь – на шею тебе буду вешаться после каждой покупки?
– Это уже лишнее.
– Я просто предложила. Кстати, я бы и перекусить не отказалась. А то у меня часов с 10 утра ничего во рту не было.
– Хорошо, заедем и в ресторан. Уговорила. Условия те же. Я всегда рядом с тобой, а ты – не пытаешься сбежать.
– Хоть в туалет-то ты со мной не пойдешь?
Витя задумался, кажется, всерьез анализируя эту возможность.
– Если ты пообещаешь, что не будешь прятаться от меня по кабинкам, а если в туалете окажется окно – не попытаешься сбежать. Потому что если ты сделаешь это – я буду очень зол. А когда я зол – вокруг начинают твориться крайне неприятные вещи. Может случайно обрушиться крыша ресторана, а если он находится на первом этаже жилого дома, то может рухнуть и весь этот дом. Мы же с тобой не хотим случайных жертв, верно?
– Я-то точно не хочу. А ты? А то мне начинает казаться, что ты специально ищешь повод убить побольше народу.
Витя вздохнул.
– На моем счету много мертвых. Увеличивать этот счет я не хочу. Но я хочу, чтобы ты поняла: я готов это сделать в любой момент, если возникнет необходимость.
Виола кивнула. Она поняла и она верила, что этот человек без размышления обрушит жилой дом и станет метать бетонные плиты в проезжающие мимо автомобили, если его разозлить. Она поверила в это еще в сквере, и поэтому пошла с ним, позволила усадить себя в его машину. Потому что попытайся она сбежать – погибли бы многие, и первой в списке жертв была бы она сама.
– Я тебе обещаю вести себя тихо и спокойно. Доволен?
– Вполне доволен.
– Тогда – вези меня в магазин. Я надеюсь, ты займешь мне денег на покупку одежды? А то у меня с собой ни копейки…
– Конечно, займу! – рассмеялся Витя. – Здорово занимать у того, кто скоро умрет, да? Шучу, шучу. Бери любую сумму, которую сочтешь нужной. Бери, я серьезно! Я тебе минут двадцать назад сказал про пакет на заднем сиденье. Возьми там.
Виола оглянулась назад и действительно увидела на заднем сиденье черный пакет. Она протянула руку и потащила оказавшуюся неожиданно увесистой находку к себе.
– Господи… – выдохнула она, заглянув вовнутрь. Пакет был полон уложенных в аккуратные стопки пятитысячных купюр. – И ты просто так возишь с собой такую сумму? Они вообще настоящие?
– Настоящие, – кивнул Витя, – Около шести миллионов. А ты что, знаешь уличных воров, которые на дело выходят вместе с группой спецназа? Хотя я не уверен, что даже спецназ способен у меня отбить то, что я не захочу отдавать.
– Меня ты, как я понимаю, отдавать тоже не захочешь?
– Не захочу. За тебя я буду драться еще яростнее, чем за деньги. Куда яростнее.
Виола положила пакет обратно, на заднее сиденье, взяв из него шесть пятитысячных купюр с молчаливого витиного одобрения. Должно было хватить и на поход в магазин и на ресторан. Черный джип летел по Бердскому шоссе с каждой секундой приближаясь к Бердску, небольшому городу-спутнику Новосибирска, и все дальше увозя Виолу от дома, от родных, от друзей и от возможной помощи. Хотя… Что можно противопоставить телекинетику, Виола все равно не представляла.
***
Стас Крайнов не задавал вопросов. Если быть точнее, то иногда он все же это делал, но вопросы были правильные и уточняющие. Когда Шрам говорил "Стреляй", но Стас не видел цели – он мог уточнить: "в кого" или "куда". Это, конечно, образное выражение, но суть отношений Шрама с главой его службы безопасности оно передавало полностью. Главное – Крайнов не задавал этого глупого вопроса "Зачем?" За это Шрам ценил его даже больше, чем за отсутствие вопроса "Сколько мне за это заплатят?". Стас знал, что по деньгам его не обидят. Шрам знал, что в вопросах силовых акций его помощнику нет равных. Это устраивало обоих. Поэтому Крайнов был единственным, кому Шрам еще в полете в Новосибирск обрисовал всю диспозицию. С кем он связался, на что подписался, и какие проблемы возникли на пути к цели. Единственной темой, которую он обошел стороной, было то, что Шрам получит за катастрофу борта №1 – этого Стасу знать было незачем. Он понимал: на кону стоят уже не деньги, а нечто куда более существенное: укрепление власти. Поэтому как обычно не задал неправильных вопросов, зная, что как бы высокого не забрался его босс, он будет подниматься по вертикали власти вместе с ним, как и прежде оставаясь незаменимым человеком в империи Шрама.
– Вот такие дела, Стас, – закончил свой рассказ Шрам, напряженно сидя в кресле бизнес-джета A-319, арендованного для перелета в Новосибирск. В задней части салона расположились шестеро бойцов Крайнова и Юра Некрасов – референт и правая рука Шрама. Или левая? Ведь правой рукой он часто называл Крайнова… В общем, для организационных и финансовых вопросов правой рукой был Некрасов, а для силовых – Крайнов.
– Есть предположения, почему Дима отказывается от выполнения заказа? Деньги? Принцип? Любовь к родине?
– Ни малейших. Сам понимаешь, по телефону суть заказа я ему говорить не стал, хотел пригласить к себе, встретиться лично. Так что о принципе или любви к своему президенту говорить не приходится. О деньгах я обмолвился. Предложил ему 24 миллиона!
Стас присвистнул. Его зарплата была заоблачной даже по меркам зажравшейся столицы, но таких денег он в руках не держал никогда.
– Как вы расстались в прошлый раз? – спросил он.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, может, это месть лично тебе? Может, Дима считает, что ты ему недоплачиваешь за его талант? Может, он хотел молока за вредность, а ты – пожадничал?
– Стас! Когда я жадничал, а? Одно его слово, и я бы этого парня в личные телохранители взял. Прости, конечно, но при его талантах ты и твои ребята рядом не стояли. Я бы его на руках носил! Деньги я ему платил достойные!
Крайнов смолчал, проглотив обидные слова босса. Он понимал, это не оскорбление. Он видел, на что способен Дима. Не представлял, как такое возможно, но видел его в действии, приглядывая за ним со стороны во время выполнения нескольких заданий. Стас мог бы за несколько секунд вырубить Валуева (естественно, не на ринге, будучи ограниченным правилами бокса), мог снять цель из снайперской винтовки с полутора километров и опытным взглядом вычленить из толпы человека, который вот-вот потянется рукой за пазуху, к оружию. Но усилием мысли сбросить с обрыва бронированный "Мерседес", уронить на депутата государственной думы метровую сосульку и оторвать закрылок взлетающему истребителю – это было выше его сил. Это вообще было выше человеческих сил! Вне законов физики и логики!
– Расстались мы в последний раз нормально, – продолжал, тем временем, Шрам, – деньги Дима получил как обычно дома, через курьера. Отзвонился мне, сказал: "Все в порядке!" Все было как обычно, в общем. Прощались в Москве – пожали друг другу руки. Дима выглядел довольным. Ничего необычного. Как всегда все прошло.
– А сам что думаешь? Никаких гипотез?
– Никаких, Стас. Когда я ему позвонил сегодня – он просто послал меня на хер.
– Как это было?
– Что значит "как"? Просто взял и послал!
– Я имею в виду, с какими интонациями? "Шрам, да пошел ты на хер со своими деньгами"? Или: "Знаешь, Шрам, а шел бы ты на хер"?
– Погоди, дай вспомнить… Я позвонил. Он сказал, что не будет больше брать заказов. Я назвал ему сумму… Ну, точнее, сказал, что она будет в шесть раз больше последнего гонорара, то есть считай назвал. Он сказал… Да, дословно он сказал: "Знаешь, а иди ты на хер!" Вот так, коротко и емко.
– Ясно, – вынес вердикт Стас, – у парня что-то случилось.
– Что?
– Что-то. Я почти уверен, он больше не хочет на тебя работать не потому, что за что-то на тебя обижен, и не потому, что переметнулся к кому-то еще. У него просто что-то случилось.
– Стас, какое на хрен "случилось"? Я предлагаю ему 24 миллиона, а он отказывается, еще не зная сути задания! Да еще в таких выражениях! Дима никогда так себя не вел. Он всегда брался за любое задание! Иногда торговался, просил больше, но брался всегда.
– Вот именно, Шрам! Всегда. У него просто что-то произошло, из-за чего деньги перестали иметь для него ценность. Ты ему перезванивал?
– Конечно! "Абонент, мать его, временно недоступен!" Видимо, кто-то заплатил ему больше! Осталось только понять, за что? Может как раз за мою ликвидацию…
– Шрам, не пори горячку. Если ты прав – мы все умрем при заходе на посадку в "Толмачево"! Ему не составит труда уронить наш самолет. Но я уверен, тут что-то другое.
– Почему уверен?
– Интуиция. Шестое чувство, если хочешь. А еще – у меня сыну примерно столько же лет, сколько Диме. Сколько ему, кстати? На вид – меньше тридцати.
– Юра! – позвал Шрам. – Давай к нам! Ты нужен.
Некрасов не говоря ни слова сел в кресло напротив Шрама и Крайнова, поставив свой ноутбук на расположенный между четырьмя креслами столик. Контраст между невысоким и худым референтом, не расстающимся с ноутбуком, и двумя его собеседниками, выходцами из ВДВ, был разительным. Сила Некрасова была не в мускулах и не в умении стрелять без промаха, но она была. Слабые люди в окружение Шрама не попадали.
Юра обладал невероятным талантом связывать, находить и организовывать. У него были выходы на сотни нужных людей, а если контакта с нужным человеком не было – обязательно находился кто-то, через кого этот контакт можно было получить. Юра был дотошен, внимателен к мелочам, и мог найти что угодно и кого угодно!
Потому-то Шрам и называл этих двоих "своей правой рукой". Некрасов мог найти, а Крайнов – разобраться.
– Рассказывай! Что у тебя на Диму?
– Во-первых, Шрам, я не понимаю, как ты мог работать с этим человеком два года и не иметь не только рычагов воздействия на него, но даже и адекватного досье. Уж прости, но это не твой стиль, насколько я знаю.
– Юра, ты Диму видел?
– Видел.
– Что он может – видел?
– Да.
– Ну и подумай сам, какие рычаги могут быть у такого человека? Я спугнуть его боялся. Он же – золотая жила! С ним осторожно надо было, тактично. К тому же, я два года назад просил тебя осторожно его прощупать.
– И я прощупал. Осторожно. Слежку за ним не организовывал, с родными его не говорил.
– Что про родных известно?
– Надежда Власова, в девичестве – Попова, 57 лет, учитель русского языка, школа №207. Анатолий Власов, 59 лет, дворник в ЖЭУ-6. Проживают: улица Гребенщикова… квартира общей площадью 102 квадратных метра. Дом сдан в 2011-м году.
– Неплохо для семьи дворника и учительницы! – прокомментировал Крайнов.
– Семья в списке неблагополучных не числится. Сын – Дмитрий Власов, 26 лет. Живет с родителями. Признан негодным к службе в армии по состоянию здоровья. Инвалид третьей группы….
– Что-то не замечал я за ним инвалидности! – сказал Шрам. – Руки, ноги, голова – все на месте. Парень крепкий, здоровый.
– Третья группа – самая слабая. Выраженный прогрессирующий сколиоз – инвалидность. Сильная миопия, например, минус семь – инвалидность. Ну, при наличии каких-нибудь отягчающих обстоятельств. Например, миопия, плюс возможность эпилептических припадков. В общем, я не врач, но третья группа – это весьма поверхностная инвалидность. В глаза не бросающаяся.
– Ладно, не важно. Что еще?
– Образование – оператор станков с программным управлением. Заканчивал училище. Позор для мамы, наверное… Данных о месте работы – нет. В поле зрения правоохранительных органов – не попадал.
– Еще родственники?
– Только дальние. В Новосибирске у него никого.
– С кем встречается, с кем спит? – спросил Крайнов.
– Нет данных. Я же сказал, глубокую проверку я не делал. Ты, я думаю, тоже.
– Копайте! – велел Шрам. – Ищите его по всем каналам. С кем спит, где официально работал последние два года, где работал не официально? Куда тратил заработанные у меня деньги? Квартиры, где он мог залечь? Поддельные документы – может он уже и не Дима Власов вовсе?
– А может он и никогда не был Димой Власовым? – вставил Крайнов. – Может он только для нас – Дима?
– Проверьте и это. Я по прилету встречаюсь с Колей Горбуновым. Через него Дима вышел на меня, так может он мне что-то и прояснит. Кто у нас есть в Новосибирске, кроме Горбунова?
– Несколько подкормленных таможенников, – ответил Некрасов, – но они нам вряд ли помогут. Несколько человек в полиции. Не высокие чины, и на большие акции не подпишутся, но как информаторы – надежные. В аэропорту есть люди – я с ними уже связался. Если Дима покинет город – мы об этом узнаем.
– А если он сделает это на поезде?
– Я постараюсь установить связь с автовокзалами и РЖД. Но если он настроен скрываться… Сам понимаешь.
– Понимаю. С теми деньгами, которыми он располагает, для него не составит труда выбраться из города тайно. Хоть на попутках! В принципе он может даже в Казахстане или Монголии осесть. Но это при условии, что он от чего-то или кого-то прячется, а мы эту гипотезу не рассматриваем, верно?
– Верно! – согласился Крайнов. – Если бы ему кто-то угрожал – он бы попросил у тебя помощи. Хотя… Кто может угрожать телекинетику? И чем? Кстати, вот главный вопрос: когда мы его найдем, а мы его обязательно найдем, чем надавить на него? Угрозами на такой заказ его не подпишешь. Только уговорами!
О проекте
О подписке