Начала с самого начала – с того момента, как «выпила» участкового. На всякий случай, уточнила дату: март девяносто первого, аккурат тридцать лет назад. Вместе с милиционером к дому пришли еще несколько человек, ставших, в итоге, свидетелями кошмара, от которого они еще долго в себя не могли придти. Но прочь подались не только из-за этого. Цены поднялись, продукты исчезли, очень многие и раньше спасались нехитрым огородиком, требующим больших вложений удобрений, и все одно мало что дающим, а теперь предпочли податься в более богатые или хотя бы не такие жуткие края. За год деревня, насчитывающая два десятка дворов полностью обезлюдела. Осталась одна девчушка, сперва очень довольная подобным поворотом судьбы, а затем, по людям сильно заскучавшая.

– Я часто пробиралась в город, – рассказывала Мина, – особенно днем, чтоб никто не видел. А то, что это – шатающийся призрак, перепугаю всех, вообще весь район обезлюдеет.

Ей все было интересно – и чем живут, и как. Одно плохо – далеко от болот уйти не могла, будто привязывало что. Вернее, чем дальше уходила, тем сложнее оказывалось перемещаться. Если в пределах нескольких километров – еще ничего, а вот дальше Мина будто на стену натыкалась. Раз ради интереса попыталась идти по шоссе и почти поняла, какое расстояние сможет преодолеть. Выходило чуть меньше десяти километров, аккурат до центра города. И то, в том случае, если до этого смогла выпить жизненные силы живых существ.

– Потому я так торопилась и с едой и с починкой дома, – говорила она. – Могла не успеть, а что же я за хозяйка такая, если все на своего постояльца сваливаю.

– Да я уже и не постоялец.

– Тем более. Я так не могу.

– А ты можешь не всего человека «выпить»? – вдруг спросил Тимофей. Мина покачала головой. Ей и самой бы хотелось, но процесс оказывался неостановимым, будто наполнялся стакан газировки: бросила монетку в три копейки и ровно на столько налилось, не больше, ни меньше. Она экспериментировала на зверье, на крысах, что искони жили в деревне, но ничего не добилась. Вот только зверье все ушло подальше от нее.

– Верно, поэтому и пошли рассказы про ведьму, – заметила она. – Живет где-то в болоте и зверями управляет. Мор на них насылает, а еще на тех, кто к ней незваным приходит.

– А много таких было?

– Первое время бандиты своих хоронили среди опустевших домов, я даже не поняла, что это вообще, сам посуди, откуда в нашей глуши какая-то мафия. А вот поди. Копали могилы, сваливали жертвы или своих. Я еще думала, кладбище, что ли хотят открыть, тогда голодно было, вот и подумала, что прежнее, Светловское, закончилось.

– А его давно закрыли, это точно, – поддакнул мальчуган. – Ты с мафией сражалась?

– Раз только. Когда четыре машины, по пять человек с каждой стороны, приехали разговоры разговаривать. Что-то у них не так пошло, стали стрелять друг по дружке. Я и влезла. Кто в живых, ну в раненых остался, тот и выжил. А троих «выпила». Я подумала, так правильно. Трупы спрятала в болоте, да и машины туда же отправила, такая я после этого питья сильная стала. А вообще, с людьми я редко встречалась, знала, где они ходят, эта чуйка у меня почему-то очень сильно развилась, но никогда или почти никогда не мешала. Мало ли зачем заявляются. Вот твой отец, когда первый раз приехал, он ведь тьму за плечами нес, но я ж не всматривалась, хотя и понимала, неспроста мужик прибыл, – и без передышки: – А до того нескольких бандюков убила, которые своих или чужих не знаю, пытались живьем хоронить. Может, надо вообще их всех… но ведь может хорошего человека так дико казнили. Я… я не могла, вдруг перепутаю что, на мне и так столько убитых.

– И спасенных, – напомнил Тимофей. Мина вздохнула:

– Спасла всего троих. Тебя вот, еще одного местного и двух девочек, которых один мужик завел в деревню, совсем маленьких, глупых, во всем его слушающихся. Я все думала, родич какой. Потом узнала, что нет, просто девчонки еще совсем глупые, не понимают, что делать с чужим дядей. Или не совсем чужим, но только ласковым, добрым, вроде ничего плохого им не делающим. Заставил раздеться, а то и верно, жара ведь, завел в подвал дома, хороший, бетонный, приказал обниматься, а сам все на видео снимал. Вот тут меня как с цепи сорвало. Девочек я вывела, они и не поняли, наверное, ничего. А того паренька, просто убить хотели. На этот раз старичок, и ведь я подумала, наоборот будет, нет. Одно обидно, старичок этот пацана отравил еще до прихода в лес, не знаю, чем, а только я ему помочь не смогла.

– Но все равно, какая же ты молодец.

– Спасибо. Мне правда, приятно. Хотя сделала всего ничего. Еще парней разогнала, которые вечером привезли своего однокашника проучить. Видать, здорово ему по жизни доставалось, раз над ним так подшутить вздумали, на ночь в лесу бросить связанного. Сказали, вроде как посвящение. Я к ним подошла, да волком взвыла, и немного посветилась, я это умею. Вот как засветилась, все убегли. Даже тот, связанный, сразу развязаться смог и тикать, – она помолчала, вспоминая.

Потом Мина рассказывала, как она обличье свое сохранять может, сколько времени обходиться вовсе без живительной силы, видимо, очень долго, года два точно. Или даже больше. Когда она призрак совсем, то может просто существовать, как сдувшийся воздушный шарик. И ничего вроде не надо, висит возле одного места и все. А когда в силе, может и призраком быть и плоть обретать на время. Даже днем, хотя тогда труднее, иногда сквозь нее пейзаж проглядывает. Тимофей и улыбался и дивился, слушая. Мина глянула в сторону давно закатившегося солнца и напомнила о времени. Спать ему пора. А ей… она сама не знает, как это. Отвыкла. Напротив, иногда днем просто забывалась, задумывалась, а тот проскакивал, как если б его вовсе не существовало. Только восход и сразу закат.

– Завтра надо в магазин идти, одежку тебе покупать.

– Но я с тобой. Хотя бы и вечером. Сейчас ведь распогодилось. Сама говорила.

– Говорила. Хорошо, пойдем вместе. И днем. Я даже придумала, как.

Задумка оказалась оригинальной. Мина попросту влезла в голову Тимофея, бесплотным призраком отправившись вместе с ним. Но при этом управляя каждым его движением, каждым шагом – предупреждая об опасности или советуя двинуться так-то, перешагнуть, отойти, подняться на ступеньку, свернуть направо или налево – и так далее и тому подобное.

– Чувствую себя марионеткой, – шутил Тимофей, хотя Мине это сравнение и не нравилось. Однако, задумка оказалась действенной – мальчик без труда добрался через густой подлесок к остановке, подождал, немного в стороне от взрослых, автобуса, доехал до самого центра города, оплатив нужную сумму на входе, благо, рубли и мелочь пальцами легко различались. Дошел до торгового центра, поднялся на эскалаторе на второй этаж в магазин детской и подростковой одежды, и уже там, при помощи Мины, выбрал себе на примерку джинсовый костюм и запыхавшись, удалился в примерочную. Его спутница тоже выдохлась, впервые ей пришлось действовать подобным образом, направлять и пояснять. Путь они проделали изрядный, да и подошли к пределу ее нынешних возможностей, так что Мине приходилось несладко, впрочем, об это она не распространялась.

Они выбрали костюм, еще одни брюки про запас, рубашку и добротные кожаные ботинки. За все Тимофей расплатился карточкой, ничуть не вызвав подозрения у кассирши, видимо, ей не впервой видеть шибко образованных подростков, имевших личные сбережения в банке, да и ходивших их тратить – раз родители позволяют, чего вмешиваться?

Когда они вернулись, Мина долго приходила в себя – поездка на грань да само пребывание так далеко от леса, далось ей с большим трудом. Тимофей, поняв это, принялся ее поддерживать, предложил свою помощь, она только отмахивалась.

– Лес он меня лечит. Да и не только. Сюда многие ходят, даже зная байки и про ведьму и про девочку, которая не то выведет, не то уведет в самую топь. Словом, несмотря на меня.

– А в тебя в городе верят? – Тимофей вспомнил, как скептически относилась детвора к подобным рассказам, но все одно, не решалась отправиться в путешествие в лес в одиночку. Да и со взрослыми, наверное, тоже, ведь многие не очень-то охотно даже приближались к заброшенной деревне, а проезжая мимо, некоторые и вовсе, как говорила Мина «давили газ в пол». Кто-то проклинал это место, кто-то напротив, старался напитаться его неведомой силой, коли верил в нее.

– Во что-то люди точно верят, – говорила она, немного передохнув и «выпив» заблудшего песика. – Потому и приходят, кто-то что-то прячет, кто-то от кого-то прячется. Иногда влюбленные заходят, странно, ведь верят россказням. Иногда молодые поодиночке, не то силы проверяют, не то страх. Кто-то умудряется заблудиться. Тогда я ему помогаю. А кто-то напротив, меня ищет, просит вывести к ведьме в самой топи – некоторые думают, будто она исполнит их самые заветные желания. А я, вроде как, ее проводница, между их миром и ее. Еще портал какой-то ищут. Словом, разные приходят, с разными намерениями. Я тебе только о дурных почему-то рассказала, но это не так. Приходят и хорошие, с добрыми намерениями. Я так думаю, во всяком случае. Не вредят, просто ходят, иногда молятся. Чему и почему – не знаю, я не подслушиваю, вроде как неудобно. Но понятно другое – лес всех манит. Или отвращает. Не оставляет в покое, одним словом.

Тимофей кивнул. Все верно, ему здесь, в лесу, пусть и на самой окраине, было хорошо и спокойно. В обществе Мины пареньку в любом месте ощущалась благостная тишь на сердце, но здесь она чувствовалась как-то особенно. Может, казалось, а может, дело действительно в лесе. Ведь приходят же люди. Если набираются смелости придти, значит, верят в него. Или в Мину, маленькую девочку с косичками в белой кофточке, и синих брючках.

– Иногда я думаю, что не просто так осталась в лесу. Нет, правда. Может, жду кого-то? Может, напротив, оберегаю лес тоже от кого-то, нет, все одно выходит, жду. Или чего-то? Я не знаю.

– Ты стольким помогла…

– А это… – она махнула рукой. – Думаешь, на меня где-то счет написан, и пока я не наберу нужное количество спасенных, то не исчезну? А я даже не знаю, хорошо ли мне будет, коли я уйду туда, куда все? Я даже сейчас ничего о том мире не знаю. Если он есть, конечно.

– Но ведь ты есть, значит и он есть.

– Ты так думаешь? А может, я как любой другой призрак в каком-нибудь замке или на болоте. Вроде как хочет кому-то отомстить, а тот века назад умер – и что ему делать? Только выть или костьми трясти. Если это и есть подлинная смерть, то она глупая и никчемная, – Мина помолчала и продолжила: – Вот и с тобой тоже не знаю, что у нас станет. Я сейчас только стала задумываться. Ты ведь живой, молодой, юный совсем, а я… если мерить земными годами, мне уже тридцать. Даже странно, что я еще и думаю как девочка и веду себя так же. Иногда только пробивает что-то дельное сказать. Вот как сейчас.

– Но я никуда не хочу уходить. Да и деньги у нас есть. И потом, когда я вырасту… ты ведь никуда не исчезнешь?

– А вдруг? – в голосе Мины послышалась хитреца. – Вдруг стоит тебе дорасти до восемнадцати, я возьму и испарюсь, – и тут же погрустнела: – А ведь я боюсь представить, какого это – умереть всерьез. Может это меня тут держит?

Тимофей начал было ее разубеждать, но Мина не слушала. Замолчала как-то разом, а потом неожиданно велела ему замолкнуть, так резко, что от неожиданности мальчуган тут же затих и рот себе закрыл.

– В лес люди вошли, – после долгой паузы произнесла она. – Много людей, очень… десять, двадцать… с собаками. Ищут кого-то. Не понимаю, кого они ищут, тут с тебя никто не пропадал.

– Думаешь, меня? – Тимофей всерьез испугался. Попадаться в руки людям он уже не хотел.

– Не знаю… – пауза, Мина прислушивалась неведомо к чему. – Надо понять. Знаешь что, ты пока тут спрячься, а я все вызнаю, разведаю, все одно собаки меня боятся, а люди не видят. Вернусь и все расскажу. Нет, не здесь, тут тебя мигом найдут. Ты пахнешь. Следуй за мной. И пакет не забудь.

Мина сунула ему в руки пакет, довольно тяжелый, да еще и перевязанный, не потрудившись даже пояснить, что в нем. И потащила куда-то, прочь от деревни, вниз, потом вверх, на холм. Там, в густом ельнике, сильно коловшемся, еще не просохшем после долгих дождей, велела оставаться, пока она не вернется. И тут же исчезла. Тимофей замер, решив не шевелиться, не шуршать пакетом и прислушиваться к голосам. Пока он ничего не слышал.

Сидеть пришлось долго. Даже слишком. Складывалось ощущение, что Мине понадобилось «выпить», чтоб вернуться, может быть, она сейчас где-то рядом, но настолько слаба, что не может даже сказать ему. А может она отвлекает людей пришедших за ним? Или пугает, пытаясь изгнать из леса? Может…

В голове рой мыслей разом пресекся, когда Тимофей почувствовал резкую боль в спине. Он дернулся, пошарил руками и тут же его снова куснули и не раз. Он отшатнулся, ударился о низкие тяжелые ветви ельника, поняв, что угодил в муравейник, настолько глубоко забился к смолистому стволу, – и теперь непрошенного гостя атакует целая гвардия красных или черных солдат, защищая и свой дом, и свою царицу. Тимофей пододвинулся, его снова куснули, двинулся еще, и еще на шаг, потом снова и тут понял, что нога повисла в пустоте – он кувырнулся и выпал в яму или овражек, густо поросший каким-то гремучим кустарником, с треском ломавшимся при каждом его движении. Он постарался подняться обратно, вот только где это «обратно» находилось, Тимофей понимал с трудом. В любом случае, ему будет лучше, если он выберется из грязи, в которой едва не утонули его новенькие ботинки, назад, на сухое. Он стал продираться сквозь кусты, на всякий случай плотно закрыв глаза. Но круча оказалась неприступной, Тимофей решил обойти ее, поднявшись с другой стороны, и там уже искать, пусть и наощупь, укрытие в ельнике. Судя по хвое, в которой чавкали его ботинки, росло ее тут преизрядно. А значит…

Он оказался внезапно сбит наземь хлестким ударом ветви. Пакет вылетел из рук.

– Извини, пацан, мы тут девочку ищем, три дня как пропала. Родители с ума сходят. Ты ее знаешь? Видел? Постой, ты весь в грязи, ты вообще, откуда сейчас?

Голос доносился сверху. Чья-то крепкая рука ухватила его и помогла подняться на ноги. Тимофей стряхнул руку с плеча, поднялся сам, делая еще одну глупость – стал искать пакет.

– Ты ее родственник, брат или просто знакомый? – продолжал допрашивать голос. Тимофей почувствовал запах табака, дешевого, отвратного. Наверное, кто-то из поискового отряда. Он не знал, что отвечать, долго молчал. Наконец, не выдержал.

– Я ее не видел. Просто пытался помочь.

– Ты ее родич?

– Нет.

– А что ищешь?

– Пакет, я тут… мне надо… у меня знакомая здесь.

– Погоди. Какая еще знакомая? Ее сестра?

Рука схватила его за плечо и потрясла. И тут же отпустила.

– Мина? – негромко позвал Тимофей. Но она не отвечала. Вместо этого мужчина принялся звать лейтенанта. – Мина, ты где, помоги мне! Мина!

– Пацан, чего ты разорался? Вот твой пакет, держи. Я ж не собираюсь… о господи, да ты… ты что, слепой?

Рядом загавкали собаки, донеслись чьи-то голоса, все больше мужские, среди которых прорвался женский: «Лиза, Лизонька, солнышко, отзовись…». Тимофея осторожно взяли под руки и всучив в руки пакет, взяли железной хваткой. Потащили, не обращая ни малейшего внимания на его брыкания, куда-то далеко-далеко. К краю леса, к одной из машин.

Дверь едва слышно приоткрылась, впуская чуточку света из коридора. Ровно настолько, чтоб протиснуться девичьей головке со смешными косичками по сторонам, Маша делала все возможное, чтоб в свои двадцать два по-прежнему оставаться несерьезной девчушкой-подростком, только-только вступившей в пору созревания. Худое тело и невысокий рост только добавляли ей очков, продавщицы частенько просили у девушки паспорт, удостовериться, что ей можно продавать сигареты или спиртное. Вот и сейчас, она тряхнула рыжими косичками, шмыгнула носом, улыбнулась, увидев Тимофея, и протиснулась внутрь. Подошла к постели, щекотно прижалась, розовое короткое платье, шурша, расправилось по посеревшим больничным простыням.

Тимофей включил свет.

– Не надо, выключи. Я не за этим, – произнесла Маша и хихикнула. Он улыбнулся следом, гладя ее по щеке. Гостья прижалась к ладони, улыбка стала еще ярче, обнажив крупные белоснежные зубы.

– Сейчас обход будет.

– А мы быстро.

– Я не хочу с тобой быстро. Да и моя нога… осторожней…

– Прости, я и так осторожно, – она поцеловала лежащего, потом забралась к нему под одеяло. – И только попробуй выгнать.

Тимофей включил лампу на тумбочке – привилегия находящегося в боксе. Не сезон, ему повезло, что больных мало, да и Маша настояла, чтоб его, поломанного, определили в отдельную палату, подальше от всяких вирусов. Убедить она умела кого угодно. Долго всматривался в ее лицо, пока девушка колдовала над его рубашкой. Потом не выдержала:

– Ты всегда на меня так смотришь. Как будто видишь в первый раз и боишься не успеть насмотреться. Как на Мону Лизу.

– Я так и увидел тебя в первый раз. Ты думаешь, после этого могу смотреть на что-то другое?

Она счастливо засмеялась, снова тряхнув рыжими косичками. Прижалась к молодому человеку и принялась осыпать поцелуями лоб, щеки, губы, шею.

– Я так и думал, – свет в боксе включился на полную, разом залив небольшое помещение светом неона, вошел доктор, немолодой мужчина под шестьдесят, с тяжелыми роговыми очками, модными где-то лет тридцать назад, в синей шапочке и таком же халате. Седые волосы слегка растрепались, видимо, в бокс он заходил в последнюю очередь. – Сударыня, вы поаккуратнее с пациентом. Да и сами – швы же разойдутся. Молодежь, вы ж ни в чем удержу не знаете. Все, нацеловались и вон.

Маша выбралась из постели, подбежала к доктору, попутно одарив поцелуем и его, и махнула рукой на прощание.

– Я потом…

– Потом будет завтра. Господи, вы вообще думаете хоть когда-то? А вы… поосторожнее с подружкой, эдак она вас доконает, поверьте пожилому человеку.

– Доктор, чтоб она меня быстрее добила, отпустите завтра. Я лучше дома поваляюсь.

– Да пожалуйста, – медик пожал плечами, – против воли держать не стану. Тем более, лекарств у нас мало, а вам нужно-то всего ничего. Перелом аккуратный, без смещения, главное, чтоб подружка к вам не лезла.

– Кажется, это невозможно, – невольно улыбнулся Тимофей. – Я с ней не первый год.

– А как будто первую неделю. Уже расписались?

– В этом году собираемся.

– До свадьбы точно заживет. И вот еще что, я вам выпишу таблетки, у нас в аптеке не купите, а на Островского, да. Аптека там большая, это недалеко, через квартал.

– Я знаю, когда-то я часто бывал здесь, в городе, в смысле.

– Вот и хорошо, – врач зачем-то еще раз просмотрел снимок щиколотки. – Две недели и можно будет снимать гипс. А пока отдыхайте, набирайтесь сил и ешьте побольше кальция и магния. Бром бы прописал, да боюсь, уже не поможет.

Он удалился. На какое-то время установилась тишина. Тимофей глянул на часы, уже скоро девять, и выключил свет, стараясь думать только о наступающем дне. Маша придет, они выпишутся, возьмут такси, а что касается мотоцикла, жалко, конечно, но… он пока не решил, что с ним делать. Уж больно быстроногий и всепроходимый этот старенький «Урал», который он выторговал на авторынке. Жаль, что даже его может занести и поломать на пустом шоссе.

– Здравствуй, Тимофей! – негромкий голосок из далекого, забытого ныне прошлого. Он вздрогнул, приподнялся на локтях, всмотрелся в темень. Дверь не открывалась, но возле нее виделись, как бы в размытых тонах, очертания девочки лет двенадцати в белой кофточке и синих брючках…

– Мина! – ошарашено воскликнул он. – Не может быть, Мина. Подожди, я поднимусь…

– Не надо. Я пришла… я ненадолго совсем, – девчушка подошла к постели, почти погрузившись в нее, видно было, как тяжело давался ей каждый шаг. Улыбнулась, против воли. – Это мое достижение – досюда добраться. Хорошо на стаю бездомных собак нарвалась, что-то много их в городе. Иначе б не дошла,… наверное… – и помолчав, прибавила: – А ты изменился. Столько лет прошло. Даже не верится.

– Восемь, – ответил молодой человек. Мина, я так рад тебя видеть. Как ты?

Она хмыкнула.

– Да я что? Брожу как прежде. Ты как сам? Я, когда тебя забрали, все ждала, когда ж ты соберешься вернуться. Хоть на часик повидать. Мне больше и не надо. Восемь лет прождала. А ты… нет, я понимаю, у тебя сейчас живая. Но раньше… Неужели не мог найти хоть минутку?