– Кхм, так вот, – продолжила она, – скоро начнется школа, ты перешла в старшие классы. Я не знаю, к чему ведет ваше общение, но тебе не кажется, что сейчас лучше сконцентрироваться на учебе? Понимаю, тебе пятнадцать, самое время влюбиться в первый раз, но ведь стоит помнить, Алекс выпускник, и наверняка следующим летом он уедет в университет, ты только обречешь себя на слезы. Более того, он же любимчик Эмброуза, от таких ничего хорошего ждать не приходится. Он вроде милый парень, но… Элисон?

Мама удосужилась оторваться на секунду от дороги, увидела выражение моего лица и сейчас в удивлении хмурилась. Еще никогда я не смотрела на нее чуть ли не враждебно. Она всегда была очень лояльной, разрешала мне больше остальных родителей, а сейчас тот же человек, увидевший, что я всего лишь разговаривала с парнем, говорит, будто это не то, что мне сейчас нужно?

– Мама, он подошел сказать слова в поддержку Эмбер, а ты уже себе придумала бог его знает что…

– Я старше и знаю, как это все начинается. Просто сейчас…

– Вот именно, просто сейчас, – начала закипать я, – просто сейчас очень вовремя поучать меня, когда о нем я думала меньше всего!

– Элисон, ты юная девушка, которая…

– …которая едет с похорон одной из лучших подруг. Мне было бы достаточно посидеть в мирной тишине, услышать, что все образуется, или просто помолчать, приберечь этот разговор на другое время, как считаешь?

Мама смотрела на меня, я на нее, в глазах обеих читалось недовольство. Меня неприятно удивило, как быстро она забыла, что Эмбер убили, мы ведь только простились с ней. Мама же была шокирована моим тоном: ранее разговаривать с ней в такой манере я себе не позволяла. Но ведь раньше и причин для такого не было.

– Останови машину. Дальше сама пойду, тут к Монике недалеко.

Мне казалось – еще момент и она откажет, но, тяжело вздохнув, мама припарковалась у тротуара. Я вышла и, даже не попрощавшись, быстрым шагом пошла вперед.

– Элисон, если хочешь, позови Монику на ночевку! – крикнула мама вслед, выглядывая из бокового стекла.

Подозревая, что таким способом она объявляет мировую, я только махнула рукой.

Что-то где-то и в самом деле пошло не так, если уже в который раз за последние два дня привычный мне мир рушится на глазах.

* * *

Моника жила буквально в пяти минутах ходьбы от моего дома. Я шла, лениво пиная камень перед собой. Мой маленький рюкзачок мешался под ногами, я пару раз чуть не запнулась, но даже толком этого не замечала, продолжая думать о своем.

Говорят, когда свежая земля похоронила человека, наступает что-то вроде умиротворения. Я же чувствовала только смятение и еще страх, мое подсознание намекало на то, что самое ужасное впереди. Предчувствие беды не отпускало ни на секунду. Ссора с мамой лишь обнажила то, насколько, оказывается, я была напряжена.

Нужно срочно обсудить все с девочками. Я уверена, каждой из нас есть что сказать. Самое время выразить словами то, что происходит у каждой из нас внутри.

Я увидела Монику еще до того, как она заметила меня, – положив подбородок на коленки и обняв сама себя, она сидела на ступеньках у крыльца, грустно глядя куда-то перед собой. Сердце защемило от этой картины, и я, ускорив шаг, уже через пару секунд приблизилась к лужайке ее дома. Моника подняла голову, и ее красивое лицо озарилось мягкой улыбкой. Вскочив, она подбежала ко мне и, преодолев в два прыжка расстояние между нами, нырнула в мои объятия. Но тут же отстранилась, тревожно вглядываясь мне в глаза:

– Как прошло? Как ты?

– Нормально… а ты?

– И я…

И мы разрыдались, цепляясь друг за друга, словно за спасательный круг. Она вытирала мне слезы, они вновь бурным потоком лились из глаз, я перебирала ее черные длинные волосы, пока она не перестала всхлипывать. Родной, считай, сестринский запах Моники вскоре подействовал как глоток из волшебной чаши успокоения.

– Мне так жаль, что тебя не пустили, Моника!

– Мне тоже, – усаживая меня рядом возле себя на ступеньки, ответила она. – Где девочки?

– Анна поехала домой спать. Договорились созвониться после обеда. Кэтрин забрали родители, я даже глазом моргнуть не успела…

– Что-то случилось? – казалось, нервы Моники были на пределе.

– Не знаю… на звонки она не отвечает, попробую набрать еще позже.

– А как все… ну, как прошли сами похороны?

– Все прошло… спокойно… мистер Роуз пообещал позвонить твоим родителям насчет наказания. Посчитал его несправедливым. Нас он не винит, – тихо добавила я, но почему-то после этих слов почувствовала себя еще более виноватой, чем прежде.

Моника принялась нервно дергать шнурки своих конверсов.

– Не знаю, что он сказал маме, но это впервые в жизни подействовало, и наказание снято раньше времени. Вспомни предыдущие разы: ни родители Кэтрин, ни твоя мама, которую мои всегда выделяют, ни даже мистер Ньютон со своим авторитетом не могли переубедить родителей, если я уже была за что-то наказана… а тут один звонок от мистера Роуза, и все.

Я быстро облизнула пересохшие губы.

– Но ведь не это самое странное. Ты знаешь о том, что он закрыл дело об убийства Эмбер?

– Да, черт возьми, и знаешь что…

Тут входная дверь за нашими спинами медленно отворилась и показалась мама Моники с подносом, на котором стояли два прозрачных стакана, наверняка с ее фирменным имбирным соком.

– Здравствуй, Элисон, – сохраняя безупречную осанку, она передала поднос Монике, – как ты?

Повинуясь какому-то отчаянному порыву, я ответила, глядя прямо в ее глаза, они были бы отражением Моники, не будь в них столько холода:

– Как подруга девушки, которую не пустили на похороны лучшей подруги.

Сказав это, я тут же прикусила язык. Но на удивление миссис Джонс только широко улыбнулась.

– Что ж, я всегда говорила – вы с Моникой чем-то похожи. Твоя дерзость напоминает мне дочь, в такие моменты я понимаю, что вы похожи больше, чем на первый взгляд, не зря дружите с пяти лет.

Моника откинула волосы назад, явно довольная сравнением. Я же в который раз в своей жизни попыталась понять, нравится мне ее мать или нет. Ей было уже за пятьдесят – Моника единственный и поздний ребенок в семье. Выглядела миссис Джонс роскошно – в дорогом черном платье немного ниже колен, с бусами из жемчуга на шее и элегантно уложенным каре она походила на истинную железную леди, и стоит признать, работа в сфере политики на протяжении двадцати лет ее такой и сделала. А вот мистер Джонс выходил из дома редко, предпочитая пить ромашковый чай и разгадывать кроссворды. Он работал вместе с женой, на его характере это отразилось не так категорично, вот только к Монике отношение у них было одинаковое – излишне строгое и крайне прохладное. Монику это уже не так задевало, как раньше, она лишь неопределенно пожимала плечами, когда что-то касалось ее родителей. Меня же это сильно озадачивало, я росла в нескончаемой материнской любви, и такое равнодушие к своим детям меня поражало.

– Я пойду в дом… или Элисон хочет еще раз мне нагрубить? – улыбнулась миссис Джонс.

Я не чувствовала за собой особой вины, но предательский румянец все-таки появился на моих щеках.

– Эм… простите… можно, Моника переночует у нас? Не хочу сегодня оставаться одна, да, думаю, и она тоже…

Миссис Джонс внимательно посмотрела на меня, а после сказала:

– Да.

Больше ничего не добавив, она зашла в дом. Моника облегченно вздохнула и побежала наверх, чтобы захватить кое-какие вещи, я же осталась на крыльце допивать имбирный сок.

Мы успели прийти ко мне домой прежде, чем в Эмброузе начал моросить дождь. Тучи повисли над городом, создавалось впечатление, будто уже начало темнеть. Мрачные сиреневые тени создавали дымку безысходности – солнцу, казалось, уже не бывать.

– Здравствуйте, мисс Блэк.

– Здравствуй! – кивнула мама и скрылась на кухне.

Моника, переминаясь с ноги на ногу, неуверенно смотрела туда, где она только что стояла.

– Элисон, а твоя мама не против?..

– Она сама предложила тебя позвать, – тоном, не терпящим возражений, ответила я, и мы поднялись в мою комнату.

Я еще пару раз позвонила Кэтрин – безрезультатно.

Кинув рюкзак на кровать, Моника подошла к окну и, обняв себя за плечи, сказала:

– Твоя мама очень хорошая, правда.

– И именно поэтому она недовольна моим общением с Алексом, – хмыкнула я, садясь на один из пуфиков у окна.

Моника обернулась, моргнула один раз, второй и, усевшись напротив меня, с подозрением спросила:

– Это ты сейчас о чем?

Вздохнув, я в двух словах рассказала о ссоре.

– …что очень обидно, несправедливо с ее стороны так делать, тот же самый Алекс подошел сказать слова поддержки, а она нашла время меня поучать…

В этот самый момент мама зашла в комнату и поставила на подоконник возле нас чашки с кофе.

– Благодарю, мисс Блэк, – сказала Моника, сразу взяв одну и отхлебнув. Ее глаза тут же в удивлении расширились.

– Капелька вишневого ликера Эмброуза еще никому не причиняла вред, – подмигнула нам мама, выходя из комнаты.

Я с улыбкой закивала головой и, взяв чашку, принялась греть ею свои ладони.

Моника продолжала еще некоторое время смотреть на дверь, за которую вышла моя мама, потом неуверенно спросила:

– Может, она просто переживает, чтобы у тебя не сложилось так, как у нее? Мисс Блэк замечательная, независимая ни от кого женщина, но ведь поначалу ей наверняка пришлось несладко…

– Да, с шестнадцати лет она жила сама, а в семнадцать уже родила меня, притом работая в баре…

– …зато потом стала администратором «Безумного Роджера» и подняла его с колен, попутно самостоятельно воспитывая дочь, которая сейчас одна из лучших учениц… Это под силу не каждой. Просто она опасается, чтобы тебя не постигла та же участь – преждевременная беременность, побег незадачливого отца. Да, в отличие от мамы, ты получишь поддержку, но ей едва ли от этого лучше.

Я задумалась, как часто наши родители опасаются, чтобы мы не повторили их ошибок, путая свою жизнь с нашей.

– Поговори с ней, найди время и объясни, что грустная история не обязательно повторяется дважды. К тому же это будет не зря – кажется, ты и в самом деле нравишься Алексу.

Я посмотрела на Монику – черные блестящие волосы струились по ее плечам, а большие карие глаза выражали искреннее сопереживание. Завести с этой хулиганкой дружбу на детской площадке десять лет назад было моим самым верным решением в жизни.

– Я найду время и слова, чтобы объясниться с ней.

– Так-то лучше! – подмигнула Моника, отхлебнув еще горячий кофе.

Внезапно ожил мой телефон.

– Кэтрин! – воскликнула я, радуясь, что подружка наконец-то дала о себе знать.

Разговор получился коротким, она сразу перешла к тому, что предложила встретиться где-то около семи в «Бетти Буп».

Голос у нее был уставший, а на расспросы, куда она делась с похорон, Кэтрин не пожелала ответить, сославшись на то, что объяснит вечером.

Моника пожала плечами, мол, чего гадать, вечером Кэтрин сама расскажет.

– Элисон, ты мне скажи, мистер Роуз уточнял, когда он собирается переезжать?

– Нет. Его переезд, отказ от расследования… Что творится в его голове, страшно и представить.

– Касаемо переезда, тут логично – здесь все повсюду будет напоминать ему об Эмбер, не спрятаться, не скрыться. Я бы на его месте сделала так же. Но вот то, что он собственноручно закрыл дело… Мне всегда казалось, что мистер Роуз поймает и обезвредит всех негодяев, потому что иногда он мне больше напоминал не адвоката, а бравого детектива, только плаща да шляпы не хватало… А тут он спускает на тормозах расследование убийства собственной дочери.

– Лично меня еще интересует, КАК он это сделал…

– О, малышка Элисон, – глядя на меня, как на дитя малое, покачала головой Моника, – мистер Роуз отличный адвокат, о нем часто пишут в газетах, да и по телевизору показывать не забывают. Он дружит с прокурором Нью-Йорка, а главный судья Сиэтла – его друг еще со школы. Наш мэр – какой-то очень дальний его родственник, возможно, поэтому в свое время они с Эмбер сюда и переехали. Да и сам мистер Роуз не последний человек в своих кругах. Когда у тебя есть деньги, связи и влияние, то мало что невозможно. У мистера Роуза есть это все – закрыть дело спустя день с начала безрезультатного расследования для него проще простого.

– Хорошо, – не стала я спорить, – тогда зачем?

– А это уже совершенно другой разговор. Но что-то мне подсказывает, спроси мы его об этом прямо в лоб, он не ответит.

Мысленно согласившись, я, чувствуя неловкость, спросила:

– Моника… а шериф тебя спрашивал… про второй этаж?

– Да. Я ответила, как и договаривались. Больше вопросов он не задавал. Сомневаюсь, что ты отделалась бы так же легко. Если мистер Роуз доверяет нам в одинаковой мере, то остальные едва ли. Спасибо маме с папой, впервые не жалею, что я их дочь.

– И все-таки зря мы перевели стрелки на тебя, – заламывая пальцы, простонала я.

– Правильно сделали! – отрезала Моника. – Чем дольше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что Эмбер упомянула тебя, потому что ты первая, кто пришел ей в голову. А учитывая твое признание, что ты фактически была последней, кто видел Эмбер живой, прежде чем она растворилась на вечеринке, это был лучший выход для отвода подозрения. Ко мне до сих пор никаких вопросов нет, так что забудь об этом.

Очень жаль, что уверенность Моники не передавалась мне, но менять что-либо было поздно.

Мы молча уставились на пейзаж за окном. Подул ветер, сорвав с ближайшего дерева пару листьев и, закрутив их, понес ввысь. Приближается осень.

– Ты думала над тем, кто это мог быть? Кто столкнул Эмбер с лестницы? – спросила меня Моника.

Воспоминания о той ночи вызвали дрожь, во рту пересохло. Я неуверенно начала:

– Видишь ли… на втором этаже было достаточно людей. Не знаю, заметила ты или нет, но, когда мы были на допросе в участке, мы уже ушли, а «французы» все еще были у шерифа… их допрос длился значительно дольше нашего.

Я стыдливо поерзала на пуфике и продолжила:

– Не могу сказать, что подозреваю кого-то из них… просто выглядит это и в самом деле подозрительно.

Моника почему-то перешла на шепот:

– Несмотря на данное родителями обещание больше не пользоваться служебным положением, они очень активно интересовались, как продвигается расследование… когда оно еще было. Так вот, «французы», по словам девочек, с которыми ранее говорила Эмбер, утверждают, что парни сидели на втором этаже в комнате Брайана. Как только стало ясно, что в гостиной произошло что-то из ряда вон выходящее, Алекс и Питер выбежали узнать, что случилось.

– А Дэвид? Он разве был не с ними?

– Был, но они с Фредом остались в комнате. Девочки утверждают, что «французы» спорили с ним о чем-то.

Я лихорадочно начала вспоминать детали вчерашнего вечера.

– Я разговаривала с Алексом, потом его забрал Питер, и они пошли на второй этаж… выглядел Питер недовольным, попросил Алекса поговорить с кем-то. Может быть, с Дэвидом? И выглядел Алекс после этого хмурым…

– Не думаю, что это как-то связано… Хотя в таких ситуациях важна каждая мелочь.

– Истина – в деталях. Мы, как уже справедливо заметила Кэтрин, мало на что обращаем внимание, особенно если это касается не нас.

– Хорошо, – кивнула Моника, – а что скажешь насчет Лили?

Я укоризненно посмотрела на нее, поняв, куда она клонит.

– Ну а что! – возмутилась подруга. – А то все такие святые, подозревать прям некого! И тут еще Лили: «А я вся такая невиновная, ничего вообще не знаю».

– Моника, ее на вечеринке вообще не было. И ты сама прекрасно понимаешь, такую яркую личность, как Лили, там уж точно заметили бы.

Моника фыркнула:

– Хорошо, но со счетов ее не сбрасываем. Знаешь, а ведь мотив так же важен, как и убийца. То есть Эмбер ни явно, ни скрытно ни с кем не конфликтовала. Она вообще, кроме нас, ни с кем особо не общалась.

– Но убийцу наверняка знала… – от наступающего страха меня начало знобить, – …и мы тоже должны его знать – на вечеринке незнакомых не было.

– В Эмброузе незнакомых друг другу вообще нет. Давай зайдем с другой стороны. Можем ли мы сказать, что Эмбер изменилась в последнее время? Я имею в виду ее поведение?

Я закусила губу, проматывая в голове наше лето и не вспоминая ничего странного или из ряда вон выходящего. В поведении Эмбер не было ничего, указывающего на переживание или страх. Ничего такого, что заставило бы юную девушку переживать, что ее могут убить. Она вела себя как ни в чем не бывало – весело и задорно, как и надлежит пятнадцатилетней девушке на летних каникулах. Плохой загар – единственная проблема, приближающаяся школа – то самое, что портит настроение.

– Может, Эмбер узнала то, что не должна была знать? Но не придала этому особого значения?

– Ты имеешь в виду работу мистера Роуза?

– Предположим. И кстати, – уверенно продолжила Моника – это могло вызвать у него чувство вины.

– Даже не знаю. Эмбер никогда не выглядела заинтересованной работой отца. Разве что случайно стала свидетелем чего-то…

За окном незаметно садилось солнце. Где-то ухнула сова, дождь почти перестал моросить.

– Не могу поверить, что это случилось с Эмбер… что это происходит с нами, – Моника напряженно смотрела на вид за окном, будто приближающейся вечер знал некую тайну.

– Если не хотим опоздать, давай собираться, – нехотя вставая с теплого места, сказала я, – думаю, у девочек тоже есть свои мысли касаемо происходящего. Да и Кэтрин наверняка есть что рассказать.

Неоновые вывески «Бетти Буп» окрашивали молочный туман в ярко-розовый цвет. Внутри все было в вишнево-красных тонах, маленький телевизор круглосуточно крутил короткометражки 30-х годов о мультипликационном секс-символе времен Великой депрессии. Параллельно старое радио пело голосами Chordettes «Lollipop», и создавалось впечатление, что вы попали в девяностые. Как ни странно, за такую атмосферу школьники Эмброуза и любили эту закусочную.

Кэтрин и Анна уже сидели там, неспешно попивая фирменные клубничные коктейли за самым дальним столиком.

– Я заказала вам по карамельному шейку, – не отрываясь от трубочки, сказала Анна.

– Благодарим, – кивнула Моника.

Я села рядом с ней, напротив девочек, и мой взгляд тут же невольно привлек вид за окном: там располагалась заправка мистера Тони. Вывеска перед магазинчиком неуверенно мигала надписью «Открыто», а луна на небосводе, окутанная кровавой дымкой, мрачно висела над старым зданием. Я поежилась, удивляясь тому, как это место еще не закрыли.

– Моника, как там с родителями?

– Добби свободен, – хмыкнула она.

Несмотря на ее непринужденный тон, как-то сразу стало ясно, что данную тему развивать ей не хочется, поэтому Анна тактично повернулась к Кэтрин.

– А ты куда исчезла сегодня утром?

– Когда вы разбежались, внезапно появились мои родители и чуть не за шкирку потащили меня в машину, ничего не объясняя. Это скорее было похоже на похищение, по правде говоря.

– И куда тебя повезли?

– К гинекологу, – затем как ни в чем не бывало Кэтрин занялась своим молочно-клубничным коктейлем.

– К… к гинекологу?

– Ага.

Мы с девочками в недоумении переглянулись.

– И как это было? – спросила я.

– Больно, неприятно и унизительно.

– Стойте-стойте… – замахала руками Моника, останавливая наш диалог. – Кэтрин, тебя забрали прямо с похорон Эмбер, чтобы отвезти к гинекологу. Скажи зачем, не ходи вокруг да около.

– Хорошо. Не буду. У Эмбер был любовник.

Моника подпрыгнула на диванчике, Анна охнула и пролила на себя остатки коктейля. Наблюдая, как густая розовая жидкость растекается по столу, я, открыв рот в немом шоке, пролепетала:

– Ладно, Кэтрин, давай-ка поподробнее.

Моника помогала вытереть стол, руки ее дрожали, а Анна, даже не замечая, что розовые вязкие капли падают ей на штаны, чуть не накинулась на Кэтрин:

– Что? Ты хотя бы понимаешь, что говоришь? С чего ты взяла?