И, смерив нас презрительным взглядом, удалилась, лихо виляя бедрами.

– Почему она так взъелась на тебя? – удивленно повернулась ко мне Кэтрин.

– Я могу ошибаться, но, кажется, Лили это сделала, чтобы вывести Монику из себя.

– Как-то запутанно…

– Наоборот, – покачала головой Анна, – Монике плевать, что эта… вертихвостка говорит ей. Но зацепи она кого-то из нас, особенно Элисон, и Моника молчать не станет. И, кажется, я знаю, почему Лили так старательно срывала злость на Монике, все-таки втянув ее в конфликт, – переглянувшись со мной, сказала Анна.

Я кивнула.

– Я думала, парни для Лили как братья, но что касается Фреда, тут в таком случае…

– Попахивает инцестом. А Фред в свою очередь не сводит глаз с Моники.

– Казалось, еще чуть-чуть – и Лили разорвало бы от ревности.

– Меня Фред не интересует, – устало сказала Моника.

– Почему? – повернулась к ней Анна. – Красивый, высокий выпускник, с отличным чувством юмора, занимается руфингом… видно, что неравнодушен к тебе…

– А потому, что меня больше интересует, кто и за что убил Эмбер, – голосом, не терпящим возражений, отчеканила Моника.

– И мы это просто так не оставим, – уверенно сказала Анна, а потом обратилась ко мне: – А вот тебе, Элисон, я думаю, стоит открыть глаза Алексу на то, какую змею они пригрели на груди.

– Не собираюсь лезть в их отношения, – я поправила кофту, сползающую с плеч. – «Французам» Лили ничего плохого не делала, а то, что у нее от ревности крыша едет, ее проблемы. Так что жаловаться к Алексу я не побегу. Да и кто мы друг другу…

Тут к нам подошли близняшки Мейбл. Участок постепенно заполнялся школьниками Эмброуза, которых созвали на уже полноценный допрос.

Что касается Мейбл, насколько известно, родственницами они, как бы нелепо это ни звучало, не являются. Немного похожи внешне, любят одинаковую одежду, да и красятся, не сговариваясь, идентично. Повадки, манера разговора – Мейбл перенимали друг у друга все, и со временем границы их личностей размылись, девушек стало не различить. К тому же так уж вышло, что они однофамильцы – из-за ряда этих причин высоких, смуглых и темноволосых Мейбл прозвали близняшками.

Если честно, видеть их именно сейчас, в участке, при таких обстоятельствах, к тому же после выпада Лили, хотелось меньше всего. Всем было известно, что близняшки Мейбл могут заговорить кого угодно до помешательства.

Вот и сейчас, сменяя друг друга, они пустились во все тяжкие:

– Привет. Какой ужас, да? Никто и подумать не мог, что такое случится здесь, с нами, в Эмброузе. Конечно, всякое бывало, вспомните Адама Никсона, как он умер. Вернее, был убит. Не убит, а ранен. Но тогда столько крови было, после того как он порезал палец в столовой. И исчез куда-то. Вот тогда мы тоже переполошились. Кровь есть, а Адам где? А он в уборной был…

– Или как с Энди Хопкинсом получилось. Упал, лежит, не дышит. Свалился с подоконника, он на первом этаже живет. Мы подумали, все, был парень, нет парня. А он как очнется, да как начнет орать, что у него рука сломана. Глаза таращит, по земле катается, ни подойти, ни подпрыгнуть… Мы давай скорую помощь вызывать…

– Стой, это тоже с Адамом Никсоном случилось. А вот с Эндрю произошло другое…

– Подождем миссис Ньютон на улице, – процедила сквозь зубы Моника, и мы, кивнув, пошли за ней.

Близняшки Мейбл, споря, что кого настигло, уже не обращали на нас внимания.

Но тут наперерез к нам вышла гроза школьной газеты Кимберли Палвин. Возвышаясь над нами на своих каблуках стриптизерши (утверждение Анны, а не мое), в телесном бархатном платье, она, поправив красиво уложенные волосы цвета «темный блонд» (стоит произносить ее томным низким голосом), ни к кому точно не обращаясь, сказала:

– Не могу поверить, что Эмбер убили. Она была хорошей девушкой. И красивой. Достаточно красивой для того, чтобы нажить себе врагов. Я хочу написать разоблачающую статью, и вы обязаны мне помочь. Сочтите за честь.

– Наконец-то, миссис Ньютон, – пробормотала Моника и, взяв под руки меня и Кэтрин, направилась к выходу.

– Потом еще обсудим это… наверное, – успела сказать Анна Ким, но я схватила ее за локоть и потащила за нами.

Не сговариваясь, разъехались по домам – мы устали, были обессилены тем, что случилось меньше чем за сутки. На завтра были назначены похороны, и, хотя у нас было что сказать друг другу, мы решили поберечь себя для финала.

Оказавшись у себя в комнате, единственное, чего я желала, – забыться сном, таким крепким, чтобы воспоминания о прошлой ночи не вызвали новую волну страха и паники. Я укуталась в одеяло и постаралась как можно быстрее провалиться в сон.

– Прежде чем начнешь сопеть, расскажи, как все прошло. – Мама бесшумно зашла в комнату, села на край кровати. Мягкими ладонями она гладила мои щеки, черные волосы падали на смуглое лицо, пухлые губы были поджаты в немом вопросе. Как же я жалела в тот момент, что не похожа на свою мать!

Пересказав весь свой недолгий разговор с шерифом Хоуком и мистером Роузом, я спросила:

– Ты пойдешь со мной завтра на похороны?

Мама утвердительно кивнула, и мне почему-то показалось, что она еле сдерживает слезы.

– Конечно. Я нашла, кого завтра оставить вместо себя в баре. И, малыш… Эмбер была хорошей девушкой. Даже если кто-то будет пытаться убедить тебя в обратном, помни, она была твоей подругой, обладающей редким, но таким важным для друзей качеством – верностью. Не давай никому и ничему опорочить память о ней.

Я прикрыла глаза, чтобы справиться с отчаянным желанием разреветься. Успокоившись, спросила, с надеждой глядя на маму:

– Как ты думаешь, убийцу найдут?

– Надеюсь. А теперь спи и ничего не бойся.

Дождь в Эмброузе не прекращался целый день. Мелкий, прохладный, он робко стучал по крыше дома, однако мой сон был слишком глубок, чтобы насладиться его атмосферой.

* * *

Следующий день, уже как обычно, начался с плохих новостей. Родители Моники не пустили ее на похороны Эмбер.

«Она наказана. Пусть скажет спасибо, что будет ходить в школу и хоть там видеться с друзьями, а не сидеть еще два года на домашнем обучении», – так сказала ее мама. Они забрали телефон Моники и даже не позволили с ней поговорить.

– Ушам своим не верю! – рявкнула я, бросившись к выходу, готовая вызволять подругу хоть на летающем форде «Англия».

– Тихо-тихо, – придержала меня мама. – Не горячись, а то сделаешь еще хуже. Ты же знаешь ее родителей. Заедем к Монике после похорон…

– Вряд ли до этого момента что-то изменится…

Кипя праведным гневом, я собирала свои непослушные густые волосы в пучок, с болью в сердце представляя, как сейчас чувствует себя Моника, одна, в четырех стенах, в то время как мы идем прощаться с Эмбер. Она не любила одиночество, а я ненавидела оставлять ее одну. Для нас обеих эти чувства удвоились, обостряясь под грузом скорби предстоящих похорон. Ко всему прочему, озадачивало поведение мамы. Обычно невозмутимая, тем утром она выглядела по-детски растерянной, на вопросы отвечала невпопад, пугая невнимательностью за рулем. Но я молчала. Со страхом смотрела перед собой, с ужасом начиная осознавать: Эмбер на самом деле мертва…

На улице мягко светило солнце, играя лучами вдоль центральной аллеи, завлекая, дразня. Такая погода в Эмброузе – исключение, даже летом. Мне показалось, это неспроста: Эмбер жила пару лет в Калифорнии и такую погоду очень любила.

На похороны пришло полгорода – как я говорила, у нас все друг друга знают, все соседи. Мистер Роуз позвал нас с мамой поближе к священнику, где уже стояли Анна с Кэтрин, и все они неотрывно смотрели на гроб. Как во сне, сделав с десяток шагов вперед, я оказалась возле мирно лежащей Эмбер. Ветер исчез, солнце замерло над кладбищем, и все люди безмолвно слушали панихиду.

Я смотрела на Эмбер, лежащую в белом платье, вспоминая картину, висевшую в комнате Кэтрин, где было написано: «Цель танатокосметолога заключается в том, чтобы на своей последней вечеринке труп по возможности выглядел как можно красивее». Позже родители, увидев сей шедевр, заставили его выкинуть. Будучи врачами, они, как выразилась Кэтрин, понимали не весь медицинский юмор. Я же, глядя сейчас на Эмбер, осознавала, что хотел сказать этим автор, и шуткой фразу не воспринимала. Для меня на своей последней вечеринке Эмбер выглядела исключительно красиво. Как восковая фигура. Такими фигурами славится музей мадам Тюссо, и, будь Эмбер одной из ее работ, она наверняка стала бы самым идеальным экспонатом.

«Что за чушь лезет мне в голову?» – жмурясь от жгучих слез, подумала я.

Все закончилось очень быстро. Была брошена последняя горстка земли на крышку гроба, после чего поднялся слабый ветер, от которого у меня пошли мурашки по телу.

Посмотрев друг на друга, мы с Анной и Кэтрин обнялись. Они не спрашивали про Монику, лишь только хмуро кивнули, когда я сказала, что ее не хватает. Слезы не думали заканчиваться, но я быстро вытерла глаза, когда мистер Роуз подошел к нам, – оставшиеся люди выразили сожаление и, положив цветы у гроба, начинали расходиться. Я краем глаза заметила маму, она выглядела непривычно уязвимой, стоя у могилы Эмбер. Выражение ее лица было скрыто шляпой с широкими полями, но я явственно чувствовала боль, исходящую от каждого, даже самого мимолетного ее движения.

– Спасибо, что пришли, – привлекая к себе внимание, сказал мистер Роуз, и я повернулась к нему. – У меня не так много времени, поэтому перейду сразу к делу. Элисон, Анна, Кэтрин… Эмбер вас безумно любила. И Монику, разумеется, тоже. Я вам безмерно благодарен, что в свое время вы приняли ее в свою компанию. Собираюсь поговорить с родителями Моники по поводу наказания. Это нелепо, учитывая обстоятельства, – тут он тяжело вздохнул и, засунув руки в карманы, продолжил: – Более того, что бы вы ни говорили о том, что решили пойти на вечеринку сообща, я знаю, кому принадлежала идея. Эмбер пошла в мать – и яркой красотой, и привычкой искушать судьбу, которая в важный момент отвернулась от нее. Я не уберег дочь от злого рока.

Мне стало дурно, но следующие слова мистера Роуза отрезвили молниеносно:

– Я переезжаю из Эмброуза. Просто не смогу здесь находиться. Вы знаете мой номер, и для вас, и ваших родителей я всегда буду в открытом доступе.

– Мистер Роуз… как же так? – ошарашенно глядя на него, пролепетала Анна. – Ведь следствие только началось, как оно будет происходить без вас…

– Дело закрыто, – резко сказал отец Эмбер, крепко сжав челюсти.

– То есть как, убийцу нашли? – излишне громко спросила Кэтрин, и Анне пришлось на нее шикнуть.

– Нет, – не глядя нам в глаза, ответил мистер Роуз. – Это все… это все несчастный случай…

– Но как же…

– Я хочу, чтобы моя дочь покоилась с миром.

– Как же она будет покоиться с миром, если убийца на свободе?

Он грустно усмехнулся.

– «Ты всегда знаешь, кто виновен, но не хочешь в это верить». Не уследив за Эмбер, я практически убийцей и являюсь.

– Мистер Роуз! – укоризненно произнесли мы с Анной одновременно.

Но он, пожав каждой из нас руку, сказал:

– Надеюсь, еще встретимся. – И, кажется, не желая дальше объясняться с нами, он ушел, но я успела увидеть слезы, которые блеснули у него в глазах.

Спустя время, узнав правду, я перестала винить его за принятое решение. Для меня мистер Роуз остался сильным человеком, который привел в мою жизнь хорошего друга и ушел из нее, когда Эмбер не стало.

К его одинокой фигуре подошла моя мама, вытирая по пути глаза платком. Как же они похожи – успешные, еще молодые и красивые, оба воспитывали детей в одиночку, я знала о собственном отце не больше, чем Эмбер о своей матери. Вот только глаза мистера Роуза выдавали то, что для него смысл жизни утерян навсегда.

– Мм… я сейчас подойду, – тихо сказала Анна и направилась вглубь кладбища.

Я знала, куда она идет, но пока решила оставить ее в покое и дать побыть в одиночестве.

Кэтрин легонько пнула меня в бок, кивнув на Алекса, – тот стоял поодаль, глядя в нашу сторону.

– Подойди, – она аккуратно подтолкнула меня к нему.

Я медленно двинулась ему навстречу.

– Здравствуй, – без тени улыбки поприветствовал меня он.

– Привет. Где остальные?

– Ждут в машине, Дэвиду нездоровится. Я хотел сначала переговорить с тобой.

Я робко улыбнулась, сдерживая слезы.

– Эй, – Алекс тут же заключил меня в свои крепкие объятия. От него приятно пахло чем-то едва уловимым и знакомым, что сейчас в воспоминаниях вызывало горечь, – ты плачь, не стесняйся своих эмоций, от этого немного, да станет лучше.

Когда я отстранилась, чтобы выдохнуть и кое-как привести чувства в порядок, он сказал:

– Есть события, ход которых мы не можем ни предугадать, ни изменить. И, разумеется, есть те люди, которых не заменить. Но, Элисон, зная Эмбер, она не хотела, чтобы ты опускала руки, виня себя в чем-то или не отпуская ее. Поэтому дай себе время. Поговорка говорит, это лучшее лекарство.

Посигналила машина, заставив нас вздрогнуть. За рулем сидела Лили, по ее лицу сложно было что-то понять, только болезненно бледный Дэвид махнул рукой.

– Иди. И спасибо тебе.

– Не прощаемся, – Алекс уже знакомым движением дотронулся до моего локтя и быстрым шагом направился к машине.

Я тут же почувствовала приступ болезненного одиночества и взглядом стала искать девочек. Те редкие люди, которые еще не ушли, не имели ко мне ни малейшего отношения, поэтому я решила немного пройтись.

В пятидесяти метрах от высокого старого дуба, где похоронили Эмбер, стояла Анна, кутаясь в шаль матери. Я тихонько подошла, молча встав около нее.

– Не думала, что мы относительно скоро вновь будем здесь кого-то хоронить, – грустно сказала Анна, не поворачивая головы.

Мы стояли возле могилы ее отца, мистера Ньютона, похороненного два года назад. Рак крови убивал его медленно, как будто человек, вершивший свою месть. Я помню его проницательный взгляд, когда он, уже передвигаясь в инвалидной коляске, укрывшись клетчатым пледом кофейного цвета, рассказывал о параллельных мирах, загадках космоса и парадоксах будущего времени. Он был писателем – все его книги о квантовой физике стали бестселлерами. Только одну он не успевал выпустить, как сам уточнял, самую важную из его работ. Именно мистер Роуз помог справиться миссис Ньютон с вопросом наследства, и она получила возможность управлять им, не ожидая полгода, что поправило их тогда не очень стабильное финансовое положение. Сейчас редактированием последней рукописи отца занималась практически одна Анна, желая издать книгу ко дню папиного рождения – пятого октября. Для нее смерть папы стала слишком большим потрясением, хотя она понимала, к чему все идет, ухаживая за отцом в последние месяцы. Но что-то в день его смерти умерло и в Анне. Что-то умирает внутри каждого из нас, когда мы теряем близких.

Для меня это тоже оказалось тяжелой потерей – я росла без отца, и мистер Ньютон всегда был ко мне особенно добр и внимателен. Его умные голубые глаза, которые унаследовала от него Анна, всегда смотрели на нас так, будто все знали наперед.

– Жаль, Эмбер не успела с ним познакомиться, – сказала Анна охрипшим голосом.

– Да… знаешь, мне кажется, твой папа понял бы намного больше касаемо ее смерти. Как он говорил? Иногда на много разных вопросов бывает один и тот же ответ. – Немного задумавшись, я спросила: – Не хочешь заехать ко мне домой? Заберем Монику, поговорим. Нам есть что обсудить.

Анна отрицательно покачала головой.

– Встретимся немного позже. Мне нужно поспать, прости, я совсем не соображаю…

Такова была специфика организма Анны, из-за стресса она могла уснуть где угодно, как угодно и на сколько угодно. Иногда я завидовала такой ее особенности.

– Погоди, а где Кэтрин? – я завертела головой, обратив внимание, что пока еще еле заметный туман начинает опускаться на город.

Каркнула ворона, мы поежились.

– Ее забрали родители. Она и пискнуть не успела.

– Что-то случилось?

– Не знаю. Выглядели они воинственно. Я ее набирала, телефон отключен.

Почему-то мне это не понравилось. Казалось бы, ничего сверхъестественного, но под ложечкой неприятно засосало. Или это уже я придаю всему слишком большое значение, подозревая везде подвох?

Взявшись под руки, мы пошли через кладбище к дороге. К полудню погода в Эмброузе часто портилась, но в тот день время, казалось, остановилось, не давая осознать, когда закончилось утро и начался день. Разговаривать не хотелось, слез не осталось. Распрощавшись, мы с Анной разъехались в разные стороны. Я кинула последний взгляд на могилу Эмбер.

Встретимся во сне.

* * *

Я села на переднее сиденье машины и поцеловала маму в щеку. Она улыбнулась краешками губ и, отъехав на приличное расстояние от кладбища, сказала:

– А у меня приятная новость. Кажется, речь мистера Роуза в разговоре с мистером и миссис Джонс заставила сменить их гнев на милость. Моника больше не под домашним арестом. Сейчас завезу тебя к ней.

– Лучше бы они осознали, что перегибают палку, немного раньше и пустили ее на похороны Эмбер, – пробурчала я, хотя сама с облегчением вздохнула, так как знала, что родители Моники, говоря о наказании, слов на ветер не бросают.

– Они бы ни в каком случае не отпустили ее сегодня. Это своего рода воспитание. Жесткое, но действенное, по их мнению.

– Чушь собачья! – выпалила я.

Мама кинула на меня быстрый взгляд и на удивление сговорчиво сказала:

– Согласна.

Я смотрела в окно, думая, с чего начинать разговор с Моникой. Знает ли она о переезде мистера Роуза и о том, что дело закрыто?

Тут мои мысли плавно перетекли назад на кладбище, где под сырой черной землей лежала Эмбер.

Она мечтала стать чирлидером, а после начать карьеру модели. Банальные мечты красивой девушки пятнадцати лет, но почему-то никто никогда не сомневался, что так и сложится ее судьба. Ведь у нее было то, чем могла похвастаться не каждая девушка, – харизма. А теперь об Эмбер будет напоминать смерть. Но ведь тот, кто убит, по-настоящему никогда не умирает, ведь его жизнь украдена раньше времени, верно? И стоит ли так зацикливаться на ее призрачном образе… или лучше отпустить в попытке не представлять, как бы Эмбер собиралась с нами на выпускной, как бы радовалась, став королевой школы? Как студенткой приезжала бы в гости и всегда находила время для того, чтобы быть рядом, когда в ней нуждались?

Калейдоскоп из разных возможных сценариев жизни Эмбер, которым не суждено теперь сбыться, крутился у меня в голове, пока со мной не заговорила мама:

– На похороны пришло много людей…

– Эмбер была популярной девушкой.

– Мм… а тот парень, который подходил к тебе? Алекс Картер, кажется.

Я почувствовала себя неловко и, поерзав на сиденье, просто неопределенно кивнула головой.

– Вы с ним дружите?

Я промычала что-то неразборчивое.

– Я знаю его родителей, это хорошая семья. Правда, как по мне, слишком легкомысленно позволяют ему заниматься рискованным спортом. Ему только исполнилось восемнадцать лет.

– Они поддерживают его страсть, разве это плохо? – нахмурилась я.

– Возможно, ты права, но чаще всего, запрещая что-то своему ребенку, даже если он это любит, ты делаешь это ему во благо.

Впервые в своей жизни мне очень захотелось, чтобы разговор с мамой сошел на нет. Обычно мы могли обсуждать любые темы, часто наши мнения расходились, но в этот раз я чувствовала что-то вроде неприязни к тому, что она говорила.

– Этот Алекс… он ведь тебе симпатичен, да?

Я, широко раскрыв глаза от удивления, посмотрела на маму. Ей всегда хватало такта не озвучивать очевидные вещи, способные меня смутить, чтобы и так дать хороший совет, когда я спрошу, но тут она как будто спешила высказаться и поскорее перевести тему.

Я вновь повернулась к окну, пожав плечами. Рано или поздно я бы сама рассказала об Алексе, сейчас же просто не знала, куда себя деть.