Отзывы на книги автора «Кен Кизи»

Ходят слухи, что эту памятку привязывают медвежьей жилой к ножке каждого младенца, родившегося в Квинаке (для справки: это маленький прибрежный городок на Аляске), а также выдают в муниципалитете городским новичкам, лелеющим надежды не только прописаться в этом чудном городке, но и стать своими.

1. Квинакец-младенец кормится не грудным молоком, а морской водой пополам с суровостью, впрочем, настоящие квинакские матери сразу выдают из своих прекрасных обветренных персей именно этот коктейль.

2. Квинакцы рождаются сразу с бородами (даже девочки), чтобы нежности не холодили лицо.

3. Квинакцы всегда знают, где берег, даже если выходят в море глубоко.

4. Квинакцы могут полгода прожить на океанской ярости, криках чаек и соленом ветре, закусывая собственной бородой.

5. Квинакцы должны обладать странностью, которая будет отличать их от обычных бренных человечков: огромное пузо, живущее своей жизнью, свирепость, экзотичность, фриковатость, упоротость, шаманизм, экотерроризм, эпичность или, на худой конец, алкоголизм, от которого сотрясаются небеса и волны.

6. Квинакцы должны посвящать большую часть своей жизни созданию комедии положений.

7. Квинакцы должны быть настоящи и искренни до мозга костей. Так что все фальшивки вокруг них будут рассыпаться в прах, даже если они колдовские.

8. Квинакцы не могут умирать просто так, их почти ничего не может угробить.

9. Квинакцы должны быть готовы спасти ближнего и умеренно дальнего своего от любой опасности и неприятности, хоть вытащить из пасти белого медведя, хоть с другого конца планеты, хоть из чрева библейского кита, хоть из стеклянной банки из-под майонеза.

10. Квинакцы должны растить и лелеять глубоко внутри себя вулкан страстей, который в холодную погоду согреет их среди льдов, а в остальное время будет готов извергнуться прямо в лицо соперника.

11. Квинакцы должны всеми силами сопротивляться консюмеризму, филистерству, обывательщине и не продаваться капиталистам за морковку с блёстками. Поправка: объедать и разорять врага разрешается.

12. Квинакцы должны чтить собакенов так же, как человечьих сородичей, а кто пса обидит, тому кишки вон.

13. Квинакцы должны никогда не бросать своих, а уж эти «свои» всегда найдут передряги для реализации этого пункта памятки.

14. Квинакцы должны всегда чувствовать себя главным персонажем (и вести себя соответствующе) любого романа, даже если на деле о них упоминается на полутора строчках в шестисотстраничной книге.

15. Квинакцы не должны задаваться вопросами жизни и смерти, потому что в Квинаке и так ясно, где бог, а где — пирог.

16. Квинакцы должны всегда быть моряками, даже если они рыбаки или никогда не покидали сушу.

17. Квинакцы должны петь без слов и текста, потому что именно так поёт море.

18. Квинакцы должны умирать в море, даже если они останутся живы.

19. Квинакцы в любой непонятной ситуации должны е...ать карася©.

Если вы согласны со всем вышеуказанным, то идите в бар и выпейте стакашку за то, чтобы Квинак вечно стоял, скрипел, вонял — и ничего ему не делалось, даже если вы не песенник, не моряк и не можете отличить шпинат от шпангоута. Добро пожаловать на конец света! «Вот вам подарочек, а остальных в геенну огненную и на х...й, на х...й, на х...й».

«Ну, держись, приятель, я заставлю тебя полюбить море и рыбалку» - прорычал мне в ухо капитан Кизи, а потом швырнул меня на борт рыболовецкой шхуны под названием «Песня моряка». И ведь действительно так оно и вышло. Этот старый пройдоха все-таки принудил меня проникнуться симпатией к морю, несмотря на то, что я всю свою сознательную жизнь избегаю обширных водных пространств так же, как алиментщик избегает встреч с судебными приставами и, самое главное, несмотря на то, что я совершенно не умею плавать, и уж тем более управлять какими-либо судами.

Но теперь, я уверен, все будет иначе. Я обязательно научусь плавать и вязать морские узлы, отличать осетра от севрюги, а траулер от дрифтера. Я вызубрю, что означают все эти форштевни, юферсы, шпангоуты и брашпили. Я полюблю запах свежевыловленного тунца и вкус соли на губах. Я выработаю иммунитет к морской болезни, привыкну разговаривать матом и каждый день глушить ром. Я уеду на Аляску, поселюсь в старом трейлере в каком-нибудь маленьком замызганном городке под названием Квинак и каждый раз с нетерпением и тоской буду ждать очередного выхода в море. И я непременно прихвачу с собой книгу старины Кена «Песня моряка», как напоминание о том, что именно с нее началось мое морское приключение.

Ну а пока я собираюсь с мыслями, набиваю всяким барахлом свой походный рюкзак и готовлюсь к путешествию на Аляску, капитан Кизи споет вам ту же самую песню, которую он спел и мне. Эта песня окажется долгой, как жизнь Николы Теслы, острой, как меч самурая, пронзительной, как взгляд Моны Лизы, глубокой, как Марианская впадина, лиричной, как фольклор народов Крайнего Севера и в то же время бесшабашной, как джазовые импровизации Рэя Чарльза. В ней пойдет речь о пропахшем рыбными потрохами и кромешной безнадегой городке, выброшенном вместе со своими несчастными жителями на обочину жизни, но неожиданно получившем шанс на преображение и перемену к лучшему; о забытых героях, сложивших свои героические полномочия и смирившихся со своим безрадостным существованием; о самозванцах и коварных мстителях, пользующихся гостеприимством и скудоумием недалекого народца, населяющего этот захолустный рыбацкий городок; о бесстрашных и лихих рыбаках, живущих только морем и его богатыми дарами; о том, в конце концов, что в любых переменах, кроме обещанных благ, может скрываться опасность и подвох.

Капитан Кизи будет петь долго и протяжно, частенько прерываясь на то, чтобы смочить свое пересохшее горло старым добрым бурбоном, затянуться сигареткой, отпустить пару-тройку сальных шуток и издать резкий хриплый смешок. Он поведает вам историю о парне по имени Айк Соллес, бывшем отважном Мстителе и экотеррористе, когда-то пережившем свою личную трагедию, а ныне живущем в старом тесном, но уютном трейлере на окраине Квинака и вынужденном спасать колорит и уникальность этого северного, необлагороженного цивилизацией городка от нашествия голливудских крыс. Кен Кизи также расскажет вам о Свирепой Алеутке по имени Алиса Кармоди-Левертова. Эта эксцентричная, взрывная, экспрессивная женщина, любящая приложиться к бутылке и не упускающая возможности устроить на пустом месте скандал, не оставит вас равнодушным и вызовет у вас, как минимум улыбку, а как максимум безудержный восторг.

В общем, если вас привлекают необычные, оригинальные и немного сумасбродные сюжеты, под завязку наполненные юмором, сарказмом и колоритными персонажами, если вы являетесь любителем моря, рыболовных судов и рыбацких городков, если вас влечет жажда приключений или, наоборот, желание найти тихий уголок, то тогда… Отдать швартовы! Поднять паруса! Полный вперед! Мы отплываем в Квинак, ребятки!

Если бы Кен Кизи не был автором величайших притч столетия («Эксмо» о «Порою блажь великая») и удивительных сказаний о добре и зле («Таймс» о «Над кукушкиным гнездом»), а ограничился старыми добрыми производственными романами — соответственно о быте общины лесорубов и психушке — всё равно было бы за что его полюбить. Вот «Песня моряка» сделана из изящнейших деталей, которые пригнаны друг к другу крайне топорным образом. Более того, сюжетные линии расходятся, что дорожки в борхесовском саду, и убегают куда-то в гиперпространство. Но я смотрю на это чудище Франкенштейна, сшитое из типажей бывших подопечных Кизи — «Веселых Проказников», и запредельных идей о zurück zur natur, — и понимаю, что это очень симпатичное чудище.

Герои — сплошь супермены-раздолбаи и деревенские валькирии, рассекающие с голой грудью на мотороллерах. И если о некоторых книгах говорят, что в них аппетитно едят, то здесь аппетитно квасят, давят газ и просто нажираются. Да, Кизи променял эпичность своих ранних героев на этот паноптикум героических деревенщин; вместо Моби Дика у него — вялый дрессированный морской лев (еще имеется мстительный альбинос, впрочем, тоже не дотягивающий до Белого Кита), вместо Ахава — какой-то невнятный режиссер. Именно Ахава, такого гордого солёного-стреляного старика может не хватать подобной истории. В «Блажи» был Стэмпер, который «не уступать ни дюйма». В «Песне» жители городка готовы уступить и последний дюйм — один из героев даже интересуется у коллаборационистов, не выдали ли им еще по раскидистому каштану. Плюс к тому, роман богато вышит красной ниткой заботы об экологии — но к концу так и не становится понятно, стоит ли лить масло на волны, если кто-то уже облил их нефтью.

Чего еще не хватило лично мне — танцев с бубном, говорящих медведей, короче, национального колорита. Тотемный столб с Авраамом Линкольном на верхушке — это круто. Сказка Шулы о «и тогда я оторвала свою правую ногу» — это круто. Свирепая Алеутка Алиса, идейная наследница Дженни из «Блажи великой» — очень круто. Коренное население, сплошь состоящее из дегенератов — не очень.

А напоследок я скажу то же, с чего начала — волшебная корова Кена Кизи никогда не доилась тухлым молоком, и пусть в случае с «Песней моряка» напиток этот разит джином и иногда клонит сон вместо того, чтобы бодрить — невермайнд. Я готова уступать Кизи каждый дюйм на книжной полке и не один час своего времени — за его юмор, за неоднократно доказанную им любовь к водной стихии, которую я, как азовская русалка, полностью разделяю, за все эти «буруны... похожие на мокрые волосы ирландской рыбачки, остающиеся на гребне». Короче, о лесорубах и моряках почитали, остались ковбои.

А совсем-совсем напоследок вот вам оптимистичная юкагирская сказка о росомахе, в чем-то конгениальная «Песне моряка»:

Большая росомаха неслась прыжками по озеру. Прыгая, поскользнулась, упала без чувств. Поднявшись, говорит:
— Эй, лёд, ты сильный?
— Совсем нет, когда теплеет, я таю.
Росомаха стала слушать солнце.
— Ну, ты-то уж сильное?
— Совсем нет, меня закрывает туча.
Росомаха стала искать тучу, говорит:
— Ты сильная?
— Совсем нет, меня несет ветер.
Тогда росомаха стала слушать ветер.
— Ты, что ли, сильный?
— Совсем нет, попав в лес, я затихаю.
Росомаха пошла к лесу. Говорит:
— Ты сильный?
— Совсем нет, человек сильный, рубит меня без конца.
После этого стала искать человека. Ходила, ходила, насилу нашла. Говорит:
— Ты всех сильней?
Человек сказал: «Я!» — и стал колотить её. Росомаха и загнулась.

«Ну, держись, приятель, я заставлю тебя полюбить море и рыбалку» - прорычал мне в ухо капитан Кизи, а потом швырнул меня на борт рыболовецкой шхуны под названием «Песня моряка». И ведь действительно так оно и вышло. Этот старый пройдоха все-таки принудил меня проникнуться симпатией к морю, несмотря на то, что я всю свою сознательную жизнь избегаю обширных водных пространств так же, как алиментщик избегает встреч с судебными приставами и, самое главное, несмотря на то, что я совершенно не умею плавать, и уж тем более управлять какими-либо судами.

Но теперь, я уверен, все будет иначе. Я обязательно научусь плавать и вязать морские узлы, отличать осетра от севрюги, а траулер от дрифтера. Я вызубрю, что означают все эти форштевни, юферсы, шпангоуты и брашпили. Я полюблю запах свежевыловленного тунца и вкус соли на губах. Я выработаю иммунитет к морской болезни, привыкну разговаривать матом и каждый день глушить ром. Я уеду на Аляску, поселюсь в старом трейлере в каком-нибудь маленьком замызганном городке под названием Квинак и каждый раз с нетерпением и тоской буду ждать очередного выхода в море. И я непременно прихвачу с собой книгу старины Кена «Песня моряка», как напоминание о том, что именно с нее началось мое морское приключение.

Ну а пока я собираюсь с мыслями, набиваю всяким барахлом свой походный рюкзак и готовлюсь к путешествию на Аляску, капитан Кизи споет вам ту же самую песню, которую он спел и мне. Эта песня окажется долгой, как жизнь Николы Теслы, острой, как меч самурая, пронзительной, как взгляд Моны Лизы, глубокой, как Марианская впадина, лиричной, как фольклор народов Крайнего Севера и в то же время бесшабашной, как джазовые импровизации Рэя Чарльза. В ней пойдет речь о пропахшем рыбными потрохами и кромешной безнадегой городке, выброшенном вместе со своими несчастными жителями на обочину жизни, но неожиданно получившем шанс на преображение и перемену к лучшему; о забытых героях, сложивших свои героические полномочия и смирившихся со своим безрадостным существованием; о самозванцах и коварных мстителях, пользующихся гостеприимством и скудоумием недалекого народца, населяющего этот захолустный рыбацкий городок; о бесстрашных и лихих рыбаках, живущих только морем и его богатыми дарами; о том, в конце концов, что в любых переменах, кроме обещанных благ, может скрываться опасность и подвох.

Капитан Кизи будет петь долго и протяжно, частенько прерываясь на то, чтобы смочить свое пересохшее горло старым добрым бурбоном, затянуться сигареткой, отпустить пару-тройку сальных шуток и издать резкий хриплый смешок. Он поведает вам историю о парне по имени Айк Соллес, бывшем отважном Мстителе и экотеррористе, когда-то пережившем свою личную трагедию, а ныне живущем в старом тесном, но уютном трейлере на окраине Квинака и вынужденном спасать колорит и уникальность этого северного, необлагороженного цивилизацией городка от нашествия голливудских крыс. Кен Кизи также расскажет вам о Свирепой Алеутке по имени Алиса Кармоди-Левертова. Эта эксцентричная, взрывная, экспрессивная женщина, любящая приложиться к бутылке и не упускающая возможности устроить на пустом месте скандал, не оставит вас равнодушным и вызовет у вас, как минимум улыбку, а как максимум безудержный восторг.

В общем, если вас привлекают необычные, оригинальные и немного сумасбродные сюжеты, под завязку наполненные юмором, сарказмом и колоритными персонажами, если вы являетесь любителем моря, рыболовных судов и рыбацких городков, если вас влечет жажда приключений или, наоборот, желание найти тихий уголок, то тогда… Отдать швартовы! Поднять паруса! Полный вперед! Мы отплываем в Квинак, ребятки!

Если бы Кен Кизи не был автором величайших притч столетия («Эксмо» о «Порою блажь великая») и удивительных сказаний о добре и зле («Таймс» о «Над кукушкиным гнездом»), а ограничился старыми добрыми производственными романами — соответственно о быте общины лесорубов и психушке — всё равно было бы за что его полюбить. Вот «Песня моряка» сделана из изящнейших деталей, которые пригнаны друг к другу крайне топорным образом. Более того, сюжетные линии расходятся, что дорожки в борхесовском саду, и убегают куда-то в гиперпространство. Но я смотрю на это чудище Франкенштейна, сшитое из типажей бывших подопечных Кизи — «Веселых Проказников», и запредельных идей о zurück zur natur, — и понимаю, что это очень симпатичное чудище.

Герои — сплошь супермены-раздолбаи и деревенские валькирии, рассекающие с голой грудью на мотороллерах. И если о некоторых книгах говорят, что в них аппетитно едят, то здесь аппетитно квасят, давят газ и просто нажираются. Да, Кизи променял эпичность своих ранних героев на этот паноптикум героических деревенщин; вместо Моби Дика у него — вялый дрессированный морской лев (еще имеется мстительный альбинос, впрочем, тоже не дотягивающий до Белого Кита), вместо Ахава — какой-то невнятный режиссер. Именно Ахава, такого гордого солёного-стреляного старика может не хватать подобной истории. В «Блажи» был Стэмпер, который «не уступать ни дюйма». В «Песне» жители городка готовы уступить и последний дюйм — один из героев даже интересуется у коллаборационистов, не выдали ли им еще по раскидистому каштану. Плюс к тому, роман богато вышит красной ниткой заботы об экологии — но к концу так и не становится понятно, стоит ли лить масло на волны, если кто-то уже облил их нефтью.

Чего еще не хватило лично мне — танцев с бубном, говорящих медведей, короче, национального колорита. Тотемный столб с Авраамом Линкольном на верхушке — это круто. Сказка Шулы о «и тогда я оторвала свою правую ногу» — это круто. Свирепая Алеутка Алиса, идейная наследница Дженни из «Блажи великой» — очень круто. Коренное население, сплошь состоящее из дегенератов — не очень.

А напоследок я скажу то же, с чего начала — волшебная корова Кена Кизи никогда не доилась тухлым молоком, и пусть в случае с «Песней моряка» напиток этот разит джином и иногда клонит сон вместо того, чтобы бодрить — невермайнд. Я готова уступать Кизи каждый дюйм на книжной полке и не один час своего времени — за его юмор, за неоднократно доказанную им любовь к водной стихии, которую я, как азовская русалка, полностью разделяю, за все эти «буруны... похожие на мокрые волосы ирландской рыбачки, остающиеся на гребне». Короче, о лесорубах и моряках почитали, остались ковбои.

А совсем-совсем напоследок вот вам оптимистичная юкагирская сказка о росомахе, в чем-то конгениальная «Песне моряка»:

Большая росомаха неслась прыжками по озеру. Прыгая, поскользнулась, упала без чувств. Поднявшись, говорит:
— Эй, лёд, ты сильный?
— Совсем нет, когда теплеет, я таю.
Росомаха стала слушать солнце.
— Ну, ты-то уж сильное?
— Совсем нет, меня закрывает туча.
Росомаха стала искать тучу, говорит:
— Ты сильная?
— Совсем нет, меня несет ветер.
Тогда росомаха стала слушать ветер.
— Ты, что ли, сильный?
— Совсем нет, попав в лес, я затихаю.
Росомаха пошла к лесу. Говорит:
— Ты сильный?
— Совсем нет, человек сильный, рубит меня без конца.
После этого стала искать человека. Ходила, ходила, насилу нашла. Говорит:
— Ты всех сильней?
Человек сказал: «Я!» — и стал колотить её. Росомаха и загнулась.

Дорогой ёбаный карась, пишу тебе в надежде, что ты поможешь мне определить жанр этой чудовищной, гомерически смешной, нелепой, брутальной и прекрасной книги.
Может быть, это драма о сильных духом блаженных полудурках, противостоящих стихиям и обществу, захлёбываясь в собственных кризисах? Неа, это же "Песня моряка", а не "Порою блажь великая..", попрошу не путать.
Или это плевок в рожу обществу потребления и самой Американской Мечте от отважных аборигенов, которые как один сплотились перед этой рожей, отстаивая родное корыто в его первозданности?
Или же, наоборот, пламенная сатира и издёвка, полоскающая этих продажных грязных тварей в их собственных склизких корытах?
Или экологическая притча с уроком только для добрых молодцев, ведь недобрых молодцев всё равно к херам смоет за борт?
Или апокалиптическая сказочка?
Или разухабистые приключения брутальных мужиков, сильных баб, собак, свиней, медведей, миксин, альбиносов и аутентичных эскимосов?
Или история запоздалой любви Свирепой Алеутки и экопирата с внешностью Элвиса?
Подозреваю, карась, что всего понемногу в этом котле, всего понемногу.
Квинак - занюханный городишко на краю света. Аляска, сэр. Колоритный, если вам, конечно, по душе колорит в виде дымящейся годами мусорной свалки, кишащей выводком свиней, а иногда и медведей, разваливающихся на части ветхих домишек и брутального до предела местного населения, состоящего в основном из рыбаков, грузчиков и вечно пьяных аборигенов. Можно было бы встать в позу и гордо заявить, что хоть они и живут в грязи, но это их грязь! Однако, ни о каком патриотизме речь не идёт, потому что местные готовы продать родную грязь не глядя тому, кто больше даст. Вот и в Квинак однажды приплывает фея-крёстнаяцелая киностудия на огромной красотке-яхте и предлагает городу и жителям отличную сделку. Конечно же, дьявольскую, только кровью можно не подписывать, потому что это уже устарело. Город должен превратиться в большую съёмочную площадку, а потом и в парк развлечений, если получится. И вы думаете, хоть одна местная свинья всплакнула над утратой свободы и идентичности или, скажем, задалась какими-нибудь вопросами, кроме "где подписать" и "сколько я на этом наварю"?
Да ну их к миксинам, в самом деле.
А ведь ещё в романе целая куча красочнейших долбанутых персонажей. Обаятельный пузатый ловелас-капитан Кармоди, Свирепая Алеутка Алиса, его жена, сисястая волшебная эскимоска, одинокий и грустный Айк Соллес, в прошлом несчастный экологический бандит, гигантский псих-проповедник, псих-президент Общества Бездомных дворняг, мстительный альбинос, оторвы-братья Вонг, дурища Лулу Луп и так далее. Все они занимаются своим делом - ловят рыбу и грешные души, а в промежутках смачно прикладываются к бутылке и кое-как справляются с жизненными неурядицами. Или не справляются, а просто дрейфуют в этом бушующем море в надежде, что погода когда-нибудь переменится.
Как странно наша жизнь течет
Ее не разберет сам черт:
Все за свободу отдаем…
И по теченью мы плывем…

Йо-хо-хо, карасик, йо-хо-хо.

Мы хиппи, не путайте с хэппи.
Не нищие, денег не суйте.
Не спят полицейские кепи,
Заботясь о наших рассудках.
Как пыль по дороге, как отзвук прибоя,
Ласкают нас девчонки-дотроги,
Послушные, как гитары.

Дальше...

Ничьи мы, ни ваши, ни наши.
Ничьи мы, как вольные ветры.
Причёски по виду монашьи,
Но мы не монахи, поверьте.
Пишите, бумагу марайте,
Плевали мы на ваши морали,
Продаются все ваши законы…

Вот такую дворово-самодеятельную в рок-обработке песенку лабали мы на своих семирублёвых гитарах в середине семидесятых и орали, сидя на перевёрнутой лодке на берегу озера. И казались сами себе свободными и независимыми, и тоже мечтали, что вставим цветок в дуло автомата и будем жить вместе с солнышком под радугой-дугой. И переписывали на катушечные магнитофоны песни и диски Грейтфул Дэд, Криденсов, Битлов и Роллингов, и всех прочих Дорз и Тирексов. И, кто как только мог и умел, доставали мы настоящие ливайсы, вранглеры и райфлы и горделиво носили их, не стаскивая со своих тощих пацанских задниц, до полной потери изначального цвета (у меня были всамделишные привезённые братом-моряком из Канады джинсы Монтана). И конечно же волосы — длинные, зачастую немытые и потому чрезвычайно сальные волосы длиной до плеч — тут подспорьем и примером для подражания служили плакаты с фотографиями рок-звёзд тех лет (постеры из зарубежных музыкальных журналов украшали стены многих пацанских спален)… Слушайте, а ведь даже фото тех лет есть на комсомольском билете :-)

А чуть позже пошли в ход ПинкФлойды с их психоделическими вариациями и вкраплениями самых разных звуков-шумов. И конечно же трудно было понять некоторые их композиции, особенно те, которые родились в ЛСДшном состоянии и передавали (пытались передать) то состояние внутренней свободы и полёта, которое порой возникает в состоянии изменённого сознания. Однако от экспериментов с мощными психотропными веществами меня всевышний уберёг, хотя некоторые из нашей компании так потом и пропали — то ли и впрямь за Радугу ушли, то ли банально спились и перетравились метанолом и прочими прелестями из бытовой химии, парфюмерии и чего там ещё жаждущие принимали.

Конечно, никакими хипарями мы не были (хотя совсем молодая и потому продвинутая мать приятеля-одноклассника только так нас и называла), а было только слепое бездуховное и безыдейное подражание внешней моде. И потому когда совсем скоро пришло время, то и в армию пошли служить, и волосы обрели нормальную мужскую длину, и джинсы стали стиранными, а девчонки-дотроги превратились в наших постоянных спутниц-жён.

Вот прямо вижу у некоторых, читающих написанные выше строки, вопрос: «А книга-то где?». Где-где… в караганде! Потому что книга в том числе и об этом. Только в сборнике психоделический гуру Кен Кизи пишет о каких-то своих былых «приключениях», а я пишу о чём-то таком же, и происходившем примерно тогда же (1972-1975 гг.), но уже с нами, со мной и с друзьями-приятелями. И, собственно говоря, для меня книга как раз и оказалась живой и «светящейся» именно по этой связке — читаю книжку про американские и заграничные бытописания и турне Дебри Девлина (так зовут главного героя этого сборника), а на поверхность мысленной и чувственно-эмоциональной памяти вылезает своё, прожитое. И потому этот сборник Кизи мне зашол и лёг вдоль души.

Львиная доля книжных событий происходит на некоей ферме, которая вроде как и в самом деле является просто фермой, но однако вместе с этим служит в течении долгого времени коммуной хиппи. Особенности житья-бытья хиппующего населения этой фермы раскрываются перед читателем постепенно, по мере чтения этих рассказов. Только при этом нужно иметь ввиду, что автор вовсе не топит за идею и не пытается произвести впечатление на того, в чьих руках эта книга. Вообще создаётся такое ощущение, что автор старается переосмыслить и переощущать-перечувствовать всё то, что накопилось в его душе в течение 60-х — первой половине 70-х (эта периодизация возникла из тех привязок к календарю, которые то и дело возникают в некоторых рассказах — я точно видел 1962 год и 1974, всё остальное, похоже, происходило между этими двумя датами, хотя что-то могло быть и позже, просто не обозначено).

А ещё этот сборник весьма неоднороден. Часть рассказов представляют собой просто небольшенькие зарисовки, короткометражки, а то и вовсе стоп-кадры, зато другие вполне могут претендовать на звание повести — ну, вот хоть повествование о пирамидах и пирамидских изысканиях главного героя, или рассказы о стаде КРС и о его некоторых заметных, а то и вовсе главных представителях (и тут сразу попросилась сюда ассоциация с одной из глав романа Фазиля Искандера «Сандро из Чегема» о быке Широколобый), или поездка в Китай в поисках некоего философа и заодно освещение марафона.

Однако постепенно повествование с описаниями чего-то там начинает переходить в повествование-размышление. И конечно же основными пунктами этих размышлений становится сама центральная идея движения хиппи и то пересечение между идеалами и реалом, которое неизбежно возникает, и которое заставляет многих до того упёртых и радикальных представителей движения и едва ли не психоделических гуру постепенно отходить от высоких материй и спускаться на землю (так, как это произошло и с самим Кеном Кизи). И в этом смысле внимание читателя привлекает глава с визитом к нашему ГГ двух бродячих детей солнца и тот напряг, который возник между ними и Дебри, и то обвинение, которое было брошено в адрес Девлина одним из парней. И тут же явление бывшей подруги по цеху, постаревшей, огрузневшей и поистаскавшейся, и тут Дебри отчётливо размышляет уже с некоторой долей если не критики, то сомнения и разочарования.

Да и верно, так ли уж свободны те, кто как бы свободен? А одежда-обувь, а пища, транспорт, медицина и всё прочее, покупаемое у цивилизации! А обязательства в отношении детей и родителей, в отношении своих близких, друзей, единомышленников!

И такого рода размышления автора Кена Кизи и героя книги Дебри Девлина постепенно развиваются и углубляются. Однако Кен Кизи не выделяет все эти сомнения во что-то отдельное, а просто плавно размазывает их по тексту всех рассказов, сгущая всё это к концу сборника и концентрируя, как мне кажется, в двух последних рассказах. Потому что вот тот упоминаемый в предпоследнем рассказе бывший психотерапевтический гуру и автор библии битников весьма дельно сформулировал возможную основную причину вообще всего и всякого деструктивного, происходящего с любой цивилизацией и со всем человечеством в целом — энтропия. Ибо любая система не может существовать без притока энергии извне. И человечество тоже пока что система замкнутая, а значит энтропия будет непременно расти (и тут уже совсем бредовое уже не от Кена Кизи, а от его проникнувшегося читателя — вот вам и вполне вероятная причина появления всякого рода коронавирусных пандемий и всего прочего, они просто не могут не возникать в силу некоего высшего закона — второго закона термодинамики в его расширенном толковании).

Но чтобы не впадать в депрессию, прочитаем этот закон внимательно — энтропия возрастает только в замкнутой системе… (и тут вспомнились уже Стругацкие и их тагоряне, закуклившиеся на своей планете и впавшие в «спячку»). Выход есть, по крайней мере, он возможен.

И заключительная глава о визите на ферму стада (или стаи) Ангелов Ада со своими ревущими блестящими мотоконями, со своими чрезвычайно простыми нравами и отношениями, со всем вот этим ангельско-адским антуражем и содержанием наверное не случайно в сборнике помещена на последнее место. Потому что ни о каком духовном росте в их случае говорить точно не приходится.

В общем, в этой книге есть много чего, но вот чего я в ней не нашёл, так это Великой Американской Мечты — всё как везде: бедняки всегда бедняки, а богатые везде богачи, полицейские везде с дубинками, а мечта — везде только лишь мечта. Идеалы остались только лишь идеалами, никакого братства всех людей не возникло, никакого всеобщего просветления не наступило, и движение хиппи естественным образом пошло на убыль, заменившись новыми социально-культурными модами и движами…

Не уверен, что книга может понравиться всем читающим. Просто потому, что если нет вот такой связки между тем, о чём пишет Кизи, и своим собственным опытом, то, вероятно, непросто будет понять всю суть этой вот тяги к полной внутренней свободе, которую многие путают, к сожалению, с полной свободой поступков и поведения и превращают идеальную свободу в свободу для себя одного. К сожалению, всеми такого рода бедами и болезнями страдали и сами носители этих идей, и из книги в этом смысле тоже много чего можно почерпнуть и понять. Ну, вот хоть эти их моторизованные Ангелы Ада — вот тут свобода, а тут уже насилие. И чем больше живёшь и чем чаще и глубже задумываешься, тем всё отчётливее понимаешь всю точность и верность формулировки, что личная свобода любого заканчивается там, где она упирается в свободу другого. Иначе — никак.

Не всегда внимательно читаю теги к книге и аннотации. Сперва очень обрадовалась Кизи в "чёрном ящике". Из больших его романов читала про лесорубов и "Над кукушкиным гнездом". Примечательно, что оба романа существуют в двух переводах с разными длинными названиями. Стиль "Пролетая над гнездом кукушки" настолько отличается от стиля "Порою блажь великая", что при прочтении рандомного фрагмента я ни за что бы не опознала их написанными одним человеком. До 20-х чисел июля мне был ближе Кизи в роли обозревателя истории борьбы человека с природой, упрямого самоутверждения и покорения растительной стихии.
Опознав в бонусной книге сборник рассказов, сперва расстроилась, так как не люблю выскребать отдельные произведения по интернетным сусекам. Однако, повезло, что и в электронной, и в аудио версиях сборник существует нераздельно. Как и в ранних двух романах Кизи, есть разные переводы некоторых рассказов, но даже по вариантам названий сказки про медведя версия Ланиной мне не нравится. "Про то, как Белкин-Обманщик познакомился с Большим Двойным Медведем (Сказка бабушки Уиттиер)". Ну что за двойной медведь такой, даже если он лопнул от пахты, это не значит, что с начала сказки медведь уже был гамбургером!!! А на слух Белкин-Обманщик дефис не прослушивается, и получается, что он не сам белка, а обманывает белок. И при чём тут тогда медведь? Версия Максима Немцова про белку Шельмеца и ведмедя Вдвойне Великана звучит в сто раз лучше. А какой у сказки стиль!!! Бабули в поселениях близ Ваконды вполне могли бы рассказывать маленьким внукам такие истории о лесных животных. А слушать текучее, втройне повторяемое повествование в исполнении Ирины Ерисановой, ммм, это просто песня-колыбельная для яселек в хорошем смысле слова. Некоторые сравнения с техникой малышам могут быть непонятны, но эмоциональность сказки всё компенсирует.
Сперва в сборнике меня покорили рассказы о ферме и о животных вообще. Расстановка произведений в сборнике непонятная: ни по хронологии, ни по тематике, ни по переводчикам. В начале книги рассказы о людях напоминали этакий междусобойчик, куда доступа посторонним нет. Упоминаются имена и прозвища, а хоровод хиппарей и известных личностей в целостное представление не складывается. Особенно неудачным считаю помещение доклада Квистона о Дне Матери в начало сборника. Мальчик многое упускает, так как он всех знает, а в школе сказать ему нечего. Сегодня ещё раз перечитала рассказ, и теперь он воспринялся намного яснее. К стилю Кизи-пофигиста уже привыкла, из других рассказов знаю, кто такие Бетси, Бадди Джун с Хьюбом, бабушка Уиттиер и остальные.
Впервые с начала сборника поймала кайф от рассказа про Абдула и Авенезер. И снова это Немцов, напомнивший об общественном колледже разъезда Коровий Мык. Такими темпами издатели сделают переводчика специалистом по пищеварению и отёлу жвачных парнокопытных. Окончательное покорение рассказов случилось в путешествии с Девлином Дебри в Каир. Блииин, очень точно подмечена манера египетских приставал, сквозь текст заговорили как живые, хотя чтица с акцентами и не экспериментировала. В примечаниях дана транскрибция Дебри и на английском. Интересно, Кизи для альтер-эго фамилию из русского тиснул, мол, дебри - дьявол в завале, или индоевропейский корень откопал... Не знаю, в каком завале был Дебри, был, наверное, раз столько лет прожил на ферме, но больше восхищаюсь его женой, в сборнике названной Бетси. Это в натуре духовно железный человек. Вырастить четверых детей на ферме с нестабильным доходом, чуть ли не ежедневно принимать разных бродяг и заботиться о брошенных другими тусовщиками животных, внешне оставаться весёлой и нераздражительной... Настоящая железная леди, Маргарет Тэтчер ей в подмётки не годится. Рада за пофигиста Кизи, что у него был такой надёжный тыл.
К остальным персонажам отношение разное. Надёжного и артистичного М’келу за котёнка не прощу. Хотя не разобралась, кто это сделал: сам М’кела или истеричный балабол Отис. Осадок остался, как и у бабули Уиттиер. Вообще заметила, что к смерти животных тусовщики относились философски, как к чему-то рано или поздно неизбежному, случилось и случилось, очередная потеря, закапывать надо. К смерти людей Дебри не настолько отстранён, всё же задевает его печаль.
Читая о подготовке больницы к съёмкам фильма "Пролетая над гнездом кукушки", осознала свою забывчивость на детали романа. Смутно помню веселуху без медперсонала и руки сумасшедшего в горячей до нестерпимости воде. Значит, надо перечитать, почти четыре года со знакомства с произведением прошло. Теперь стиль Кизи-пофигиста будет мне ближе и понятней. Да, автор в сборнике показал себя и бесшабашным хиппарем, и наблюдателем, объединил оба стиля. Впереди ещё роман про моряков, но отложу, чтобы растянуть удовольствие. А хиппи молодцы: по-своему расшатывали устои и добавляли в жизнь перца с кислинкой. Муть обыденности не разогнали, но для кого-то показали привычное под другим углом. Может, эта яркость обусловлена послевоенностью того поколения, а бунтарство последующих намного тусклее и пристойней.

Один бродяга нам сказал назови свою внучку Мирой, а внука Мирошей!

Я сижу на автобусной остановке в ожидании индустриальных ангелов. Вылетающие из самого сердца автозавода, они мчатся на своих проржавевших крыльях сквозь промзону по пути собирая устававшие от праведных забот души. К сожалению промзона пахнет совсем не райскими кущами, хотя кто его знает как пахнет рай, может как раз тем самым широчайшим спектром химических соединений на ил, ор и ин, но если нужен маргарин значит ты немного заплутал дружочек, а про все побочки от лизергина тебе наглядно расскажет веселый дедушка проказник Кен Кизи.

Вот и по мою душу прибыл общественный курьер. Цена переправы всего двадцать пять рублей без контакта и наличие стильного намордника против аристократизма. Я еду и вспоминаю как это было в первый раз когда мне явились веселые проказники. Совсем ничего не помню. Кто был тот юноша, что фанател от творчества Кена Кизи и чуть не умер от счастья случайно увидев эту книгу в библиотеке. Только смутные ощущения. Кажется не понравилось, но зато было очень смешно смотреть на обложку когда узнал о каких ангелах ведется речь. Хоть я уже ничего и не помню, но даже без аннотации я знал что сборник посвящен хронике того как вонючие хиппи проиграли, пластмассовый мир победил, а психоделическая, как впрочем и любая другая, революция благополучно навернулась.

Я дома. Первый ангел упорхнул практиковаться в искусстве музыки сфер, а вот хозяйка врат и ангел хаоса одинаково любящая гладиться и кусаться как всегда на посту. Из всех философов она уважает только Мао и Оккама. Вот и сейчас я вновь порицаем ей за чтение и умножение сущностей, вместо созерцания и восхищения идеалом.

Пришлось уйти в другую комнату, других голосов пока не слышно. В руках книга всего семь записей в библиотечном листе. Январь, два раза март и целых четыре раза июль. Выбираю июль, да наверное так и было, даже загибы на страницах остались, нет таким страшным монстром я себя точно не помню.

Начинаю читать, надеюсь в этот раз все будет совсем иначе, тем более теперь я знаю кто такие Максим Немцов, Виктор Голышев и тот чувак, что перевел хроники обыденного безумия.

И все же порою нестерпимо хочется обратиться к небесам. Услышьте глас читающего в квартире. Почему ангелы, а не гаражная распродажа? Небеса пока молчат, но может пока мне ответит человек, клякса,дьявол, корова или покемон.

Начинать положено со стиха.

Кто такой Галаад

Непонятно с первого раза

Второе прочтение бесит

Получается лучше в обратном порядке

Третья попытка уже ничего

На четвертом кругу можно открыть википедию

Прочитать в пятый раз

Не понять причем Галаад

Осознать что тратишь время в пустую в поисках скрытого смысла

Обрадоваться, ведь знаешь ты теперь кто такой Галаад

Примерно так оно все и было.

Первый рассказ и меня тут же настигает страшнейший вьетнамский флешбек, теперь я вспомнил почему мой мозг милостиво заблокировал эти травмирующие воспоминания. Как поет группа корни: Ты узнаешь его из тысячи, перевод его на сердце высечен ароматами хлебных крошечек. Пришло время волшебной мантры против гнева. Мать твою, русский, мазафака, ду ю, черт тебя дери ,спик? На каком, якорь тебе в глотку, языке это написано? Я сюда книгу пришел читать или ,порази тебя Юпитер, смотреть как ты выпендриваешься. Мне этот вонючий цирк с конями к дьяволу не уперся! Не помогло. Нужно срочно послушать классический альбом «катающихся камней», «липкие грабли».

Да чувак вот это музяка! Чисто срыв черенка! Пять старпойнтов от журнала «бродяга» !

Хей привет хиппи-тульпа, не заметил как ты пришел! Я тут как раз Кизи читаю не зочешь присоединиться.

Спрашиваешь, чувак! Да это же мой любимый автор! В самом звездатом переводе! Да это все равно что одновременно закинуться кислым и дунуть спейс атомик джойнт! Улет!

Давно тебя хотел спросить, ты никогда не задумывался почему у тебя внешность Хоакина Феникса из Внутреннего порока? Как ты отнесешься к тому что я буду называть тебя Ларри Феникс?

Просто бомбическая чума! Где ты берешь свой стафф чувырлехт, я тоже хочу ? Тебе кстати тоже нужно духовное имя. Как тебе Слава Психонавтов?

Ларри! Что ты со мною сделал? Почему все поменялось и стало кристально ясно?

Духовное имя, чувозавр, духовное имя! Давай скорее запрыгивай нас ждет чумовое приключение! Где моя любимая кассета «Пляжных пацанов»! Да-да! Клевые вибрации!

Погнали!

Чуви! Ты врубаешься в это саксофонное соло! Мечты калифорнии это тема! Я помню однажды старый Кен рассказывал про тюрячку. Я будто сам отмотал эти полгода за траву и как же я кайфанул когда пришло время откинуться! Вот что значит мастер! Эй не хочешь послушать легендарный тюремный альбом «Джонни Налика» Чувик, эта песня о белоснежке моя любовь!

Как же восхитительно быть вновь на дороге. А что Керуак? Керуак настоящий молоток! И со стариком Кизи у них одна шатия-братия!

Чумар, ты это слышишь? Кто это играет? Классный припев! Подростковая пустошь!

Круговорот прощёлканных воспоминаний

Смотри кто-то выкинул на обочину портрет современной американской семьи. Только глянь на этого борова отца семейства ! Готов поставить двадцатку, что этот хряк из Сан-Франциско и просто обожает играть в твистер

Проезжаем «Коровий мык» что бы не подхватить вегетарианство, сильнее травим трассу.

Я очнулся на ферме дьявола Кена «хренврубишься» Кизи. Я совершенно не помню как я здесь оказался и кто все эти люди. Мертвые хиппи знакомят меня с другими метрвыми хиппи и битниками. Меня начинает одинаково тошнить как от цивилов, так и от вонючих хипарей. Лето любви закончилось и осталось одно грандиозное надувательство. Знак пацифика превратился в символ на банкноте. Дерьмо даже раскрашенное в цвета радуги так и осталось дерьмом. Великое похмелье хмурого утра понедельника.

Чудак, что такой кислый! Вот лучше зацени новый хит с бомбической колотушкой!

Наше путешествие продолжается. Мы смотрим пирамиды, диснейленд и всякие другие клевые места! Читаем библию и книгу перемен. Встречаем разных религиозных чудиков. Изучаем иврит и ищем бога на заднем дворе. Убегаем от козла. Празднуем день независимости. Любуемся природой. Устраиваем вечер поэзии. Философствуем с китайским профессором. Бежим марафон. Слушаем сказки. Знакомимся с классной бабулькой и еще много чего такого всякого разного, не перечислить, а потом я застрелил Ларри и все пошло по звезде.

Кажется я сделал это из-за хлебных крошек. Кончилось лето. Я уже говорил. Кончились хиппи-шмиппи. Чувачки и чувихи, превратились в опасных бродяг, подозрительных попрошаек и грязных наркоманов. Мы все проиграли. Тирли-тирли тру ля-ля у счастливой песенки грустный финал, вообрази!

Здесь и сейчас. Я здесь и сейчас. Ты здесь и сейчас. Здесь здесь. Сейчас сейчас. Нет времени на слезы и печаль здесь и сейчас. Здесь и сейчас я скинул сапоги и обулся в мокасины. Здесь и сейчас в ожидании ангелов.

Денечки, славные деньки,
Когда все тяготы легки,
От рыбы плещется вода —
Я думал — будет так всегда…

Так почему же Квинак? Потому что если Аляска является последним рубежом американской мечты, то Квинак представляет собой последний бастион этого рубежа.

Квинак - небольшой городок на побережье Аляски, раскинувшийся пятипалыми улицами в окружении свалки. Горящая не одно десятилетие, она стала местом пропитания стада одичавших свиней, диких кошек, лис, енотов и даже медведей.
Городок тоже имеет соответствующий вид. Нет-нет, когда-то у него были все шансы на процветание, а у съехавшихся в это место из разных концов земли были свои планы и амбиции. Но цунами 1994 года внесло свои разрушительные коррективы.
Население городка представляется застрявшими здесь по той или иной причине неудачниками и коренными ПАПА (потомки американских первобытных аборигенов). Лишь познакомившись ближе, начинаем симпатизировать тем или иным героям, выделяя среди всех мстителя и красавчика - неподкупного Исаака Соллеса, или просто Айка. Кен Кизи в этом романе не акцентирует внимание на одном герое, он поселяет нас в Квинаке, обходит каждую хижину, мотель, трейлер, судно. Читатель не только знакомится с климатом, историей Аляски, его жителями, он проникается самим духом, сказками и легендами этих мест.
И это всё мне очень понравилось.
Но есть в произведении и другая сторона, я бы назвала её апокалиптической. Кен Кизи всячески пытается привлечь общественность к вопросу защиты окружающей среды. Именно поэтому делает Айка мстителем. Но таких как Соллес мало и в книге и в реальной жизни. И тогда в действие вступает "неизведанное": для кого-то в виде серебристо-голубого клинка, для кого-то в виде огромного шипящего куска бекона.
Приход апокалипсиса предваряет вторжение в город кинокомпании под эгидой "Чернобурки" и предводительством Николая Левертова. И пусть никого не вводит в заблуждение его прозвище Святой Ник, ведь он носит тавро Ионы. И ждать от этого знака можно только неприятности и беды.
Описать свои эмоции и впечатления от чтения "Песни моряка" довольно сложно. Мне было интересно знакомство с Аляской. Я почувствовала беспокойство автора за судьбу коренного населения края, за его богатства, которые так бесконтрольно уничтожаются (леса, рыба, звери). Крепкое словцо, не раз встречающееся на страницах лишь подчеркивает накипевшее в душе Кена Кизи. Задела меня и некоторая эксцентричность сюжета, но иногда она мешала реалистичной части.
Думаю, это одна из книг, о которых сложно высказаться однозначно, она довольно многоуровневая, где каждый уровень - новая тема. Как в жизни нас окружают житейские проблемы (со скандалами соседей, встречами в клубах, помощью друзьям) и духовные, заставляющие задуматься о Боге, конце света, и эмоциональные с всплесками любви, изменами, местью и прощением, плюс к этому ещё и глобальные - и уже чувствуешь переполненность. Так и вышло с этой книгой.