Я молча кивнула. Девочка зарделась, но глаз не опустила. – А можно взять у вас автограф? Вы такая красивая! – на одном дыхании выпалила она, протягивая мне мятую салфетку.

– Давай сюда, – я искренне улыбнулась, ставя размашистую подпись.

Я давно привыкла, что в каждом уголке планеты у меня имелись толпы фанатов, и всегда благосклонно принимала их внимание. Особенно внимание детей. Девочка, прыгая от радости, побежала к подружкам, замершим в уголке с банками колы в руках. Пожилая женщина, чья-то мама, одними губами извинилась передо мной за бестактность своей подопечной.

Я слегка пожала плечами и отвернулась.

Моя соседка, дама в летах, не стесняясь, пялилась на меня, словно на какую-то диковинку. На ее лбу прорезалась глубокая складка, выдавшая нешуточный мыслительный процесс. Она вспоминала, кто я такая, надеясь, что я окажусь какой-нибудь актрисой или певицей и она сможет месяцами рассказывать бабулькам возле подъезда, что видела настоящую звезду. Ее интерес был мне неприятен. Я встала и отошла к окну.

Начинало темнеть. Стекло отражало происходящее за моей спиной, не давая разглядеть ничего, что находилось снаружи. К тому же мешал прилипчивый смог. Вспомнив о вездесущем дыме, я закашлялась. Горло неприятно саднило уже несколько дней, и я настолько свыклась с дискомфортом, что почти его не замечала.

Минуты текли, как всегда перед вылетом, словно были резиновыми. Я ненавидела это ощущение, хоть и успела притерпеться к нему. Вся моя жизнь состояла из бесконечных разъездов. Сева любил шутить, что мой настоящий дом – это самолет.

Я невольно улыбнулась… Друг, как всегда, прав. Я так редко бывала дома, что иногда забывала туда дорогу. По большому счету, я даже не знала, в какой стране этот дом находится. В Москве, где я родилась и выросла и куда неизменно возвращалась? Здесь жили мои родители и немногочисленные друзья. Здесь я радовалась и страдала, отсюда начинала свой путь. В Париже, где я провела долгих два года, работая с самыми известными в мире дизайнерами? Именно там я достигла расцвета своей славы. В Милане, где я бывала чуть ли не каждые выходные? В Лос-Анджелесе, где я подвязалась последние три года?

Я встряхнула волосами, наслаждаясь их шелковым касанием к обнаженной спине. Сейчас не время предаваться тяжелым размышлениям. Сегодня я должна блистать, а значит, на грусть нет времени. Я улыбнулась своему отражению, привычным усилием возвращая взгляду искру. На ближайшие дни мои домом станет Прага. Лучшими друзьями – члены съемочной группы. Внутренней сутью – выбранный клиентом образ. Я – хамелеон. Я такая, какой меня хотят видеть. Я – Ксения Крылова.

Приятный женский голос объявил посадку. Я уже хотела отвернуться и пройти к «рукаву», когда мой взгляд случайно задержался на лице мужчины, стоявшего за моей спиной. Странно, что я не заметила его раньше. Высокий, худощавый, с черными, как смоль, короткострижеными волосами, чуть полноватыми губами, носом с горбинкой, выдающим примесь восточной крови, и карими, теплыми глазами. Несмотря на жару, он был одет в строгий светлый костюм с розовой рубашкой, верхняя пуговица которой была расстегнута, обнажая смуглую шею. Как я могла разглядеть такие мелочи в размытом отражении? Никак. Я просто знала, что он именно таков. Самый красивый, самый импозантный, самый сексуальный мужчина на свете. Мужчина моей мечты. Фантазия, которая в очередной раз явилась мне, когда я думала, что наконец избавилась от нее навсегда. Иллюзия, которую все реже и реже воссоздавал мой разум, постепенно стирая родные черты.

Я задержалась у стекла, стремясь насладиться коротким мигом безумия. Уже не раз я замирала, боясь шелохнуться, в самых разных уголках Земли, чтобы не развеять собственную галлюцинацию. Я впитывала в себя каждую черточку, каждую морщинку моего фантома, и мне было совершенно все равно, что подобные болезни лечат специальные врачи в больницах с мягкими стенами и комнатами без окон.

Мужчина слегка наклонил голову и пристально посмотрел на меня. Мы встретились взглядом в мутном, запыленном стекле. По телу прошла легкая дрожь. В этот раз что-то было не так. Обычно мой глюк не шевелился. Он просто стоял в одной позе, позволяя любоваться собой, а потом исчезал. Сдержанная улыбка коснулась малиновых губ… Я не выдержала и резко обернулась…

За спиной никого не было, кроме полненького парня в кепке с наушниками, судорожно роющегося в огромном туристическом рюкзаке. Так бывало всегда, уже много, много раз…

Я стряхнула с себя краткое помутнение рассудка и направилась к стойке. Пора было садиться в самолет. Проходя в начало очереди, я успела заметить, как в противоположном конце зала мелькнула темноволосая голова, возвышающаяся над остальными сантиметров на пятнадцать, и различила светлую ткань дорогого пиджака.

Первым порывом было броситься следом, расталкивая толпу, позвать по имени, догнать во что бы то ни стало. Но я заставила себя устоять на месте. Мне просто показалось. Я очень устала и теперь принимаю игру воображения за реальность. Это совсем другой человек, очень похожий на одного моего старого знакомого.

Я стиснула в ладони паспорт и, не оглядываясь по сторонам, подошла к вежливой бортпроводнице. Мне надоело гоняться за тенью. Существуют вещи, с которыми надо смириться. Я была уверена, что справилась со своим горем. Но коротенький эпизод показал, как сильно я ошибалась. А ведь уже два года я чувствовала себя свободной от прошлого.

И все же… Тот мужчина был так похож… Поразительное сходство…

Двигатели мерно гудели. Самолет раскачивало из стороны в сторону. Что-то говорила молоденькая стюардесса, отвечая на вопрос дотошного клиента. Мое тело летело в Прагу, чтобы принять участие в фотосессии для рекламы ювелирных украшений, но сознание вырвалось за грань реальности, погрузившись в тревожный сон…

…Я шла по мокрой от дождя улице, пиная носком кроссовки опавшие желтые и бордовые листья. За спиной болтался рюкзак с учебниками. Он был очень тяжелым. Шесть уроков, и все разные.

– Крылова, стой! – Я ненавидела этот голос, как и жирную, жабовитую Литовцеву – моего непримиримого врага. – Стой, кому говорят! – надрывалась Танька, а я шла вперед, делая вид, что совершенно оглохла.

Если я остановлюсь, начнется очередная ссора, которая закончится не иначе как мордобоем. А я, в отличие от классной заводилы, драться не любила. Но умела. Пришлось научиться, да и тренировки в секции по каратэ, куда по настоянию отца я отходила без малого шесть лет, сказывались.

Толстые пальцы впились в мое плечо. «Ну вот, останется синяк,» – отстраненно подумала я, смирившись с неизбежным.

Танька Литовцева ненавидела меня от всей души, хотя раньше мы были лучшими подругами. Это было до того, как я стала первой школьной красавицей и в меня влюбились все без исключения парни параллели. А Таня превратилась в целлюлитную корову с прыщавым лицом и несносным характером. Она целыми вечерами пила пиво и курила по подъездам, и от нее несносно воняло перегаром и никотином. Она никому не нравилась, хотя некоторые мальчишки проводили с ней время, а потом говорили за спиной гадости.

Жгучая зависть заставила Литовцеву выйти на тропу войны. Я не хотела этого и почти год продолжала считать ее другом, но после первой же драки, в которой она задавила меня весом, оставив пару болезненных царапин на лице, пелена спала с моих глаз. С тех пор мы общались только на ненормативной лексике или посредством кулаков. Впрочем, после той первой попытки Таньке ни разу не удалось одержать победу. Я всегда была готова к неприятностям. К тому же не она одна мечтала подправить мою мордашку. Каждая вторая девушка в школе считала своим долгом высказать свое негативное отношение к моей персоне, а остальные просто воротили носы. Приходилось общаться исключительно с мальчишками, и мне это не всегда нравилось.

На самом деле была одна девочка, которая мне не завидовала и продолжала вести себя со мной так же, как до моей внезапной сверхпопулярности у противоположного пола. Но мы были совершенно разные и не знали, о чем поговорить при встречах. Настя Гордеева больше интересовалась компьютерными играми, фантастикой и боями на деревянных мечах, которые она устраивала со своими друзьями-толкиенистами в парке Горького и еще в нескольких излюбленных ролевиками местах. Я же любила разглядывать журналы мод, мечтая, что, когда вырасту, построю карьеру фотомодели, буду путешествовать по миру, а школьницы станут с восхищением рассматривать мои снимки на берегу океана, на Манхэттене и Елисейских полях. Я внимательно изучала все рецепты красоты, мазалась всевозможными масками для лица, неустанно сидела на диетах и занималась фитнесом вместе с мамой в ее клубе, где на меня смотрели как на сумасшедшую. Я знала все о секретах макияжа и умела пользоваться косметикой лучше своей двадцатилетней сестры. Я могла пройтись на десятисантиметровой шпильке по гальке и ни разу не споткнуться. Я обожала ФэшнТВ и смотрела его с утра до вечера, вызывая недовольство отца и брюзжание матери.

Иногда я ходила на свидания с парнями, некоторым из них позволяя себя поцеловать у подъезда. Те, кому повезло, еще долго хвастались перед друзьями, не веря своему счастью. За год везунчиков было всего четверо. Миша Ермолин из одиннадцатого класса, Артем Кудрявцев из десятого «В», Леха Прохоров, который сидел на алгебре позади меня, и Валерка из соседнего двора. Каждому из них перепало ровно по одному поцелую, но он возвысил их в глазах сверстников до небес.

– Будто с Анжелиной Джоли сосались, – недовольно фыркала Литовцева, окидывая меня презрительным взглядом. Но я уже обзавелась достаточно толстой кожей, чтобы не обращать на нее внимания.

Я резко обернулась, высвобождая руку из не слишком-то крепкого захвата.

– Отвали, Жаба! – бросила я, оправляя помятый рукав куртки. «Жабой» Таньку называли парни, и она знала об этом. Судя по сузившимся глазам, погоняло ей не нравилось.

– Как ты меня назвала? – по слогам процедила Литовцева, сплевывая на землю.

– Жаба, – невинно хлопнув глазками, повторила я и на всякий случай отошла на пару шагов назад. В этот момента из-за спины дородной девицы вынырнула хрупкая, юркая фигурка ее новой приятельницы, моей тезки Ксюши Зотовой.

– Эту шлюху проучить надо, – запищала Зотова тоненьким, противным голоском. – Чтобы пасть свою где ни попадя не раскрывала.

– Надо, – согласилась Литовцева и воровато огляделась по сторонам. Как назло, во дворе никого, кроме нас, не было.

Я плотно стиснула зубы. Кулак Таньки полетел мне навстречу. Я успела пригнуться. Рюкзак упал в грязь, книги рассыпались. Я сделала нижнюю подсечку, но свалить тушу таких размеров не получилось. Я только больно ударилась ногой о твердый жир. Локоть тезки влетел мне под ребра. От обиды слезы потекли из глаз, размазывая тушь. Я не заметила, как очутилась на земле. Куртка и тонкий свитер тут же промокли. Литовцева придавила меня сверху, злобно скалясь. Но бить меня больше, видимо, никто не собирался. Одноклассницам хватило моего унижения, о котором теперь целый месяц они станут трепаться по всей школе.

– Что здесь происходит? – мягкий баритон заставил моих мучителей обернуться.

За спиной Тани стоял мужчина, красивый, как Аполлон, по крайней мере, именно так я себе его представляла. Высокий, худощавый, черноволосый и кареглазый, в светлых джинсах и кашемировом сером пальто с залихватски перекинутым через одно плечо разноцветным шарфом. Он был молод, хоть и сильно старше нас.

Литовцева вскочила на ноги и, схватив за руку оторопевшую Зотову, бросилась в ближайшую подворотню. Естественно, никто не стал их преследовать. Я так и осталась валяться в грязи, любуясь красавцем спасителем.

– Вставай, – тонкая кисть потянулась ко мне. Я ухватилась за изящные пальцы и через секунду уже стояла рядом с незнакомцем, вдыхая запах табака и дорогого одеколона.

– Спасибо, – пробормотала я, истово краснея и смущаясь. Как правило, в обществе ребят я не стеснялась, но передо мной был не обычный парень-ровесник, а настоящий взрослый мужчина. С такими я раньше не общалась. – Пойдем, я тебя провожу. Где ты живешь?

Незнакомец внимательно посмотрел на меня, а потом наклонился и очень аккуратно собрал все мои книги, отряхнул от жухлых листьев и воды, сложил обратно в рюкзак. Все это время я пыталась вспомнить свой адрес, но безрезультатно. Мысли путались и, словно перепуганные пташки, метались в голове. Он хочет проводить меня домой! Вот единственная связная мысль, которая посетила меня в тот момент.

– Меня Женя зовут, – представился мужчина.

– Ксюша, – пробормотала я, протягивая трясущуюся руку. С самым серьезным видом Аполлон-Евгений пожал ее. – Ну, так идем?

– Угу, – ничего более умного я не придумала.

– За что они тебя так? – через минуту спросил Женя. Мы уже пересекли двор и оказались в той же подворотне, где незадолго до этого скрылась Литовцева со своей подружкой.

– Не знаю, – соврала я. Не говорить же, что это из-за того, что я красивее их и больше нравлюсь парням.

– Завидуют? – словно прочитав мои мысли, сочувственно покачал головой мой спаситель.

– Угу, – снова буркнула я, костеря себя почем зря за неловкость и откуда-то вдруг взявшуюся немоту.

– Ты очень красивая, это естественно, – заключил Женя.

К моим щекам прилила кровь, я не сомневалась, что похожу сейчас на вареного рака.

– Спасибо, ты тоже ничего. – Я никогда прежде не обращалась к взрослым людям на «ты», но почему-то сейчас это казалось естественным. Может, потому, что мой новый знакомый представился просто по имени, опустив отчество, или это из-за его простой манеры общения я непроизвольно перешла на легкий тон, чувствуя, как медленно возвращается моя обычная уверенность.

– Спасибо, – улыбнулся Женя, принимая мой комплимент. – Эта жирная девица, что сидела на тебе верхом, – настоящая жаба, – добавил он, внимательно следя за выражением моего лица.

С волос тонкой струйкой скатилась капелька грязи, я вытерла ее ладонью. И тут до меня дошел смысл его слов. Я прыснула и, согнувшись пополам, принялась ржать, словно лошадь.

– Что смешного? – удивился Женя и остановился.

– Жаба, – сквозь веселые слезы выдавила я. – Жаба… Наши парни тоже так ее зовут. Кличка у нее типа…

– Она очень похожа, только не зеленая, – усмехнулся он.

– Угу. И еще прыгать не умеет, слишком тяжелая.

– Бедняжка, представь, ей с таким лицом еще жить и жить, – посочувствовал Женя. И мне отчего-то стало так хорошо и спокойно, будто я не была вся в грязи, не дрожала в мокрой куртке под пронизывающим ноябрьским ветром, а рядом со мной не шел мужчина – идеал, рядом с которым Брэд Питт – форменная замарашка.

Мы дошли до моего дома очень быстро. И как я раньше считала, что двадцать минут, которые отнимает у меня дорога до школы, – это ужасно долго? Я пожалела, что живу не где-нибудь в другом конце города, а еще лучше – за МКАДом.

– Пришли, – сообщила я, прерывая очередную шутку собеседника. Он оказался очень забавным и совсем не занудным, как большинство взрослых.

– Очень жаль, – признался Женя. – Мне понравилось с тобой разговаривать. Сколько тебе лет? – неожиданно поинтересовался он.

У меня внутри что-то оборвалось, желудок неприятно дернулся. Сейчас я назову возраст, и все, он тут же развернется и уйдет. Конечно, что ему, такому шикарному, делать с малолеткой типа меня. Вот если бы я была моделью…

– Шестнадцать, – вначале я хотела соврать, но потом решила, что правда все равно выплывет наружу.

– Пора замуж, – улыбнулся Женя. Мой ответ его нисколько не удивил.

– А тебе? – спросила я, хотя и так понимала, что не семнадцать и даже не девятнадцать.

– Двадцать пять, – сказал Аполлон. – Старше тебя на девять лет. Но это не имеет значения. Я молод душой.

Я только слабо улыбнулась. Пожалуй, я все же надеялась, что ему окажется хотя бы двадцать. Тогда у меня был бы шанс получить его телефон. Двадцать пять – это очень много. В таком возрасте уже институт заканчивают и работают. А я учусь всего лишь в выпускном классе школы. – Я хотел тебе кое-что предложить, – впервые за все время нашего разговора в его голосе послышался намек на неуверенность. Мое сердце пропустило удар. Я ждала приглашения на свидание. Не думала, что можно чего-то хотеть так сильно. «Ну, пожалуйста, пригласи меня или хотя бы возьми телефончик!» – мысленно молилась я.

– Я – журналист, – продолжил Женя, каждым словом разбивая вдребезги мои смелые мечты. – Вообще-то, я пишу о политике и крупном бизнесе, но у меня есть друг. Его зовут Сева. Всеволод Басаргин. Он фотограф, работает с несколькими крупными журналами мод. Ему сейчас нужна модель для одного проекта, молодая и никому не известная. Я подумал, что ты могла бы подойти. Интересует?

Фотограф? Модель? Проект? Всеволод Басаргин? Я слышала о нем, вернее, видела его имя под снимком в одном журнале. Очень красивым снимком очень популярной фотомодели. Предложение было феерическим. То, о чем я грезила последние два года. Но если честно, сейчас я предпочла бы приглашение на свидание.

– Интересует, – ответила я.

В голове против воли всплыли всякие ужасы, которые я слышала по телевизору. Про девушек, обманутых незнакомцами, которые заманивали их во всякие притоны, насиловали, заставляли заниматься непотребством или фотографировали для порножурналов. Но Женя совсем не походил на маньяка, развращающего наивных малолеток. Хотя, возможно, тем несчастным тоже так казалось. В любом случае, я решила забыть про осторожность. Если все, что мне говорит Женя, правда, второго подобного шанса мне не представится.

– Отлично, – улыбнулся мужчина-идеал и протянул мне какую-то бумажку. – Держи мою карточку. Можешь проверить в интернете, что я не какой-нибудь садист или извращенец. Как надумаешь встретиться с Севой, позвони. – Евгений Сергеевич Измайлов, обозреватель, – вслух прочитала я. Дальше шло название информационного агентства, с которым сотрудничал Аполлон. Оно ни о чем мне не говорило: я не слушала новости и, как любая шестнадцатилетняя девчонка, не разбиралась в политике. Ниже стояли девять цифр мобильного телефона и городской номер.

– Звони на мобильный, – попросил Женя, – и желательно после десяти часов вечера.

– А твоя жена против не будет? – зачем-то уточнила я, хотя не видела ни обручального кольца у него на пальце, ни тем более не слышала, чтобы он говорил что-то такое. Просто в двадцать пять лет все уже женаты. Моя мать родила мою сестру, когда ей едва исполнился двадцать один год, а отцу только стукнуло двадцать два. «Замуж надо выходить в институте», – всегда говорили родители. И теперь их слова пришли на ум, невольно оформившись в вопрос.

Мои слова почему-то позабавили Женю. Он засмеялся и потрепал меня по макушке. «Как ребенка!» – подумала я с обидой.

– У меня нет жены, и в ближайшее время не будет. Даже девушки нет, я слишком занят для амурных глупостей.

– Ясно. – Я почувствовала, что снова краснею, и постаралась взять себя в руки.

– Позвони, – еще раз бросил Женя, развернулся и пошел в обратную сторону.