Глава 3
Вижу и сама, что муж мой без ума

Я так и осталась сидеть за столом, в задумчивости водя пальцем по его резному торцу.

– Малюта, а кто блинов испёк к завтраку? Что-то я тут, кроме господина нервенного не-колдуна и тебя, никого больше не видела. Малюта? – пришлось оторваться от разглядывания узора и поискать взглядом мальца.

Нашёлся рыжий на печи, в самом её дальнем углу. Он как-то боязливо жался к дальней стенке.

– Малюта, ты чего? – пришлось крутить головой в поисках того, что его так напугало, – Что?

– Ты – Жля? – прошептал он.

– Же-ля. Что такого? Ты – Малюта, я – Желя, заклинатель – Драгош. Как назвали в младенчестве, на то и откликаемся. Что это заклинатель так разбушевался, а ты на печку забился?

– Так ты не хозяина оплакивать явилась?

– А чего его оплакивать-то? Он хворый, что ли? Хотя умом-то точно хворый, то смеется, то воет, то по столу стучит, то в дом не пускает, то на завтрак приглашает. Но разве ж от дурости мрут? Никогда такого не слышала.

– Или ты весть какую из Нави принесла? – малой придвинулся в мою сторону.

Видится мне, что, может, от дурости и не мрут, но она заразна. Вон и мелкий крышею поехавший оказался. Чушь какую-то мелет, и глазки у него засверкали уж больно жутко. Пожалуй, стоит мне от него подальше держаться, а то у меня своего ума не шибко много, а как их головной хворьбой заражусь, то совсем безумна стану. Только как же мне от них болезных держаться вдалеке, когда идти мне некуда? Так, что там мне дядька рассказывал про дурачков обезумевших? К заклинателю их надо, он поможет. А что же делать, когда заклинатель сам безумец? Видать, лечил он дурачков, да и надышали они на него дуростью. Что делать-то?

Помнится, когда братья лежали с лихорадкой, наш деревенский лекарь советовал всем домочадцам укутывать рот и нос платками, чтобы мы тоже не слегли с болезнью. Значит, мне сейчас надо поступить так же. Только как объяснить это Малюте? Эти блаженные могут непредсказуемо отзываться на всякий намёк об их хвори.

Я начала шарить взглядом по дому. Ага, вот веник, можно начать уборку, а платок на лице будто бы от пыли защищает. Ай да я, ай да Желя! Умница!

– Ой, Малютушка, да что ж ты такое говоришь? Дядька меня привёз. Господину Драгошу в уплату долга. А я вот пока никак не пригодилась. Да ничего, вот в хате порядок наведу, может, хозяин твой рад будет.

Схватила полотенце, повязала на лицо на манер платка, как лекарь учил, и принялась мести.

– Вы уж меня со Степаном Игнатьичем простите, попылю немного, зато потом чисто будет!

Рыжий малец смотрел на меня слегка ошалелыми глазами, но где-то посреди уборки пришёл в себя и даже стал помогать. А ещё через какое-то время сам начал разговор.

– Хозяин Драгош один живёт.

– Один? И как же он справляется-то? Дом большой, и сад, и куры, и дела заклинательские. Как можно одному за всем поспеть?

– Ну, домовик, как водится, банник, дворовик, баба Марта когда-никогда заглядывает. Все помогают ему. Да и с лесными он в дружбе, бывают захаживают.

– А баба Марта – это кто?

– А! Это так не описать, видеть надо. От неё помощи никакой, зато компания.

– Так кто еду готовит? Неужто Степан Игнатьич? Не думала, что домовики настолько помогают.

– Да не, хозяин сам и готовит.

От этих слов я аж замерла с веником в замахе.

– Как сам? Он же мужик! Не положено мужику стряпнёй заниматься, бабское это, – я упёрла руки в бока и продолжила, – ты ещё скажи, что стирает и шьёт он тоже сам! Ишь, думаешь, если я пришлая, то можно мне сказки да небылицы рассказывать?

– Да честное правдишное, Желька! Я и сам, когда в ученики дядь Степану пришёл, не поверил. Но вот сам своими глазами увидел. Видать, это всё, потому что хозяин издалека прибыл, а у них там свой уклад.

– Уклад свой, говоришь? – ой странно всё это.

Тем временем комнату я уже подмела. А в другие без разрешения заклинателя идти боязно. И платок снимать не хочется, а ну как от Малюты заражусь умопомешательством. Эх, а платье моё с обережной вышивкой вместе с остальными вещами пропало! А ведь там точно одолень-травы знак вышит был, он бы помог.

– Ох!

Вот же я глупая, зачем мне вышивка, когда я могу саму траву найти, время года подходящее! Быстро поставила веник в тот угол, откуда взяла, сорвала с лица полотенце и побежала к двери. Уже на самом пороге оглянулась на помощника домовика:

– А озеро в какой стороне?

Рыжий малец странно на меня посмотрел, но махнул рукой в нужном направлении.

– Спасибо! Скоро вернусь!

***

На выходе со двора я сорвала чернобыльник и вплела в косу.

– От русалок оберег не помешает. Седмица русалья, а ну как разгуляются?

Не то чтобы я хоть раз видела русалок, но всё же предосторожность никогда не повредит. Да и вообще, до того, как я попала в дом господина Драгоша, для меня домовики были не более чем дедовским поверьем. Да, я оставляла в дядькином доме молока для домовика, но всё равно всегда была уверена, что это кто-то из братьев его выпивает. Даже не знаю, почему я спокойно восприняла Малюту и его незримого дядю Степана. Наверняка это какое-то колдовское влияние неколдунского господина Драгоша.

И всё же что-то с заклинателем не так. Начиная с его внешнего вида, кончая поведением. Весь он какой-то не заклинательский.

Они же какие должны быть? Во-первых, старые. Хотя может, это действие молодильных яблок, о которых он упоминал? Во-вторых… а что во-вторых-то? Кажется, на «во-первых» моё представление о заклинателях заканчивается. Но всё равно, какой-то он не такой. Неужто заклинателям свойственно впадать в истерики? Бабское это состояние, не пристало здоровому мужику из-за растительности так убиваться. Подумаешь, травку я ему сундуком переехала. Кстати, о растительности. Что это за безбородый и безусый мужик? И кашеварит к тому же сам.

От собственной догадки чуть не запнулась.

– Девка! Заклинатель – девка!

То-то так отнекивался от того, чтоб я у него осталась. Всяко понятно, две бабы в доме – к беде да сварам.

А отчего ж скрывает? Так понятно, от чего. Мужику доверия больше. Это раз. После того случая с Ивашкой и Ягой ведьмам в деревнях вообще веры нет. Не зря же так разбушевался, когда я его колдуном звала, всяко понятно, что называться заклинателем безопаснее. Это два. А как кто прознает, что средь леса в большом доме девица одна живёт, так вообще пиши пропало. И имечко у него… у неё… всегда мне странным казалось. Драгош. Небось Драгомила какая-нибудь. А то, что ростом велик, так у нас в деревнях бабы поболе мужиков ростом иной раз вымахивают. А все женские выпуклости под широкой мужской рубахой скрыть нетрудно. Ну, точно! Всё одно к одному сходится. Только как же мне быть теперь? Оставаться при заклинательнице плохо, я уже говорила, две бабы в доме – худо. Возвращаться к дядьке – отлупит и назад свезёт, не могу ж я ему сказать, что господин Драгош оказался госпожой.

Я остановилась и прислонилась к раскидистому дубу.

– Эх, мудрый дуб, дай совет, как же мне теперь быть? С какого боку ни глянь, со всех выходит дурно. Ну, да ладно, делать нечего. Для начала всё ж таки одолень-травы сорву, потом буду голову ломать что дальше делать.

Повертела головой в поисках озера. Шла я уже давно, вон светило как высоко над головой поднялось, а озера ни следа. Вот ведь дура, надо было спросить у Малюты, далеко ль до озера! Или я с пути сбилась? Покрутилась на месте. Да нет, иду туда, куда Малюта указал. Значит, просто озеро дальше, чем я рассчитывала, хотя братья, перед тем как меня к заклинателю отправить, рассказывали, что живёт тот недалеко от озера.

Тут что-то огромное и чёрное спрыгнуло с дуба прямо передо мной. У этого чего-то были огромные зелёные глаза, вздыбившаяся шерсть и просто оглушительно громкое шипение.

– А-а-а!

Я отпрыгнула назад, споткнулась обо что-то и приземлилась прямо на пятую точку, не забывая при этом истошно орать. Ну не люблю я, когда на меня прыгают и шипят.

Огромное чёрное шерстяное чудище продолжало двигаться в мою сторону, не обращая внимание на мой крик. Хотя, может, и обратило, потому что к шипению добавились ещё какие-то ужасающие звуки. Видимо, оно хотело меня переорать. Не тут-то было, потому что я решила прибавить громкости и перешла на более звенящие ноты. Не знаю, как у чудища, а у меня в голове точно от этого зазвенело, а птицы, сидевшие в ветвях ближайших деревьев, разлетелись кто куда.

Нащупала какую-то палку, видимо, об неё-то я и споткнулась, и, недолго думая, бросила её в этого лохматого шипельника, продолжая голосить во всю мочь. Палка угодила чудищу куда-то под ноги. Издав последний ужасающий звук, что-то похожее на «умахфшш», оно, видимо, решило, что воплю я громче него, прыгнуло в кусты и исчезло из поля моего зрения. Поорав ещё немного для острастки, я наконец-то замолчала. Вставать было по-прежнему страшновато, да и все силы ушли на голосистое отпугивание зверя, поэтому я немного отползла назад и уткнулась спиной в какое-то деревце. От толчка с ветки прямо передо мной упало что-то зелёное. Я уж было начала набирать воздуха для очередного отпугивающего клича, как вдруг это нечто залепетало:

– Ой, не ори, только не ори. Пожалуйста, не надо.

Присмотрелась к просящему. Это оказалось очень маленькое существо, будто покрытое мхом. Упало оно плашмя, словно в таком положении и лежало на ветке, закрыв ладошками уши, пока я случайно его не уронила.

– Не буду.

Подтянула колени к подбородку, продолжая разглядывать это странное мшистое существо. Оно приоткрыло один глаз и осторожно отняло руки от ушей:

– Точно не будешь?

– Точно. А ты кто?

Существо решило, что буря миновала, открыло уже оба глаза и село. Оно было даже меньше Малюты, только щекастое и пузатое, и всё какое-то зелёное, местами покрытое листьями.

– Аука я. Половину дороги за тобой шёл. Только хотел позабавиться, а ты ну кричать. Всё настроение мне перебила! Да я ж теперь седмицу слышать буду худо!

Про Ауку у нас в деревне слышали, что он путников путает, шутки с ними шутит да бывает пугает иногда. Это что ж, мне спасибо чёрному чудищу сказать надо, что благодаря ему меня Аука путать теперь не будет? Во дела!

– Что молчишь, девка? Стыдно стало, что слуха меня лишила? То-то же! Эх, надо ж так! Я такую забаву придумал.

– Простите, – и всё-таки с лесными духами стоит быть обходительными, мало ли мне ещё по лесу побродить придётся.

– Та, – Аука махнул рукой, – ты куда идёшь-то одна по лесу?

– К озеру мне надо, очень надо.

– Ну, раз надо, пойдём, провожу, а то ты опять орать начнёшь как потерпевшая, распугаешь тут всех так, что навсегда меня потехи лишишь.

***

Озеро и вправду оказалось совсем неблизко, хорошо, что Аука взялся меня провожать. Пока мы шли, я успела несколько раз пожалеть, что не взяла ничего с собой перекусить. Завтрак, которым заклинательница меня накормила, успел уже давным-давно перевариться.

– Во-о-он за теми деревьями озеро, – махнул зелёной рукой Аука.

Мы остановились.

– Ой, там за деревьями будто кто-то плачет, – заметила я.

– А то ж. Ты иди-иди, тебе ж к озеру надо.

Аука странно хихикнул и юркнул за деревья. Я покрутила головой в его поисках, но поди ж угляди такого маленького да зелёного в лесу. Пришлось идти к озеру. Оно действительно оказалось за деревьями, как и сказал мой мшистый провожатый.

А на большом камне, наполовину погруженном в воду, сидела очень красивая черноволосая девушка и плакала. Я заколебалась, то ли подойти поближе и успокоить её, то ли дождаться где-нибудь поодаль, пока она сама успокоится и уйдёт. Но пока я решала, что же делать, девица, видимо почувствовав моё присутствие, повернулась ко мне. Слёзы на её огромных чёрных глазах моментально высохли, а лицо перекосила злобная гримаса. Она взвыла:

– Ты-ы-ы!

Ой-ёй, примерно так же у меня началось утро в доме Драго…милы. Неужто я этой красавице тоже какую-то травку затоптала? И когда успела?

– Ты-ы! Это всё ты! Ты увела у меня милого!

Э, нет, тут не травка, тут видимо распространившийся случай умопомешательства.

– Какого милого? О чём ты? Знать не знаю никаких милых.

– А-а-а! Не отвертишься! Я всё знаю! – она вскочила, да так резко, что я испугалась, что она поскользнётся и бултыхнется в воду, – Знаю, он к тебе ушёл! Меня бросил, а сам тебя выбрал!

Что ж тут в этом лесу воздух такой, что все с умом не дружат да с него сходят?

– Ой, девица, ты б вдыхала малыми порциями, а то усугубишь ситуацию.

– Ага! Уже и не отказываешься, что любимого моего охомутала? Вот я тебе сейчас косу твою пооткручу! Без косы ты ему небось не по нраву будешь!

Эта полоумная начала медленно ко мне приближаться.

– Что ты? Что ты?! Какой милый, какой любимый? Не уводила я у тебя никого! Зачем он мне. Да и я ему зачем? Ты же на себя посмотри и на меня. Ты ж красавица, а я простая деревенская девка, неужто ты в такого дурака влюблена? Не может того быть, – интересно, а на безумцев здравые рассуждения влияние имеют? – Может, ты меня с кем-то перепутала? Я вообще тут первый день, я ж из дальней деревни, как бы я твоего любимого отбивала издалека-то?

Умопомешавшаяся остановилась и призадумалась. Потом вернулась на камень и разрыдалась пуще прежнего. Пожалуй, не буду я её успокаивать, себе дороже. По деревенским девкам знаю, чем больше успокаиваешь, тем больше рыдают. А эта, если начнёт ещё больше рыдать, то лопнет. Так что подходить к ней не стала, к тому же непонятно, вдруг накинется да поколотит, вновь решив, что я ей соперница. Поэтому я присела на бережок поодаль. Уходить тоже не собиралась, во-первых, я одолень-травы ещё не собрала, а во-вторых, вдруг эта рыдательница решит утопиться?

Не успела я расположиться поудобней, как рыдания поутихли, и девица заговорила:

– Все они такие! Все мужики! И твой мужик тебя бросит и к другой уйдёт. Он и сейчас тебе изменяет, как есть говорю.

Интересно, какой эт мне мужик изменяет-то, когда у меня никакого мужика и в помине нет?

– Э-э-э… Так нету его.

– Конечно, он же гуляет у тебя! А соперница-то красивее да умелее!

– Да у меня вообще мужика нет, говорю.

Вообще, это была моя больная мозоль. Отсутствие мужика в моём возрасте – это грустно. Не то чтобы мне уж так сильно хотелось, чтобы он был. Но всё равно обидно как-то.

Черноволосая на меня странно посмотрела, постучала указательным пальцем по камню и спросила:

– Совсем?

– Вот же ж лапти в разные стороны! Нет, верхняя половинка мужика есть, а нижняя к сопернице сбежала! Раз говорю, вообще нет, так значит, совсем нет!

– Хм, – она опять постучала пальцем по камню, – Ну, а в деревне твоей тебе ж кто-то нравится?

– Да я ж там уже не живу и не буду. Я теперь в лесу у заклинательни… заклинателя живу. Вроде бы. Наверное.

– Заклинатель! – она радостно хлопнула в ладоши, а потом снова настроилась на свой заунывный лад: – Вот не верь ему, не любит он тебя! По чужим домам ходит, к девкам другим! Их округлые формы его влекут, а не твои.

Я как представила, что заклинательница Драгомила водит девок на сеновал и там им о любви рассказывает, так и покатилась со смеху.

– Да что опять не так-то?! – черновласка раскраснелась от злости и в сердцах ударила кулаками о камень.

– Ой насмешила, ой не могу, – от смеха у меня выступили слёзы на глазах, но я кое-как успокоилась и села ровно.

Собеседница злобно на меня смотрела всё это время и будто что-то про себя решала.

– Ну что ж. Нет у тебя сейчас любимого, но когда-то же будет! Повстречаешь молодца красного, сердце своё девичье отдашь ему, а он растопчет его в пыль да уйдёт к другой! И вот она будет красивей, да умелей, да сноровистей тебя! И ничего ты ей противопоставить не сможешь. Попомнишь тогда мои слова. И даже когда он с тобой будет, то о другой думать будет!

– А чего ж ему тогда со мной быть? Зачем же я буду мужика неволить? Не захочет со мной быть, так пусть идёт к той, что красивее да умелее. Мужик же не собака, на цепь его сажать, что ли?

Черноволосая опять раскраснелась.

– Ты-ы-ы! Ты!

Так, кажется, мы опять пришли к тому, с чего начали. Она резко подскочила, но вместо того, чтобы с угрожающими речами пойти на меня, снова разрыдалась и ринулась куда-то вглубь леса.

– Вот точно, воздух в этом лесу способствует помутнению рассудка…