Утро началось для нашей героини необычайно рано. В девять ноль-ноль.
– Подъе-е-е-ем! – провозгласил Чабурадзе.
– Черт, ты все еще здесь? – разочарованно протянула Дарья и перевернулась на другой бок. – Дай поспать!
– Тебе что, совсем заняться нечем? – уточнил Чабурадзе.
– Нечем, – созналась Дашка.
– Встань, покачай пресс, приготовь человеческий завтрак, возле дома пробегись, на худой конец.
– Я лучше сериал посмотрю, – Дарья лениво щелкнула пультом.
До двух часов дня, кроме как за бутербродом, расшевелить Дарью не удалось. Около трех в дверь постучали. На кухне нарисовалась девица в пижаме. Такая же заспанная, растрепанная, с облезлым лаком и выражением сомнамбулического ступора на лице. Подразумевалось, что в уличном виде девица должна быть Дашкиной «нагламуренной» подругой-блондинкой.
– Дашунь, дорогая, я что-то сегодня так рано проснулась, – зевнула девица. – У тебя выпить ниче не осталось?
– Проходи, Анжел. Есть Cristal, – обрадовалась гостье Дарья.
– Вас что, клонируют? – не выдержал Чабурадзе.
Девица еще раз зевнула и прошествовала к столу.
– Дашунь, этот лох сигареты не оставлял? – Под экспрессивным определением подразумевался «народный артист».
– Не, Анжелочка, не оставлял, – Дашка тоже зевнула в унисон.
– Ну, за нас! – чокнулись барышни.
– Женский алкоголизм неизлечим, – напомнил Чабурадзе.
– Как вчера потусили с Тубеленьким? – вставила гостья.
– У него не встал, – пожаловалась Дашка.
– Совсем допился, – хихикнула гостья и тут же, видимо, чтобы утешить подругу, добавила: – Ну, это бывает. Лежаков вообще раз в три недели может, и то только по утрам. Кстати, а хочешь пирог?
Пироги, штрудели и блинчики были коронным блюдом Анжелы Глушко. Когда-то, пару лет назад, девушка, не умевшая пожарить даже яичницу, спустилась в метро и столкнулась с огроменным бородатым детиной в фуфайке. На фоне худенькой и миниатюрной Анжелы детина смотрелся педофилом, на фоне прочих прохожих – дровосеком из таежных чащ. Детина пообещал Анжелике (так, с пафосным придыханием, именовала себя девушка) квартиру в Дубае и съемки в блокбастере с Брэдом Питом. Назвался товарищ Лежаков режиссером. Будучи блондинкой, если и ненатуральной, то идейной, детине Анжела поверила и через месяц вместо квартиры дубайской оказалась в халупе московской.
Халупа площадью метр на метр досталась Лежакову от дедушки. С тех пор он не поменял даже дивана, на котором, подобно Илье Муромцу, обрастая долгами и щетиной, пролежал без малого сорок семь лет. Впрочем, если верить «дамочке. ru», господину Лежакову едва исполнилось тридцать, жил он на Копейке, а эксклюзивный диван для лежания приобрел у Versace.
За два года с Лежаковым Анжелика-Анжела с Брэдом Питом так и не снялась, зато освоила нелегкие азы кулинарного искусства. Теперь самым повторяющимся ночным кошмаром Анжелы были падающие с неба пироги.
Рыбный пирог Анжелика принесла быстро. Квартира Лежакова находилась через стенку от Дашкиной.
– Хорошо подрумянился, – радовалась девушка.
– Она его что, на углях готовила? – ужаснулся Чабурадзе.
– Спасибо, дорогая! – поблагодарила Даша.
– Не ешь, отравишься! – испугался за Дашу Чабурадзе.
– Уголь полезен для здоровья, – словно услышав его, возразила Анжела.
– На самом деле, если подгоревшие места ножиком почистить, очень даже вкусно, – заступилась за подругу Дарья.
После ухода Анжелы уже собравшейся лечь на кровать Дашке позвонил Лежаков-младший. Как Лежаков-старший умудрился сделать сына, оставалось загадкой даже для него самого.
– Дашка! Дашка! Мы заедем к тебе, к тебе в гости! Окей?
Впрочем, ответа незваные гости не ждали и уже воодушевленно долбились в дверь. Первой в проходе показалась грибовидная шляпа-панамка, из-под широких полей которой торчал некто, смутно напоминавший Лежакова. Правда, на голову ниже и килограммов на семьдесят худее. Создавалось ощущение, что лежаковского отпрыска принес сюда ветер. Следом за юношей в панамке в квартиру протиснулась барышня необъятных размеров.
– Осторожней. Не застрянь! – заботливо предостерегла гостью Даша.
– Если застрянет, ее отсюда и бульдозер не сдвинет, – подметил Чабурадзе.
– Это моя девушка, Глаша! – с глубоко запрятанной гордостью представил барышню Лежаков-младший.
– А вчера вроде Саша была, нет? – изумилась Дашка.
Парень больно ущипнул ее за локоть.
Лежаков-младший, необъятная барышня и проследовавшие за ними семеро парней принялись выгружать на стол продукты. О том, что Дарья готовит только для именитых гостей, таких как Олигарх, доупокойный Чабурадзе или приезжавшая погостить мама, знали все. Поэтому по негласному правилу еду приносили с собой.
– А у меня гашик есть, – залихватски подмигнул соседский сын.
– Ура! – подпрыгнула на месте воодушевленная известием Дашка.
– Не вздумай! Ты и так с головой не дружишь, – погрозил кулаком Чабурадзе.
– «Йориков» не спрашивают, – Дашка показала Григорию язык и легким наркоманским движением прожгла дырку в бутылке из-под спрайта.
– Д-а-а-аш! – Лежаков-младший приобнял необъятную барышню и воззрился на хозяйку счастливо-затуманенным взглядом.
– Чего? – Дарья широко улыбнулась в ответ.
– Приревнуй меня, Да-а-аш, пожалуйста. Ну, приревнуй…
– К этой, что ли? Хи-хи. Ну, ревную!
Ближе к полуночи не желавшая расходиться компания принялась играть в карты, в «Дурака». Играли на раздевание. Предметы гардероба снимать полагалось на столе. Чабурадзе скромно держался в стороне. Держался ровно до тех пор, пока пошатывающаяся Дашка, оставив на столе колечки, сережки, кулон, не взялась за последний чулок, тогда Григорий Зурабович вмешался:
– У «Панамки» нет козырей, но есть три туза. У слонообразной девицы козырный валет и бубновый король, – суфлировал он.
В какой-то момент, обкуренная Дашка почувствовала себя Тубеленьким на сцене и ощутила в присутствии Чабурадзе некую прелесть. Позорного обнажения на столе удалось избежать.
Под утро гости разъехались. Наплевавшая на мытье посуды Дарья с разбегу плюхнулась на кровать и отвратительно профальшивила в сторону Григория:
– Love was just a game for two… Love was made for me and you… Take my heart, but please, don’t break it… Love…
От перспективы, открывшейся в песенке, Grigorio затрясло… Впрочем, как оказалось, Дашка не обращалась к кому-то конкретному…
– Любишь кого-нибудь? – поинтересовался Григорий, опускаясь на корточки возле кровати.
– Олигарха, ну, то есть думала, что люблю Олигарха. А так, не знаю… Тубеленького, может быть? – заплетающимся языком перечислила Дашка. Было заметно, что даже приблизительный ответ ей неведом…
– А я любил…
– Меня? – Дарья хихикнула.
– Не остроумно. – Григорий замолчал.
– Ну, говори. Я не хотела тебя перебивать, у меня просто характер дурацкий, – виновато потупилась Дашка.
– Я свою первую жену любил, Даш. Так любил, что… Впрочем, не важно. Если бы сейчас мне предоставили второй шанс, я бы многое хотел ей сказать, да, наверное, даже не сказать, а просто еще раз ее увидеть.
Дашка не была сентиментальной, но, посмотрев в пронзительные голубые глаза Григория-призрака, вдруг вспомнила Олигарха и их самое счастливое время. Вспомнила дачу Олигархова друга в Рождествено, откуда теплым сентябрьским вечером они вот так, вдруг, сорвались и уехали в Нахабино. Вспомнила, как с отчаяньем ловила каждое мгновение близости с любимым, как молилась, чтобы в эту ночь, пусть даже в последний раз, он ничего не перенес «на завтра». Олигарх Дашкиных воспоминаний не выкидывал любовниц из машины, не ломал новогодние елки и не разбивал о голову супружницы мобильник. Он крепко-крепко прижимал Дашку к себе и обещал… Впрочем, ничего он, конечно, не обещал. Но ей все равно очень хотелось верить в счастливый исход.
– Я могу что-нибудь для тебя сделать, Гриш? – слова вырвались у Дарьи против воли.
– Можешь. Позвонить своей ведьме и попросить вернуть все, как было.
– А что попроще?
– Пойти работать.
– Я? Работать? – Глаза Дашки округлились. – Тогда уж лучше к ведьме!
– Я серьезно. Поможешь мне, я помогу тебе. Deal? – пошел на сделку Григорий.
Дарья задумалась. Чабурадзе занервничал:
– Ну? Чего тебе больше всего хочется?
– Potestas и Divitia, – Дашка игриво призраку подмигнула.
– А поконкретней?
– Мужика богатого. Чтобы за все платил и работать не гнал.
– А ты у него на плече рыдать будешь, как другого любишь, да? – съехидничал Григорий.
– Не буду! Я закодируюсь! – Дашка пьяно хихикнула.
Гипотетический мужик послужил неким стимулом, и Дарья с Чабурадзе наконец-то пришли к какому-то консенсусу. Начать решено было в восемь утра. Дашка захныкала – хотела спать. Григорий требовал беспрекословного подчинения и четкого следования инструкциям.
Страничка Grigorio в «Одноклассниках» после смерти хозяина выглядела тоскливо-осиротевшей. Форум пестрел соболезнованиями. Особенно расстаралась тетенька лет тридцати. Свою прощальную речь дама изложила в стихотворной форме и перевела на все известные ей языки: французский, английский и русский. Из самосозерцательного прощания «поэтессы» следовало, что последние лет пять она ходила за Чабурадзе по пятам и, оставаясь незаметной тенью, любила его любовью глубокой и нежной. Что по этому поводу думал муж тетеньки, изображенный на фото слева от нее, она не пояснила.
– А кошелка-то полиглотка! – восхитилась Дашка.
– Не отвлекайся! – заступился за фанатку Чабурадзе. Дашка вздохнула, и перебазировалась на главную страницу.
Фото на заставке Grigorio перед смертью успел сменить. Два подбородка и намечавшийся животик намекали на то, что при жизни господин Чабурадзе не голодал, обтягивающая округлости футболка давала понять, что комплексов он по поводу лишних кг не испытывал, а довольная улыбка в тридцать два зуба подтверждала, что о печальной своей доле бывший владелец заводов, газет, пароходов и не подозревал…
– Еще пару лет такой бурной жизни, и для знакомства с красивой девушкой тебе бы пришлось протягивать банкноту вместо визитки, – подметила Дашка, сравнивая Grigorio фотографического, несколько оплывшего, с Grigorio мистическим, заметно подтянувшимся.
– Заходи в «Друзья», – не отреагировав на провокацию, продекламировал Чабурадзе. Дашка нехотя подчинилась.
Начали с друга «наилучшего». Стильные очочки придавали Костику Шапкину вид гламурно-тусовочного интеллектуала. Подразумевалось, что на окружающих он должен смотреть с толикой превосходства, здорового цинизма и «великодушного» снисхождения. Любил «наилучший» себя любовью беззаветной и искренней, о чем свидетельствовала сто одна фотография, выложенная на сайте. Впрочем, любил он и Григория, и явно его дружеско-компанейские качества ценил. Фотографии с Чабурадзе встречались у Костика Шапкина чаще, чем фотографии с женщинами. На одной из таких совместных композиций светлый лик Григория Зурабовича венчала забавная надпись. Слегка «притормаживающая» по утрам Дашка силилась комментарий прочесть. Наконец ей это удалось:
– Привтыкатель ОАО «ВоВсе», – выговорила Дарья и со смехом скатилась с кровати.
– Председатель, грамотейка! И не «ВоВсе», а «ВовВсе», – обиделся Григорий.
– Угу, – Дашка с трудом поборола новый приступ хохота.
Следующим по списку шел Сашка-Чебурашка.
– Интересно, а где же крокодил? – озадачилась Дашка.
Впрочем, «Крокодилы» вскоре нашлись. Целых двое, они скрывались на фото, рядом с Сашкой, и проходили за подписью «Сашка и телки».
– Ой, страшненькие какие! – огорчилась за девушек Дарья.
– Сейчас голову оторву! – пригрозил Чабурадзе.
Так, через тернии к звездам, миновав Петю-фэйсконтрольщика (виртуальный облик которого привел Дашку в необычайное возбуждение своей связью с неким Гошей), заглянув на страничку к Тубеленькому, обсудив всех подружек Григория (дискуссия велась в одностороннем порядке), Дарья с Чабурадзе наконец-то добрались до первостепенного.
Оказалось, что Дашку в «Одноклассники» загнали не просто так, а для ознакомления с руководящим составом компании, в которой на благо себя и отечества некогда трудился Григорий Зурабович. Под чутким руководством последнего Дарье предстояло изучить рынок конкурентов и запомнить несколько особо значимых субъектов в лицо.
Несмотря на ярко выраженную блондинистость, память на детали, имена и события оказалась у Дашки феноменальной. Через несколько часов тренировок она с легкостью справлялась без подсказок Чабурадзе и помощи сайта.
Вторым пунктом шло приведение Дарьи в божеский вид. С возражениями и криками из холодильника были извлечены пиццы и пасты и заменены на кефир и укроп. Алкоголь в доме не задерживался, поэтому выливать в раковину оказалось нечего… Вместо этого в черный список занесли абонента Тубеленького и Лежакова-младшего, как элементы, способствующие «разложению» личности. За Анжелку Дашка все-таки вступилась. Пришлось прибить к двери табличку: «Вход с пирогами, алкоголем, мужиками СТРОГО ВОСПРЕЩЕН!»
Теперь просыпалась Дарья не позже восьми тридцати, впрочем, заставить ее подняться и залезть в спортивный костюм Чабурадзе удавалось только к десяти. Начать собирались с трех километров, но прогуливавшая в школе уроки физкультуры Дашка начинала задыхаться уже на трехстах метрах.
– Не могу больше! – выла она и переходила на прогулочный шаг.
– А богатый, глуповатый и щедрый как же? – напоминал Чабурадзе.
– Я и так красавица. Ты сам говорил! – делала слабую попытку к сопротивлению Дашка.
Чабурадзе проклинал свой длинный язык и проводил разъяснительную беседу:
– Хорошо, тогда разворачиваемся и идем обратно в кровать, заказываем пиццу и звоним Тубеленькому. Идет? Вот только скоро тебе платить за свою халупу в конце географии, подкрашивать блондинку, ехать в Париж, а у меня в этом промежуточном состоянии, извини, денег нет. Как выкручиваться будем? Или у «народного артиста» счет в швейцарском банке открыт?
О проекте
О подписке