– Ай! – сдавленно вскрикнула мулатка, чуть было не потеряв равновесие, когда особенно большая тень практически схватила ее за щиколотку. Посмотрев вниз, одной рукой она судорожно вцепилась в молодого человека, а другой прикрыла себе рот, сдерживая рвущиеся из него крики. Ковра на полу не было видно! Везде, всюду вместо него двигались, извиваясь в отвратительном змеином танце, черные, темно-серые, сизые, синюшные тени! Они сгущались под каждым шагом идущих по ним людей такими плотными слоями, что становились физически осязаемыми! Высоко вскидывая ноги, балансируя при этом на цыпочках, парочка побежала к спасительному выходу из приемной.

Грохот падающего в запертом кабинете тяжелого тела звуковой стеной встал на их пути. Словно ударившись о нее, молодые люди замерли, а в следующее мгновение инстинктивно метнулись в ближайшее укрытие. Скорчившись за высокой спинкой антикварного дивана, несколько минут они переводили дыхание, тесно прижавшись друг к другу. Наконец, слегка освоившись, девушка отпустила руку возлюбленного и на четвереньках поползла из-за дивана в комнату. И почти сразу же оказалась втянутой за ногу обратно. Дверь приемной столь неожиданно и неслышно распахнулась, что только бдительность молодого человека спасла парочку от позорного обнаружения.

Вошедший в комнату молодой мужчина поражал редкостно неприятным видом: высокий, длинный, худой, с невероятно подвижными туловищем, суставами и шеей, но при этом абсолютно неподвижным лицом, обрамленным гладко прилизанными черными волосами, он до тошноты был схож с огромной смертельно опасной змеей. Черные блестящие глаза, немигающим пристальным взглядом вбуравливающиеся в пространство впереди него, усиливали это сходство.

Минуя комнату, мужчина на ходу извивался всем телом, окидывая ее цепким неподвижным взглядом. Казалось, он передвигался в пространстве не с помощью ног, но используя мускульную мощь всей своей целостности. Убедившись, что в приемной никого нет, он подошел к двери в шефский кабинет и осторожно, одним ловким жестом прикрепил к замочной скважине крошечный круглый предмет. Затем развернулся и бесшумно выскользнул из приемной, оставив дверь в нее полуприкрытой. Ничто не сдвинулось с места при его возникновении и исчезновении. Даже тени, всегда чутко реагирующие на любого, кто входил в их владения, оставались там же, где они были до появления змееподобного типа. Казалось, что они вовсе не заметили его. И только пренеприятнейшее чувство дурноты, прочно засевшее где-то в подвздошье, напоминало юным мужчине и женщине, скорчившимся за диваном: да, Геннадий действительно был здесь.

Большой прямоугольный стол из красного дерева, обитый коричневой тонкой кожей, уродливо громоздился посреди огромного кабинета с видом категорической начальственной правоты. За ним, в широком и высоком кожаном кресле, откинувшись на спинку и заложив ногу на ногу, сидел Шалкар. С молчаливой скорбью на аристократически красивом, тонком мужественном лице, с идеально подобранными друг к другу чертами и черточками, он созерцал стоящего перед ним Альфео. Итальянец, с неестественно прямой спиной и горделиво поднятой головой, соляным столбом несгибаемого величия вырастал прямо из кабинетного ковра. Между ним и столом сиротливо ютился маленький, низенький, неудобного вида стул. И не сразу становилось понятным, прятался ли Альфео за его немощной плотью, или использовал как препятствие для успешного разгона. Ведь известно, что мелкие барьеры, стоящие на пути сильного бегуна, не мешают ему, а придают сил от их покорения или же служат точкой опоры при прыжке.

– Ну, что же ты вытворяешь? – склонив набок голову, проникновенным низким голосом вопросил наконец Шалкар. Непонимающее молчание Альфео приняло в себя его наполненные горечью слова, поглотило и вновь заполнило окружающее пространство. – До сих пор не можешь русский язык выучить… – со вздохом, скорее сочувствующим, чем осуждающим, Шалкар подался вперед и слегка улыбнулся. – Ну вот как с тобой разговаривать! Не звать же всякий раз переводчика, – сокрушенно качая головой, несколько секунд он всматривался в непроницаемое лицо итальянца, продолжавшего торжественно и немо стоять в центре комнаты. Только шляпа, слегка заметно подрагивающая в опущенной к полу руке, выдавала в его окаменевшей фигуре признаки живого человеческого присутствия. Любой памятник, посмертный, а уж тем более прижизненный, должен быть соотнесен в своих габаритах с масштабом занимаемого постамента. В бесконечном размахе шалкаровского кабинета низкорослый, коренастый и подчеркнуто несгибаемый Альфео выглядел поистине трагикомично.

Кровавая искра недоброго веселья промелькнула в смоляной бездне глаз хозяина пространства.

– Как можно порочить честь этой прекрасной и почтенной дамы! – неожиданно громко, почти по слогам, выговорил Шалкар. – Она же замужем! Ты это понимаешь?

Тень легкого недоумения промелькнула по застывшему лицу Альфео и спряталась под нацепленную маску непроницаемости. Безответность, порожденная непониманием, глухой стеной стояла между артистом и продюсером. Удрученный вздох последнего упал в застоявшуюся тишину. Поднявшись из кресельных глубин, Шалкар неспешно обошел стол и почти вплотную приблизился к итальянскому визитеру.

– Твои ухаживания испортят ей репутацию, понимаешь? – наклонившись к уху Альфео, вполголоса произнес мужчина. Лицо иностранца продолжало оставаться возмутительно невозмутимым. – Да ты садись, чего стоишь, как памятник самому себе! – вернувшись в кресло, махнул рукой продюсер, приглашающим жестом поддержав тусклую искру согласия в стоическом взгляде Альфео.

– Присаживайся, дорогой синьор, – терпеливо повторил Шалкар. Трудно быть памятником самому себе, и Альфео, скосив глаза на маячивший прямо перед ним стул, не смог устоять перед соблазном улучшить собственное положение. С неслышным вздохом облегчения он сделал шаг вперед и с достоинством присел на краешек мебельного уродца. Откинувшийся в кресле Шалкар с явным удовольствием созерцал неудобно сидящего напротив него несуразного человечка, который умудрялся, несмотря ни на что, сохранять величественность своей осанки. Правда, сохранял он ее недолго. Сизая тень, пролезшая за спиной Альфео в кабинет из-под двери в приемную, обвилась вокруг одной из ножек утлой мебели, и та внезапно и с хрустом подломилась. Ни один из памятников не способен сохранить равновесие, когда стоящий под ним пьедестал проваливается в тартарары. Упавший навзничь итальянец продемонстрировал миру хлипкие подметки порядком поизносившейся обуви, в качестве бонуса за эффектное падение заработав приличный ушиб копчика. Боль обладает чудотворной стимулирующей силой, воскрешая к жизни по всем параметрам безжизненные тела. Вскочив на ноги, держащийся за филейную часть артист с совершенно живым негодованием уставился на бесстыдно валяющийся у его ног разломанный стул.

– Ostia!!! – категорически непечатной итальянской лексикой он изрыгнул на несчастную мебель переполнявшее душу праведное негодование. – Ostia!!! – обуреваемый шквалом до сей поры сдерживаемых эмоций, Альфео яростно набросился на останки стула, стремясь, очевидно, стереть всяческие доказательства своего позора с лица земли. Увы, подобное желание зачастую только усугубляет следы происшедшего, превращая их в настоящие того последствия.

– Ох, ах! – в ноту его рычанию вскричал Шалкар, не покидая, однако, удобности своего кресла. Глядя на Альфео, извивающегося от боли на ковре среди обломков уничтоженного-таки стула, он поднял телефонную трубку. Она ответила ему неразбавленной посторонними шумами тишиной.

– Геннадий! ГЕННАДИЙ!!! – трагически возопил продюсер в плотную пустоту потустороннего от его аппарата пространства.

– Кажется, тихо… – задиванное женское шипение заставило комнатные тени встрепенуться и беспорядочно задвигаться по полу. – Пошли уже…

– Подожди, я первый… Осмотрюсь… – сурово заспорил с ним глухой мужской шепот.

Послышались звуки перемещающихся тел – то ли борьбы, то ли объятий… Женская голова в облаке мелких черных кудрей показалась из-за спинки дивана. И сразу исчезла, сверкнув недоуменно-гневными глазами.

Дверь в приемную бесшумно распахнулась, пропуская омерзительно змееподобного мужчину. Разрезая пространство извивающимся в единолитном движение телом, в один бросок он преодолел приемную и оказался у кабинетной двери. Прежде чем открыть ее, он молниеносным движением руки сорвал с замочной скважины крошечный круглый предмет и неуловимым жестом опустил его в карман плотно прилегающих брюк.

Мгновенно оценив обстановку, он проскользнул к корчившемуся у стола Альфео, попутно разгребая обломки разнесенного стула. Пытаясь поставить горемыку на ноги, неуловимо поморщился, натолкнувшись на его оглушительный вопль.

– Боже мой, как же вас угораздило так упасть, синьор, – слащавый лепет Геннадия подчеркнуто дисгармонировал с его хлыстообразной фигурой. – Вы же сломали ногу. Правда сломали? – нагнувшись, спасатель с излишней заботой стиснул левую голень итальянца.

– АААААААААА!!! – взвился под потолок истошный крик Альфео.

– Сломал ногу, – отрешенным тоном подытожил Шалкар, развалившись в кресле и закинув на стол ноги, обутые в стильные черные казаки с золочеными шпорами. – В больницу его, Гена… Не беспокойтесь, любезный! – мягко улыбаясь, Шалкар пару минут созерцал явленную ему драматическую сценку, затем неторопливо поднялся с кресла и подошел к испуганно замолкшему в руках Геннадия страдальцу. Взяв обе руки Альфео в свои ладони, Шалкар долго и пристально всматривался в полные скрытой надежды и нескрываемого вызова южные глаза. – Я лично оплачу вам лечение у первоклассных специалистов. Будете еще танго танцевать!

Повернувшись к подобострастно улыбающемуся ему ужеобразному мужчине, внушительно и строго произнес:

– Позаботься о человеке. Тем более что он влюблен. Влюбленные о себе заботиться не умеют.

– Как скажете, господин, – сложившись в глубоком поклоне, пролепетал Геннадий. – Я его сейчас отправлю в клинику вместе с Эриком, а следом сам приеду и все проконтролирую.

– Да-да… – совершенно потерявшийся в калейдоскопе пережитых и переживаемых ощущений и чувств, выдавил из себя Альфео. – Я понимать… Вы правда ангел. Спасибо…

– Ты успел использовать жучка? – не глядя на вошедшего, спросил хозяин офиса. Взгляд Шалкара рассеянно блуждал по переливчатому бархату бордовых портьер, надежно занавешивающих единственное в комнате окно.

– Да, господин, – бесстрастно ответил Геннадий, склонив голову в кратком поклоне. Сейчас его голос был вовсе не похож на лепет испуганного прислужника, а звучал столь неестественно плоско и безличностно, что невозможно было определить, мужчине или женщине он принадлежит.

– Всегда используй сильные стороны человека для того, чтобы его ослабить. При умелом подходе любовь становится страшным оружием против души, ее испытывающей. А любовь, выстраданная в боли, наиболее эффективна. Ради добытого в страдании чувства человек, ведомый гордыней, идет на любые жертвы. И жертвует он не во имя любимого. А ради себя, «великого», – не сводя глаз с тяжелых штор, Шалкар выдержал долгую мрачную паузу и затем продолжил. – Когда решается судьба мира, противостоять добру надо его же оружием. Слушай и учись, Дамбалла. Обратной дороги не будет.

– Да, господин, – безжизненный голос Геннадия прозвучал сухо и резко, как взводимый курок. В кабинете вновь повисла гнетущая плотная тишина.

Помолчав вместе с шефом и не получив указаний, он направился было к двери.

– Пусть эти двое из-за дивана выйдут, наконец, – Шалкар сдержанно ухмыльнулся. – Или ты их там целую вечность продержать собрался, а, Дамбалла? Они успели взять деньги?

– Ждал ваших распоряжений, господин. Не успели, я их спугнул, разжигая азарт, – пустынным ветром прошелестел вмиг вернувшийся на прежнее место Геннадий-Дамбалла.

– Молодец… – довольно ухмыльнулся Шалкар. – И не забудь заснять кражу. Надо использовать все средства, чтобы они и думать не смели перейти к Амадео. Подожди-ка… – Шалкар поднял руку в повелительном жесте. Выждав сорок секунд, Шалкар опустил руку на стол. – Все, иди. Неповоротливая нынче молодежь пошла. Сбежать с места преступления вовремя не умеют. Разберись с ними по плану. Его озвучу тебе чуть позже.

Геннадий беззвучно кивнул.

– Кстати, а наш лже-аристократ где утром шатался?

– Он пошел к парикмахеру из Франции, – сипло ответил Геннадий. – Месяц ждал своей очереди! – внезапно он неприятно, мелко, по-старушечьи засмеялся.

– Вот урод! А я еще его к себе в секретари нанял! – поморщившись, Шалкар смахнул с лацкана пиджака прилепившуюся к нему деревянную щепку от разнесенного Альфео стула и вновь водрузил обутые в казаки ноги на письменный стол. – Месяц ждал! Подумать только! Какой-то лох приперся из Франции к нам, там на фиг не нужен, здесь приживается. А этот раздолбай понес к нему свои денежки! Не мужик, а баба какая-то! – идеально красивое лицо Шалкара скривилось в саркастической улыбке.

– Раздолбай! – оживлено подхватил слова шефа Геннадий и пересыпал возникшую паузу горстью колючих смешков. – И точно баба! Я видел его с… – извиваясь всем телом, он проскользнул поближе к Шалкару и угодливо склонился к его уху.

– Да-а-а?! – делано удивленно протянул тот, а затем разразился громовым хохотом. – Признаю, иногда ты меня радуешь!

С бесцветной улыбкой на лице Геннадий склонился в низком поклоне.

– А почему только с ним? – резко прервал собственное веселье Шалкар. – Я же тебе приказывал его в серию поставить. Дамбалла, одним-единственным соблазном человека очернить нельзя. Нужно заставить его совершить подряд несколько мелких, потом крупных ошибок, а затем и злодеяний. Ты понял?

– Да, господин, – отозвался Геннадий сухим шелестом облетевших листьев.

– Но и этот мизерный фактик мы непременно используем! При его-то громком имени эффект будет обеспечен! Добился славы, мудак, шел по головам, теперь получай свое, знаменитость гребаная! Думают, ради славы все средства хороши… – Шалкар задумчиво посмотрел куда-то вдаль сквозь Геннадия. – Хотя… пусть думают. На то и мы здесь. Правда, Генка? – развеселившись, он подозвал к себе Дамбаллу и с размаха приложил его ладонью ниже пояса.

Никак не отреагировав на этот выпад, Геннадий остался на месте и отстраненно изрек:

– Ваша правда, босс.

– Доказательства? – Шалкар лукаво сощурил правый глаз и поглядел им в щель, образовавшуюся между сложенными домиком ладонями. Затем расцепил руки и протянул одну навстречу чрезвычайно бледной и узкой руке Геннадия. Наклонившись, Дамбалла осторожно вложил в нее маленький круглый предмет.

Направив на него свой по-прежнему сощуренный глаз, Шалкар снова рассмеялся:

– А-а-а! Микрокамера! Отлично! Ты разыскал поставщика – того, что я велел?

– Не того, – отведя глаза, ответил двуименный змееподобный мужчина. – Другого. Того уже посадили.

– Уже? Так быстро? – Шалкар картинно вскинул брови. – Система работает все лучше и лучше!

Потеряв интерес к круглому предмету в руке, он небрежно уронил его на стол. Но микрокамера не успела коснуться его кожаной поверхности, будучи перехваченной быстрым, почти невидимым движением Геннадия-Дамбаллы. Поймав на лету крошечное записывающее устройство, он столь же неуловимым скользящим жестом спрятал его в нагрудный карман.

– Кста-ти, – размеренно, слог за слогом, обронил в кабинетный полумрак Шалкар. – Сделай так, чтобы малой застукал свою девицу наедине с перевоплощенным Казановой. Как сделать, решай сам. Не все же мне сценарии писать. Тем более что с людьми это делать в полной мере не дают.