© Сарсенова К., 2014

* * *

Посвящается моему обожаемому сыну Рашиду

Глава 1
Конец и начало

Мир взорвался. Его осколки впились в ее тело и теперь раздирали на части обезумевшую от ужаса душу… Крик вырвался из погибающего сердца и рассеялся в грохоте распадавшейся внешней жизни… Оглушенная, она потеряла сознание, но не нашла в забвении желанного спасения – и в глубине ее души звучала все та же адская музыка.

– Что тут у нас? Еще одна отключилась! – голос доносился издалека, просачиваясь сквозь туман окутавшей ее бессознательности. Она хотела затеряться в нем, забыться и быть забытой навсегда, но чья-то грубая воля вмешалась и выволокла ее наружу. Открыв глаза, Меруерт обнаружила себя сидящей на полу рядом с пустым сиденьем. Жесткие мужские руки больно схватили ее за плечи, встряхнули и заставили вернуться на покинутое место.

– Спасибо, – без тени благодарности тихо вымолвила она, то теряя, то находя себя в потоке вновь обрушившихся на нее впечатлений.

О, Боже, она и не знала, что ад может быть не только огненным, но и звуковым… То, что выходит за пределы нашей терпимости – вот что такое квинтэссенция подлинного страдания! Невыносимый шум заполнял все вокруг, рывками тащил сознание в омут первобытного ужаса, раздирал беспомощное тело в клочья, давил и изничтожал каждую его клеточку… Или это столь громко стучало ее собственное сердце?

Снаружи вконец осатаневший ветер с беспощадной целеустремленностью дробил на атомы бестолковую вертолетную конструкцию. Или же это железная коробка с пропеллером разрушала себя сама, столкнувшись с категорически не подчиняющимся ей характером воздушной стихии?

Меруерт с тоской смотрела в синее небо, крохотным лоскутком дрожащее в запыленном, покрытом следами давнего дождя маленьком иллюминаторе… Легкие облачные перышки не заслоняли, а подчеркивали простирающуюся за ним сияющую бездну, в которой так жалко барахталась якобы надежная летающая машина… Якобы летающая… Что ж, человек, как никакое другое существо на Земле, умел подменять истину иллюзиями и со всей страстью необузданного бессознательного предаваться им… Страх, острыми пиками черных скал медленно, но неостановимо поднимающийся из плотного тумана тревоги, впивался в прячущееся в нем сердце холодными хищными зубьями и заставлял ощутить иллюзорность данного полета. Она не чувствовала полета в безжизненной тяжести этой машины, которая должна быть на земле, как и сама Меруерт… Не добровольно, хотя и по своему выбору, она зависла между небом и землей, между открытым и закрытым состоянием своей души…

Поток чувств и мыслей оборвался слишком резко, безо всякого предупреждения, и девушка подпрыгнула, в подспудном энтузиазме желая догнать ускользающее от нее, пусть и неприятное, но уже обжитое и оттого безопасное состояние гнетущего беспокойства. Попытка, конечно же, провалилась: вернуться в отжитое мгновение не удалось, но зато получилось, хотя и против воли, полностью погрузиться в проживание нынешнего момента. Резкая боль в языке, усиленная соленым привкусом собственной крови, соединилась в ее восприятии с чрезмерно повелительным, сильным хлопком по плечу в единое неудобоваримое целое – кто-то грубо ворвался на неприкосновенную территорию ее личного пространства, ее души, всегда столь тщательно оберегаемой от любых поползновений извне. Сколько Меруерт себя помнила, ей неизменно нравилось ощущение жизни внутри некоей раковины, створки которой она могла открывать или закрывать по своему усмотрению. Жить за тяжелой броней многослойно окаменевшей самозащиты было куда надежнее, чем довериться восходящему порыву теплого ветра, сбросить с плеч замшелую архаичность былых представлений и взлететь… Взлететь навстречу солнцу. Чтобы воплотить созревшую к реализации мечту.

Но вместо солнечного света ее окатила черная волна ярости. Кто смеет заставлять ее делать то, к чему она не готова?! Морщась от боли, готовая выплюнуть ее в лицо обидчика кровавым месивом из гнева и страха, Меруерт подняла голову и уперлась взглядом в лицо склонившегося над ней мужчины. Негодование, раскаленной лавой бурлившее в ее душе, вдребезги разбилось о холодный отстраненный взгляд чужих светло-голубых, почти бесцветных глаз. И этот взгляд, присущий любому человеку, одновременно влюбленному в свое дело и абсолютно равнодушного к людям вокруг, испугал ее больше всего того, что неистово пугало раньше. И, как ни странно, именно этот страх оказал столь необходимое отрезвляющее воздействие. Страх, порожденный преобладанием опасно чуждой и опасно близкой воли. Страх, возникающий при проживании прямого взаимодействия с заведомо сильным и враждебным существом.

Мужчина, одетый в видавший виды некогда оранжевый комбинезон, что-то говорил, уверенно удерживая свое мощное тело в нестихающем потоке вибраций, грохота и гула. Открыв рот, она с благоговейным ужасом взирала на него снизу вверх: немыслимо, он может жить среди этого хаоса! Слова тонули в беспощадном шуме, захватившем крохотное пространство кабины вертолета, до которой неожиданно быстро сжался мир Меруерт. Ни звуков, ни жестов, – но этот ледяной обжигающий взгляд точнее всего передавал смысл произносимых им слов. Мужчина звал за собой. Отказа ему в этом мирке, в его мире, просто не могло быть.

– Пора! Вставай! – не услышала сквозь шум двигателей, но прочитала она по губам, чьи движения подтверждали выражение нацеленных на нее глаз. Губы, удивительно женственные для такого брутального типа, четко произносили ставшие привычными приказы.

Подчиняясь внезапно очнувшемуся инстинкту самосохранения, Меруерт ухватилась за надежду, солнечным зайчиком промелькнувшую в ее сердце в ответ на неожиданную мягкость мужских губ… Но, как часто бывает, внешняя форма не отражала внутреннего содержания. Пронзительный взгляд голубых, как бушующее за окном небо, и таких же бездонных глаз, взгляд, направленный прямо на нее, и пригвождал к месту, и сгонял с него одновременно.

«Подчиниться и бежать», – одна краткая парадоксальная мысль, даже не мысль, а скорее глубинное ощущение, коснулась души и тут же улетела прочь, встревоженная физическим прикосновением. Мужчина снова хлопнул ее по плечу и жестом велел подняться. Не осознавая противоположности раздирающих ее побуждений, слишком погруженная в происходящее, Меруерт вздохнула, встала и неуверенно, словно вслепую, подчиняясь чужой воле, двинулась вслед за инструктором. Сама того не понимая, она доверилась золотистому солнечному проблеску, мелькнувшему в глубине его взгляда… Все же он был не абсолютно холодным.

Небо кружилось в вертолетном люке, взбиваясь в воздушную пену равномерными ударами металлических лопастей. Ветер бросился ей в лицо – то ли в яростной попытке прорваться в салон и разнести его в пух и прах, то ли в стремлении уничтожить только ее одну… Инструктор подбадривал криками, разлетавшимися на обрывки звуков в воздушном шторме, ветер и металл рвали на части мир вокруг… Мир, бывший мгновение назад абсолютно чуждым ей, сейчас вдруг стал родным и единственным пристанищем. Отчаянно борясь с наплывом тошнотворного страха, Меруерт, разрываясь между инстинктивными желаниями остаться в салоне и подчиниться более сильному существу, неуверенно сделала следующий шаг за оранжевым комбинезоном и склонилась над отверстием в полу. Нет, не склонилась, а лишь бросила туда свой первый робкий взгляд. И тут же бездна из люка выпрыгнула ей навстречу, оглушила неисчерпаемой, невозможной тишиной, ухватила внимание и поволокла за край привычного ей мира – в неведомые и грозные просторы…

Шум двигателей, рев ветра, крики инструктора – все потонуло в этой запредельной тишине… И только в сей момент просветляющего сравнения Меруерт узнала, какая бездна страха скрывалась в ее душе. Страх, почуяв в небесной бездне союзника, обрел невиданную прежде мощь. Все защиты, день за днем возводимые ее психикой, не желающей открывать душе доступ к осознанию себя самой, все эти двери и решетки, заборы и стены, вся вроде бы надежная броня убеждений и привычек рухнула в одно мгновение. Бездна ее страха, слившаяся с запредельной небесной безграничностью, стала тем новым бесконечным миром, в который заглянула Меруерт из мизерности своего мирка…

Но и он сохранял немалую власть над ней. Ошарашенная, столкнувшаяся с неведомым прежде ощущением, она изо всех сил отстранилась от него, отскочила, отпрыгнула как можно дальше… В физическом плане словно ничего и не произошло: Меруерт осталась стоять на том месте, где и стояла. Впаянная живой статуей в урчащий и стонущий металл под ногами. Такой одновременно незыблемый и хрупкий… В духовном же плане, отдавшись неудержимому порыву отдалиться от стремительно надвигающейся внешней бездны, она провалилась в бездну внутреннюю… Столь бесформенную и текучую… Внешнее перестало существовать для нее, отдавшейся во власть раскрывающейся сути. Статуя с замершим, но не погасшим блеском в глазах – таковой предстала она для покинутого ею мирка. Оставив в нем свою физическую оболочку, она вошла в ожидающее ее Иное.

– Эй, детка, не хочешь прыгать, освободи место для других! Сядь! Да отцепись ты от поручней! – насмешка в глазах инструктора сменилась негодованием, а затем недоумением. Попытка силой разъединить металл и плоть человеческих рук ни к чему не привела: девушка никак не реагировала на его действия. Она больше не подчинялась ему. Инструктора, как и прочих людей в вертолете, для нее уже не существовало…

– Если ты не прыгнешь, вся группа не прыгнет! – буря эмоций бушевала во взгляде мужчины, с трудом переносящего позор постигшей его бессильности.

– Давай, чего встала на проходе! Сядь на место! – голос мужчины задрожал от нескрываемой ярости. Угроза срыва прыжков и взбучка со стороны начальства волновала его меньше, нежели потеря самоуважения – он, профессионал с огромным стажем, не справился с какой-то хилой, насмерть перепуганной девицей! Он, под чьим руководством в небесную бездну шагнуло несколько сотен человек, не совладал с упрямством слабовольной дуры, неадекватным поведением доказавшей правильность его презрения к женщинам и лжемужикам, которые делают все, что угодно, но только не настоящую, положенную высоким тестостероном в горячей крови, мужскую работу… Что толку ожиревшим слизнем, втиснутым в дорогой костюм, вяло ползать по офису и тупо пялиться в экран монитора! Экстремальный драйв, адреналин, небо, каждодневное заглядывание в бесстрастные глаза таящейся в нем Смерти или запредельной Жизни – вот удел настоящего человека!

Холодные жесткие пальцы впились в мягкие руки Меруерт, вопиющим безмолвием застывшей посреди адского грохота. Надо же, сотню раз был прав учитель тайцзицюань, под наставничеством которого он осваивал это сложное боевое искусство: мягкое и слабое неизменно побеждает сильное и жесткое… Хилые, сотканные из сплошных эмоций девичьи руки оказались ничуть не податливее безжизненного стального поручня, нагретого их теплом… К тому же – эта нечеловеческая непреклонность, отчетливо проявившаяся во всем ее теле, воплощенная в его неподвижности. О, да, иногда «выражение» спины человека гораздо информативнее его взгляда, хотя глаза и являются зеркалом души.

Движимый непонятным побуждением, скорее стараясь выйти из зоны восприятия ее спинной непреклонности, инструктор обошел замершую девицу и заглянул ей в лицо. И сразу же отшатнулся, чуть ли не побежал назад, настолько неожиданным было чувство, схваченное им в ее взгляде. Там, в этих немигающих, широко распахнутых карих глазах, бурлила и бушевала Жизнь, та самая Жизнь, которую он привык чувствовать и проживать, хотя и косвенно, только в затяжном прыжке в небесную бездну. А тут – ничтожная, жалкая девка, из страха впавшая в клинический ступор, не только коснулась столь драгоценной для него, посвятившего небу все сознательные годы жизни, области неведомого бытия, но и осмелилась погрузиться в нее полностью!

Ярость, вскипевшая в нем шквальной волной в ответ на собственное бессилие, тут же разбилась о монументальную непреклонность иллюзорно слабого, а потому и непобежденного человека… Гнев откатился назад и затопил его сердце тлеющим сумраком мстительного вожделения. Распахнув кабину пилота, он смачно бросил в нее пригоршню злобных слов.

Как легко разжечь негативное переживание в душе человека! Повести его за собой, зацепив на крючок страха, гнева, обиды… Однако наиболее эффективный инструмент для манипулирования чужой (и своей тоже!) волей – гордыня. Это поистине универсальное чувство, обладающее феноменальной способностью мимикрировать под любое проявление человеческой души – и положительное, и отрицательное. Пообещайте другому (и себе!) то, чего хотите больше всего, а особенно то, о чем только мечтаете, подкрепив обещанное постулатами о превосходстве человека (и себя!) над остальными братьями по разуму… И – вуаля! Желаемый результат достигнут – жертва проглотила наживку. Для ее послушного следования за вашей зад… извините, спиной, ей необходимо лишь регулярно получать подтверждения собственной недосягаемости для простых смертных. Но вы ведь не откажете ей в этом прянике, не правда ли?

Спустя пару минут из кабины выбрался мужчина в мятой серой куртке, с привычно недоброжелательным выражением лица. Недовольство столь естественно гармонировало с его физиономией, растекаясь по ней немногочисленными, но глубокими ранними морщинами, залегая в них угрюмыми тенями, что казалось, будто он и родился на свет именно с таким вот выражением. А может быть, он входил в органику своей новой оболочки уже с соответствующим его физиогномике настроем.

Противостояние миру, пассивное неприятие всех его проявлений явственно читалось в наглухо враждебном взгляде. Понимающе кивнув инструктору (понимание у таких людей обычно начинается и заканчивается в зоне совпадения их и соседнего мировоззрения), он быстро оглядел узкое пространство салона и кивнул еще раз, словно подчеркнул свое участие в происходящем. Затем решительными шагами, почти не качаясь на вибрирующем полу вертолета, пересек его утробу и единственным сконцентрированным толчком выпихнул живую статую из люка.

Кажется, несправедливо часто разрушительная мощь отрицательных сторон жизни берет верх над ее положительными аспектами! Хаос рушащегося распорядка вещей, их взаимосвязей и всей картины мира в целом – невероятно высокая плата… За что? За созидание нечто более гармоничного и качественного? Разве стоимость этих перемен к лучшему, выплачиваемая почти насильно, действительно высока? «Почти» – потому что все мы подсознательно не просто ждем, а жаждем этих перемен…

– Слышь, Олег, что-то мне не нравится вся эта ситуация. Зря мы ее силком вытолкали, – расстегнув ворот комбинезона, инструктор вытирал с шеи холодный липкий пот – физическое свидетельство матереющего в душе страха.

– Брось, Нат. Не парься по пустякам, – нескрываемое злорадство пилота тупой бритвой резануло по сердцу. – Она же на «отлично» у тебя все обучение прошла. Справится. Шок после прыжка вернет ей активность. Обычная трясучка перед первым полетом. У баб всегда трясучка на все первое.

– Так-то оно так… – массируя занывшую левую руку, озадаченно возразил Натан. – Но что-то здесь по-другому складывается. Ты, кстати, не приметил, где она села? Парашют, конечно, раскрывается автоматически, но черт его знает, что она может натворить… Больно уж не хотела прыгать…

– Да вроде на поле села, нормально все, не парься, – Олег поморщился и махнул рукой, словно отбрасывая от себя чужую нервозность. – Чего ты дергаешься, в первый раз что ли они за люк цепляются? Вылетают и на автомате выполняют положенные действия. Все будет нормально, как всегда. Она уже приземлилась, пока мы тут ее мусолим.

– Не знаю, не знаю… – тревожный сумрак выплеснулся из задетого сердца и разлился по телу. Внезапный порыв ледяного ветра обжег влажную кожу. Поежившись, Натан поспешно застегнул комбинезон. – А ты точно уверен, что это она на поле села?

– Ну да, она же первая прыгнула, она и села первая. Вон к ней уже наши подъезжают, – Олег бросил в окно небрежный взгляд бывалого пилота и с мимолетным удивлением посмотрел на Натана. Обхватив себя руками, тот громко, перекрывая шумовой хаос, стучал зубами в ледяном ознобе.

– Заболел что ли? – не дожидаясь ответа, Олег принялся весело насвистывать популярную мелодию.

Не в силах вымолвить ни слова, Натан с трудом присел на пустое сиденье. Крупные капли холодного, словно талая вода, пота заскользили по спине, удерживая сознание от растворения в наплывающей на него густой мгле. Он невольно застонал, увидев пришедший из нее ответ. Он знал, что произошло. Но лучше бы он этого не ведал…

Держась за вибрирующую стену кабины, в отчаянном порыве предотвратить неотвратимое, внутренним взглядом он уцепился за явленный ему образ и сразу же оказался рядом с его физическим воплощением – внизу. Пронзительная тишина заложила уши, и вертолетный шум отдаленным эхом звучал где-то на периферии размытого в бесконечности мира… Сознание сосредоточилось на крохотном его участке, на паре метров земли, на которой он стоял.