Чем заняться? Кажется, еще недавно завидовала домохозяйкам, которые день-деньской валяются на диване и занимаются исключительно собственной внешностью. Пожалуйста, валяйся, занимайся, чем хочешь – внешностью, уборкой, готовкой, росписью по стеклу… А не хочется! И страшно, жду, что Тим вернется и выгонит, по этой же причине боюсь выйти из квартиры. И Лара обещала…
Наверное, я схожу с ума, нормальным людям умершие родственники не звонят с утешениями. Нормальные люди не ждут шесть лет, чтобы отомстить другому человеку, это только в кино герой двадцать лет томится ненавистью, а потом взрывает полгорода, выплескивая праведный гнев.
Пакет принесли в обед, я даже точное время могу сказать – пятнадцать минут третьего. Просто, когда в дверь позвонили, я на часы посмотрела, еще удивилась, что Тим так рано вернулся. Оказалось, не Тим, оказалось, посылка с того света. Пятнадцатилетний пацан в красно-желтой фирменной майке и кепке с козырьком почти торжественно протянул пакет и потребовал расписаться. Расписалась, имя стоит мое, значит, и пакет тоже мне предназначается. Открыть – не открыть? Пока не решилась, а вдруг внутри… ну, не знаю даже, взрывчатка, наркотики, ворованные алмазы? Адрес отправителя мой, получателя – Тимуров. Имя отправителя – Лариса Лютова.
Лара.
Пакет я спрятала в шкафу с твердым решением не заглядывать внутрь. Рассказать Тимуру или не стоит? Не стоит, еще сдаст в психушку и будет прав. И вообще, Салаватов еще не согласился терпеть мое присутствие в этом доме, может, вечером я к себе вернусь.
А, возможно, и не вернусь. Это уж как получится.
Уговорить Салаватова оказалось проще, чем я предполагала. Хотя странно. Что он вообще стал со мной разговаривать, ну да не важно. Главное, я выполнила Ларино пожелание. И теперь… Действительно, а что будет теперь? И как мне жить с этим вечнохмурым типом, в котором от былого Тима ничего не осталось?
Сидит на кухне, прикрыв дверь, значит, не хочет, чтобы я видела, чем он там занимается. Хотя чем он там заниматься может? Наркотики фасовать? Бриллианты в хлебные катышки упаковывать? Награбленное за день в крупу прятать? Глупости, совершенно не представляю Салаватова в этой роли.
Скучно. За окном темно, гулять на улице уже поздно да и не хочется одной, предполагаю, что Тимур к предложению пойти погулять отнесется, мягко говоря, с подозрением. Вот и приходится лежать, тупо уставившись в телевизор. Показывали очередной сериал, нечто детективное, с трупами, погонями, коваными интригами и, как водится, большими деньгами.
Лара обещала позвонить. Ждать или нет? На часах уже пол-одиннадцатого, и спать хочется, но я дождусь, непременно дождусь, она обещала сказать, что дальше делать.
– Ника! – Позвал Тимур. Кричать в ответ пошлое «чего?» не хотелось, а вставать и идти на кухню, чтобы узнать, какого лешего Тиму понадобилось, было лень.
– Ника! – Придется, видимо, расстаться с теплым местечком.
– Ника!!!
– Тут я.
– А. Я зову, зову. – Пробубнил Тим. – Ужинать будешь.
– Чем?
– Ну, тебе виднее, ты за повариху быть обещалась.
– Обещанного три года ждут. – Бурчала я чисто из вредности и палку старалась не перегибать. Салаватов, кажется, это понял, иначе как объяснить его ехидную усмешку.
– За три года с голоду подохнем.
Что верно, то верно, и кушать в самом деле хочется. Только йоги способны три года без еды прожить, а я не йога. И Тим тоже не похож.
– Макароны будешь? С колбасой? – Завтра же надо будет закупиться, а то в Салаватовском холодильнике не то, что мышь – таракан с тоски подохнет.
– Буду. Я вообще неприхотливый. Отучился. – Тим помрачел. – Ладно. Ты ту пока… Я сейчас вернусь.
Ушел. Обиделся? Но я же ничего обидного не сказала, только про макароны спросила, а он сразу и обиделся. В квартире сразу стало как-то пусто, темно и страшно. Работающий телевизор раздражает – не кино, а пародия на жизнь. Телевизор выключила, нечего ему работать, если я все одно на кухне торчу.
Макароны сварились, колбаска подрумянилась, а Тима нет. Ну и куда он пропал? Сам же ужин требовал, а сейчас, значит, задний ход. Телефонный звонок повернул мысли в другую сторону. Лара? а я и забыла. Господи, ну как я могла забыть о собственной сестре?
– Ники?
– Лара?
– Я, а ты еще кого-то ждешь? – Она засмеялась.
– Нет, что ты… – Мне стало неудобно за ложь, но и говорить ей, что я жду Тимура, который сбежал, лишь бы не находится в одной квартире со мной, не хотелось.
– Как дела?
– Нормально.
– А почему голос грустный? Что случилось? Обидел кто-то? Тим, да?
– Нет… Да… Я запуталась. Он другой стал. Совсем другой, понимаешь, Лар?
– Люди меняются и он изменился, и ты. Потерпи, милая, скоро мы встретимся.
– Да? – Вместо ожидаемой радости я ощутила беспричинный страх. Что значит «встретимся»? Она придет ко мне? Дух, светящийся в темноте или же полусгнивший труп, отвратительный и вонючий. Не хочу.
– Да, Ника, скоро, совсем скоро. Не надо противиться, это не больно.
– Что не больно?
– Умирать. Страшно, но не больно. А потом… Но мне нельзя говорить, что будет потом, это тайна, в свое время сама узнаешь. Скоро уже. Я просила за тебя. ОН простил…
– Я умру? – Трубка вдруг стала скользкой и холодной. Я вытерла вспотевшие ладони о шорты. Сердце колотится.
– Боишься… Не надо бояться, не надо противиться. Это будет чудесно, мы вместе, как раньше, только намного, намного лучше, чем раньше. Здесь мама… Ты ведь хотела встретиться с ней? И тетушка. Она так ругала меня за пастушку, ты не представляешь! Знала бы, ни за что в жизни пальцем не прикоснулась бы к этой фарфоровой штуковине!
– Я не хочу умирать!
– Дурочка. – Ласково укорила Лара, совсем, как раньше, когда я в слезах прибегала домой, чтобы зализать раны после очередной неудачи. – Помнишь, ты, когда на танцы ходила, влюбилась в своего партнера? Не помню, как звали, чернявый такой, с родинкой на щеке?
– Игорь?
– Игорь, точно, Игорь. Теперь вспомнила. С танцами у тебя сразу не заладилось, но ты не бросала, к каждому занятию готовилась, словно солдат к параду, все надеялась, что он на тебя внимание обратит. А он не обращал и не обращал. Ты плакала втихую, пока однажды не услышала, как твой драгоценный Игорь рассказывает дружкам, какая ты неуклюжая, неповоротливая, и бегаешь за ним, точно собачка за хозяином. Помнишь, как больно было? Ты три дня ничего не ела, лежала, в стену уставившись. Даже мне не сразу рассказала… Жить больно, Ника, а здесь хорошо. Легко. Нет ни боли, ни страданий, одно сплошное счастье.
Входная дверь распахнулась: Тимур, наконец-то вернулся, но он не спасет от Лары.
– Ника, ангел мой, не бойся. Ничего не бойся, знай, что я буду с тобой, что бы не случилось. Ты получила пакет?
– Пакет?
– Да, солнышко, пакет. Сегодня днем я отправила тебе подарок, ты его получила?
– Да.
Тимур подошел, неслышно, как кот. Остановился рядом, чувствую запах его туалетной воды и теплое дыхание на своей шее. Сразу стало как-то спокойнее, и страх исчез. Салаватов защитит, он ведь такой… надежный, он надежный.
– Заглядывала внутрь?
– Нет.
– Трусиха. – Лара рассмеялась. – Какая же ты трусиха, Ник, ни капли не изменилась.
Тим начертил в воздухе вопросительный знак. Спрашивает, с кем это я беседу веду, и что ему ответить?
– Загляни, Ник, я ж не для того его тебе присылала, чтоб ты в шкафу прятала, знаешь, чего мне стоило отправить? А ты даже не удосужилась внутрь заглянуть!
– Лара, я…
– Посмотри. – Перебила она. – Обязательно посмотри. Это только для тебя, чтобы ты поняла.
– Что поняла?
– Не имею права говорить, но ты поймешь… Как Тим?
– Он… Он здесь. – Стоит сзади, дышит в затылок, отчего волосы шевелятся, и кровь бежит быстрее.
– Скажи ему, что… Хотя ничего не говори. Скоро мы увидимся. До свидания, Ник.
Она повесила трубку, а я расплакалась. В последнее время я слишком много плачу, это неправильно.
Мой дневничок.
Алик – урод. Выставил условие – либо я работаю на него, либо остаюсь без лекарств. Согласилась, а что мне делать? Салаватову пожаловаться? Скажет, что сама виновата. А еще за Алика голову свернет, у того фотки есть, где мы с ним… Это было ошибкой, но Тимка не простит, бросит и меня, и Нику, и выставку организовывать не станет. Я-то переживу, а вот выставка… выставка нужна, как воздух. Все увидят, какая я талантливая. Нет, Тимка мне пока еще нужен.
Алик обещал, что я не только долг верну, но и для себя заработаю, это то же кино, только для взрослых, это не проституция. Конечно, не хватало еще, чтобы он из меня проститутку сделал. Тот клиент, оказывается, режиссером был, а я не трахалась – пробы проходила. Прошла. На главную роль. И смешно и противно.
Но, если таблеточку принять, все пофигу становится, и даже наоборот, круто. С Салаватовым так не бывает. Он вообще теленок, несмотря на бабки. Только зарабатывать и умеет.
Но Алик все равно урод.
Салаватов вышел из дому за сигаретами.
– Ложь.
Нет, вправду сигареты закончились, а курить охота так, что челюсти сводит. А работающий круглосуточно ларек, Тимур еще днем заприметил.
– Зачем ты ее оставил? – Сущность отличалась поразительным упрямством, настырностью и абсолютной бесцеремонностью во всем, что касалось Тимуровых дел. В данном случае ее беспокоила Ника.
– Хочу разобраться.
– В чем?
– Во всем.
– Ага, открыть наново законы Вселенной, осознать и переосознать великие философские истины, разложить по полочкам математику и что еще там мы забыли?
– Твое молчание.
– Не дождешься.
Салаватов сразу поверил, впрочем, не верить самому себе глупо. А Ника… Ну, пускай поживет, одному сложно, а она какая-никакая, но память о прошлой жизни.
– С которой ты хотел расстаться.
– Перехотел.
Ларек работал, и сигареты в нем были, и пиво. А, действительно, почему бы не попить вечером пивка, лежа у телевизора, помолчать, подумать о тех же самых законах вселенной.
– Лучше подумай о том, как жить теперь будешь. – Пробурчала Сущность, отворачиваясь: обиделось.
Как, как… Обыкновенно, как все живут, так и он будет, вернется домой, поужинает и спать завалится. Ника, наверное, заждалась уже.
Ника разговаривала по телефону, вернее, стояла, прижимая телефонную трубку к уху, вцепилась в нее обеими руками, словно боялась, что отберут. Больно надо. Интересно, с кем это она болтает в такое время? На его вопрос Ника лишь мотнула головой, судя по всему, обещала рассказать попозже.
– Или послала тебя подальше.
Тоже вполне возможно. Судя по всему, разговор давался Нике с огромным трудом. Тимур заметил мертвенную бледность, испуганный взгляд и капельки пота, застывшие над верхней губой. Складывалось впечатление, что разговор тяготит Нику, но она не решается повесить трубку.
Интересно Более чем интересно.
Стало еще интереснее, когда Ника расплакалась.
– Ну, чего стал, иди, утешай. – Фыркнула Сущность. – Только для начала вспомни, чем прошлое утешение закончилось.
Тимур помнил, но, похоже, ничему не научился. Отобрав телефонную трубку – пришлось силой разжимать Никины пальцы, Тимур на всякий случай выдернул шнур. Вообще не следовало телефон подключать, чтобы не звонили всякие там.
– Вставай, пойдем.
– Куда? – Ника заморгала, от слез глаза приобрели оттенок молодой листвы. А нос распух и покраснел. Смешная она, сущий ребенок, домашняя кошка, которая изо всех своих кошачьих сил старается походить на льва.
– На кухню.
– Зачем? – Ну, хоть плакать перестала, уже достижение.
– Ужинать будем.
– И поговорим заодно. – Добавила Сущность. Ему тоже было любопытно, кто звонил.
– Я вообще-то редко плачу. – Ника сидела, уткнувшись взглядом в тарелку. Она окончательно успокоилась, и даже пыталась улыбаться, хотя улыбка выходила нервной и кособокой. И руки трясутся – вилку вон раза три уже роняла.
– Охотно верю.
Ника посмотрела недоверчиво, точно пыталась сообразить – издевается он или говорит серьезно.
– Тимур… Как ты думаешь, я нормальная?
– Это смотря что нормой считать. Внешне, вроде, нормальная, но откуда ж мне знать, чего у тебя в голове происходит.
Доминика вздохнула и, старательно отводя глаза, призналась.
– Мне Лара звонила.
– Какая Лара?
– Наша Лара. Моя Лара. Она ОТТУДА звонила.
Тимур попытался сопоставить два факта: Лара погибла и Лара звонила. Факты не сопоставлялись, чего, в общем-то, и следовало ожидать. Как она могла звонить, если умерла? Никак. Наверное, Нике снова примерещилось.
– Твоей Нике с иглы бы соскочить. – Присоветовала Сущность.
– Значит, тебе звонила Лара? – В ситуации требовалось разобраться, пока это еще возможно.
– Считаешь, у меня крыша поехала? – Доминика моментально подобралась. И что ей ответить, если нормальным людям покойные родственники не звонят?
– Я сама не уверена, что… что мне не привиделось. Прислышалось. – Ника путалась в словах, точно новорожденный жеребенок в ногах. – Но, если бы мне мерещилось, если бы я сошла с ума, я бы не задумывалась над тем, что схожу с ума? Верно?
Интересный аргумент, однако: "я не сумасшедшая, так как сомневаюсь, не сумасшедшая ли я". Впрочем, относительно звонков у Тимура имелась своя собственная теория, странно, что Ника не додумалась, ей это объяснение еще раньше должно было в голову придти. Другой вопрос – кто и зачем этот цирк устроил.
– Когда начались звонки?
Ника ответила не задумываясь:
– Позавчера. Нет, раньше на день. Вчера я тут была? Мне Лара сказала придти к тебе, а сказала она за день до этого. Значит, все-таки позавчера. Только Лара еще до звонков появлялась, она бывала в квартире, это точно. Там запах ее духов, и записки, и вещи…
– Какие вещи?
– Картина, ну, та, которую я потом тебе принесла, – Ника густо покраснела, – только она от Лары, честное слово, от Лары, я ж не сама рисовала! Я вообще рисовать не умею! Еще духи были…
– Черная магия?
– Ага. И суп, в самый первый раз она написала, что ночевать не вернется, и чтобы я суп ела. Я ела. А потом сок бы. И вино. Да, точно, вино было, красное, я всего полбокала выпила… Кажется, полбокала, а потом ничего не помню. Только у тебя очнулась.
– Совсем ничего?
– Ну… – Доминика повертела вилку в руках. – Цветы говорящие, которые отчего-то на стенах росли, чудовища, Лара за мной гналась…
– Жаль, что не догнала. – Прокомментировала Сущность. – У девицы явный психоз.
– Боюсь, тут кое-что посерьезнее психоза. – Тимур окончательно убедился в правильности своей догадки. Кто-то играет в покойника. Логично ведь, Ника играла с ним, а теперь играют с ней. Декорации те же, только зритель поменялся. Для полной уверенности требовалось уточнить еще кое-что.
– Ты колешься?
– Что? – На ее лице проступило такое удивление, что Тимур сразу поверил: она не колется.
– Доверчивый.
– Что?
– Я спросил, ты колешься? Может быть, порошок нюхаешь, колеса глотаешь, куришь, свечи ставишь? Ну, я не знаю, что еще делают. – С каждым словом Никины глаза распахивались все шире и шире, пока не стали похожи на два огромных зеленых блюдца.
О проекте
О подписке