Араши и ее клинки. Шину.Мацухито с огромной корзиной, ремень которой лег поперек лба этакой сбруей.– Мне надо отнести травы, – сказала она, потупившись. И руки спрятала в рукава. – Одному… человеку… достойному. Уж
Она взялась меня учить. Как ходить. Как садиться, чтобы это выглядело изящно… можно подумать, сама она была знатного рода… красиво есть. Правильно разливать чай и… и все то, что тебе кажется обычным. Она была строга, но и только. Она ни разу не ударила… я не боялась побоев. Отец меня ненавидел
И возле зверя, который, осознав, что пробраться сквозь паутину не выйдет, замер. Его тело напряглось, а из глотки вырвался глухой рокочущий звук. Он походил на песню… …воды… …и ветра. Иоко любила слушать
Укоризненные взгляды. И шепоток, который она слышит так явно: – Ты не справилась… что ты возомнила, никчемная девчонка? Решила, будто сможешь… посмотри на этих женщин, ты подвела их… ты подвела всех… отца, мать… мужа… если бы ты была действительно хорошей женой, ты бы сумела сделать так, чтобы он тебя полюбил. А
несказанно повезло в жизни. Как же… судьба женщины незавидна, особенно если этой женщине не повезло родиться в хижине рыбака или в крестьянском, продуваемом всеми ветрами домишке. Работа.Заботы. Муж, которому продадут, не спросив и слова. И вновь работа, заботы, дети… жизнь, что сгорает, будто
не выпускали на ярмарки: девушкам из благородных семей совершенно нечего делать на мероприятиях столь сомнительных. Иоко тоже никогда не бывала.Исправим. – И пусть смотрят. – Араши садится рядом и протягивает руку. – Пусть видят, какая ты красавица… и вообще
дня. – Я не пойду. – Кэед уселась, сложив на коленях руки, всем видом своим выражая решимость. – Я никогда не любила ярмарки… – Можно подумать, ты хоть на одной была. – Араши не изменила мужскому платью, правда, на сей раз ее широкие
очнулась там же… помню вновь холодную воду… и мальчишку, который натирал виски Мацухито ароматным маслом… И второго, поившего меня осторожно, бережно даже. Еще подумала, что это хороший знак…