– Да, интересно, ты прям настоящий политолог. Но в твоих фантазиях есть одна большая нестыковка: если ты говоришь, что российская армия сейчас на Донбассе, то, как же ты собираешься нас побеждать? Москали же вас всех на завтрак съедят и даже не подавятся, – Захар громко смеялся и видел, как собеседник переменился в лице. – Дурак ты, Миха, слишком много думаешь, шел бы лучше воевать, раз оружие в руки взял. Да и нет у нас никакой российской армии, сами мы воюем. Если российская армия появится на Украине, то украинская армия перестанет существовать – начнется другая война. Все это понимают: в России на такие провокации не пойдут. В том, что они нас спровоцировали, возможно, ты прав. Но, ты знаешь, я благодарен им за это. Правильно сделали. Получается, именно они открыли нам глаза. Я сейчас смотрю, как вы нас стараетесь убить, как ваш вонючий президент прогибается под западных шакалов, и просто охреневаю, – Захар встал, – вы убиваете детей, женщин, стариков, а в Киеве этим восхищаются. Вас в десятки раз больше, у вас куча оружия, но у вас нет мотива победить. А знаешь почему? Потому что вы – твари продажные и не знаете, за что воюете.

– Ты следи за базаром, Захар, – медленно подходя к Захару, процедил Миха сквозь зубы.

– А то, что, убьешь меня? ни хрена ты меня не тронешь. Ты слово давал. Хоть ты и подстилка европейская, но слово ты сдержишь.

Захар увернулся от кулака, летевшего ему в челюсть, и в свою очередь, не глядя, ударил Михе по печени. Тот сделал пару неловких движений и упал в кресло, зажавшись от боли.

– Вот видишь, Миха, я же говорил тебе, чтобы ты не здесь сидел, а делом занимался, совсем форму потерял.

– Ну ты и сука, Захар, – простонал от боли Миха.

– Ты для чего меня звал-то? Явно не для того, чтобы я послушал эту хрень.

– Вы город скоро оставите, мой батальон будет его первым брать. В городе останутся ваши сподвижники. И ты же понимаешь, что мы с ними сделаем. Но мы можем закрыть глаза на их предательство при условии, что вы при уходе оставите оружие и технику.

– Вот твоя сучья сущность, Миха. Твой батальон будет брать город. Что брать, если нас там не будет. Вы только и можете, что безоружных побеждать.

– Захар, мне похрен твои оскорбления. Я сказал – ты решай. Не сделаете – я там такой террор устрою, весь город вырежу. И еще: я запомнил этот удар и твои оскорбления. Придет время – сочтемся.

Захар рассмеялся.

– Хорошо, я передам твои слова. А ты запомни, Миха: попадешься мне на пути, я убью тебя, даю слово.

Очнулся Захар возле своей машины. Он с трудом вспомнил, что его привезли так же, как и увозили. После того как БМП остановилась, его силой вытащили и стали избивать, он отключился от удара в голову. Тело сильно болело, но особых повреждений не было. «Ладно хоть не грохнули», – подумал Захар, заводя машину. Все еще было тихо: ни артиллерийских выстрелов, ни даже автоматных очередей… Местность, которая на протяжении нескольких месяцев ежедневно обстреливалась из всех видов оружия, сейчас была безмолвной. Это было очень необычно. Но едва Захар доехал до позиций батальона, как начался обстрел. В окопах он разыскал своего заместителя Егора. Тот, не обращая внимания на взрывы, сидел на перевернутом ящике и жал кнопки игровой приставки.

– Здорово, Егор! Докладывай обстановку.

– Здорово, братан. Вернулся, я уж думал все, больше тебя не увижу. Сам бы я хрен пошел бы, этим сукам не верю. Все тихо было, пока ты был там, а сейчас, как видишь, все по-прежнему: обстреливают нас и «случайно» попадают в город. Что с лицом-то?

– Не парься, с лицом порядок. «Укры» на штурм не собираются? Снайперов не слышно?

– Да какой там штурм! Их сейчас хрен заставишь, нового вооружения понавезли, вот и резвятся. Хорошо, что с меткостью у них проблемы, так бы нам тут туго пришлось. Говорю же, тихо было, пока ты не вернулся.

– Я не думаю, Егор, что с меткостью проблемы. Специально мирных обстреливают, чтобы их против нас обозлить, да и нас таким образом оттеснить хотят.

Грохот стоял страшный, но за время начала АТО ополченцы привыкли к обстрелам. Бойцы знали, что делать при артиллерийских обстрелах: не высовываться, не подвергать себя бессмысленному риску. Против летящих снарядов не было оружия, лишь укрытие позволяло остаться в живых. Когда человека накрывало залпом «Града» и по счастливой случайности его не поражало осколками, то его убивало взрывной волной и вакуумом, создаваемым в результате массированного взрыва. Выживший человек долгое время был в прострации – тяжелейшая контузия на долгое время выбивала его из строя. Жертвы были практически при каждом артиллерийском обстреле, были убитые и раненые.

После артиллерийской «зачистки» «укропы» начинали штурм позиций ополчения, поэтому бойцы не могли уходить с обороняемых рубежей. Авиация АТО в последнее время активизировалась и пристрелялась: боевые вертолеты с крупнокалиберными пулеметами на борту наносили серьезный ущерб ополчению и морально давили на бойцов. Первый сбитый самолет, несколько вертолетов, десятки отбитых атак, сотни убитых «укров», захваченная техника – все это поумерило пыл укрофашистов, но мощь группировки АТО с каждым днем увеличивалась. Позиции приходилось сдавать: свежие силы с численным перевесом в несколько раз на тяжелой броне методично штурмовали ополчение сразу же после артиллерийских «зачисток». Приходилось отступать, когда видели, что шансов сдержать натиск нет. Сдав блокпост, ополченцы уже на следующий день забирали его обратно, заставляя «укров» бежать, бросив вооружение.

Огонь не прекращался, но сместился на другую часть города. Захар спросил у наблюдателя, что происходит на позициях противника. «Укры» вели себя спокойно, и никакой подготовки к штурму замечено не было. Командир сказал Егору, что едет в штаб. Ехать во время артобстрела было опасно: шальной снаряд мог взорваться, где угодно. Не раз мирные жители погибали в своих автомобилях, не имея возможности среагировать и спастись. Захар вспомнил, что после очередного обстрела они патрулировали свой район города. Снаряд разорвался перед микроавтобусом, перевозившим людей. Два человека погибли, остальные пассажиры чудом остались живы. Целая семья была убита в своем автомобиле при подъезде к больнице, выйти никто не успел. Прямое попадание. Мужчина, женщина и двое маленьких детишек погибли мгновенно.

Сейчас стало еще сложней: «укропы» захватили окраины города, с одной стороны, выбить их оттуда не получалось, не хватало ни боевой мощи, ни людских ресурсов. «Славные бойцы украинской армии» ездят на танках, БМП и в прямом смысле слова расстреливают мирных жителей, объясняя это тем, что те оказывают сопротивление. Какое, сука, сопротивление может оказать пожилая пара, едущая по своим делам на стареньком автомобиле? «Не остановились на требование военных»! Может, просто не заметили? Зачем сразу расстреливать автомобиль из крупнокалиберного пулемета?

Захар свернул с городского шоссе на дорогу, проходящую между дворами. Корректировщики, которых в городе было немало, могли мгновенно передать его передвижение «украм», а те, в свою очередь, без проблем могли обстрелять машину.

Людей на улицах не было: во время обстрела все жители прятались в убежищах. Если раньше о начинающихся обстрелах жителей оповещали бойцы ополчения, то сейчас из-за интенсивности и непредсказуемости обстрелов ополченцы просто не успевали предупредить людей. В начале военных действий «укры» вели обстрел с одной позиции – разведка ополчения могла контролировать их действия. Сейчас город был окружен: огонь велся с восьми позиций, плюс «укры» могли внезапно обстрелять город с воздуха. Большая часть жителей уехала еще в начале боевых действий. Остались те, кто не желали никуда уезжать. Людей, которые по каким-то причинам не смогли покинуть город, эвакуировали волонтеры. Ополченцы договаривались с волонтерами, которые приезжали за мирными гражданами и увозили их в безопасные районы.

Захар завернул за угол и остановился: часть стены пятиэтажного жилого дома была разрушена от попадания снаряда, обломками завалило дорогу. Он развернулся и, проехав по газону, вернулся на дорогу. «Полгорода уже расхерачили!». Парень с тоской смотрел на свой родной город. Захар понимал: размещая технику и свои позиции в жилых кварталах, они сами провоцировали «укров» расстреливать жилые кварталы. «Но как было иначе? Выйти в чистое поле и бросить эти тварям вызов? Когда численный людской перевес один к десяти, когда у них различное вооружение, а у нас самоходка, несколько пушек да БМП. Смысл тогда защищать город? Мы бы и часа не простояли. Мы ведь эвакуируем жителей из тех районов, где наши позиции. «Укры» это знают, но настойчиво продолжают обстреливать другие районы. Для чего? Ясно же: чтобы обвинить нас, что якобы мы прикрываемся мирными жителями, устраивая свои позиции в жилых кварталах».

Захар подъехал к штабу ополчения и сразу пошел к командиру. Его ждали.

– Почему так долго и что с лицом? – строго спросил Иваныч.

– Позиции проверял, я же все-таки командир батальона. С лицом порядок, издержки работы, – пошутил боец, – в общем, дело в следующем… Захар в подробностях рассказал о встрече с националистом.

– Так, интересно. Знаешь, Захар, меня совершенно не интересует вопрос, откуда они знают о нашем отходе. Меня больше волнует их предложение. В чем подвох, как думаешь?

– Да хрен знает! Но то, что они в оружии не нуждаются, это точно.

«– Давай разбираться: мы сдаем город, не перебивай», – сказал командир, видя, что Захар хотел что-то сказать в ответ на фразу «сдаем город», – сдаем, так и будут определены наши действия. Итак, в город заходят «укры», а с ними целая армия журналюг, которые уже точно будут знать, что именно нужно снимать. Находят оставленное оружие, технику и начинают «трезвонить на весь мир», что мы трусливо сбежали, бросив оружие. Как такой вариант? Подходит? Оружие-то еще с советских времен, а значит, у них появится очередная возможность обвинить Россию в поставках оружия.

За окном время от времени раздавались взрывы, обстрел был редким. Было такое ощущение, что «укры» забавлялись, посылая одиночные снаряды наугад. Окна в помещении были занавешены плотными шторами, электричество в этом районе города еще было. Большая люстра со множеством лампочек ярко освещала кабинет. Было душно и очень накурено.

– Ты считаешь, тебя в город возили? Минут сорок ехали? Так за это время тебя куда угодно могли отвезти. Сидят, суки, ждут, когда мы из города уйдем. Заметь, штурмов нет, идет «зачистка»: хотят, чтобы мы сами ушли. Жителей обстреливают, чтобы нас совесть мучила. И мучает, Захар, очень мучает. Сегодня еще одного мужика на остановке убило, две женщины ранены. И поэтому мы должны уйти. Не уйдем – они весь город с земли сотрут, а это много ненужных жертв.

Раздался звонок. Иваныч с кем-то переговорил.

– Сейчас придет человек, ты должен с ним познакомиться. «Спец» из России, курирует учебные центры. А сейчас он помогает нам в предстоящем отходе.

Минут через десять в кабинет зашел высокий мужчина в гражданской одежде. Крепкое рукопожатие и серьезный взгляд: в его глазах сквозь усталость проглядывали уверенность и решительный настрой. Захар почему-то сразу интуитивно понял: перед ним стоит человек, умеющий воевать.

– Игорь, знакомься: Захар, командир батальона разведки. Я ему уже сказал о твоих полномочиях.

– Игорь Владимирович, – представился мужчина, – наслышан, Захар, о подвигах твоего батальона. Молодцы! Итак, давайте сразу к делу. Мне Иваныч сообщил, ты на другую сторону ездил. Рассказывай все, как было.

Захар доложил о встрече с Михой.

– Ясно. Итак, чего они хотели от встречи, Захар? Твои предположения?

– Да хрен знает! Странно все это и неожиданно. Ну в самом деле, не вербануть же он меня хотел. Миха меня еще с учебки знает, такие штучки со мной не пройдут. До сих пор удивляюсь, как он меня в живых оставил.

– А ты не геройствуй, – жестко ответил Игорь Владимирович, – нет необходимости в таких встречах, тем более с радикалами. Ты встречался с командиром добровольческого батальона, и не факт, что командование регулярной армии в курсе этой встречи и вообще о планах батальона. У них там свои заморочки. У добровольческих батальонов отдельное командование, а у тех свои планы. Антипиар ополчения, безусловно, будет. Наш отход из Славянска Киев распиарит так, будто они выиграли войну. А предложение радикала, скорее всего, вызвано жаждой наживы. Оружие стоит денег, военные АТО активно занимаются его продажей. И не думайте, что предложение о сдаче оружия является их тактическим шагом: это – банальное желание заработать. Порой мне кажется, что на стороне Украины нет ни одного военного, который воевал бы за свою родину, за политиков даже не говорю. Сами посудите: допустим, они хотят показать на весь мир, как силы ополчения позорно бегут, бросив свое оружие и технику. Они также на камеру могут показать свою технику, а сказать, что это ваше. Нет, здесь банальная жажда наживы. Ну и что вы думаете по поводу их предложения?

– Вооружение придется оставить, и дело даже не в том, что «укры» этого хотят. Много бесполезного вооружения: сломанная техника, бракованные стволы, мины без взрывателей. Смысл нам все это брать с собой? Тем более прорыв не будет легким, мы все это прекрасно понимаем. И есть предложение на некоторых блокпостах оставить БМП и несколько единиц вооружения, чтобы корректировщики раньше времени шум не подняли. Далее отход: один батальон будет прикрывать отход основной колонны, для этого тоже нужна техника. – Иваныч четко по пунктам объяснял свой план действий.

– Что насчет угроз с их стороны? Я о мирном населении. Здесь останется большое количество людей. Многие нас поддерживают и всячески помогают. Здесь же геноцид устроят, как только мы уйдем. И вообще, зачем нам уходить? Мы же стоим, обороняем город. Вот вы, Виктор, из России, у вас есть определенные задачи, и вы их решаете. Россия поддержала наши действия, но разве вы не видите до конца происходящей картины? – Захар уверенно, не обращая внимания на одергивания Иваныча, продолжал говорить о наболевшем российскому «спецу». – Мы с самого начала просим вашу страну нам помочь. Достаточно того, что российские военные придут на Донбасс, уверен, даже стрелять не нужно будет, Киев сразу обосрется от страха.

– Захар, дело не в Киеве. Сейчас действия военных сил АТО направлены именно на то, чтобы спровоцировать Россию. Именно этого и ждут, чтобы наша страна вторглась на Украину. Твое предложение так и трактуется – вторжение. И страшно предположить, каковы могут быть последствия.

– Значит, сейчас здесь на Донбассе все более-менее спокойно, можно особо не переживать и не волноваться? – перебив русского, с сарказмом спросил парень.

– Сейчас здесь локальный конфликт, междоусобица внутри страны, гражданская война называть можно, как угодно. Время, когда страны имеют огромные военные потенциалы, когда есть ядерное оружие, любой неправильный шаг может развязать Третью мировую войну. Все это понимают, и никто не желает начинать. Кто начнет, тот, как правило, и будет козлом отпущения, против которого ополчится весь мир. Идет наглая неприкрытая провокация моей страны. Если поначалу все было завуалированно, то сейчас любой здравомыслящий человек может увидеть истину. И ее видят! Но только по-разному! Мы с вами видим, что Америка и страны Евросоюза в очередной раз играются, выбрав Украину для своих утех. Другие видят, что именно Россия предложила народу Донбасса пойти против новой власти. Бесполезно докапываться до сути, для всего есть несколько логичных объяснений. Человеку нужно самому выбрать правду, которая ему по душе. Когда мне предложили выехать сюда в качестве военного советника, я согласился. Меня не принуждали – мне предложили. Я подумал и согласился. Почему? Сердце подсказало, что я должен ехать и помогать людям Донбасса. Мне не было предложено баснословных денег, обычная зарплата военного инструктора. Власть, которая дает приказ убивать граждан своей страны, которая благословляет националистов убивать людей только за то, что они разговаривают на русском языке, – это не власть, а диктатура. Вы восстали. Молодцы, и российский народ вас поддерживает.

– Но разве нельзя усилить поддержку и помочь нам уничтожить всех этих тварей?

– Я понимаю твое беспокойство по поводу города, сынок, это твой родной город. Но зря ты думаешь, что поддержки со стороны России нет. Если бы ее не было, будь уверен: вас уничтожили бы при первом штурме. «Подожди, не перебивай, выслушай до конца», – сказал Игорь Владимирович, видя, что Захар пытался возразить. – Иваныч, расскажи нам, сколько военных АТО было у города при первом штурме и каковы сейчас силы противника.

На момент первых боестолкновений с украинской армией на позициях противника было около трех тысяч военных, среди них полторы тысячи военных из спец батальонов, имеющих реальный военный и боевой опыт.

– А бойцов ополчения сколько было? – спросил Виктор.

– Пятьсот бойцов, двадцать процентов из которых имели реальную военную подготовку. Остальные обучались прямо на позициях. Тяжелого вооружения на тот момент мы не имели, трофейные боевые машины пехоты (БМП), РПГ, минометы, автоматы. Позже появилась самоходка и пушка. Большая часть боевых машин появилась не так давно. На момент первого штурма украинская армия на подступах к городу имела тяжелую бронетехнику и реактивные системы залпового огня (РСЗО), а также батарею артиллерии. Ну БМП, БТР и прочее вооружение, само собой, имелось. Через пару дней город стал обстреливаться истребителями и военными вертолетами.

– Ну и? – спросил мужчина, внимательно посмотрев на Захара.

– Что? – не понял вопроса боец.