Они ездили по многим адресам в этот день. Кого-то убивали, кого-то забирали с собой. Несколько десятков подобных групп объезжали город и зачищали территорию от сепаратистов. У правительства Украины был готов план на этот счет, уже готовились списки переселенцев с Западной Украины, которые должны будут жить в этом городе и поддерживать порядок.
– Ну что, братишка, как тебе обстановка в городе? Это же кайфово, когда жизни людей в твоих руках. На днях дальше пойдем, впереди еще много городов, и там враги. Со мной пойдешь, и ребят своих бери. Девка у тебя вообще зверь. Кстати, есть «мажоры» на примете, у которых заначки имеются?
– Ну да, так-то есть на примете, – ответил Сергей.
– Отлично. Давай так, сами их потрошите, пятьдесят процентов ваши, пятьдесят вы отдаете на нужды АТО. Как тебе условия?
– Договорились, брат. С терпилами что делать?
– Делайте, что хотите, но, чтобы без грязи и следов, без трупов чтобы. Понял? Если помощь нужна будет, номер знаешь. И у меня инфа есть, что врачи здешние шибко ополченцам помогали. Ты что-нибудь знаешь об этом?
– Так они всем помогают, они же врачи, – ухмыльнулся парень. – Знаю кое-кого.
И он рассказал историю, что с ним произошла в больнице.
– Охренеть! Да ты герой у сепаратистов, – рассмеялся Бешеный.
– Да хорош, братан! Я свою жопу спасал.
– Да шучу, знаю, что ты нашенский. Отрава-то есть? Мне обещали кокса подкинуть, друзья из Америки, для поддержания морального духа. Угощу. Что нужно? Жрачка есть?
– Да нет ни хрена. И оружие нужно для Лены, ствол какой-нибудь поаккуратнее и гранат бы парочку.
– Гранаты зачем? – усмехнулся Бешеный. – Войну собрался устраивать? Решим! А насчет еды: съезди прямо сейчас к нашим; давай вместе сгоняем, поезжайте за мной.
Они поехали на базу в батальон Бешеного, где, собственно, и числились со вчерашнего дня. Подразделение располагалось на территории базы отдыха. Красивые здания для отдыхающих теперь окружала военная техника: боевые машины пехоты (БМП), боевые машины десанта (БМД), установки «Град», «Ураган» и множество другой военной техники – все это стояло в полной боевой готовности. Ребята восхищались – такого вооружения они еще не видели. И никто из них не подумал, что из него медленно уничтожался их родной город и что это оружие могло погубить их, и только по счастливой случайности они остались живы.
– ни хрена себе: негры! Смотри, Серега! – воскликнул Коля, показывая рукой на чернокожих в военной форме.
– Не негры, а афроамериканцы, – усмехнулся Бешеный. – Они из другой бригады, в нашей только украинцы. Скажу честно, вояки из них никакие: капризные очень. А вот американцы – нормальные ребята, машины для убийства. Пойдем ко мне.
Они зашли в одноэтажное строение, стоящее отдельно от других зданий.
– Вот мое бунгало, хозяин базы любезно предложил нам пожить у него.
Все рассмеялись. На одной стене висела огромная карта Донбасса, были видны помеченные участки. В золотистой рамке висел портрет Бандеры.
– Герой. Слава Бандере, слава Украине! – крикнул Бешеный.
Парни и девушка вторили ему.
– Выпьете? Пойло – высший класс, другого не держим.
Он достал бутылку дорогого коньяка.
– А вам, девушка, может, шампанского? – с улыбкой обратился Бешеный к Лене.
Девушка не поняла юмора и пришла в замешательство.
– Да мне без разницы, я как все.
– Н у как хочешь, – Бешеный разлил коньяк по бокалам. – Слава Украине! За единство Украины, за победу!
Они выпили. Бешеный взял телефон и позвонил. Через несколько минут зашел здоровый парень с голым торсом.
– Яша, дай ребятам сух паёк и подбери для девушки оружие хорошее, чтобы ей не тяжело было родину защищать. И гранат им выдай.
– Сделаем!
Коля с Леной пошли с ним. Бешеный как-то зловеще рассмеялся:
– Знаешь, я ценю тебя, Серега, даже выше других. Хочешь знать почему? Ты настоящий патриот, я видел тебя на Майдане. Потом ты не побоялся поехать в свой город и выполнить сложную задачу. Для «сепаров» ты предатель, но для страны – герой.
Для страны предатели те, кто посягает на единство Украины, – таких жалеть не стоит. Они овцы, ими управляют «кукловоды» из России, а мы управляем сами, потому что мы можем думать. Жители Донбасса – это рабы, заселенные еще при Сталине. Именно эта падла устроила террор на нашей земле, уничтожив сорок процентов украинцев, а потом заселила быдлом из России. Сейчас это быдло восстало и пытается показать язык. Но они проиграют. Наши убеждения сильнее, и правда на нашей стороне. Я верю в тебя, Серега, верю, что ты будешь уничтожать врага без жалости и угрызения совести. Ты сам видишь, как эти твари, оставшись без поддержки, себя ведут: они пресмыкаются, готовы жрать говно, лишь бы остаться в живых. Но таким не место на украинской земле.
– Брат, спасибо за доверие, будь спокоен: мои убеждения схожи с твоими на сто процентов, и пощады от меня не увидит ни один враг!
– Ну вот и отлично. Может, бабу хочешь?
– Да нет, ехать нужно, по «мажорам» прокатиться.
КАТЯ
Девушка зашла в дом. Снова накатило чувство страха – страх от одиночества и незащищенности. Два последних дня к ним в дом никто не приходил: как говорили, войска АТО перешли в наступление. Эти два дня Максим ее не бил, он все так же приходил выпивши, не общался с ней, лишь изредка отдавал ей приказы:
«Приготовь, принеси, убери». Катя делала все, что он хотел, не из-за боязни – появилась надежда, что он одумался, осознал, сейчас все поутихнет, и он изменится и станет таким, каким был раньше. За эти дни Катя с сыном стали больше выходить на улицу. Как-то, прогуливаясь с Артемом, она встретила одноклассницу Зину:
– Привет, Катя! – окликнула ее девушка.
– Ой, Зина, привет! Ну как ты?
Они обнялись.
– Да все так же, подруга. А ты почему здесь, почему не уехала?
– Не знаю. А ты почему?
Девушки улыбнулись.
– Пойдем ко мне, кофе попьем, поболтаем, – предложила Катя.
Они сидели на кухне и пили вкусный кофе.
– Ну как ты? Рассказывай. Как у тебя с Мишей? Где он, кстати, на работе?
– А Миша уехал, ушел в ополчение. И я сейчас «девушка сепара» – шлюха сепаратистская, как называет меня славная украинская армия.
Катя смотрела на подругу и не понимала, шутит она или говорит правду.
– Как же так, Зина? А ты-то здесь причем? Ну ушел и ушел. Ты-то здесь, никуда не делась.
– А куда мне деться, Катя? У меня здесь родители-пенсионеры, сестра младшая. Мне так и сказали: попробуешь свалить, мы их на куски порежем.
То, что рассказала девушка, было ужасно.
– Они пришли на второй день после захода войск АТО. Начали издалека: кем работаешь, где училась и все такое. Потом один из них спросил, где Миша. Ну я, дура, и сказала, что на заработки уехал. Могла ведь догадаться, что они всё знают. Избили отца, впятером изнасиловали сестру. Представляешь, эти скоты всё проделали в одной комнате, при родителях! Заставляли всех смотреть, что они делали с сестрой. «Скажи спасибо своей сестре: из-за нее мы с тобой сейчас такое сделали», – так сказали они Марии. Теперь она меня ненавидит, стала постоянно с этими ублюдками тусоваться, вроде даже на наркоту подсела. Пару дней тишина. Ну я подумала, что все забыли про меня. Пошла на тренировку: я класс танцев открыла, девочек тренирую. Пришло три девочки. Тренируемся. Все как обычно. Повернула голову к двери – стоят трое в масках, и автоматы на нас наведенные. Я в крик. Эти мрази как начали палить! Оказалось, поверх голов стреляли, все зеркала в осколки, девочки все изрезались, кричат, плачут от страха. Я встаю и говорю им: «Вы что творите? Мы же просто тренируемся». А они мне: «Молчи, тварь, сейчас ты за все ответишь». Одна девочка сильно изрезалась осколками, кровь течет. Я им: ну ладно я, а они-то здесь причем? Пусть, говорю, уходят, им по 12 лет, поймите. Они смеются: раз с тобой, значит, тоже виноваты, говорят. Ублюдки! – с ненавистью проговорила Зина. – Дайте, говорю, хотя бы бинты – раны перевязать. Перевязывай, говорит, своими вещами, что на тебе, и смеются. А на мне топик да трусы спортивные. Сняла, перевязала. «Девочки, вы Украину любите?» – спрашивают ублюдки. Девочки плачут и говорят: «Да, любим» – «А украинскую власть уважаете?» «– «Да», – говорят, – уважаем» «А украинских солдат любите?» «– «Любим», – говорят». Я сижу, прикрывая срам, и понимаю, к чему эти вопросы. «Хватит! – кричу, – хватит! Вы не имеете права, они несовершеннолетние. Делайте со мной что хотите, а их не трогайте».
«Молчи, сука, – орет на меня один из мразей. – Девочки, мы даем вам возможность сделать приятное настоящим героям страны» – «Хорошо», – говорят девочки. Я в ужасе. Ну, в общем, ты понимаешь, что они с девочками сделали. А Настеньку, которая сильно порезалась, увезли. Ее до сих пор родители найти не могут. А я сидела в зале и смотрела, что они с моими девочками творят. «Девочки, вы завтра в школе будете, скажите своим подругам, что мы будем приезжать в обед к школе. Выходите, будете с настоящими мужчинами дружить. А вот с этой, – показали они на меня, – общаться не советуем. Это сепаратистская шлюха! Кого с ней увидим, пеняйте на себя». И ушли, забрав Настеньку.
Зина с ненавистью рассказывала эту страшную историю и смотрела в окно.
«– И знаешь, что мне сказала одна из девочек, бесстыдно надевая трусы: «Мразь ты», – говорит, – Зина. Из-за таких, как ты, мы страдаем». И ушла. Сколько просидела в зале, не знаю. Пришла домой, а там очередная новость: сестра выходит замуж за одного военного из нацбатальона. Отморозки ездят на крутых тачках, обдолбанные постоянно, убивают, насилуют, и все им сходит с рук. Легла спать. Ночью крики в доме. Выбегаю из комнаты – стоит пьяная сестра с этими ублюдками и у родителей просит благословить их. Смеются, весело им. Родители плачут, сонные. Не знают, что и сказать. «А ты что вылезла, овца? – говорит мне сестра. – Иди, залезь в стойло». А гад один на меня ствол наводит. Я зашла в комнату, сижу в комнате и плачу. Слышу, все стихло, выхожу, смотрю: родители за столом сидят и льют слезы. Первый раз отца плачущим увидела. ««Зина, дочка, уезжать тебе нужно», – говорит мама, – убьют они тебя. Видишь, как сестру против тебя настроили». «Я уеду. А что тогда они с вами сделают?» – спросила я. «За нас не беспокойся, дочка. Ты, главное, выживи». Вот такие дела, подруга. У тебя можно курить? Представляешь, курить начала!
– Давай не здесь, пойдем в коридор выйдем.
Они вышли, Зина закурила. Катя молча смотрела на подругу: осунулась, дерганая стала… А раньше какая была: спортсменка, ездила даже за область выступать. Вспомнила и то, что они с Зиной были самыми красивыми девочками и частенько ругались по этому поводу, может, поэтому не стали лучшими подругами.
– Что творится, Зина, как жить дальше?
– Дальше будет только хуже, капец будет! Сейчас этих гадов нет, «операция» у них какая-то. Может быть, ополченцы их, скотов, завалят. У тебя-то как? Что я все за себя да за себя.
Пока Катя, решив высказаться, рассказывала, что творилось в ее жизни, Зина не переставала курить, закуривая одну сигарету за другой.
– Ну вот так!.. Я тоже прочувствовала героизм славной украинской армии, – грустно пошутила Катя.
– Ой, дорогая моя!
Зина бросилась к Кате и обняла ее, они плакали, пока не вышел Артем и не попросил включить ему мультики.
– Представляешь, эти ублюдки подъезжают к школе в обеденное время и приглашают школьниц покататься.
– И что? «Кто-то с ними едет?» —удивленно спросила Катя.
– Не то слово, дорогая! В очередь встают! И непонятно, зачем. На страх не похоже, судя по всему, благодарить нужно украинское телевидение, сделали героев. Три дня назад я полностью прочувствовала их героическую тактику, – продолжала рассказ Зина. – Приехали среди ночи, выдернули из постели, дали полчаса нарядиться. А пока я одевалась, мои родители их кормили. Привезли за город, в дом отдыха – сейчас там дом отдыха славной нацгвардии. Завели в огромную комнату, а там «нациков» бойцов тридцать и девочки, которые ко мне на танцы ходили. Сидят, смеются, смотрят на меня нагло. Под наркотой, по всей видимости, были. Ну, говорят, нам сказали, что ты очень хорошо танцуешь. Танцуй, говорят, да так станцуй, чтобы встал, и ржут, уроды. Ну я начала танцевать, злюсь, смотрю на девочек, а они так военных обрабатывают, как будто всю жизнь этим занимались. Потом «нацики» на меня накинулись и всей толпой по мне прошлись, ублюдки. Девочки смотрят и смеются. Это, наверное, самое страшное: видеть девочек, которые неделю назад меня тетей называли, а сейчас стоят и смотрят, как меня имеют. Потом связали и в подвале бросили. Где-то через час открывается дверь, стоит Маша, девочка из группы, с тремя «нациками» и говорит: «Мы решили здесь туалет сделать» – и первая на меня помочилась, представляешь! Стыдно и ужасно. Военный все на видео снимает, говорит, мы твоему «сепару» покажем, пусть порадуется.
Взгляд девушки был жесток, она неподвижно смотрела в одну точку, и лишь губы продолжали рассказывать страшное.
– Зина, это ужасно! Боже мой, дорогая! Ну нужно что-то делать. Давай сбежим, вместе соберемся и уедем сегодня, сейчас.
– А куда ехать, Кать?
– В Россию.
–Ты хоть понимаешь, что эти гады с моими родителями сделают? Нет, останусь, мне уже все равно. А ты уезжай, как только будет возможность, уезжай. Кстати, ты помнишь Арсения, хозяина сауны? – они слегка улыбнулись, вспомнив толстого одноклассника, который начинал заикаться, как только заговаривал с девчонками. – У него тоже история произошла. Когда «нацики» в город зашли, он им – и сауну бесплатно, и девочек для них сам оплачивал, обезопасить себя хотел. Поехал в Киев. На первом же посту его крутой внедорожник отжали, сказали, что на нужды АТО. Он начал объяснять, что он в городе с нацгвардией дружит и помогает им. Ему сказали «спасибо». Он начал настаивать, чтобы тачку вернули. Его избили так, что он день лежал у блокпоста, в себя приходил. Потом на попутках добрался до города, начал жаловаться своим нацистским покровителям. Они сказали: разберемся. А ночью ему кто-то гранату в квартиру закинул – сейчас в больнице при смерти лежит.
– Ужасно, – вздохнула Катя.
– Слушай, Катюха, мне пора, нужно родителям продуктов купить. «А ты давай вали отсюда при первой же возможности», – прошептала Зина, когда они обнялись на прощанье. – Приедешь в Россию – расскажи людям, что здесь происходит, пусть знают правду.
Зина ушла. Катя думала о том, что она услышала от подруги. Стало еще страшнее. Катя думала, что она одна такая невезучая, считала, что просто не повезло. А оказалось, что
весь город стонет от зверства этих ублюдков. «Это что, конец света? Как такое вообще возможно? Украинец делает с украинцем такое. О Боже, за что?» – завыла девушка и громко зарыдала, у нее началась истерика. Артем тихонько подошел к маме и потрогал ее.
– Мама, не плачь.
Катя не слышала своего сына. Мальчик постоял рядом с мамой, подумал и тоже заплакал…
ЗАХАР
После неудачного прорыва из Славянска они с Егором добрались до поселка, где стоял небольшой отряд ополчения, состоящий из местных жителей. Командир отряда, узнав, откуда они вернулись, очень удивился, сказав, что по их данным, из батальона прикрытия никто не выжил. Ополчение Славянска под командованием Иваныча ушло в Донецк, где они совместно с другими подразделениями защищали город от карателей.
Захар связался с Иванычем. Тот, услышав Захара, очень обрадовался и предложил выслать за ними транспорт. Парень отказался, сказав, что доберутся самостоятельно.
Николай, командир отряда, где находился Захар с Егором, рассказал ему, что к Иванычу появились вопросы: многие из руководства ДНР и ЛНР им недовольны и есть идея сместить его с должности начальника обороны региона.
– Охренеть! – ругался Захар. – Вместо того чтобы воевать, мы начинаем разборки между собой устраивать. Сами же над «украми» смеемся, когда они власть между собой поделить не могут, и теперь сами же уподобляемся им. И за что, Николай, его так невзлюбили? За то, что, благодаря ему мы смогли долгое время удерживать город? Пока мы там сдерживали подразделения нацгвардии, вы смогли усилить свои силы.
– За то, что Иваныч город сдал, – ответил Николай и затянулся сигаретой. – Ты знаешь, что вслед за этим городом «укры» пошли в наступление. Мы отступаем. Если так пойдет, через неделю Донецк сдадим. Сейчас, говорят, СБУшники и нацисты творят в Славянске и других оставленных городах страшные вещи с жителями, которые остались и поверили нашим словам, что мы будем стоять насмерть, а врага не пустим.
– Я там был и знаю, как было на самом деле, Николай. Не могли мы больше удерживать город, а об остальном я не в курсе, – расстроившись от услышанного, ответил Захар.
– Иваныч хотел в одном городе недалеко от Донецка свои позиции выставить, так там свой отряд ополчения. Им бы вместе воевать, так нет, на ребят Иваныча стволы выставили. Он и в Донецк двинулся. Хрень какая-то, братан. Ты думаешь, мне самому понятно, что происходит, хера с два! Все грызутся между собой, пытаются что-то поделить. Хорошо, что из «укров» вояки никакие, иначе нас бы давно уж по отдельности постреляли. Мы вот собрались здесь, решили: будем эту часть контролировать, другой отряд чуть дальше стоит, и так далее. Единства нет, командования общего нет, поддержки нет. Хотите с нами оставайтесь, нет, так дальше езжайте.
– Поедем мы, Николай, спасибо тебе! И удачи! Будем надеяться, что всё наладится.
На следующий день парни добрались до Донецка. Захар завез Егора к его родственникам, живущим в городе, а сам направился на встречу с Иванычем.
– Здравствуй, Захар, – Иваныч обнял парня, – я уж было подумал, что не увижу тебя больше.
– Здравствуй, Виктор Иванович. Да, как видишь, Бог миловал. Вдвоем с Егором успели выйти.
О проекте
О подписке