ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ. ТАК О ЧЕМ ХОТЕЛ СКАЗАТЬ АВТОР?

С приходом к власти Инстаграма и треш-культуры интерес к чистой поэзии стал увядать.

Проект «Слово за слово» умер вместе с 2013 годом. Мне потребовалось еще полтора года непрерывного хождения по поэтическим солянкам, чтобы понять – больше тут делать нечего.

Каждый новый сборный концерт погибал в середине. Залы редели: если раньше на поэтов ходили сначала читатели, потом друзья поэтов, то теперь кроме них самих концерты слушали только совсем уже залетные зрители. В стабильном эфире держалось всего несколько проектов. Любой новый массово повторял ошибки предыдущих.

Все те же люди выходили все с теми же листами и все так же ужасно исполняли свои тексты.

Нет ничего хуже, чем видеть, как хороший стих гибнет в плохом исполнении, а дурная, но залихватская «История одного презерватива» собирает смешки и аплодисменты.

Но что тогда делать?

Я начала исследовать психологию зрителей и возможности цифрового века. И пытаться измерить пульс явлению «современная поэзия»; пациент жив, мертв или уже музейный экспонат, уважаемый, но бесполезный?

Диагноз вышел таким: жив, но пылен.

Чистая поэзия – камерный вид искусства. Кухонный, под виски с другом. Причально-мостовой, под ночное небо в Крыму. Но не стадионный. В век, когда есть Голливуд, компьютерные игры и соцсети, чистая поэзия больше не сможет собирать десятки тысяч людей. Не потому что стихи стали хуже; просто сознание изменилось.

У человека есть две цели в жизни – продлевать свое время и занимать его. Продление – это спать, есть, размножаться. И работать – чтобы было, где и на что все это делать.

С заниманием времени интереснее: каждый новый век предлагает все больше способов потратить жизненное время. Чем меньше времени тратится на выживание, тем больше времени занимают развлечения.

От наскальной живописи и мычания у костра – к художественным галереям и рок-концертам; от песен менестреля и летописей – до электронных книг и виртуальной реальности. К уже существующим способам занять время постоянно добавляются новые. Эти способы ярче и проще. Их удобнее использовать и быстрее получить. В них иногда даже не надо думать.

Ассортимент порождает возможность выбора. В результате практически в любой сфере формируется принцип ценительства. Субботним вечером один пойдет на винную дегустацию, второй – на техно-диско, третий засядет в шутер, четвертый залипнет в соцсети.

Как много людей проводит субботний вечер за чтением стихов?

Будем честны – немного. Но они есть. Главное свойство поэзии – попадать в тонкие перегородки между бытом и чувством.

Но сознание даже самого преданного любителя поэзии меняется под темпом времени. Вызвать читателя на диалог становится все труднее. Как переместить человека в атмосферу стихотворения, если в мире существуют компьютерные игры?

Только расширить мир стиха.

Помните этот ужасный вопрос из детства – «Что нам хотел сказать автор этим стихотворением?» В школе у тебя нет выбора, что читать и кого считать гением. Ты изучаешь тексты тех, кого пометили в программе.

В реальной взрослой жизни ты волен выбирать, на что тратить свое время. И волен выбирать свое отношение к прочитанному. Но многие ли смотрят глубже написанной строки?

Самое интересное в книгах – это ссылки. Передаю привет всем школьным учителям, уверенным в непреложности методичек министерства образования. И хочу заметить, что, возможно, большинством из них полезнее было бы подпирать ножку стула.

Нет, ты не понял, что там хотел сказать автор. Даже если ты семи пядей во лбу. Даже если ты учитель литературы. Даже если «вот точно, как я думал». Нет, ты не понял, что хотел сказать автор. Автор хотел сказать именно то, что он сказал. Именно так, как ему это привиделось. Но прежде у автора в жизни случилось что-то, что вынудило его написать именно этот текст и именно так, как он написан.

Нас учат ощущениям со школьной скамьи. Перескажите своими словами, что имел ввиду Пушкин в третьей строфе «Евгения Онегина»… Подумайте на досуге над стихотворением Бродского… Думать – это хорошо. Это великолепно – учить детей думать. Если бы это еще работало, конечно.

Есть одна заковырка, которую замечаешь, только начав создавать что-то свое.

У поэзии – как и у любого творчества – есть минимум три слоя. Первый – откуда все пришло. Второй – что из этого получилось. Третий – что в этом увидели.

Со вторым слоем все просто: это текст, песня, видео – словом, в некой мере законченный мыслительный продукт. Он вполне самостоятелен. Его можно почитать, посмотреть или ощутить уже отдельно от автора.

И в этом заключается подвох третьего слоя.

Все, что читатель себе наощущал, является только собственностью читателя. И никак не автора. Третий слой функционирует отдельно от автора и его контролю практически не поддается. Каждый читатель притрагивается к тексту со своими отпечатками пальцев, со своим опытом и разумом. Там, где один видит любовную историю, второй считает расовую войну. А сам текст был, например, про кофе с молоком.

Максимально прочувствовать то, что сказал автор, можно лишь зная предысторию его создания. Зная тот самый загадочный первый слой.

Первый слой. Кто-то возводит его в ранг «таинства», откровения свыше, полета вдохновения. Это верно, конечно. Иногда.

Но большинство поэтов знают, что на самом деле в начале многих стихов не вселенское откровение, а какая-нибудь мелочь, часто даже раздражающая. Тебе в дверь позвонили сектанты, а ты спустя полчаса написал текст про бомжа и милосердие, например.

Первый слой – это кулисы, в которых ведро приобретает статус реквизита и становится троном. Читатель не видит ведра; ведро для него уже в роли персонажа пьесы. И – фокус! – его собственной. Поэтому часто смысл текста, заложенный автором, и восприятие читателя отличаются вплоть до полной антитезы.

Не все тексты требуют того, чтобы их закулисье раскрывалось читателю. На самом деле, таких немного. Большинство замечательно существуют сами по себе. Люди читают стихи не для того, чтобы понять, что хотел сказать автор; они читают их, чтобы услышать там что-то свое.

Поэзия всегда казалась мне немного похожей на китайские печеньки с предсказаниями – свой смысл докручивает тот, кто ест печеньку.

Но есть тексты, которым предыстория необходима, чтобы быть правильно понятыми или обрести полную силу во время исполнения. Это стихи без компромиссов, слишком остро отражающие что-то важное, чтобы позволить себе быть трактованными неверно. Именно в таких чаще всего и скрывается большая подковерная история, именно они и просятся перейти в новые формы – видео, трека, спектакля или чего-то еще.

Стихи не начинаются с первой буквы и не заканчиваются на точке. Чаще всего об этом известно только автору.

А что если сломать границу между автором и читателем? Что если рассказать предысторию и послесловие некоторых особенных стихов? Или лучше – показать ее так, как это позволяет делать 21 век?

Из этого простого допущения и родилась идея сначала интерактивной книги поэзии, а после – поэтического медиатеатра. Этот же принцип продолжился в альбоме «Камикадзе» и во всех клипах. Стихи обрели предысторию, намекающую на корни их создания, и послесловие в любом интерактивном формате. Их мир расширился.

А я нашла для себя способ воплощения стихов, который, как мне кажется, максимально позволяет не только встроить поэзию в быстрый цифровой век, но и использовать все его возможности для расширения мира стиха.

Все это – упавший кирпич идеи, ставшей началом текста, и сам текст, и спектакль, поставленный на основе стиха – все это вместе называется медиапоэзией.

Слово родилось не с первой попытки; сначала мы с Эн понятия не имели, как назвать то, что творим. Пришлось покопаться в старинных терминах.

Медиум – проводник. Поэзис – создание, творчество. Театр – зрелище, увиденное.

То есть поэтический медиатеатр – это творчество, донесенное посредством любого подходящего проводника и увиденное зрителем.

Вот и вся история – в схематичных мазках. Я бы могла многое рассказать об этих неспокойных годах, когда мы оббивали все угли и сбивали кулаки. Но это не мои мемуары, слава богам. Надеюсь, моя жизнь и в дальнейшем будет настолько насыщенной, чтобы на мемуары в ней времени не хватало.

Это три истории про возникновение идеи, в которую я верю все эти годы. И которую хотела бы продолжить в других. Медиапоэзия – это просто эволюция поэзии в условиях необходимости 21 века. Наверняка множество людей параллельно приходили к подобным выводам. Может быть, эта книга поможет им найти какой-то новый медиум для их стихов. Или читателям – чуть лучше понять, с чего все началось.

В любом случае, я просто хочу, чтобы поэтический медиатеатр рос и продолжался в других. Поэтому я разрешаю использовать любые тексты из этой книги, ставить их или воплощать любым другим способом, но при двух условиях: будет указано имя автора текстов и будут соблюдены принципы поэтического медиатеатра.

Осталось только перечислить эти принципы, пока разбросанные воспоминаниями в трех историях. И перейти к самим спектаклям.

В этой книге собраны самые правдивые, рабочие, режиссерские версии. В некоторых спектаклях стихотворные тексты повторялись; такие я размещаю один раз и в дальнейшем помечаю звездочкой. Отрывки или даже полные версии некоторых спектаклей можно увидеть в Сети. Просто используйте QR-код и ссылки, размещенные в тексте.

Приятного путешествия.

К.Л.

ПРИНЦИПЫ ПОЭТИЧЕСКОГО МЕДИАТЕАТРА

1. Поэтический медиатеатр может быть синтезом любых видов искусств – живописи, танца, театра, видео, музыки, перфоманса или чего угодно. Неизменной остается только поэзия – как основа, вокруг которой объединяются эти искусства.

2. Поэтический медиатеатр свободен от расовых, сексуальных, гендерных, религиозных или других стереотипов. Он не приемлет никакой дискриминации и призван стать призмой, в которой может отразиться любое видение мира.

3. На сцене поэтического медиатеатра всегда находится не актер, а автор. Это позволяет максимально точно передать первоисточник произведения и максимально полно раскрыть его зрителю.

4. Автор поэтического медиатеатра свободен от понятий «пол», «возраст», «раса», «религия» или любых других, способных придать ему окраску какой-либо конкретной характеристики. Автор может говорить от любого лица и должен оставаться воплощением любой идеи.

5. Цель поэтического медиатеатра – стереть границу между автором и читателем, автором и зрителем, автором и слушателем. Поэтический медиатеатр – это прямой пропуск в голову автора.

6. Цель поэтического медиатеатра – максимально воссоздать реальность стиха вместе с историей его написания. Все произведения искусства, призванные дополнить реальность стиха, создаются самим автором или при его прямом участии.

7. Поэтический медиатеатр не имеет одной площадки, не привязан к материальному миру и может случиться в любом месте, в любое время и любым способом, если это соответствует идее воплощения поэзии.

INTERBRAIN
(поэтический медиаспектакль о человеке, запертом внутри своего разума)

Этот спектакль можно посмотреть полностью тут: https://clck.ru/MpMSs

Действие 1

Сцена 1

На сцене – стул, на котором сидит связанный проводами по рукам и ногам человек. Позади него – экран: справа от него – множество старых советских папок с фотографиями. Одна из папок также лежит на стуле под героем.

Экран позади героя загорается белым. Резкий звук захлопнутой двери. Звук поворачивающегося в замке ключа. На экране – субъективная камера: взгляд человека, выходящего из подъезда и в волнении идущего по улице. Быстрые смены углов зрения, сбитое дыхание, бег; картинка дрожит, это практически handycam. Он доходит до дороги, он видит нужный ему дом; он не смотрит по сторонам, он переходит дорогу. Совсем близко шорох приближающихся шин, автомобильный гудок, визг тормозов, звук удара.

Картинка меркнет мгновенно.

Несколько секунд – тишина.

Потом из нее начинают проступать звуки.

Чей-то диалог. Звук колес каталки. Хлопанье дверей. Приказы врача.

Снова все стихает.

Из линии – щелочки глаз – раскрывается картинка. Он открыл глаза. Он смотрит на свою палату неподвижным взглядом. Картинка статична. Голос врача: «Пока состояние стабильное. Сейчас важно, чтобы не было никаких движений. Никаких движений. Полный покой»

Полный покой.

Звук голоса врача «уходит» по коридору вместе со звуком шагов. Секундная тишина. Слышно только дыхание пациента. Дыхание замирает.

ГЕРОЙ: Так, ладно.

Резко загорается свет. Раздается резкий звук «тревоги», который переходит в сигнализацию. Герой пытается встать и падает, связанный. Картинка с больницей сзади него так и висит на экране.

ГЕРОЙ: Так, ладно. Так. Так. Ни черта не так! Все не так! Как вообще это могло произойти? Так. Так! Мне нужно успокоиться! СТОП!

Звуки замолкают. Герой лежит неподвижно, прислушиваясь к тишине, потом медленно опускает связанные руки.

ГЕРОЙ: (отстраненно, не в себе) Успокоиться… Он сказал, что мне нужен полный покой. Успокоиться. Он сказал – состояние стабильное. Полный покой. Никаких движений. Я не могу двигаться. (тон меняется сначала на задумчивый, потом на агрессивный, набирающий обороты) Как я могу успокоиться, если я не могу двигаться?

Пауза. Герой изучает свои связанные руки и ноги. Узлы не поддаются.

ГЕРОЙ: Что со мной? Что со мной произошло? Я помню дорогу. Я помню это, да. Значит, меня сбила машина. И сейчас я не могу двигаться. Я даже не знаю, что со мной произошло. Я даже не могу посмотреть на себя.

Пауза.

ГЕРОЙ: Почему это произошло со мной? Почему именно я, Господи? Я же вроде не самый плохой человек. Я никого не убивал. Не делал никому зла. По крайней мере, больше, чем другие. Я даже в милиции ни разу не был. Так почему я?

Пауза. Герой снова обхватывает голову руками.

ГЕРОЙ: Аааа… Черт возьми, господи! (пауза, смешок) Я бы рассмеялся, если бы мог. Я бы ржал в голос. Я как та собака – все понимаю, но сказать не могу. Ничего не могу. Даже пошевелить рукой. Даже вызвать чертову медсестру, чтобы она включила чертов телевизор!

Пауза.

ГЕРОЙ: По крайней мере, я могу думать. Этого мне никто не запретит. Я могу думать. Я хочу понять. Почему… Почему именно я?

Герой привстает, садясь лицом к зрителю по-турецки. Он закрывает глаза и выставляет перед собой руки, будто собирается играть на пианино или печатать.

ГЕРОЙ: Так, ладно. Так, ладно. Так.

Раздается звук включения виндоус. Картинка больничной палаты на экране позади него идет рябью и становится фоновым рисунком рабочего стола.

Герой открывает глаза и впервые смотрит в зал.