В кафе Тимо иногда попадал и вечером, вместе с мамой. После заболевания отца мама гостей домой не звала, ей не нравилось, что кто-то может увидеть, как отец вдруг выпрыгнет из спальни и скажет что-то «странное», а поскольку она сама никого не принимала, то, гордая, не хотела и сама ходить в гости, предпочитая встречаться с подругами в кафе. А подруг у мамы хватало! Тимо представлялась совершенно феноменальной способность мамы обзаводиться все новыми и новыми подружками везде, где она училась или работала. Самые старые из них были со школьной поры, они тоже переселились с Нуустаку, как мама звала городок Отепяэ на юге Эстонии, в Таллин, и с ними мама вспоминала молодость и обсуждала судьбу тех одноклассниц, которые в конце войны сбежали в Швецию, в Канаду, в США или даже в Австралию. Маму тоже какой-то немецкий офицер звал с собой в Германию, но мама боялась длинного пути и чужой страны, и не поехала, о чем до сих пор жалела. Когда она в разговоре доходила до этого места, по ее губам скользила горькая усмешка, и Тимо охватывало сочувствие – ведь если бы мама поехала бы в Германию, она не встретила бы отца и не должна была бы сейчас мучиться с больным мужем? Вариант, что тогда, возможно, не родился бы и он сам, Тимо вообще не рассматривал – уж как-нибудь родился бы! Но мама осталась здесь, вскоре после войны вышла замуж за отца, переехала к нему в Таллин и поступила в юридическую школу – вот откуда взялись следующие подружки, уже не простенькие деревенские девчонки, а рафинированные дамы, чьи язвительные реплики Тимо всегда с нетерпением ожидал, ведь реплики не относились к нему, подружки злословили по поводу тех товарок, которых в тот момент за столом не было, или просто перемывали кости известных людей. В Таллине мама в свободное время начала петь в женском хоре, где нашла еще одну славную, веселую, толстенную подругу, с которой продолжала встречаться и после того, как сама забросила хоровое искусство. Потом заболел отец, и маме пришлось пойти работать, она стала юрисконсультом холодильного завода и, естественно, круг ее подружек дополнился бухгалтерами и сотрудниками отдела кадров. Мама была так ловка в заключении дружеских уз, что продолжала встречаться даже с матерью бывшего одноклассника Тимо – тот уже несколько лет назад поменял школу, и если бы не мама, Тимо давно забыл бы о его существовании.

Некоторые подруги были незамужними, или, как говорила сама мама, «старыми девами», а некоторые когда-то состояли в браке и обзавелись сыновьями, и мама настаивала, чтобы Тимо с этими мальчиками дружил, и даже иногда нарушала свои правила и ходила к ним в гости, чтобы получить возможность взять Тимо с собой. Лучше бы она так не поступала! Такие вечера превращались для Тимо в еще худший кошмар, чем школа, с этими мальчиками ему было ужасно скучно, в шахматы они не играли, или, если играли, то очень плохо, Тимо мог дать в гандикап целого ферзя, и все равно выигрывал. Оставались шашки, но эту игру Тимо презирал, хотя и в ней легко выигрывал, и «щелчки» – но это развлечение быстро надоедало, и он садился за стол есть торт-безе, хоть и не очень его любил, был он ароматный, с коньяком и шоколадом, но вместе с тем приторный, кусочки шоколада, теоретически еще можно было съесть отдельно, но как отделить от торта коньяк? Единственные приятные минуты случались, когда за столом вдруг заговаривали про него, что происходило нередко, ведь самым активным участником «дебатов» была мама, а она обожала вспоминать казусы из раннего детства Тимо. Любимых историй у мамы было две, и Тимо уже давно знал их наизусть, но был не прочь послушать еще раз. Одна повествовала о том, как Тимо в пятилетнем возрасте, когда отец с мамой пошли в театр и с ним должна была прийти «посидеть» подруга мамы из бывших одноклассниц, которая, однако, опоздала, сам поехал за ней на такси, другая же – о, ужас! – рассказывала о том, как он однажды впился зубами в руку дантиста. Дойдя в рассказе до этого места, мама вздыхала: «Какой кошмарный ребенок!», – но Тимо безошибочно улавливал в ее интонации скрытую нотку гордости – ни каждый же мальчик осмелится кусать зубного врача! Тимо вел себя во время маминого рассказа адекватным образом, притворялся, что смущается, опускал взгляд, но внутри разливалось блаженство – вот какое я редкое существо!

Буриданов мама избегала из гордости, ей не нравилось, что родственники отца смотрят на нее как бы сверху вниз – и все лишь потому, что они окончили университет, а она нет. Когда папа исчез, маме все-таки пришлось поступать вопреки своим принципам, теперь она каждый вечер звонила тете Виктории и спрашивала, нет ли новостей об отце, наверное, позвонила бы и тете Софии, но, та, к счастью была глухая. Единственный, к кому мама ни в коем случае не хотела обращаться, это дядя Герман, они были на ножах, дядя не одобрял решение отца жениться на маме и не очень старательно это скрывал. «Завидует, что у брата молодая, красивая жена, у него самого ведь старуха,» – говорила мама подругам, и Тимо мысленно соглашался с ней – жена дяди, тетя Надежда, действительно была не только старая, но и толстая, а, ко всему прочему, еще и скупая, у них в саду росло много яблонь, но когда тетя иногда посылала им яблоки, в корзине никогда не оказывалось золотого ранета или «тартуской розы», только маленькие кислые «китайки».

Закончив разговор с тетей Викторией, мама звонила подругам, чтобы обсудить услышанное – про отца все еще не было никаких известий –, и спрашивала совета, что же делать, то ли идти в милицию и объявить отца в розыск, то ли еще немного подождать. Подруги, наверно, рекомендовали подождать, потому что мама жаловалась: «Сколько можно терпеть неопределенность? Хотя бы знать точно, что с ним случилось? Возможно, поехал к какой-то бывшей любовнице, или вообще нашел новую, Россия полна одиноких бабенок, а инвалидов они просто обожают, только и мечтают о том, как бы пожертвовать собой ради мужа, им даже это безразлично, что у него с головой не все в порядке – но он мог бы написать и сообщить о себе.»

Что отвечали подруги, Тимо не слышал, но мама после таких разговоров немного успокаивалась и шла в другую комнату, чтобы передохнуть, она уставала после работы, и Тимо, стараясь ее не беспокоить, не не затевал игру в мяч, а направлялся к книжному шкафу поискать что-нибудь интересное. Выбрать книгу было нелегко, все детские он давным-давно прочитал, как и «Приключения на земле и на море», типография не успевала печатать столько книг, сколько требовалось Тимо. «Три мушкетера», «Остров сокровищ», «Дети капитана Гранта», «Всадник без головы» – все это он знал чуть ли не наизусть, и поскольку у него было живое воображение, то ему не составляло труда представить себя на месте героев. Он сражался вместе с храбрыми венграми из «Эгерских звезд» против жестоких турок, в дни ленинградской блокады преследовал по крышам немецкого шпиона по прозвищу «Тарантул» и пытался освободить марсиан из когтей поработителей. Только с одним произведением у него возникли проблемы, он никак не мог решить, за кого в нем «болеть», инженер Гарин, правда, был человеком дурным и хотел заполучить власть над всем миром, но, в отличие от милиционеров, которые за ним гонялись, он был способен на открытия, значит, был человеком умным, а ум Тимо ценил.

Под «Приключениями», полкой ниже, стоял толстый Бальзак со своими тоже не «худыми» романами. Несколько опусов покороче Тимо прочел с интересом, но длинные ему быстро надоедали, начало у них могло показаться захватывающим, но когда Бальзак пустился описывать, сколько тысяч ливров ренты получает тот или иной персонаж, или сколько акров земли по какой цене он купил, и за сколько продал, терпение Тимо лопалось. Это же все совершенно устарело! При социализме, в котором довелось родиться Тимо, частная собственность отсутствовала, никто на ренту жить не мог, ее просто не существовало (и, по правде говоря, Тимо даже толком не понимал, что это такое), а спекулировать землей, да и чем-то другим было запрещено, это каралось законом. Зачем такие устаревшие книги печатали, Тимо не понимал.

Занудлив был и Лев Толстой, чьи темно-зеленые тома нашли себе место «этажом» ниже бальзаковских красно-лисьих. Персонажи «Войны и мира» болтали почему-то на французском, как будто не знали родного языка, правда, внизу страницы был приведен перевод, но таким мелким шрифтом, что Тимо было лень его читать. «Анну Каренину» он все же одолел, в основном, потому, что старик Каренин очень напоминал его собственного отца. Тимо от всей души сочувствовал бедной Анне, которой приходилось жить с таким тираном, ему не понравилось лишь, что Анна завела любовника – его мама должна принадлежать ему целиком.

На самой нижней полке ютились «Великие мастера слова». Название звучало гордо, но, когда Тимо попробовал почитать «Против всех» и «Троевластие», он пришел к выводу, что предпочитает не-мастеров. Те стояли в заднем ряду, где Тимо и обнаружил книгу, которую подруги мамы недавно живо обсуждали. Заметив, что Тимо прислушивается к их разговору, подруги понизили голоса – интересно, почему?

И Тимо вытащил из шкафа «Жерминаль».