Допивая кофе, стажерка заявляет:
– Влад, я тут уже второй день думаю…
– Ты поаккуратнее, – ухмыляюсь я, – привыкнешь, потом без этого жить не сможешь.
– Я серьезно!
– А я что, шучу?
Девчонка сверкает очами.
– В общем, ты местную кухню видишь и знаешь лучше. Скажи, на что могу рассчитывать я?
Хмыкаю.
– Ну прямо сейчас у тебя подработка на меня. Если не устраивает…
– Да я не о том! Подработка, она подработка и есть, ты бы и без меня спокойно справился.
– Справился бы, ясное дело, но ты реально мне помогла, без тебя я бы те каракули разбирал еще хрен его знает сколько. И для журнала Альмейды пришлось бы искать переводчика, я-то по-испански знаю от силы десяток слов, из которых четыре матерных.
– Ну все равно, это – разовая халтурка. За кров, еду и какую-нибудь мелочишку на мороженое.
– Тут экю, там два, глядишь, и наберется приличная сумма…
– Влад, не издевайся. Ты мой вопрос понял.
– Я-то понял. Только в двух словах ответить не получится.
– Почему?
– Потому что все от тебя зависит. От того, чего ты хочешь. От того, как ты реализуешь свои хотелки. Люди тут те же, что и за ленточкой, и потребности у них что в Новой Земле, что там – одинаковые.
– Это-то ясно, – отмахивается филиппиночка, – я ж не полная дура, и та, на Базе… сеньора Кризи, кажется… объясняла. Просто… вот я смотрю вокруг, и в этот атлас переселенца – и не понимаю, куда податься мне.
Усмехаюсь.
– Ну давай для разнообразия побуду психоаналитиком.
– На кушетку ложиться?
– Не обязательно. Так вот, скажи: ты от жизни чего хочешь?
– Э…
– Ответ «всего и побольше» я пойму, но он неконструктивный.
– А варианты озвучить можно? – изображает девчонка жалобный взгляд.
– Да пожалуйста. Первый: найти надежного мужика и родить ему с полдюжины детей, занятие на ближайшие лет пятнадцать – двадцать обеспечено, вполне себе уважаемое и востребованное обществом, основные его минусы – жить придется для детей, для себя будет уже некогда, ну и не всем здоровья хватит, на полдюжины-то. Второй вариант: найти интересную лично тебе профессию, стать в ней признанным мастером, сколотить творческий коллектив учеников-последователей и основать новое направление, ну или сотворить еще чего-нибудь этакое, достойное мировой славы хотя бы среди специалистов, именно с профессиональной реализацией; недостатки – долго, сложно и вовсе не факт, что получится. Третий вариант: подучиться манипулировать людьми и податься в политику, постепенно вырасти в директора Ордена или хотя бы в президента какого-нибудь анклава, после чего кнутом и пряником гнать и заманивать толпы подопечных в то будущее, которое сама считаешь светлым; недостатки те же, что у второго варианта, плюс вагоны грязи, которую придется раскапывать, разгребать и разбрасывать. И четвертый вариант: послать подальше любых доброхотов, брать от жизни все, что она может дать, и не задумываться о завтрашнем дне; ключевой минус этого пути в том, что завтрашнего дня у тебя с таким подходом не будет вообще. Ну и все мыслимые комбинации этих вариантов, разумеется.
– Спасибочки, утешил.
– Всегда пожалуйста. Повторяю: что за ленточкой, то и здесь. И везде, где обитает род хомо, который считает себя сапиенсом.
– Ладно, как ты там говоришь – маррасакш?…
– Массаракш, – поправляю с улыбкой девчонку, – долго объяснять, эту книгу вроде переводили на английский, а может, даже и на испанский[36], но я понятия не имею, насколько качественно.
– В общем, я упрямая, поэтому с тебя совет конкретно мне.
– Так для этого я должен знать конкретно тебя, Хуана. Кроме того, что ты упрямая.
– А мне скрывать особо и нечего. Старая семья местизо, я средняя из пяти детей…
– Местизо – это, прости, кто?
– Ну, смески испанских колонизаторов с филиппинскими аборигенами и китайскими мигрантами.
– А. Англичане таких смесков называли евразийцами.
– Наверное. В общем, семья старая, не богатая, но обеспеченная… Ну, о семье дальше незачем. Училась до двенадцати лет в школе святой Амалии, потом перешла в обычную муниципальную, в старших классах – с углубленной социологией, психологией и правоведением. Этой осенью, – ну да, за ленточкой-то сейчас полный декабрь месяц, – поехала по обмену в Аризону и последний год должна была отучиться там, родители намекали, что неплохо бы и в колледж пристроиться в Америке. Дополнительно – курсы по домоводству и кружок национальных танцев, в Глендейле вместо них я взяла плетение корзин – просто по приколу… Что еще? а, языки. Испанский и тагалог[37] – родные, английский с детства, на хоккьенском[38] говорю свободно, читаю-пишу хуже, ну и кое-как разберу латынь. Велосипед, мопед, мини-скутер, и в Глендейле Тесса меня немного учила на своей «импрезе», но у нее автомат, а здесь, я так вижу, почти все машины на ручной коробке. Вроде все.
– Забыла рост, вес, размер груди и любимую позу при сексе.
– Если тебе интересно, то любимая поза «оба сидя», а размер видишь сам, нулевой. Рост четыре и восемь, вес последний раз был восемьдесят шесть[39]. Хотя со здешней кормежкой недолго и растолстеть, я ж все время на одном месте сижу и почти не двигаюсь…
– Вот когда будет двести восемьдесят шесть[40], тогда и говори, что растолстела… – фыркаю я. – Ладно, в целом мне твои таланты понятны. Одну вакансию могу предложить вот прямо сейчас.
И пересказываю изложенную Сарой ситуацию с учителями испанского в протекторате Русской Армии, мол, профессия и в народе уважаемая, и власти считают ее нужной и оплачивают очень даже прилично; а что по-русски ты ни бум-бум, не страшно, освоишь в процессе, кто уже знает пять разных языков, тому выучить шестой – раз плюнуть.
Филиппиночка с сомнением смотрит на меня.
– Я ж сама школу не закончила, какая из меня учительница?
– Диплом о педагогическом образовании у нас не требуют, смотрят на человека и фактические знания. Испанский с английским ты знаешь, начала социопсихологии учила, захочешь – справишься. Нет, если у тебя другая какая профессия на уме, пожалуйста, осваивай, слова поперек не скажу, просто именно в кресло учителя ты сумеешь сесть уже сейчас. Полную ставку, может, и не выделят, но как ассистента точно оформили бы, чем не начало карьеры?
Выезд в восемь утра, неполных одиннадцать часов за баранкой с двумя перерывами на размять руки-ноги плюс один раз заправиться и перекусить – и наш «фольксваген» прибывает по назначению. Дорога от Порто-Франко могла быть и покороче, но я побоялся запутаться в третьестепенных проселках, из которых электронная карта на тафбуке, она же безджипиэсный недонавигатор «NewWorldViewer», не показывает и трети, потому сделал крюк через Веймар и вдоль берега Рейна.
Сажать за руль Хуану с ее навыками автовождения – чревато. Зато, как выяснилось, она замечательно умеет делать массаж, только не традиционный, разминать затвердевшие-сведенные мышцы спины и плеч у филиппиночки руки слабоваты, а какой-то точечный: серия быстрых тычков кулачками и пара уколов не то булавкой, не то длинной шпилькой, и все чудесно работает. Вот теперь верю в байки о филиппинских хилерах, которые целительным касанием излечивают все вплоть до рака и аппендицита – то бишь вылечить, ясен пень, ни хрена не вылечат, но пациент будет чувствовать себя здоровым.
Так вот кружным и долгим, зато безопасным путем – приключения нам сейчас совершенно ни к чему, – мы и добираемся до поселения Роттвейль. Фанерный щит на въезде сообщает, что население местной общины составляет аж четыреста тридцать шесть душ. Как и говорил Зепп Крамер, его тут знает каждая собака; куда ехать, подсказывает первый же прохожий.
Дом у Крамера основательный, бревенчатый такой сруб в два этажа с мансардой, вместо заднего двора участок соток на десять «под помидоры», по обе стороны от крыльца – художественно выстриженные эндемики-псевдотуи. Гаража при доме нет, ну да общественная автостоянка неподалеку, и там нашему бусику места хватает вполне.
– Какие люди! – радостно раскрывает объятия Зепп Крамер, мгновенно узнав мою бородатую физиономию. – Рад вас видеть, Влад. По делу к нам, или как?
По-немецки, разумеется. Я отвечаю на том же языке:
– По делу, и довольно, должен сказать, тонкому, деликатному даже.
– Ну тогда сперва вам следует привести себя в порядок и поесть, вы же наверняка с дороги.
– Ваша правда, Зепп. Подскажите, где тут у вас хороший ресторанчик, ужин с меня – и приводите супругу, что ли, раз уж нас заявилось тоже двое. А если не с кем оставить детей, давайте и их в компанию.
– При одном условии.
– Каком же?
– Ужин, так и быть, с вас, зато ночевать остаетесь у меня в доме, и завтраком вас обоих кормит Магда. Какое бы ни было дело, сегодня вы из города все равно не уедете.
– Даже спорить не хочу.
Забавно, но лучшее в Роттвейле заведение общепита – не какая-нибудь традиционная немецкая ресторация «пиво-сосиски-капуста», вроде той же «Биерхалле» в Порто-Франко на Шестой улице, а «Донер-кебаб», в котором распоряжается явное турецкое семейство. Нет, в Германии заленточной таких хоть отбавляй, но ведь большинство мигрантов-немцев как раз и отправляются в Новую Землю, потому как от этих турков им на родине житья не стало.
С другой стороны, турок, который преодолел ксенофобию новоземельных немцев и таки устроился жить у них, причем не в крупном по местным меркам и вследствие этого сколько-нибудь космополитичном городе вроде Штутгарта или Нойехафена, а в мелкой общине даже вдали от основных трасс, – человек такой должен быть серьезной и уважаемой личностью. И уважаемой, с высокой долей вероятности, в том числе и за свои кулинарные таланты.
Кебаб, сиречь шашлык – чем-то там они исторически различаются, но на вкус, по мне, одинаковы, – в меню сегодня аж четырех сортов. В зависимости от исходного материала, в смысле, из кого нарезан. «Традиционный», то бишь из баранины, мне как-то никогда не нравился, и пусть уроженцы арабских краев и прочей Средней Азии хоть до хрипоты поют осанну «барану, который вкусом превосходит всех прочих животных», – им вкуснее, массаракш, вот пускай сами таким и питаются. «Европейским» здесь именуется привычный нашим людям свиной, а еще в списке представлены «Bergkebab» и «Waldkebab», иначе говоря, шашлык «горный» и «лесной».
– А это что значит? – спрашиваю я у Зеппа.
– Лесной – из оленины, водится тут в окрестностях не то мелкий олень, не то косуля. А горный… Селим, – окликает Крамер хозяина, – кто у тебя сегодня на горный шашлык пошел?
– Коза-большой-рога, – отвечает тот. – Кемаль ночной охота ездил, привез.
– Не понял, а почему на охоту надо ездить ночью? Чтобы лесник не заметил?
Зепп и Селим дружно хохочут, Магда тоже улыбается. Не понимающая по-немецки Хуана сердито сопит и уже явно предвкушает, как она однажды тоже пойдет со мной в какой-нибудь мексиканский ресторанчик и будет в свое удовольствие болтать с хозяином и официантками по-испански, а мне не переведет ни слова, вот.
– В темноте интереснее, – объясняет Крамер, – из винтовки с ночником.
– Так труднее же попасть!
– Так потому и интереснее.
Ладно, каждому свои интересности.
Кивнув стажерке, перехожу на английский:
– Тебе каких шашлыков? – и в двух словах описываю, кто есть ху.
– Традиционный и горный, – без колебаний ответствует та.
Я перевожу, видя, что Селим по-английски совсем туго, и турок смотрит на мелкую филиппиночку с явным сомнением:
– Тебе и один – уже много.
Зная обычай большинства новоземельных рестораций в смысле размера порций, не сомневаюсь в этом ни на миг. Но переводить и намекать девчонке, что она погорячилась, не собираюсь. Авось не лопнет. А раз мы все равно сидим компанией, «лишний» шашлык под общий разговор не пропадет.
– А мне лесной, пожалуй.
Крамеры и себе берут по штучке, и мы, ради филиппиночки перейдя на английский, начинаем легкий светский треп о всяком разном. Затронули и недавнюю операцию в Проходе, в смысле последствий.
– Последствие тут я вижу в общем одно, – говорит Зепп, – печально знаменитый Угол, а вместе с ним Северная дорога примерно от Скалистых гор до «Орлеанского креста» и местные направления помельче – Пикардийский путь на аэропорт братьев Леру, Техасская трасса от Милана до Вако, ну и вообще все тропы в долине Рио-Гранде со стороны что Конфедерации, что Техаса теперь станут не опаснее остальных направлений. Бандиты не исчезнут, нет, просто вот именно в этих краях их будет не больше, чем везде.
– А почему так? – спрашивает Хуана.
О проекте
О подписке