Зепп Крамер, проснувшийся как раз к «полднику», который скорее второй завтрак, чем первый обед, застает уже семейную идиллию. Жена у плиты, дети при деле, гости тоже условно чем-то заняты – Хуана с лаптопом на веранде, а я мирно болтаю с тутошним шерифом, который заглянул на огонек, а может быть, на аромат жареных колбасок и свежевыпеченных булочек. Нет, герр Уве Штерн формально носит какое-то там полицейское звание из принятых в германских землях, но поскольку еще он носит презентованную ему техасскими коллегами белую стетсоновскую шляпу и кобуру с итальянской репликой «смит-вессона» третьей модели, который длинноствольный и со шпорой, пусть и под вполне современный тридцать восьмой калибр, – в общем, не назвать его шерифом было бы просто оскорбительно, старался же человек, образ создавал.
Шериф Штерн пришел поинтересоваться, кто это тут гостит у Крамеров, а заодно проверить, вдруг уважаемые гости имеют какие-нибудь сведения о той самой банде, любая помощь с поддержанием порядка в поселении всячески им приветствуется. А у меня и правда имеются «какие-нибудь сведения», пусть это из вторых рук и юридически неправомочно, но мы-то не в суде. Вот я и изложил все, что знал, о парижской операции и банде «Бланшфлер», которую на днях должны были то ли взять с поличным, то ли заставить пуститься в бега. А что знал я самую малость, и вряд ли это хоть чем-то поможет – ну так чем богаты, тем, как говорится, и довольствуемся. Мимо постов ландвера банда просочилась без эксцессов, мобильные группы егерей и авиаразведка со стороны как немцев, так и французов сейчас пытаются зацепить хотя бы ее следы. Местным жителям и гостям анклава рекомендовано временно воздержаться от путешествий в одиночку даже на небольшие расстояния. С рекомендацией радостно соглашаюсь и обещаю пока никуда не выезжать – в принципе-то я и не тороплюсь, работа идет (в смысле, стажерка усердно переводит экспедиционный журнал Альмейды), и если мы вернемся в вольный орденский город Порто-Франко не сегодня, а завтра, ничего страшного.
Крамер, услышав рекомендацию о «путешествиях в одиночку», довольно ухмыляется в бороду и тут же садится колдовать над рацией, собирая свою группу «Эдельвейс», небось завтра же и организует небольшой сводный конвой по городам и весям немецкой территории. Автоколонне при тяжеловооруженной охране случайная банда не страшна, и народ, застряв в полусотне верст от дома, от соседа по покеру или от пивного ларька, в общем, кому куда надо, с хорошей вероятностью заплатит обычный конвойный взнос, все лучше, чем ждать, пока «рассосется само», или рисковать шкурой, пока не рассосалось.
Намекаю командиру «Эдельвейса», что если конечной или промежуточной точкой маршрута будет Порто-Франко, то и наш бусик готов встать в походный ордер.
– Обязательно будет, народ в те края катается постоянно, – кивает Зепп. – Не беспокойтесь, доставим в лучшем виде. Вот говорил же только вчера – что бы они там в Углу себе ни творили, а у нас конвойщикам работа найдется по-прежнему.
После «второго завтрака», оставив стажерку в кресле, иду прогуляться по городу уже я. Сперва просто поразмять ноги, а потом вдруг меня догоняет мысль – подзапоздавшая, с одной стороны, надо было эту тему поднять еще когда болтал с шерифом; а с другой стороны, уезжать нам завтра утром, не раньше, так что вполне даже вовремя.
Наследником покойного Кеттеринга в его досье числился его добрый друг Рудигер Штерн; фамилия, конечно, звездная[47] и не сильно редкая, но жителей в Роттвейле, мягко говоря, немного, а раз так, сей друг почти наверняка должен приходиться родней шерифу Уве Штерну. Поэтому я во время прогулки не столько любуюсь красотами городка – нету тех красот, обычная ухоженная деревушка, каких и в заленточной Германии вагон и три тележки, разве только там дома больше кирпичные или в стиле фахверк, а здесь, в гораздо более теплом и сухом климате, и деревянные неплохо себя чувствуют, ну и асфальта на улицах нет, ибо далеко не всякий богатый новоземельный город его может себе позволить, – а выискиваю этого самого шерифа. Кто ищет, тот, как поется в старой детской песенке, всегда найдет, да и пространство для поиска не особенно велико, а приметный белый стетсон главного местного копа – отличный ориентир.
В общем, снова пожелав шерифу удачного дня, спрашиваю о наследнике Кеттеринга – ни разу не скрывая, что интересует меня само это наследство.
– Знаю, конечно, – отвечает тот. – Рудигер Штерн – это мой старик. Я сам минхеера Кеттеринга помню, но дружил он именно с папаней, ему все и оставил. Да там и было-то – участок и домишко, мы туда иногда выезжаем на рыбалку и вообще.
– Участок и дом мне ни к чему, а вот если герр Кеттеринг оставил что-то вроде дневников…
– Тут ничего не скажу, не в курсе. Вы зайдите к моему старику, Влад, да поболтайте с ним сами. Если выдержите три часа воспоминаний о славных африканских охотах, глядишь, и узнаете что-нибудь, – ухмыляется шериф.
Что в лесной охоте, что в африканских сафари я полнейший профан. Но ради дела – почему бы и нет. Я, правда, совершенно не уверен, сколько дела будет с того разговора, и будет ли вообще, однако до завтрашнего утра мне вроде как торопиться особенно некуда. Уточняю, где искать Штерна-старшего, и отправляюсь по названному адресу. То бишь в «Донер-кебаб» Селима. Ну правильно, универсальное заведение – когда надо, шашлычная, а когда надо, работает и пивной. Исламские заповеди, как говорится, одно дело, а бизнес – совершенно другое, в этом турок Селим ни разу не оригинален. Впрочем, как и изрядная часть его соотечественников там, в Старом Свете.
Три часа африканских охот я выдерживаю. И четыре выдерживаю. Подробно этак, с точным обоснованием, кого, где и как лучше брать; в делах сугубо охотничьих, повторяю, могу изображать только свежие уши, что, впрочем, и нужно старику Штерну («просто Руди, малый, господ оставим для официоза»). Вернее, старикам, ибо Штерну-старшему на послеполуденное время компанию в пивной составляет его сосед Штефан, обоим годиков этак за пятьдесят – по местному календарю, то есть немного помладше моего деда… в общем, разных охотничьих рассказов, как и на кого они там ходили, в лицах и с примерами, хватает на пару Тургеневых, а я его и в школе не любил, в том числе и за тематику. Но – приходится перетерпеть.
А вот в разговор о правильном оружии для охоты на слонов, тигров и прочих завров я даже ухитряюсь вклиниться, благо помню рассказы Хэмингуэя и Буссенара, почему-то у них там народ обходился без тяжелых штуцеров под могучие нитроэкспрессы и спокойно отрабатывал всю «большую пятерку»[48] из стандартного «маузера», «маннлихер-шенауэра» и «ли-энфилда», иными словами – из штатных армейских винтовок под штатный же боеприпас, оружие хорошее и дальнобойное, но ни разу не крупнокалиберное.
– И что с того? Сейчас, я вам скажу, ниггеры и браконьеры спокойно убивают носорогов и слонов из «калашниковых». Но это же не охота! Охота – это когда ты в зверя где выстрелил, там он и лег.
– Это вы про охоту в стиле английских джентльменов, я так понимаю?
– Каких таких джентльменов?
– Ну, это когда джентльмен берет штуцер восьмого калибра, подходит к слону, стреляет, оба падают; кто первый встал, тот и выиграл.
Хохотнув, Штерн поднимает палец.
– Все почти так, только богатые англы предпочитали ездить на сафари как раз с нитроэкспрессами. А вот у потомственных африканеров[49] – или кейп-ган, или, действительно, прадедовский штуцер восьмого калибра…
– Верю. Я с тяжелыми винтовками имел дело только однажды, приятель на стрельбище хвастался свежим «винчестером-сафари» под четыреста пятьдесят восьмой калибр. Ну, ключица у меня после выстрела осталась цела, это плюс, а все остальное…
– А потому что уметь надо.
…И вот так, с вариациями – четыре часа, массаракш. В сторону Кеттеринга разговор удается перевести лишь когда Руди совсем выдыхается. Конечно, покойного друга Рольфа он помнит хорошо, много кого они с ним тут промышляли, в основном – четвероногих, но и с двуногими тварями пару раз доводилось… пересечься. Нет, никаких дневников Кеттеринг не вел, не имел такой привычки, грамоте был обучен, конечно, но у него в доме не имелось даже книг, а только пачка газет на всякие бытовые нужды – законопатить щели, запыжевать патрон, ну или под кустиком пристроиться… Дриллинг минхеера Кеттеринга наследники оставили себе, добрая игрушка – нижний ствол под «девять и три», два верхних двенадцатого калибра и алюминиевый футляр-чемодан от люфтваффе, которому сносу нет, на сто метров сей штуцер до сих пор кладет пулю в пулю; а еще у покойного имелась «комиссионка» восемьдесят восьмого года, карабин этот Руди почти сразу продал, потому как сам левша, а старая армейская магазинка, разумеется, под стрелка-правшу, ну а кроме того, не немцы ее делали, а какие-то китаезы, и хотя Кеттеринга это оружие ни разу не подвело, Руди Штерн свои винтовки выбирает более придирчиво…
О проекте
О подписке