– Вот выйдем мы к людям. А они станут требовать чуда. Чтоб я им совершила. А я ведь не смогу. И этим их обижу. И станут они сердиться на меня. Чувства злые ко мне испытывать. Рун, феи, когда испуганы, не могут добрые чудеса колдовать. Никак. И когда с них требуют чуда, не могут. И не могут колдовать для кого угодно. Чудо феи всегда надо заслужить. Добрым поступком, или ещё как-то. Я, Рун, для тебя легко-легко могу колдовать. Я думаю, тут множество причин. И то, что ты меня поймал. Я как бы дарована тебе небом. Поэтому и чудеса мои тебе назначены. И то, что счастлива с тобой. И что ты мой друг. И что отпустил, когда поймал. Это поступок очень значимый. Он заставляет моё сердечко трепетней относиться к тебе. И ещё ты очень добрый. Я, пока с тобой, тебя узнала. Для чистых сердцем колдовать легко. Для других я не смогу так же легко колдовать. Когда они ничем не заслужили. И я не знаю их. Вдруг среди них злодеи есть. Тогда уж точно ничего не выйдет. К тому же для толпы, как ярмарочный маг, наверное ни одна из фей творить волшебных чар не в силах будет. Меня опустошит от маленького чуда, если попробую. И чудо может и не выйти, даже маленькое. Во мне будет сопротивляться всё внутри, протестовать. Такому колдовству. Не могут феи колдовать для всех или по принуждению. Мы так устроены. А испуганной я даже и для тебя не смогу доброе колдовать. Не знаю, что делать. Испуганной я могу только защитные заклятья колдовать.

– Лала, а в чём разница между добрыми и защитными заклинаниями? – поинтересовался Рун.

– Ну, Рун, доброе волшебство направлено на то, чтобы порадовать, восхитить, вдохновить, одарить. Сделать приятное. А защитное – чтобы оградиться от зла или беды. Чтобы спастись. Иль избежать чего-нибудь плохого.

Рун задумался.

– Получается, Лала, надо как-то всем рассказать, чтоб знали, что ты не можешь и почему. Тогда не станут требовать чудес. Не посмеют. Придётся мне пойти пройтись по деревне. Все будут приставать с расспросами, стопудово. Тут я и расскажу. Только вот тебя страшно одну оставлять.

Лала оторвалась от его груди, подняв голову.

– Рун, я боюсь одна, особенно когда ты будешь где-то вдалеке. Не рядом с домом даже. Не бросай меня, – умоляюще попросила она, глядя ему в глаза.

– Не брошу, милая. Не брошу, – пообещал он. – Но надо будет что-то придумывать.

– Спасибо. Мой зайка, – произнесла она благодарно.

– Любимая, – сказал Рун с усмешкой. – Что-то у тебя у тебя не ладится с ласковыми именами. Говорила, будешь искренна, а у самой как будто с юмором звучит немного.

Лала посмотрела на него пристально как-то очень по-доброму, и вдруг сказала нежно-нежно:

– Мой зайка.

У Руна на мгновенье даже перехватило дыханье.

– Ничего себе! – проговорил он удивлённо. – Аж до печёнок проняло. Что это было, Лала?

– Вот это, Рун, и называется «девичья нежность», – просто ответила Лала, продолжая смотреть на него с ласковой теплотой.

– Да, Лала! Это страшное оружие. Скажу я, – покачал он головой, всё ещё пытаясь придти в себя.

– Ага, Рун, так и есть. Мечом девушке мужчину ни в жизнь не победить. А нежными словами раз и всё. Тебя бы я в два счёта победила, – лукаво улыбнулась Лала.

– Да я не сомневаюсь, – добродушно согласился Рун.

Она положила голову ему на плечо.

– Лала, – сказал Рун.

– Что?

– Только это тоже не искренне, – вздохнул он.

– Почему это? – удивилась Лала, сияя счастьем.

– Ну, ты ко мне такого точно не чувствуешь.

– Много ты понимаешь, Рун, в чувствах девушек, – умиротворённо произнесла она.

***

Лала сидела за столом с довольным личиком. Перед ней стояли во множестве разные нехитрые деревенские яства.

– О, целых пол пирожка умяла! – сообщила она радостно. – Объелась, аж пузико трещит. Вкусно очень. У нас дома совсем другая выпечка. Ни капли не похоже. Ваша очень необычная. Но тоже вкусная. Замечательная!

– Да уж, Лала, – подивился Рун. – Ну ты и ешь. Знаешь, сколько я могу таких пирогов умять? Десяток точно. Запросто. А может и поболе.

– Десять? – недоверчиво посмотрела на него Лала. – Вот это да! Да как же может столько поместиться в животике? Оно не влезет.

– Ну как-то вот влезает. Ещё и остаётся место.

Лала удивлённо покачала головой.

– Не верю! Покажи. Скушай сейчас.

– Да я уже наелся, пока ты почивала. К чему зазря еду переводить. Тем более, зачем мне пироги, когда нам курицу отдали. По мясу соскучился страх как. Наконец-то поем. Сегодня вечером. Прям мечтаю.

– Прости, из-за меня тебе приходится страдать, – ласково улыбнулась Лала. – Мой рыцарь.

– Ну, я бы не назвал это страданьем, – засмеялся Рун. – Вообще-то я пожалуй впервые счастлив. Очень.

– Из-за меня? – разулыбалась Лала.

– Ага. Это ж не голод всё же. Без мяса можно обойтись. Просто немного непривычно. Я ж вроде как охотник. Уж летом мясо почитай всегда. У нас бывало. Ещё бы ты мне даровала. Допустим, ма-аленькую жертву. Как компенсацию за то, что я терплю столь страшные лишенья. Ради тебя. Совсем бы было хорошо. Ну или лучше замуж за меня. Тогда готов всю жизнь прожить без мяса.

– И курицу не стал б сегодня, коль я сейчас сказала б «да»?

– Не стал бы.

– Мой герой, – порадовалась Лала. – Рун, лишать тебя мяса совсем было бы жестоко. Феи так не поступают. Волки вот кушают других зверей, мы же на них не в обиде. Раз боги сделали их плотоядными, знать так нужно. Тебе при мне не надо убивать. Желательно вообще не убивать. Покуда я с тобой. Мне будет грустно. Очень. А кушать кушай. Но если голодно, то можешь и охотиться. Я стерплю. Что делать, коли вы такими созданы. Главное, Рун, если станешь кушать при мне плоть, делай это так, чтобы я не видала останочков и косточек. А то это тоже очень тяжёлое зрелище будет для меня. Возможно именно поэтому феи сотворены не способными влюбляться в вас, людей. Мы с вами разные излишне. Коль суженый убьёт, то будет трудно фее, коль не убьёт, то тяжело ему. Уж лучше порознь, всякий в своём мире.

– Ну может ты и права, – задумчиво промолвил Рун. – Но я бы всё же лучше предпочёл без мяса и с тобой. Чем наоборот.

– Рун, феи тоже как бы кушают мясное, – заметила Лала. – Мы любим яички. Только мы их не воруем из птичьих гнёздышек, нам курочки их несут. Сами. Если курочка снесла яичко без петушка, из него никто и не выведется, это не убийство.

– Яйцо это и есть яйцо, – возразил Рун. – Это не мясо, Лала.

– Рун, из яичка кто вылупляется? Птичка. Которая из плоти состоит. Яичко это тоже плоть, только в другой форме. В жидкой. Так что феи не столь уж различаются с людьми. Ещё, Рун, есть плоды растений в нашем мире, которые и по вкусу, и по ощущению, и по сытности, если их правильно приготовить, как мясо будут. Почти не отличишь. Поэтому навряд ли ты б страдал излишне, коль жил бы среди нас у нас. Моим супругом.

– Ну слава богу! – с шуточным облегчением обрадовался Рун. – А то я уж подумал, придётся разрывать помолвку. Когда мне после свадьбы рок сулит провесть остаток жизни без мясного.

– Мужчина есть мужчина, – улыбнулась Лала. – Все мысли только о своём желудке.

– Мои все мысли о тебе, родная, – добродушно поведал Рун.

– Спасибо, милый, – ласково ответила она.

Рун подошёл к ней, сел рядом, взял её за руку. Она с весёлым интересом уставилась не него, словно ожидая, что он предпримет дальше.

– Лала, – сказал он мягко, – Мне всё же надо как-то к деревенским выйти, чтобы объяснить им про тебя. Чтобы чудес не ждали. А если с тобой бабуля посидит, тебе всё равно будет страшно?

Лала призадумалась на мгновенье.

– Нет, Рун, с бабулечкой не будет страшно. Она хорошая и добрая. Знаешь, Рун, у меня ведь много магии. Сейчас. Я могу постоять за себя. Если кто захочет обидеть. Просто одной боязно. С бабушкой будет не боязно. Только вот с ней не обнимешься, и вряд ли она так… трепетно начнёт держать за ручку, – Лала тепло и чуть иронично побуравила его глазками.

– А как ты себя можешь защитить? – заинтересовался Рун. – Какой магией? Проклятьями?

– Ах, Рун, ну я же говорила уже тебе как будто. Что магия творится по наитью. У фей. Её можно тренировать и обучаться конкретным чудесам. Но не в защите от злодеев. Это ведь злая магия, её феям неприятно учить и тренировать. Когда я испугаюсь, то что-нибудь и сотворю. А что, сама не ведаю, почувствую лишь в миг испуга. Я слышала, одна из фей наложила временную слепоту на человека, который причинить ей зло пытался. Другая в момент опасности призвала каменного голема. Я сейчас достаточно могущественна, чтобы тоже что-то подобное сотворить. И потом, на мне защитные чары, кажется проклятье их не снимает, когда я с магией. Они очень мощные, ни клинком ни стрелой меня не ранить, огнём не обжечь. Они не спасут от пленения, от пут, от… боли при побоях. Но от оружия защитят всегда.

– А что такое голем?

– Ну, статуя ожившая. Каменный человек. Или нечто похожее. Из камня существо. Бездушное, но не злое. Зло от чёрной души исходит, в бездушных нету зла, им просто всё равно, что зло творить, что доброе. Когда они призваны феей и защищают её, они не будут без нужды жестокости учинять. Но и милосердия к врагам в них искать не стоит.

– Ого! – подивился Рун. – Каменный человек. Его же, получается, ни мечом ни копьём не возьмёшь. Он наверное способен один целые армии побеждать.

– Рун, такая магия недолговечна, – поведала Лала. – Та фея, что призвала его, могла это сделать всего на пол минутки. Она спаслась только потому, что нападавших было мало и они испугались. Несколько пало от его каменных кулаков, остальные в панике разбежались. Но она опустошена была, когда его призвала. Против армии голем бесполезен.

– Я не думаю, Лала, что кто-то здесь хочет тебе зло причинять. Но может пьяный или взбудораженный сильно, нетерпеливый до чудес, начнёт ломиться. Этого боюсь, – озабоченно сказал Рун. – Особенно, что это будет кто-то из знати безземельной, не рыцарь, а наёмник там какой, иль может городской любитель вин спесивый. Не всяк посмеет знатному перечить. А они порой считают, им всё дозволено.

– У вас и так бывает? – грустно спросила Лала.

– Так может быть. Наверное. Если не повезёт.

Лала призадумалась.

– Рун, уж коли соберётся знать в деревне, наверняка и те, что благородны душой, тут будут, и кто трезв. Они и остановят негодяя. Не бойся. Ты слишком беспокоишься за меня. Не надо. Всё будет хорошо.

– Наверно так, – вздохнул он.

Лала хитро улыбнулась:

– Ну или ты можешь разрешить мне колдовать. Немножечко. Без штрафа, Рун. Тогда нужды не будет уходить. И сможешь обнимать меня сегодня. Так и быть. Иль за руку держать, если захочешь.

– А что за колдовство?

– Ты вроде говорил, у вас есть козочка.

– Да, есть, – кивнул Рун.

– Ну вот, веди её сюда, я попрошу её стать на сегодня моим глашатаем. Если у неё не скверный характер, она не откажет ни за что.

– Она ласковая.

– Ну вот и славно. Пусть ходит по дворам и всем рассказывает. Про всё, о чём нам надо.

У Руна глаза аж заблестели.

– Ого! – подивился он восторженно. – Лала, народ попадет! Все очумеют просто! У нас такого не было ещё. Чтоб козы говорили.

– Это очень хорошо, Рун. Тогда и чудо им явлю. Порадую. И расскажу что надо. И заодно от дома отвлеку. Все будут лишь за ней ходить, и про меня на время позабудут.

– Ну, я согласен. Это необходимость. Крайняя.

– Так хочется меня пообнимать? – весело спросила Лала.

– Ужасно хочется. И за руку держать. Но только при бабуле неудобно. Краснеть стану, когда зайдёт.

– Рун, ты мне будешь нравиться и красным, – улыбнулась Лала.

Она придвинулась к нему, припала к груди и вздохнула счастливо.

– Ну вот и просветлело на душе. И страх ушёл. Почти. Рун, феям всё же надо колдовать. Без этого немножечко тоскливо.

– Лала, – проговорил Рун с сожалением. – Нельзя тебе часто колдовать при мне. Магия уже раз уходила. А значит и ещё может уйти. Я чувствую, что может. Влияет она на меня. Очаровывает сильно. К тому же уговор есть уговор. Когда б я согласился на отмену, я бы утратил честь. Никак нельзя. Итак колдуешь помаленьку временами. Заметь, без штрафов.

– Несчастная я девушка, – деланно расстроилась Лала. – Жестокосердный мне попался кавалер.

– Вообще-то я жених.

– Тем более. Несчастная я фея.

– Поэтому так светишься от счастья?

Лала не ответила, лишь вздохнула с улыбкой.

– Рун, – сказала она вдруг тихо.

– Что, Лала?

– Я тебя люблю.

В её словах было много-много искренности и тепла.

– Да знаю, – добродушно промолвил Рун. – И я тебя.

– Нет, не знаешь. Сейчас в сердечке аж бушует. От чувств к тебе. Ты мой лучший друг. Ещё никто наверное мне не был столь близок.

– Ну дак, – усмехнулся Рун. – Когда мы прижимаемся к друг другу. Я тоже не был близок так ни с кем. Что аж просвета нету меж телами. Сближаешься с тем, кто так рядом, хочешь ты того или нет.

– Наверное, Рун. Только это всё не важно. В чём причины. Когда подобное чувствуешь.

– Пожалуй, – согласился он.

– Рун.

– Что, Лала?

– Знаешь. Когда мне принесли подарков столько. Встречают так радушно. Ваши люди. Я благодарной чувствую себя. И потому есть некоторый шанс, что мне теперь удастся сотворить хоть маленькое чудо при толпе. Скорей всего, я думаю, не выйдет. Но шансик всё же есть.

– А если не получится? Всё равно же магия потратится?

– Ну да, – подтвердила она виновато.

– Так может быть не надо, Лала? – с надеждой попросил Рун. – Ты ж говоришь, при толпе её много уйдёт.

– Неблагодарной быть нельзя, Рун. Тем паче, при знакомстве. Это необходимость. Крайняя.

– Так уж и крайняя? – усмехнулся Рун.

– Очень крайняя.

– Ну ладно, – сдался он. – Колдуй и здесь без штрафов.

– Ты хороший, – обрадовалась Лала.

– Или глупый. Во всём иду на поводу.

– На то и нужен кавалер, чтоб потакал любым капризам.

– Понятно.

Из задней комнаты раздался звук открывающейся двери. Рун сразу машинально отстранился от Лалы в смущении.

– Ну, Рун! – чуть расстроено и обиженно воскликнула Лала. – Ну что это такое?!

– Не привык я к подобным вещам, делать их прилюдно, страх как неловко, – извиняющимся тоном объяснил он.

– Рун, не стесняются объятий те, кто помолвлен, и кто… любит. Невеста – самое дорогое, что есть у жениха. Пойми же! Ты должен не замечать весь мир, когда я рядом.

Она снова придвинулась к нему и прильнула.

– Прости, я постараюсь не смущаться, – пообещал он тихо.

– Да ладно уж, смущайся. Это так мило, – улыбнулась Лала.

Вошла бабуля. Вид у неё был несколько озабоченный.

– Ну не дают ничего делать! – пожаловалась она. – Кричат и через ограду. И всё «когда, когда», и «какая», и что да как. И всё несут гостинцы. А народу-то, народу! На улице. И всё пребывает. Говорят, уж и весь постоялый двор деревенский забит, и в трактире не протолкнуться. Из города всё едут. Мне страшно, Рун. Столько люда по-моему и на казни у нас не собиралось никогда. И ведь ещё не вечер.

– Бабушка, можно мне у вас вашу козочку одолжить ненадолго? – попросила Лала.

– Нашу козу? – удивилась старушка. – Зачем?

– Я её немножко заколдую. Чтоб стала на сегодня моим глашатаем. Она будет ходить и всем рассказывать обо мне. То, что мне надо. Заодно и отвлечёт толпу от дома. И развлечёт. И даром станет. Моим волшебным тем, кто прибыл меня увидеть.

– По-человечьи будет говорить? – недоверчиво спросила бабуля.

– Будет. Только мне её надо видеть. Сюда её привести или мне к ней выйти.

– Нет, выходить не надо, – покачала головой бабуля. – А то народ уж не уймётся. Ещё ограду нам снесут. Сейчас приведу.

Она быстро вышла и вскоре воротилась с серой козочкой. Лала оторвалась от Руна, подлетела к козе, опустилась пред ней на корточки и погладила по голове.

– Как тебя зовут, милая, – ласково спросила она.

– Шаша, – отчётливо произнесла козочка тонким голоском.

Бабуля так и оторопела.

– Свят, свят, свят, – поражённо запричитала она, набожно сотворив в воздухе знак оберега.

Рун тоже был взволнован. Хоть и видел уже и медведя говорящего, и птичку, и русалку. Но разве к чудесам привыкнешь.

– Какое красивое имя, – похвалила Лала искренне. – Милая Шашенька, не могла бы ты сегодня побыть моим глашатаем? Будешь ходить по деревне и объявлять людям то, что я тебе скажу.

– Я глашатаем?! – ошалело переспросила козочка, словно не веря своим ушам.

– Да.

– Вот это Шаша. Ай да вознеслась, – задумчиво промолвила козочка в глубоком изумлении. – Я глашатай. Мама бы гордилась. Все будут слушать. И внимать.

– И знатный будет слушать, и простолюдин. Так ты согласна?

– Я собак боюсь, – грустно поведала Шаша. – Бывает, за ноги хватают. Больно.

– Когда мой вестник ты, тебя они не тронут. Я обещаю.

– Тогда согласна, – кротко ответствовала коза.

– Как славно! – обрадовалась Лала. – Спасибо, Шашенька. Раз так, то слушай. Ходи между дворов по всей деревне. И объявляй, уверенно и громко. Чтоб все услышали. Что ты мой глашатай. И что просила я тебя предавать всем-всем моё великое почтенье. Что выйду показать себя под вечер, как солнышко почти склонится к лесу. Пройдусь открыто, дабы все меня узрели. Но вот чудес творить наверно не смогу. Я попытаюсь, но скорей всего не выйдет. Им объясняй, что феи не умеют творить счастливой магии публично перед большими толпами народа. Что чудо феи надо заслужить каким-то добрым стоящим поступком, и с ним благоволением богов, что таковы законы волшебства, и от желанья фей то не зависит. Передавай, что я прошу прощения, за то что вероятно не смогу порадовать их взоры чудесами. Но в этом вовсе нет моей вины. Нисколечко. Запомнила, родная?

– Я всё запомнила и всё всем передам, – уверенно пообещала коза.

– Спасибо, Шашенька, – Лала приобняла козу, а потом снова погладила по голове. И отступила.

– Бабушка, – обратилась она к обомлевшей шокированной женщине. – Не хотите ли поговорить со своей козочкой? О чём-нибудь. Сейчас, пока есть шанс. Потом возможно и не будет. Мне Рун немножко запрещает колдовать без значимого повода.

Бабушка нетвёрдым шагом подошла к козе, опустилась пред ней на колени.

– Шаша, не обижаешься ли ты на меня? – сдавленным голосом произнесла она с трудом.

– Нет, совсем нет! – очень по-доброму ласково ответила коза. – Я тебя люблю.