6

Не прошло и недели после выпускного вечера, на котором Юрка Баранов и его компания получила от физрука, который заступился за девичью честь Светки Селеверстовой, теперь уже бывшей старосты бывшего их класса, как произошел несчастный случай. Физрук погиб, а Светка стала инвалидом, навсегда лишилась возможности самостоятельно ходить.

Они вместе выходили из школы. Кстати, злые языки судачили, будто с того памятного вечера вместе их видели каждый день. Якобы немолодой физрук решил сам приударить за девушкой, за честь которой заступился. Так вот, они выходили из школы, и на них случайно упала малярная люлька, на которой, к несчастью, кто-то оставил несколько листов оконного стекла. Ими хотели заново стеклить окна верхних этажей, которые накануне ночью разбили какие-то хулиганы.

Отчего это произошло, никто так толком и не узнал. Люлька, падая, перевернулась, и листы стекла, прилетев с высоты третьего этажа, буквально разрезали физрука на части, как ножи. А Светку, которая слегка замешкалась в дверях, всю посекло осколками.

Удивительным образом ее руки и лицо почти не пострадали, не считая легких порезов. Но осколки стекла перерубили ей сухожилия обеих ног. Ходить она больше не могла.

Людочка очень хорошо запомнила, когда впервые увидела Светку в инвалидной коляске, в которой мать катила ее на прогулку. Произошедшее с нею несчастье странным образом преобразило до того ничем не примечательное лицо Светки.

Повезло. Не умерла. Наверно, спас ее ангел-хранитель. Хотя после случая с Юркой Людочка в него больше не верила. Видимо, пережитая боль и ужас смерти, которая случилась у Светки прямо на глазах, наложила на ее душу неизгладимый отпечаток. Ее жизнь вмиг разрушилась, свелась к примитивному существованию презираемой калеки. Максимум, на что могла теперь рассчитывать Светка, – это лишь жалость и показушное сострадание окружающих.

В нашей стране инвалидов не любят. Людочка знала это точно. Она и сама презирала ущербных. Лет в десять-одиннадцать она отдыхала в пионерлагере со своей тогдашней лучшей подругой Жанной. Девчонка из их отряда сразу после приезда сломала руку и всю оставшуюся смену ходила с гипсом. Она тут же стала объектом насмешек со стороны ребят – и особенно Жанны.

Жанна получала просто физическое наслаждение, когда дразнила несчастную. Доводила ее до слез россказнями о том, что та теперь всю жизнь будет однорукой, сухорукой, что кости у нее срастутся неправильно или кожа станет другого цвета. Да-да. Красного, говорила Жанна. И ей придется всю жизнь прятать свою неправильную руку от людских глаз и даже летом ходить в блузке с длинными рукавами.

Людочке было немного жаль несчастную девчонку со сломанной рукой, которую все дразнили. Но ей не было стыдно за поведение подруги или за себя. Что тут такого? Ей даже – она до сих пор отчетливо помнила это – нравилось, как Жанна ловко дразнила несчастную, подсыпая последней не один пуд соли на ее душевную рану.

Доведя несчастную до слез, Жанна любила потом поделиться с Людочкой, как ловко она это проделала, вновь и вновь припоминала самые обидные и злые прозвища или смешные оскорбления, которыми осыпала жертву. И хотя Людочка отчетливо понимала, что Жанна была неправа и что нехорошо обижать любого, кто волею случая попал в беду… ей было весело и даже интересно участвовать в этой травле загнанного зверя. Было любопытно, чем история закончится, сумеет ли Жанна довести несчастную девочку с гипсом до предела морального унижения, сумев высмеять ее так, что та не сможет больше оставаться среди таких, как они, – здоровых и сильных. К счастью для всех, смена довольно быстро закончилась, все разъехались по домам и больше никогда не вспоминали об этой травле. Она уже была в прошлом и потому никого не интересовала.

Видя же теперь, прямо перед собой, свою бывшую одноклассницу в инвалидной коляске, Людочка вдруг поняла, что ей действительно жаль Светку. Она больше не сможет ходить! Она так несчастна – она утратила право считаться нормальным человеком, равным всем, из-за неисправимого изъяна, немощи.

«Светка теперь инвалид… Безногая! А ведь ноги для девушки – это очень важно. Мужики сразу после лица смотрят на ноги… Если у тебя от природы плохая фигура – поможет хорошая одежда, а если у тебя нет ног, вообще нет… это уже никак не исправить».

Как теперь Светка будет жить дальше – у Людочки в голове просто не укладывалось. Поэтому-то жалость, которую она испытала к несчастной, была не состраданием, а скорее стыдливым страхом. За саму себя. За возможное унижение, которое может произойти и с ней, Людочкой! Ведь и она может лишиться ног и стать калекой. От одной мысли об этом ей становилось физически дурно.

Тем не менее, одновременно Людочке было… любопытно. Как теперь ее бывшая одноклассница будет существовать? Сумеет ли она приспособиться к новым условиям жизни? Это любопытство было сродни интересу ребенка, который внимательно наблюдает за мухами или жуками. Оторвет крылья или лапки, отпустит на волю и следит. Что они сделают? Как долго несчастные насекомые будут его забавлять, беспомощно барахтаясь и пытаясь во что бы то ни стало выжить? Ведь самое интересно здесь то, что насекомые пытаются вести себя, как раньше: летать и ползать, забывая, что лап и крыльев больше нет. Оттого они так беспомощны и смешны. Только бы выжить! Но выжить шансов нет. Ребенок их просто не оставил.

Несчастная калека, правда, особо несчастной не выглядела. Скорее она походила на девушку, которая замечталась о чем-то своем и невзначай присела в инвалидную коляску. Людочка уже тогда отметила про себя, что Светкино лицо изменилось. Лучше стало. Красивее, что ли. Необъяснимая и неуловимая привлекательность появилась в чертах ее неожиданно повзрослевшего лица. Быть может, в этом были виноваты Светкины глаза, отстраненно, будто сквозь тебя глядящие и от этого бездонные и загадочно-очаровывающие.

«Вот бы мне такой же взгляд. Тогда все мужики мои, – невольно подумала Людочка. – Вот только ног при этом не хотелось бы терять. Хотя даже с таким взглядом у нее всё равно никаких шансов подцепить мужика».

Каково же было удивление Людочки, когда года через полтора, случайно встретив Верку (ту самую, при которой Юрка и его компания насиловали Людочку), она узнала, что Баранов недавно женился на этой инвалидке. Да не просто женился, а обвенчался в церкви!

Верка обожала сплетничать, так что всегда знала больше других. Оказалось, Светка после того несчастного случая просто возненавидела всех мужиков. Поэтому совершенно непонятно, как Юрка сумел уговорить ее за него выйти. Да и зачем ему это было? Она же инвалид, насовсем, а у него девиц навалом. К тому же Светка стала просто одержима религией, чуть ли не каждый день бывала в церкви, а Юрка, несмотря на свое происхождение, к православию питал если не ненависть, то уж как минимум неприязнь. Уж точно не симпатию! Верующий не будет насиловать девушку и петь при этом: «Слава тебе, Боже, слава тебе». А если он это делает – значит, он или чокнутый, или святотатец, попросту выблядок, как о таких в народе обычно говорят.

Людочка была полностью уверена и ничуть не сомневалась, что Юрка – нравственный урод, лишенный всякого сострадания к кому бы то ни было. То, что он женился на Светке, показалось ей подозрительным, противоречащим здравому смыслу.

Но однажды в воскресный день около полудня она издалека увидела Юрку Баранова собственной персоной. Он катил инвалидную коляску, в которой, сгорбившись, сидела Светка, одетая в черное. Они вместе возвращались из церкви.

Людочка, естественно, не стала к ним подходить и что-то спрашивать. Потом, иногда, особенно в ванной, стоя голой перед зеркалом и внимательно рассматривая свою грудь и бедра, она невольно вспоминала увиденное и спрашивала себя, как же эти двое занимаются любовью.

«Нет, всё-таки Баранов явный извращенец. Спать с безногой женщиной – положительно в этом есть что-то ненормальное. Хотя – как знать. Может быть, она настолько страстная, что одна разом заменила ему всё множество баб, с которыми он раньше сношался.

Удивительно, почему мужики предпочитают какой-то извращенный секс и насилие над нами, женщинами, вместо того чтобы хоть раз нормально, ласково попросить и получить то, чего мы сами же хотим… И добровольно, заметьте, без насилия и с полным взаимным удовольствием. Так нет: вместо этого – только грубость и унижение. Так почему же Баранов предпочел инвалидку любой здоровой? Как я, например? Что в ней такого, что заставило его отказаться от прошлой жизни, почему он выбрал нынешнюю убогую жизнь среди ущербных людей?

Нет, всё-таки Юрка явный урод. Да и эта безногая ничем не лучше. Два сапога пара, не дай бог такой жизни, как у них. Лучше уж остаться одной и умереть от скуки, чем мыкаться с инвалидом. Подавать судно, стирать грязные трусы и катать на прогулку в коляске. Думай, Люда… Думай о будущем. Нормального, правильного мужика выбирай. Чтоб жить с ним сытно и без бед. Жизнь вон тебя учит на примере других – как быть и как правильно поступать. Жить надо только для себя и помогать только себе, даже если помогаешь другому. Правда, если честно, не всегда это получается».

Все мысли Людочки рано или поздно вновь и вновь возвращались к ней самой и ее неопределенному положению незамужней девушки с нерастраченным желанием любить и быть любимой. Она продолжала верить, что полюбит и будет любима, что ей непременно повезет в жизни, обязательно повезет.

7

Когда у женщины месячные, то она испытывает не только физические, но и моральные неудобства, боясь, как бы кто рядом не узнал о ее телесной нечистоте, и стыдясь краткосрочного недомогания. В это время ее организм начинает вырабатывать какой-то ни с чем не сравнимый запах. И из страха выдать себя женщина постоянно принюхивается, проверяет, не просочился ли этот срамной запашок ненароком наружу из-под одежды. А некоторые мужчины, способные уловить его, чувствуют, с одной стороны, стойкое отвращение, а с другой – неконтролируемые приступы похоти. Видимо, неспроста привередливые иудеи запрещали приближаться к женщинам в такие дни, а в качестве обряда очищения требовали от них заклания двух горлиц.

Сегодня у Людочки был трудный день. У нее опять неожиданно начались месячные. И, как назло, на рабочем месте. Это извержение произошло так неожиданно, что она еле успела добежать до туалета. Как ни торопилась, новые кружевные трусы были безнадежно испорчены. Вот незадача! Ужасное огорчение. Только позавчера потратила пять баксов на первоклассные шелковые трусы с кружевами – и на тебе, они уже навсегда утратили товарный вид.

«Эти пятна хрен отстираешь… Что за проклятое у нас, баб, устройство организма. Без кровавых инцидентов не обойтись. Нет, это явно западло – испортить вещь, всего лишь раз надеванную. Ведь я же эти трусы, черт побери, купила только ради похода в гости к Сережке Драчу, сегодня или завтра. Не в бабушкиных же шароварах идти к парню, с которым собираешься заняться любовью», – лихорадочно думала Людочка, устраняя последствия природной катастрофы.

Она сняла злополучные трусы, оставшись лишь в шерстяных колготках на голое тело, засунула скрученный на скорую руку из ваты и туалетной бумаги тампон в промежность, а из носового платка быстро соорудила что-то вроде прокладки, чтобы помогло на первое время, пока она не достанет нормальный тампон. Кое-как приведя себя в порядок, как можно плотней натянув колготки, чтобы импровизированное средство защиты не выпало при ходьбе, Людочка поправила платье, вышла из туалетной кабинки и принялась разглядывать испачканные трусы.

«Как-никак, а вещь импортная. Сегодня же вечером попробую хозяйственным мылом отстирать, – утешала себя она. – Хотя никакой гарантии, что выйдет. Вот ведь угораздило, как это я свои дни не рассчитала…»

Скрипнула дверь, и в туалетную комнату вошла Ирка Хромова, брюнетка из тринадцатой комнаты, дознаватель по гражданским делам. Людочка торопливо спрятала трусы за спину, но не помогло: глазастая Ирка их заметила.

– Над чем работает соседний отдел? – весело поприветствовала она Людочку. – Как вижу, соседний отдел устраняет кризисную ситуацию! – И звонко расхохоталась шутке. – У вас, уголовки, без крови ну никак не обойтись.

Людочка пропустила ее слова мимо ушей и деловито спросила:

– Ир, слушай, ты не знаешь, у кого из девчат на нашем этаже можно разжиться тампоном? Будь другом, помоги.

В ответ Ирка молча заперлась в туалетной кабинке и весело зажурчала струей мочи о стенки унитаза.

– Точно не знаю, – наконец ответила она, через пару минут выходя наружу под шум спускаемой воды. – Ленку из шестой комнаты можешь спросить. У нее вроде бы сейчас те же проблемы. Хотя, если честно, ты чего? Не целка ведь. Будто первый год замужем. Могла бы и заранее позаботиться. Я всегда об этом помню, за пару дней уже начинаю всё свое носить с собой. А ты сейчас как выкрутилась?

– Да вот, в спешке кое-что соорудила, только боюсь, надолго не хватит, – пробормотала Людочка. – Ты же знаешь, как вначале льет.

– Да, можешь протечь, пока будешь сидеть, это факт. Можно тогда и платье запачкать, – задумчиво, будто говоря сама с собой, протянула Ирка, стоя рядом с Людочкой и внимательно разглядывая себя в зеркале.

– Нда, красься – не красься, а синяки под глазами не скроешь. Вот что значит бессонная ночь с голодным мужиком, – наконец глубокомысленно произнесла она и, поправив прическу, вышла из туалетной комнаты. Напоследок окинула Людочку полным презрения и в то же время оценивающим взглядом соперницы в борьбе за мужское влияние на этаже.

Людочка решила засунуть испачканные трусы в полиэтиленовый пакет, в котором обычно таскала дежурный набор косметики, чтобы он не рассыпался. Для этого ей пришлось вывалить всё содержимое прямо в сумку.

Из пакета полетели тюбички, футлярчики и флакончики – помада, тушь, пудреница и еще черт знает что. Ибо перечень насущно необходимого на каждый день зависит только от финансовых возможностей женщины, но никак не от здравого смысла.

Последней выпала сложенная вдвое бумажка. Прошелестела мимо сумки прямо на кафельный пол.

«Ну вот, теперь еще и нагибаться, поднимать… Даже не помню, что это. Надеюсь, что-нибудь важное. Хотя, скорее всего, просто мусор. Прямо-таки день сюрпризов! Сплошные западло», – мысленно пожаловалась себе Людочка и нагнулась за бумажкой.

То ли от критических дней и тошноты, то ли от чересчур резкого наклона она неожиданно громко пукнула и несказанно сконфузилась.

«Видно, нервы расшатались», – горько подумала девушка и, выпрямившись, развернула злополучный клочок бумаги. Там ее рукой был написан чей-то телефон и еще кое-что: «худ Дим пол-нол 05.03». Причем надпись была почему-то сделана карандашом для губ, отчего получилась мутной, неотчетливой.