Вместо четких мыслей в голове какие-то обмыслки… ревность, злость. Да как он может! А чего ты хочешь? Ясное дело – может. Почему бы нет? Ну я ему покажу! А что ты ему покажешь? Свой загар? Я в бешенстве! Ну и что? Да я его… Что? Ну? Что?

А я ему продемонстрирую такую же сцену! Федот злился и ревновал, если видел меня с другим. Испробуем средство на Султане. А Лешка и будет этим другим!

Долго еще я лежала без сна и строила планы мести. В конце концов, кто вспомнит о том, что яблоко от яблони недалеко падает, если никто не знает ни яблоко, ни яблоню. А сама я вряд ли буду делиться впечатлениями со своими родными.

Я начала свою атаку утром в столовой:

– Леша, девочки попросили поблагодарить тебя за яблоки!

Самое главное – сымитировать взгляд с поволокой и поцеловать, покрепче прижавшись…

Ага! Есть!

Усмехнувшись про себя, я заметила круглые глаза Денисенко и её озадаченное «ха-ха». Султан делает вид, что не замечает. Леша совершенно серьезным тоном, при этом продолжая меня обнимать, отозвался:

– Уговорила. Вечером еще сходим наберем. Кстати, как ежик?

– Лешенька, он топал, как медведь, и я его отпустила. Ты не сердишься? – Заискивающий взгляд тоже получился неплохо.

– Да нет, он – твой. Что хочешь – то и делай.

Ну все, пока хватит, как бы не переборщить.

– Ну я пойду?

– Да, конечно…

Смешно смотреть, как он растерялся. Прямо все мысли на виду: с чего бы ей разрешения спрашивать?

За столом Ольга, лукаво поглядывая на меня, – глаза-то, глаза! Прямо как у куклы, – спросила, что это за комедия. Я в ответ состроила ей честные глазки и сказала, что это все серьезно. И моя умненькая-преумненькая Белоснежка поняла, что дальше расспрашивать не стоит. Фортуна, усмехаясь, помогла мне в постановке спектакля. Сломался эскалатор на сортировке, и нас всех вывезли в поле собирать картофель вручную. Естественно, я оказалась в паре с Лешкой и естественно – недалеко от Султановского гарема. Павлов строчил анекдоты и подгонял своих «женушек».

Леха что-то неторопливо вещал про службу в Морфлоте. Я слушала одним ухом его, другим Павлова. Да, ну и анекдотики там попадались!.. Лучше сделать вид, что не слышала. А те, дурочки, гогочут. Султану аудитория показалась маленькой, и он решил привлечь нас:

– Леха, знаешь, как гусары козла драли?

– Ты не боишься, что Борода тебя тоже сошлет за совращение малолетних?

– Этих, что ли? Да они сами такое расскажут. Слышь, а Серега вчера рассказал про второй характерный щелчок, – я до сих пор в восторге.

Тут и Леша не выдержал, усмехнулся. А тот уже вовсю выдавал инструкцию прапорщика своему гарему. Сказано было громко, так что проигнорировать это, сделав вид, что не слышала, не удастся. Да и Демченко слишком уж внимательно на меня смотрит. Придется выступить. Как можно громче, четко и насмешливо:

– Ну уж если нет хороших манер, то их нигде не купишь!

– Ла-ла-ла! Маркиза! Вот Вы и вмешались! Увы-увы-увы! Ваш гнев не к месту: здесь не Версаль!

– Причем здесь Версаль? Я просто не считаю смешным то, над чем ржут лошади, и не желаю слушать этот бред.

– Маркиза, а Вы не помните случайно, сколько нецензурщины Вы вылили на мою бедную голову недавно у автобуса? Такое и в подворотне не услышишь!

Ах, вот в чем дело. Вот ведь, черт! Действительно. Дернула же за язык нелегкая. Молчала бы лучше, не зря говорят: «Молчи, за умную сойдешь». Вот дура!

– Хорошо, ты прав. Я была недостаточно корректна. Можно сказать, зла. Но ты это заслужил. А я? Я давала повод к такой бесцеремонности?

– Анжела, ты зря мечешь икру! У меня девчонки молчат, значит, ничего страшного. Да и ты наверняка слыхала покруче.

– А вот это тебя не касается. Если не можешь вести себя прилично, молчи. Знаешь, не принято опорожняться в общественном месте.

– Ну еще немного, и ты сама выразишься как надо.

– Андрюх, я вообще-то тебя предупреждал, – это Леша решил-таки вмешаться. По нему видно: потешается парень. Так ему забавно это слушать. Да и другие тоже уши развесили. Я решила сломать ситуацию, просто отвернулась и начала собирать картошку. «Маркиза»… И этот туда же. Интересно, всем Анжелкам такое клеят?

Я ускорилась и сорвала злость на картошке, которая чуть ли не свистела, влетая в корзину. Леха молча помогал, внимательно наблюдая за мной. Я делала вид, что не замечаю этого. Не удивительно, что мы раньше закончил наш рядок.

Волосы растрепались, солнце жарило во всю силу. Я с мстительной радостью сняла ветровку: слава Богу, мне есть что показать. Вельветовые брючки и футболка обтянули все как надо. Длинные волосы на ветру. По-моему, все в порядке. Не такой пышный бюст, как у Витки, но я выше её ростом и не кажусь толстой. Сняла перчатки и стала поправлять волосы. Ага! Леша готов! Засмотрелся.

А я занялась самолюбованием, засмотрелась в его глаза, голубые как небо, где тоже отражалась я, и не заметила, как он медленно протянул руку, медленно взял мою ладонь и медленно, но сильно потянул к себе…

В общем, я рухнула. На него. А потом оказалась прижатой к земле, и только голубизна его глаз вместо неба смотрела на меня сверху.

– Ты такая красивая…

Еще один любитель золотых листьев, запутавшихся в моих волосах!

– Знаю! – Я резко оттолкнула его и села, тряхнув головой, чтобы избавится от этих проклятых листьев, голубого взгляда и дурацких мыслей в голове.

– Анжелка, дикая ты… и глупая…

– Ага, а ты меня уму-разуму научить хочешь. –  Может быть, ты мне потом благодарна будешь.

– А может быть, и нет.

Вот ведь котяра! Медленно протянул руку, мягко коснулся волос, щеки…

– Тебе неприятно, когда я тебя касаюсь? Если да, скажи. Я пойму.

– Нет.

– Тогда чего ты боишься? Я тебя не съем.

Как ему объяснить вбитые с раннего детства старой девой в мою голову принципы? «Парням нельзя верить, им всем нужно только одно, добьются своего и бросят». Как ему сказать, что я не хочу, чтобы меня использовали? Что я сама решила использовать его? Взять побольше и дать поменьше. И я опять крутанула динамо:

– Леша, ты снова торопишься.

Бывает так, что кажется: человек может спокойно читать твои мысли. Становиться страшно, что вся твоя мысленная грязь вывернута наружу, и ты во всем своем уродстве предстала перед ним обнаженной.

Я не знала, куда деться со стыда, пытаясь не отвести взгляда от его насмешливых глаз. Спасли меня Ольга с Сергеем, которые, выполнив свою норму, решили присоединиться к нам. Сережка, высокий стройный брюнет с кучерявым чубчиком, что-то рассказывал Ольге, а та весело смеялась и строила ему глазки. Мне б такую специалистку в учителя!

Все медленно собирались на полянке: Шурочка с Виталиком, Туяра, Бахтияр, Наташка, Ира, с Женькой. Шумно выплеснулся на берег гарем с Султаном. Еще несколько пар остались на поле. Сейчас они закончат, и можно будет ехать на обед. Я искоса бросила взгляд на Султана и увидела, что он внимательно разглядывает меня.

– Ну что, Маркиза, Вы оттаяли? Леша Вас, в конце концов, отогрел?

– Андрей, не заводись, – Лешка лениво развалился на траве, ему явно не хочется скандалить.

– Леша, я не с тобой разговариваю.

– Вот именно, не заводись.

– Ну почему же, Маркиза? Вы приятный собеседник. Я хочу пополнить свой словарный запас уличной брани.

– Не ко мне.

– Ну кто ж мне кроме Вас поможет?

Я уже злилась, но еще сдерживалась:

– Я не желаю Вас учить. Вы умрете глупым и необразованным, сэр!

Вмешался Бахтияр:

– Ребята, вы что, ссоритесь?

– Нет, я прошу Маркизу о небольшом уроке бульварной словесности, а она отказывает.

– Отстань от меня. Обратись к своим женам, они тебя просветят.

– Маркиза…

– Отстань! Меня зовут Анжела.

– Очень приятно. Анжела, ну как насчет урока?

– Пошел ты…

– Ну солнышко, а дальше?

– Андрюха, прекрати, не доставай её.

– Леха, ты не понимаешь. Ей это нравится.

– С чего бы это? – Ироничный тон, удивленно поднятая бровь, – все получилось помимо моей воли, честное слово.

– Тебе льстит мое внимание.

– Да? Да такого самовлюбленного, глупого и наглого болвана я отродясь не видывала. Насколько туп, настолько и нахален!

Бахтияр не на шутку забеспокоился:

– Анжела, перестань.

– Ну уж нет, он получит то, что хотел!

– Анжелочка, джа-джа-джаночка, дорогая, золотая, успокойся.

– Анжела, действительно…

– К черту!

– Анжела, как сестру прошу…

– Милая, не надо, плюнь на него.

Я уже готова была разрыдаться на плече у Лехи, который, успокаивая, обнял меня и прижал к себе, но вдруг со злорадной ясностью увидела как бы со стороны, что я стою в объятиях Лешки. Он меня нежно прижимает к себе и успокаивает. Ведь ты этого хотела. Чтобы Султан узрел что-нибудь подобное. Интересно, какова его реакция?

Сидит и в упор разглядывает нас. Доволен. Чем? Тем, что чуть не довел меня до слез?

– А знаешь, Маркиза, Лешка тебе не подходит! Мы с тобой будем лучшей парой. Выходи за меня замуж.

Я что, сошла с ума? Или у меня галлюцинации? Нет, он просто издевается.

Леха хмыкнул, иронично поднял бровь:

– А ты уверен, что подходишь ей?

– Ничуть не сомневаюсь.

* * *

Подошел автобус, чтобы отвезти нас на обед.

Я не отходила ни на шаг от Демченко, ни в автобусе, где он усадил меня себе на колени и обнял, как собственник, ни в столовой, ни на обратном пути после обеда. Но на поле Лешку у меня отняли. Всех ребят забрали грузить мешки с картошкой на машину, а мы с Олей и Ирой встали на рядок. Белоснежка, даже копаясь в земле, умудрялась выглядеть чистенькой и свежей. Я молча завидовала ей и представляла, как вечером придется стирать кучу грязного белья. Не то чтобы я не любила стирку… нет, я люблю процесс, когда в воду забрасываешь грязное белье, а достаешь чистое. Это сродни волшебству. Жаль только, что стирать вручную намного дольше и тяжелее.

Вот что действительно я не люблю, так это готовить. Можно, конечно, попытаться приготовить что-нибудь вкусненькое, пирог испечь или пирожные, но меня мутит от предчувствия, что надо почистить картошку или лук, порезать капусту. Поэтому я на кухне появляюсь раз в полгода и то – считаю, что это много.

Мы болтали о пустяках и собирали клубни, когда недалеко от нас ребята стали грузить в машину мешки. Прилетела одна небольшая картошка, другая, третья. Это Сережка пытался обратить на себя внимание Ольги. Бэмс! Одна попала в меня. Ну, держись! Я схватила первую попавшуюся. Бац и… ужас! Я промазала…

Сделав вид, что я здесь не при чем, я в панике думала, что же будет… Я промазала, и добро бы просто промазала, так нет! Я попала не в того, в кого метила. Вместо Сереги я попала в Павлова. Он разогнулся, чтобы поставить мешок, и ему прилетело прямо в лоб.

Я готовилась к худшему. Сейчас начнется! Но подняв глаза, увидела задумчивый взгляд и обезоруживающую добрую улыбку. Нет, я точно сошла с ума!

Быстро отвернувшись, я начала с удвоенной энергией собирать эту проклятую картошку.

– Испугалась?

Да, но еще больше испугалась, когда, обернувшись, увидела его прямо за спиной.

– Я не кусаюсь.

– Извини, я не хотела…

– Это ты меня извини. Я злой был из-за вчерашнего, из-за Лехи.

– Такой злой, что пытался слизать весь загар с Витки?

Ему это показалось смешным.

– Ты видела? А подглядывать не хорошо.

– А вы и не прятались.

– Точно… я и сам обалдел от такого напора. Меня прижали бюстом к стенке, а бюст там – не балуйся.

– Я видела.

– Бросишь Лешку, я брошу Витку…

– И я буду сто первой женой в гареме?

– Я разгоню гарем.

– Я подумаю.

– Думай. Время пошло, – развернувшись, он пошел к машине, запрыгнул в кузов и, не взглянув больше в мою сторону, принялся опять за работу.

А я стояла, молчала и смотрела ему вслед. Да… что-то есть в нем от Федота… напор! Наглость. И внешнее сходство тоже… Лешка мне не нужен. А нужен ли этот? Решу, что с ним делать, когда получу.

* * *

Вечером в комнату к нам пришли Серега со Степой, притащили гитару и банку с компотом, булочки. Ольга за что-то дуется на Сережку. Он сел рядом с ней, что-то тихо объясняет. Пришел Кирилл к Ленке, тоже с гитарой. Что-то наигрывает. Я хотела разобраться с письмами Федота. Здесь вряд ли получится. На улице еще не стемнело. Я взяла конверты и пошла на речку, на мостик, который мне показал Леха.

«Здравствуй Анжела!

Как ты там, мой милый котенок? Я без тебя ужасно скучаю. Мне не хватает тебя, твоих зеленых глаз, твоей улыбки…»

Федот, ты меня рассмотрел лучше, чем я тебя. Ты помнишь цвет моих глаз.

«В июне была такая жара, ты, наверное, не вылезала с пляжа и загорела как шоколадка. Шоколадка с зелеными глазами.

Ты помнишь, что мы познакомились на пляже? Я был немного пьян и, когда увидел тебя, так обалдел, что чуть не утонул. Ты, как русалка, сидела на скале у воды. Длинные волосы, зеленые глаза, ноги. Именно за ногу я и стянул тебя в воду, и ты оказалась в моих руках. Я обнимал тебя и думал, живая ты или нет. Говорят, при белой горячке нечисть чудится…»

Премного благодарна. Хорошего ты мнения обо мне.

«Помню, я поверил, что ты настоящая, когда ты сказала мне, что плохо плаваешь».

Ага. Чуть не утопил меня тогда.

«Сейчас я мечтаю, что, когда вернусь, я не отпущу тебя ни на шаг от себя. Ты мне нужна. Я прошу тебя, ты только дождись меня. Я клянусь, никогда в жизни ты не пожалеешь об этом.

Когда я уходил в армию, я просил Ваньку и Пашку, чтобы они позаботились о тебе. Ты не стесняйся, обращайся к ним за помощью».

Спасибо, как-нибудь сама.

«Пиши, я жду твоих писем. Люблю, целую. Сергей».

Буду ли я писать, не знаю. Посмотрим.

Я медленно порвала письмо на мелкие кусочки и бросила в воду. Они, мелко задрожав, расползлись по водной глади. Я знаю одно: я не дождусь Федота. И если мы и встретимся, то вряд ли будет иметь значение, писала я ему или нет. Мы будем просто чужими, незнакомыми людьми.

Я взяла второе письмо. А, это где про осенние листья. И опять: «Жди меня, люблю, целую. Сергей».

И опять, как осенние листья, клочки бумаги полетели в холодную воду.

– Что это? – Это Лешка нашел меня.

– Так, ничего.

– А если честно?

– А если честно, у меня парень в армии. Это его письма.

– Это значит, ты его не будешь ждать?

– Это ничего не значит.

– Мне уйти?

– Нет.

Он сел на мостик, возле моих ног, опустил руку в воду:

– Уже холодная.

Я села рядом:

– Да.

Он молчал, я тоже. Я стала брызгать водой на обрывки бумаги, плавающие возле нас. Они намокали, но не тонули. Да… Письмо недостаточно порвать, чтобы уничтожить. С человеком, чтобы забыть его, недостаточно проститься. Нужно что-то еще. Что?

– Ты его любишь?

– Не знаю… Иногда кажется, что люблю. Иногда – просто ненавижу.

– А он?

– Не знаю, Леша, все так сложно…

– Расскажи мне, может, я смогу помочь.

– Что рассказывать, Леша? Он был со мной и бегал за каждой юбкой. Я бесилась, я ревновала. Сейчас пишет, что любит. Я не верю. Бумага все стерпит.

– Ты с ним спала?

– Ты что, дурак? Нет, конечно.

– И он не пытался?

– Нет, мы только целовались.

– Точно, ты же дикая. Что ж тогда удивляться, что он бегал к другой?

– Не к другой, а к другим. Их было много.

– Это ничего не меняет.

– Вот именно. Я решила, что он мне не нужен.

– Почему?

– Вечный водитель, всю жизнь за баранкой. Никакой перспективы.

– А-а-а-а… то есть, ты его не любишь. Если бы любила, то так не говорила бы. Не знал, что ты такая расчетливая… А я? Меня ты тоже не любишь и расчета не видишь. Да? Поэтому ждешь, выжидаешь, что дальше будет? Насколько красива, настолько холодна. Холодный расчет… Да… Не зря говорят, что красота холодна.

– А что ты хотел? Поманишь пальчиком, и я побегу: «Ваня, я Ваша навеки!»

– Было бы неплохо…

Вымученная улыбка. Мне стало жалко его. Я уже думала, что бы такое сказать, изменить что-то.

– Ну что ж… Выводы нужные я сделал.

– Какие именно? – Все, жалости нет, одна ирония.

– Я подумаю, нужна ли ты мне такая.

– А-а-а. Ну-ну. Думай.

Ха! Удивил. Кому от этого хуже? Я резко встала и пошла прочь от реки, от мостика, от белых клочков бумаги на воде, от глупого разговора, от Демченко, от его глаз, грустных, как у больной собаки, от своей жалости. Мне все это не нужно. Это не мое. Все уже решено.

* * *

Девчонки собирались на танцы, красились, завивались. Странно, они не забыли эту глупость с фамилиями парней, зовут друг друга только по фамилии «мужа». Меня это злит. Жуткий идиотизм! И вообще меня все бесит! Бесит этот барак-развалина, бесит эта комната, где втиснуто восемь кроватей, так что не развернуться, бесит то, что я не могу остаться одна, бесит дурацкая болтовня соседок. Еще немного, и я сорвусь и наору на кого-нибудь. Я ненавижу себя в такие моменты. Я пытаюсь сдержаться и уговариваю себя: «Анжела, подожди, сейчас все уйдут. Все встанет на свои места. Что встанет? Исчезнет куда-нибудь этот барак? Нет. Станет здесь чище, исчезнут грязные потеки с потолка? Нет. Будет еще хуже. Грязно, холодно и одиноко. Лучше пойти с ними. Напиться бы в дребадан, чтоб ничего этого не видеть».

Несмотря на строгость папочки, я иногда это проделывала, если была уверена, что он не узнает. Пьяная, я веселей не становилась, но было все «по барабану». Все проблемы как бы исчезали. Правда, до беспамятства я не допивалась, но пару раз меня Натаха домой доставляла с трудом. Если б не она, мне приходилось бы сложно: желающие воспользоваться моим беспомощным положением находились. Но Натуля стойко отбивала меня и волокла домой, за что на следующий день я была ей крайне признательна.

Жаль, что теперь она далеко. Она иногда бывает нудной в своей откровенности, но я люблю её за бескорыстность, за её преданность и безобидность. Бывало, девчонки делали гадости мне, я платила им тем же, но это не относилось к Наташке. Я не доверяла ей всего до конца, но все же она знала обо мне больше других. Она знала Федота… не все, но знала. Знала Аленку, к которой он убегал от меня. Я не признавалась ей в своих чувствах к Сереге, но думаю, она догадывалась.

Кроме Натальи еще только пара подружек и осталась у меня. С остальными отношения я сильно подпортила. Помню, как плакала безобидная Ленка Зазывалова, когда я увела у неё Игоря. А я была просто зла на Федота, он не пришел на свидание. Я поманила пальчиком Игорешу, и он, дурачок, бросив Ленку, целый вечер строил планы нашего совместного будущего.

Да, настроение тогда у меня было ужасное. Но и сейчас не лучше. Кому-то сегодня будет плохо. Во мне созрели гроздья гадости, и кому-то сегодня я все это подарю.

Девчонки, видимо, поняли по моему виду, что меня лучше не трогать, и развлекались своими силами. Лешка держался в стороне. Музыка. Все танцуют. Это бесит меня еще больше. Стоп! Пришел Султан. Один. Вот я и сделаю себе королевский подарок на вечер. Сегодня будет плакать гарем. Да, а где все они? Ага, тут. Публика есть. Декорации тоже. Нужен эффектный выход. С чего начать? Андрей в двух шагах от меня. Пригласить его на танец, или ждать, когда сам догадается?

Хм… Через весь зал плывет Витка. К нему… Ну уж пытаться его перехватить у неё я не буду. Ага, что это? Быстрый взгляд в мою сторону. Мне тоже подготовлен спектакль? Так-так, посмотрим.

– Витуля, я же сказал тебе, что я тебя не знаю.

– Андрей, потанцуем?

– Я с незнакомыми тетеньками не танцую.

– Перестань, Андрюша.

Хм… «Андрюша»!

– Я сказал, не танцую.

– Андрей…

– И не упрашивай.

Селезенкой чувствую: пора вмешаться. Тем более не через зал идти, только повернуться. Оставим место для отступления, накинем флер надменности.

– А со мной пойдешь танцевать?

Ого! Ну и взгляд! Да, Вита, да! Ты в пролете. Посмотри на его довольную физиономию. Именно этого он и ждал.

– Конечно, малыш.

Он дает увести себя в центр танцплощадки, где осторожно обнимает меня. Это помогает, моё дурное настроение отступает. Всего-то и нужно было чье-то сильное плечо, к которому можно было бы прижаться. Проверенный способ. Правда, позже обладатель этого плеча никак не может понять, что он был всего-навсего заменителем валидола. Приступ прошел, и валидол не нужен.

Ох уж эти приступы одиночества, когда пусто на душе, в сердце, когда понимаешь свою никчемность и ненужность, когда бросаешься на задержавшийся на тебе взгляд, как на амбразуру.

Добрые руки, внимательный взгляд. Одна песня закончилась, началась другая, третья. Мне не хотелось терять это чувство защищенности, он не отпускал меня от себя, так мы и стояли, обнявшись, посредине площадки.

– Я тебя никому не отдам…

Все замерло во мне, я растерялась, смутилась, не зная, что сказать. Нахамить? Посмеяться? Сделать вид, что не слышала?