– Оля. Это Ира. А что, замка нет? И света тоже нет. Ирка, ты постельное взяла? Мне мать положила, а я выбросила, чтобы не таскаться. Не думала, что здесь такая дыра. Ты здесь поступала?

– Нет.

– А-а-а, тоже по спецнабору?

– Ага.

Ира стоит, осматривается и молчит, пока Ольга тараторит. Обе светленькие, но Ольга в своём белом костюмчике как Белоснежка, как солнечный лучик, а Ира в джинсах и свитере, с длинным хвостиком светлых волос, больше похожа на мышку-норушку.

– Ты здесь долго?

– Со вчерашнего дня.

– Ну и как?

– Паршиво.

– Как еще в колхозе будет, неизвестно. Пойдём, по магазинам погуляем.

* * *

На следующий день всех скопом вывезли в один из подмосковных колхозов на уборку картошки, расселили в бараках. Мы с Ольгой и Ирой попали в комнату, где было восемь девочек, остальные были рассчитаны на двенадцать-четырнадцать человек.

Спецнабор… Представительницы всех национальностей со всей страны. Русские, хохлушки, казашки, якутки, татарки, грузинки, башкирки… опять бетономешалка! Все разбились на группки. Самое интересное: не по национальностям. Русские девчонки, якутки оказывается все из Якутска, и ещё примкнули к ним сибирячки из Кемерово; русские и армянки, грузинки – вместе поступали. Башкирки, казашки и опять русские, с Урала. Такое подобие землячества. И у парней – то же. Пока никто не скандалит. Я внимательно наблюдала, что же будет дальше. Наблюдала неделю, две, три, пока не надоело. Никто никого за волосы таскать не собирался, никто никого не материл, не проклинал. Кипятильники, сахар, варенье кочевали из комнаты в комнату, как и плойки, утюги. Приезжали родители из Подмосковья, из Москвы, пирожки и печенье везли для всех девочек в комнате.

Бедная моя тетушка получила бы разрыв сердца при виде этих «пустодомок». Ну что ж, везде свои порядки. Будем учиться жить по новым правилам.

…Опять началось. Снова на кого-то налетела.

– Извините пожа…

…Чёрт! Он! Да нет… но похож… да нет… Разве что роста среднего и широкие плечи, как у Федота. И ещё взгляд такой же наглый. Стоит, нахально меня разглядывает.

– Ну и как я выгляжу?

Господи, это он мне?.. Как будто это я его так бесцеремонно рассматриваю, как на витрине. Хотя… Вообще-то, да. Я тоже застыла, как истукан, и сравниваю его с Федотом. Нет, не похож…

– Да так, неважно, – повернулась и пошла.

Да, кажется, забыть Федота будет непросто. Так внезапно стало одиноко и муторно. Ладно, успокойся, не последний день живёшь, увидишь ещё.

А этот нахал чем-то так неуловимо похож на Федотова! Бывает такое: определённые типы людей, и жесты одинаковые, интонация, в облике что-то. Видали мы такое. А копнёшь поглубже   совсем другой человек, не лучше, не хуже, а просто другой. Как я ошиблась на Димке… Так был похож на Вовку, а надо же… Маленький самовлюбленный засранец. Какие истерики! Видите ли, я не считаюсь с его чувствами… Я и связалась с ним только из-за того, что Федот в армии. Вовка тоже, а он мне Володю напомнил. Мне было одиноко. Я не считаюсь с его чувствами… Надо же было такое сказать! Я что, должна была ради него забыть свою мечту и остаться гнить в нашей дыре? Я плюнула на него и уехала. А этот слизняк испортил мне память о Вовке.

И теперь этот разворошил мысли о Федоте. Анжелочка, не всё то золото, что блестит. Федот, да не тот.

– Оль, с кем это я сейчас столкнулась?

– Султан, что ли?

– Какой ещё «Султан»?

– Привет, ты что, не замечала? Собрал себе гарем из третей комнаты, они ходят за ним по пятам, в рот заглядывают.

– Он что, с Востока?

– Сама ты с Востока! Русский, только бабник жуткий. – И что?

– И ничего.

– Странно. Я как-то такого беспредела не заметила.

– А что ты вообще замечаешь?

– Да ладно…

«Султан». Да… Парень не без претензий…

* * *

Вечером в столовой действительно девчонки из третей комнаты занимают место, накрывают на стол. Он пришел, сел, с ним ещё двое парней. Всё готово. Кушайте на здоровье! Главное, всё воспринимается как должное. А те дурочки ловят каждое его слово, смеются.

Кто-то из наших:

– Анжелочка, а ты что засмотрелась, тоже в гарем хочешь?

– Ты с ума сошла! – Я чуть не подавилась. – Сколько их там? Раз-два-три-двенадцать? Ты думаешь, я буду тринадцатой? Ты считаешь, что я больная?

Поел, ушел, девчонки убирают. Ну уж это их проблемы. А вот мне сейчас картошку чистить… моя очередь.

Позже сидим на кухне втроём, от каждой комнаты по девчонке, чистим картошку, точим лясы.

Одна из гарема, Ксюха:

– Мужа моего, Павлова, знаете?

– Это Султан, что ли? Он что, всем вам муж?

– Ну да. Так он анекдот рассказал…

Так его фамилия Павлов… так-так.

– Слушай, Ксенья, он, вроде, нас старше?

– Ну да, после армии.

– А чего его в детский сад потянуло, в гарем поиграть?

– Да он такой весёлый парень, обхохочешься. Это всё в шутку.

Блин! Порезалась! Анжела на кухне – целая катастрофа. Пошли они все!

– Пойду, промою руку.

А кровь капает, как из крана. Сейчас тоже струится по руке и капает на пол. Кап-кап-кап-кап. И не закрыть этот кран. Да и надо ли?

И тогда я тоже стояла и смотрела, как окрашивается вода в умывальнике, как закручивается спиралькой и вытекает в трубу. Бинт в чемодане, до него еще дойти нужно. Я представляла, как я иду по коридору, а за мной на полу бисером капельки крови…

– Малыш, что случилось?

Султан. Что за дурацкое обращение – «малыш»?

– Дай руку.

Кап-кап-кап…

– Как это тебя угораздило?

Заворачивает мою руку в полотенце. Видимо, умываться пришел.

– Пойдём.

– Куда?

– У Бороды аптечка должна быть.

– Я испачкаю твоё полотенце.

– Да черт с ним…

Без свитера, в футболке и джинсах. Твёрдые, мускулистые руки. И волосы на груди, на руках. Что-то животное, жуткое и притягивающее во всём облике. Волна жара пробежала по телу, когда я представила, как это – прижаться к этой груди, оказаться в этих сильных, мускулистых руках. Голова закружилась, и я пошатнулась.

– Что такое? Что-то не так? Тебе плохо?

– Голова кружится…

– Уже пришли, садись.

Я послушно сажусь, он на коленях передо мной бинтует мне пальцы. Когда мужчина на коленях, он унижен и не возбуждает меня. Мужчина должен быть сильным. Я смотрю на склоненную голову и медленно прихожу в себя.

– Всё. Тебе лучше?

– Да.

– Тебе помочь дойти до комнаты?

Взгляд снизу вверх. Это меня добило:

– Тоже мне, мать Тереза. Сама дойду!

Парень конечно обалдел от такого хамства и молча смотрит мне вслед.

* * *

В комнате смех, гитара. Мальчишки пришли в гости на огонек.

– Анжелка, что с рукой?

– Что-что… Анжелка мяса в картошку добавила.

– Да пошел ты!

– Анжелка, тебе кто-нибудь говорил, что ты красивая?

– Говорили, знаю.

– А что ты нахалка и грубиянка, говорили?

– Отстань!

– Действительно, отстань, а то сейчас укусит.

Анжела, спокойно, не заводись. Пошли они все… А зря я, наверное, Павлова отбрила. Он обо мне же и заботился. Свинья я все же… Ничего, переживет…

Я сидела, слушала гитару и вспоминала Федота. Он тоже часто бренчал на гитаре…

 
Если б жизнь твою, как кинопленку,
Прокрутить на восемь лет назад…
 

Все! Предел! Сейчас разревусь! Это его любимая песня. И моя… Наша…

Я выскочила из комнаты, из домика.

Темно. Звезды. В августе обычно звезды падают. Если сейчас упадет звезда, я загадаю… Что же загадать? Я хочу… Я хочу, чтобы Султан был моим…

– Привет.

Это еще что такое?

– А, Леша, привет. Ты меня напугал.

Леша Демченко. Служил в Морфлоте. Вечная тельняшка. Сухощавый, подтянутый. Да и ростом ненамного выше меня. Мягкий вкрадчивый голос да и взгляд такой же.

– Скучаешь?

– Да есть немножко…

– Хочешь, покажу что-то?

– Что?

– Пойдем. Только ступай осторожно, ноги не намочи. Роса.

Медленно, в раздумье, отрываюсь от деревянных перил крыльца. Не прикончит же он меня, в конце концов… И осторожно иду за Лешкой. Еще бы знать, куда иду…

– Осторожно, пригнись. Ветка.

Спускаемся к речке. Мягкая трава на берегу. Черная вода, и в ней плавают звезды. Звезды на черном небе, звезды в черной воде. Леха садится на плотик, сбрасывает кроссовки, закатав брюки, опускает ноги в воду.

– Ты, никак, купаться надумал?

– Да нет, холодно, а вот так посидеть   в самый раз. Иди сюда, не бойся, не утонешь.

Сажусь, подобрав под себя ноги, на плотик рядом с Демченко. Тишина. Звезды мелко дрожат в иссиня-черной воде. Легко шуршит ветер в плетях ивы.

– Красиво… и тихо…

Повернул голову, смотрит молча, как будто я сморозила что-то глупое-преглупое. А он пытается понять, насколько я дура. Потом, медленно обняв, притягивает меня к себе и целует. Так же медленно, вкрадчиво. Все медленно поплыло: вода и звезды в ней, небо и звезды, звезды и вода…

Стоп!..

Анжелочка, ты думаешь, что ты так неотразима, и он в тебя с первого взгляда?.. Как бы ни так. Ага, и руки расползаются, одна выше, другая ниже…

– Леша!.. Руки!.. Я этого не хочу.

– Анжела, извини… Ты такая красивая, я не удержался. Не уходи.

Поздно. Я уже встала. Все испорчено.

– Ты слишком торопишься.

– Нет, это ты слишком торопишься, не уходи… Чего ты боишься?

– Ничего, я просто замерзла, а тебе меня не отогреть… – В смысле?

– Да так. Без смысла…

Я ушла, а он остался сидеть, свесив ноги в воду и глядя в небо, хрупкий мостик между звездами небесными и их отражением в воде.

* * *

Утром стало известно, что Борода застукал группу из четырнадцати пацанов, которые делали в сарае местную малолетку. Все были пьяны.

Анжела, ты все еще сомневаешься в том, что вчера было нужно от тебя? Просто Леша искал свою малолетку. Ну что ж… ты не сглупила. Поздравляю.

Парней быстренько отправили обратно в Москву со вторым преподавателем и докладной ректору. А все еще долго обсуждали, кто виноват: то ли девка, которая ужралась до состояния нестояния, то ли парни, которые не побрезговали и залезли на конвейер.

– Ну уж если ума нет, считай – калеки. Могли бы меня попросить, я б любую из гарема подарил!

Ага, Павлов прикалывается, рассказывая о прелестях султанства.

– Вовсе не обязательно телку поить, чтобы затащить её в постель.

Еще один фруктик. Боже, какой цинизм! Демченко молча, с ироничной усмешкой гипнотизирует меня, пока за столом идут прения. Что он этим хочет сказать? Что не одна я такая дура? Или что он не настолько плохо воспитан, как я подумала? Или что, окажись на его месте другой, я бы не сбежала так просто? И сколько можно так пялиться на меня? Мне что, утопиться в собственной тарелке с супом?

– Леха, а ты где вчера был? Мы там мой гарем на карты раздевали.

– Ну и как?

– До конца раздеть не получилось, но если б ты видел… До конца колхоза за нас теперь на кухне дежурить будут.

Все еще смотрит. Скажет или нет?

– Ты случайно не в сарае вчера был?

– Да так… Поймал вчера русалку у реки, пытался отогреть.

– Отогрел?

– Нет. Но отогрею. Анжела, куда же ты? Я еще не рассказал, какие у моей русалки длинные и мягкие волосы, какие прекрасные зеленые глазищи…

Но я уже пулей вылетела из столовой. Черт! Так неудобно. Такое впечатление, что потеряла трусы на центральной улице. И что теперь делать? Рассказывать всем, что ходила смотреть на звезды? Поверят, как же.

– Ты обиделась?

Тихо-тихо, так, что я и не поняла сначала.

– Что ты сказал?

– Ты обиделась?

А голос какой вкрадчивый. Да, Лешенька, ты все правильно понял: я обиделась. Но тебе это знать не обязательно. А еще я разозлилась.

– С чего ты взял? Мне абсолютно все равно. Тем более что автобус подошел, пора в поле.

* * *

У автобуса толкотня. Борода вещает:

– Девушек вперед пропускаем!

Султан с каким-то типом вытаскивают за задницу из автобуса Оксанку:

– Оксана, девушек, а не женщин.

Она снова пытается подняться. Результат тот же:

– Оксана, девушек, а не женщин.

Что-то очень крепкое вырвалось у меня, потому что они замолчали и уставились на меня. Не ожидали…

– Ты её трахал?

– Нет, но я знаю, кто…

– Ну и засунь свое знание в задний карман. Оксанка, быстро! Что встала?

Все-таки какие твари… Ксюха что-то лопочет, оправдывается, пытается избавиться от смущения, наверное.

– Ты чего позволяешь так обращаться с собой?

– Да они прикалываются…

– Да. Они прикалываются. Над тобой.

– Они не со зла.

– Как тебе нравится.

Вечером Лешка притащил ежика. Маленького, ушастого, смешного.

– Нравится?

– Я первый раз вижу живого ежа.

– Шутишь?

– Нет, действительно.

– Я сейчас молока принесу.

Девчонки столпились над ежом, так что когда Леха появился, ему пришлось пробиваться сквозь толпу вместе с банкой молока.

– Анжела, а где благодарность?

– Спасибо.

– И все?

– А что еще?

Я прекрасно поняла, чего он хотел.

– Ну если не хочешь, пусть будет «спасибо».

Денисенко рассмеялась:

– Дурочка, он хочет, чтобы ты его поцеловала.

– Наташа, поцелуй его сама, если хочешь.

– А что, запросто!

Девчонки, смеясь, начали целовать парня:

– Лешка, пойдем с нами на танцы в клуб.

– Пойдем, Леша!

– А я и не отказываюсь, если Анжелка не против.

– Нет.

Какое-то ледяное «нет» получилось, словно высеченное из глыбы льда. Я попыталась смягчить:

– Нет, я не против.

– Хорошо, я жду на улице.

* * *

Я долго собиралась, раздумывая, как мне вести себя с Лешкой, чтобы не спровоцировать его на новую попытку, поэтому не заметила, что соседки уже все выскочили на улицу, и я осталась одна.

– Анжелка, ты закрываешь комнату, – хлопнула дверью последняя.

Я лихорадочно начала все сбрасывать в косметичку. На тумбочке пачка писем. Кузнецовой Анжелике. Из дома. Одно такое толстое… Что там? Из конверта высыпаются еще конверты, сложенные вдвое… СА. От Федота… Сердце жалобно трепыхнулось и сжалось. Дрессировка продолжается… Так просто он меня не отпустит…

«Анжела, здравствуй! Как ты меня обманула! Где обещанный океан любви? Нет даже слабого ручейка. Я шлю тебе за письмом письмо, а ответа все нет и нет. Но я так просто не сдамся. Я забросаю тебя письмами, как осенними листьями. Помнишь, мы гуляли в парке с тобой. Мне захотелось обнять тебя, прижать к себе, а ты продолжала играть недотрогу, стала возмущаться и брыкаться. Тогда я поставил тебе подножку и завалил на ковер из желто-красных листьев и стал целовать. Я до сих пор помню эту картину: твои русые волосы рассыпались по осенним листьям, и листья желтые, красные запутались в твоих волосах…»

Хм… Художник слова… За листьями не рассмотрел моей обиды. Как я психовала тогда. По-моему, твое поведение, Федот, нельзя было назвать галантным. Это факт. Но каков сказочник! Как перевернул все это.

– Привет. Как рука?

Я, вздрогнув, оборачиваюсь. Прислонившись к косяку двери, руки в карманах, стоит Андрюха Павлов. Вот уж не ожидала. Что он от меня хочет? Спросил что-то про руку. Ага…

– Спасибо, доктор Айболит не требуется.

Усмехнувшись, оторвался от двери и, не спеша, прогулочным шагом, подошел поближе:

– А где остальные?

– На танцы рванули.

– А ты решила остаться со мной?

– Вот еще! Я тоже ухожу.

Шаг вперед, и он преградил мне дорогу.

– А я не пущу.

Он оказался так близко, что я растерялась. Серые внимательные глаза… Слишком близко! Губы, руки… Все. Туман. Туман в глазах. Туман в голове.

Сигнал тревоги сработал, когда я уже оказалась без кофточки, а он пытался расстегнуть лифчик. Будто что-то щелкнуло в голове, и туман пропал.

– А с чего ты взял, что я этого хочу?

– А что, нет?

– Нет!

– Ну женское «нет», это недоделанное «да». Сейчас доделаем.

Поздно, я уже выскользнула из его рук и пыталась оценить обстановку. К двери не прорваться. Кричать? Ха-ха. Толкнула створки окна и выпрыгнула на улицу – преимущество первого этажа. Быстренько натянула кофточку и застегнулась. Интересно, наши уже ушли? Завернув за угол, обнаружила пустую улицу и одинокий огонек сигареты на крыльце. Что делать? Идти одной по незнакомому селу, или возвращаться к Султану? И то и другое пугает. Я в нерешительности остановилась.

– Ты слишком долго собиралась, все уже ушли.

Ага. Про Лешку-то я и забыла. Оказывается, это он курит на крыльце. Как это он узнал меня в темноте? А, ну да. Он же давно тут, глаза привыкли.

– Пойдем, поможешь мне дверь закрыть.

* * *

Когда я осторожно открыла дверь нашей комнаты, чтобы взять ключи, Султана уже не было. Интересно, он тоже воспользовался окном, или вышел через дверь? Я закрыла окно и собралась уходить… Нет, это уже смешно! На этот раз Леша. Стоит на дороге и не пропускает:

– Может, мы никуда не пойдем?

Средневековье какое-то! Стоит остаться один на один… Или на самом деле у всех мужиков мысли работают в одном направлении? Можно снова сбежать в окно, и куда дальше? Оказаться одной в темноте? Нарвусь еще на кого-нибудь менее щепетильного. Попробуем уболтать:

– Алеша, ты опять торопишься.

– Ну не так уж и сильно… – А сам все ближе и ближе. Я запаниковала. Ну что за вечер! Сплошные сложности. Смех от двери прервал это развлечение. Павлов. Стоит и смеется. Видимо, ему тоже показалось смешным, что я дважды за вечер оказываюсь в одной и той же ситуации.

– Леш, хочешь, я тебе скажу, что бы она сейчас сделала? Она бы сиганула от тебя в окно.

– С чего ты взял?

– Я видел, Леша. Видел, как она пять минут назад сделала это. Ты действительно сильно торопишься, Демченко.

– Лешка, так мы идем или не идем? – это я пришла в себя. Тот с радостью схватился за эту мысль:

– Да, конечно… извини, Андрюха, но мы уходим.

– Ну-ну.

Я подумала, что если их будет двое, то мне ничего не грозит:

– Если хочешь, пойдем с нами.

– Да ну! А Леша? Он же не вынесет моего присутствия. Смотри, он и так взбешен. Уж лучше в следующий раз.

Лешка действительно был не очень рад видеть рядом с собой Павлова, но смолчал. Он молчал всю дорогу до клуба. Молчал, когда мы танцевали, а он прижимал меня к себе в медленном танце. Молчал и смотрел, когда мы с девчонками бесились в кружке под очередной заводной мотивчик. Когда его спрашивали, он нехотя немногословно отвечал. Появился Султан с Викой, яркой блондинкой с пышным бюстом, и все поменялось: у Леши настроение поднялось, у меня – упало. Когда вновь начался медленный танец, Лешка шепнул:

– Давай уйдем. Я покажу тебе колхозный сад, можем набрать яблок.

Я согласилась, чтобы не видеть насмешливо-торжествующего взгляда Султана.

По дороге Лешка стал рассказывать о себе, о своей маме, которая воспитала его без отца. Мой расчетливый умишко сразу определил: герой не моего романа. На прекрасного принца ты, Леша, не тянешь. Только как запасной вариант: на безрыбье и рак – рыба.

Мы набрали яблок и вернулись домой, когда все уже ложились спать. Девчонки обсуждали прошедший вечер, кто кого провожал, кто с кем танцевал. Кто-то кого-то назвал чьей-то женой, в ответ полетела другая фамилия. И вот девчонки приняли фамилии парней, которые им нравились. Денисенко вскочила, включила свет и начала записывать эти новые фамилии на бумажку. Дошли до меня:

– Тебя как писать: Демченко или Павлова?

– Кузнецова.

– Нет, ты ей напиши: Демченко-Павлова.

– Нет, я знаю, ей Павлов больше нравится.

– Ну и пусть попросится в гарем, он всех берет.

– Ага, как в комсомол.

Веселятся. Было бы с чего.

– Слушай, Анжелка, шикарно получается: «Анжелика и Султан».

– Так как писать, Анжелка?

– Кузнецова.

– Не слушай её, пиши: Павлова.

– Ты послушай, как звучит: Павлова Анжелика Николаевна. Блеск!

Они еще долго хохотали и веселились, потом разговор перешел на другое, затем стих совсем, и все уснули. Только ежик топал по полу. Странно, такой маленький, а топает, как большой. Я встала и вынесла его на улицу. Жил же он как-то без молока раньше, проживет и теперь. Лучше, чтобы не привыкал. А то уедем, все равно придется выпускать. Уж лучше раньше. Да и Лешку, как и ежика, лучше отпустить сейчас, все равно я его не полюблю. Он не тот сказочный принц, который мне нужен. Да, он милый, добрый, можно сказать, красивый, но мать-закройщица без отца вряд ли сможет помогать сыну материально. А я привыкла, что родители мне ни в чем не отказывали. Может быть, они не были так ласковы и нежны со мной, как мне бы хотелось, но у нас была большая квартира, дача и машина, и от своего прекрасного принца я ждала не меньшего. Я твердо решила, что нужно завтра все объяснить Лехе. Но через минуту от моей решимости не осталось и следа.

В коридоре на стульчике сидела, обнявшись, парочка. Витка с Султаном. Она ему кокетливо демонстрировала свой загар, распахнув халатик и спустив лифчик:

– Вот видишь, загорела.

А он целовал ей плечи, грудь, что-то завирая. Я, растерявшись сначала, тихо прошмыгнула в комнату, стараясь быть незамеченной.