Глава 3

В крыло собственного дома, выделенное под секретариат, глава Сенатской Двадцатки вошел не в духе. Помощники, в функции которых вменялось большей частью быть услужливыми, чем полезными поспешили убраться в сторону, освободив коридор для седовласого правителя. На ходу он кинул замешкавшемуся помощнику писаря, чтобы тот немедленно последовал за ним в зал для совещаний.

Расположившись в кресле, Гордон принялся диктовать текст нового указа.

– Запретить нормалям использование латыни. Общение на старокселонском должно быть сведено до минимума. То есть исключительно на территории дома. В общественных местах допустимо разговаривать только на новокселонском. С целью устранения угрозы государственного переворота обыскать дома нижнего города и изъять любые письменные носители знаний, будь то даже дневник. На любом языке. Произвести обыски в два этапа, между ними оставляя интервал в неделю. Дома нормалей, не владеющих новокселонским наречием помечать красной краской. Нормали, не прошедшие экзамен на знание государственного наречия обязаны выплатить штраф в размере квартального дохода и пройти обучение новокселонскому наречию.

– Верховный, разрешите уточнить? – подал голос помощник писаря.

– Слушаю.

– Нормали не образованны. Последние поколения, по крайней мере. Они же не знают букв, – засмеялся начинающий писарь.

– Старых практически не осталось. И неважно, сколько среди них носителей хоть каких-то знаний. Остальные будут на слух учить. Буквы им знать нет необходимости. Задачи нормалей обслуживать верхний город. В указе допиши, что Сенатская двадцатка делает одолжение нормалям в изучении новокселонского наречия, тем самым ставя их на одну ступень с гражданами верхнего города. Пускай обольщаются. Записал? Свободен.

Оставшись наедине с собственными мыслями, Гордон призвал образ Ноннель. Грациозность шлейфом следовала за ней, минуя годы. Даже пожилой она бы украсила его Сенатские палаты. Знания Кселона придавали Ноннель не только ценность, но и привлекательность. В глазах кселонки играла тайна, удерживаемая внутри мудростью и памятью. Гордон не имел представления, как извлечь из головы упрямой обособленки механизм добычи энергии. Верхний город истощал запасы электричества, собранного в хранилище. Ноннель была права: все, что могли, главенства выкачали из Кселона, но не из его земель. Гордон не оставит ставшим неграмотными нормалям ресурсы земли. Они им уже не понадобятся. Разве что Ноннель со своей семьей сумеет возродить фрагменты былого величия. Он готов был убить женщину со спрятанным внутри неё способом восстановления изувеченной страны.

Глава 4

Пряди пшеничного цвета падали на обветшалый от времени дощатый пол. Голубоглазая девушка стояла перед зеркалом, гладь которого покрылась черными пятнами, и безжалостно уничтожала длинные волосы. За этим занятием её и застала бабушка, вернувшаяся из леса, куда частенько отправлялась набраться природной энергии.

– Зачем? – голос Ноннель будто охрип от увиденного.

– Так уж лучше будет, чем редко мыть длиннющие волосы и выглядеть каждый день, как грязнуля или скручивать их в гулю, пряча под шапку, пропитанную запахом грязи.

– Бунтуешь.

– Ищу хоть какой-то выход из убожества, в котором живем. Я не могу понять, почему многочисленное количество людей терпит бредовые законы кучки захватчиков.

– Этель, на их стороне армия Геопланта.

– Почему Кселон не имел воинов, чтобы защититься?

– Наши законы гуманизма и морали не предполагают убийств и насилия. Любой воин должен пройти тренировки, применяя жестокость. Такие деструктивные чувства наносят урон включенной в пространство энергии. Кселон её накапливал, а не растрачивал.

– И что имеем?

Ноннель запнулась: она не имела чем парировать логичный выпад внучки.

– Что дальше будет с нами? – не унималась двадцатичетырехлетняя девушка, утратившая веру в возвращение прежнего социального уровня государства.

– Не буду врать – не знаю. Но одно могу сказать, что веру не стоит задавливать, – посоветовала седовласая женщина.

– Вот именно – никому ничего неизвестно о нашем будущем. Нашем. Не каком-то абстрактном. Бабушка, ты имела возможность жить не просто в комфорте, которого нас лишили пришлые, ты училась и развивалась. А что имеют сейчас кселонцы? Что?

Лицо Этель раскраснелось и на фоне светлых волос выглядело ярким пятном.

– Учиться, моя дорогая, человек имеет право вне зависимости от обстоятельств.

– Да уж, особенно в нынешних условиях, когда уничтожены учебные заведения, а какая-либо литература доступна только главенствам. Причем наша литература, ученые труды кселонцев были изъяты в их библиотеку.

Ноннель отошла к окну, глуша в себе яростное сожаление, что посвятила внучку в детали исторического события, произошедшего задолго до рождения Этель.

– Ну что ты молчишь?

– Этель, любая истерика всего лишь сотрясает и без того неспокойное пространство. Разряды негатива, исходящие из тебя, производят волновые искажения и отражаемые энергией всеобщего жизнеобеспечения возвращаются тебе.

– Уверенна, что частички любого энергетического выплеска застревают среди частиц всеобщей энергии.

– И? К чему это приводит? – Ноннель не хотела видеть внучку с зажимами раздражения на красивом лице.

– Всеобщая энергия пространства дополняется новыми частицами и меняется, – протараторила Этель, словно отвечала на контрольные вопросы учителя.

– Дополняясь фрагментами гнева, энергия перестает быть поддерживающей равновесие и гармонию.

– Оказывается, я виновница происходящего абсурда? – вспылила Этель и швырнула на кровать, заправленную покрывалом из жесткой ткани, ножницы, которыми уничтожила роскошные локоны.

– Ты становишься сопричастна к созданию дисбаланса. В очень маленькой степени в сравнении с главенствами.

– А зачем мне поддерживать равновесие энергии? Для них? – Этель была удивлена желанием бабушки поддерживать гармонию для тех, кто уничтожил их право на достойную жизнь.

– В этом ты права: главенства пользуются нашим энергетическим пространством, возможно и не внося в него деструктивность, – Ноннель придавала своему голосу спокойный тон, стремясь успокоить внучку.

– Пускай травятся моими частицами посланного им гнева. Я не знаю, как бороться с теми, кто создает античеловечные законы. По крайней мере, хуже смириться с властью главенств, уничтожающих в кселонцах умственный потенциал. Мы уверенно превращаемся в бездумных слуг.

Этель ждала от бабушки согласия. Пожилая женщина удерживала себя в состоянии относительного спокойствия и продолжала беседу в прежнем ровном тоне.

– Пока есть хоть один носитель знаний среди народа, есть шанс на перемены.

– Один… Бабушка, вдумайся – один человек против главенств и толпы неучей.

Этель выпустила из себя чувство горечи и бессилия, схожее на рычание загнанного в ловушку зверька. Не дожидаясь ответа бабушки, мнением которой она дорожила, девушка вышла из скромного домишки на пропахшую летним ароматом улицу. Вглядываясь в лица нормалей, она ужаснулась искажающей физиономии простоте. Ни проблеска личностного отличия друг от друга. Просто нормали. Просто исполнители. От убогости хотелось бежать. Она знала куда. Но лишь на короткий промежуток времени. Украденный у жизни, искореженной законами. Но зато этот кусок личного времени она наполнит касанием удовольствия.

Глава 5

Достраиваемый двенадцатый этаж главного дома верхнего города поражал величием. Не здания. Тех, кто в нем жил. Семейство Велиандов не было многочисленным. Гордон любил совершать прогулки, но не по улице, а среди идеальных стен искусственного, что самое главное, персонального мира. Тяготившись присутствием людей, пускай и близких, он готов был достраивать новые этажи, чтобы выхватить кусок пространства без чужих следов.

Темиан спешил к отцу, чтобы выразить восхищение растущим домом. Гордон видя копию своей молодости, готов был впечатать сына в стену, чтобы не позволить ему наполнить пространство голосовым эффектом.

– Ты когда-нибудь опоздаешь с поздравлениями?

– Отец, я не хотел причинить тебе беспокойство, – Темиан стушевался.

– Мог бы уже выучить хотя бы немного привычки тех, кто тебя окружает. Тебе будет полезно уметь понимать молчащих людей только лишь по их взгляду и движениям. Вместо этого, ты спешишь со словами. Они тебя подведут. Это твой выбор. Но ты рискуешь государством, созданным мной.

– Я буду учиться. Никогда не поздно.

– Не повторяй банальности. Каждое знание имеет свой срок и получено должно быть своевременно, когда же оно опаздывает, это называется выводом. А выводы делают из свершившегося. Ты меня уничтожишь.

Гордон прошел мимо сына, давая понять, что разговор завершен. Темиан был вынужден брести к лифту, чтобы спуститься на свой восьмой этаж. Проезжая один за другим этажи каменного дома, парень испытывал сожаление о том, что родился у высокопоставленного лица. Нахождение в доме, будто бы ему не принадлежавшем, с каждым днем превращалось в бессмыслицу. Темиан понимал, что раздражает отца, только причину отыскать не мог. Из него не получился циничный в требуемой мере претендент на управление государством. По сути, и государство, как таковое представлялось полнейшим абсурдом. Так ему казалось. Несмотря на то, что он был сыном верховного, его не спешили посвящать в тонкости политической жизни. Досадное ощущение беспомощности внутри Темиана вызывал не только конфликт с отцом. Давящее переживание формировало в большей мере незнание того, чем ему хотелось заняться, а возраст определения настал. Предчувствуя приближение участи голодающего и бездомного художника на улицах Геопланта, Темиан забеспокоился. Способ, что позволит ему избежать нищенской доли, придется подыскать, и как можно быстрее.

Глава 6

Кристальная вода реки жестко касалась нежной кожи. Короткие волосы девушки не поддавались ласке теплого ветра. Зажмурив глаза, она силилась удержать себя в леденящей воде и погрузиться целиком в стихию, усмиряющую эмоции. Энергия пространства имела значение для Этель. Помня уроки бабушки, она не стала забывать, что обязана залатать прорехи в стройном ряду энергетических зарядов, вытесняя из них созданные лично метки гнева. Но прежде, чем приступить к вмешательству в энергетический поток следовало усмирить вихрь внутри себя. Телу следовало вернуть состояние равновесия. И лучшим решением этой задачи она избрала погружение в реку. Этель мужественно окунулась несколько раз в ледяную воду, чтобы вся кожа адаптировалась к её температуре и расположилась на поверхности, как дрейфующий корабль. Под управлением одинокого капитана. И этому мизантропу не было известно дальнейшее направление. Приходилось выжидать. Качаться на нестабильной глади воды, подстраиваясь под её балансирование. Внутри обнаженной девушки от ног до макушки стали проскакивать стрелы. Прохлада не щадила нежность женской кожи. Под поясницей почувствовалось давление воды, достаточное, чтобы приподняться над поверхностью. Запрокинув голову назад, она пожалела, что срезала волосы, которые сейчас бы эстетично выплясывали в воде хаотичные танцы. В нижних позвонках ощущалось покалывание. Оно стало распределяться по телу во всех направлениях. Подпитка энергией не дала сбой из-за выпущенного ею гнева. Силясь не пускать в сознание картины события, записанного в категорию прошлого, она отправилась в фантазию.

Тот, кто придавал ей моральных сил, был высоким и сильным. Цвет его волос оставался неопределенным, но как ей казалось, мог быть черным, а вот серые глаза обладали неимоверной прозрачностью. Они врывались внутрь. В ней они застряли. Как и весь его облик. Этель захотелось, чтобы он прибыл к берегу реки. Не дожидаясь пока она завершит смывание негатива и войдет в воду. Аккуратно приблизится к её фигуре, виднеющейся над поверхностью воды. Тихо, чтобы не спугнуть, и получив временной запас наблюдать за наслаждающейся гармонией девушкой. А затем сильной рукой подхватив под талию и вырвав из воды, приблизит её к себе и медля с поцелуем скользнет серыми глазами по коже, покрывающейся пупырышками от соприкосновения с воздухом и мужским взглядом. Потом настал бы тот самый момент, который она – девственница ждала с особым трепетом. Но только с ним. С незнакомцем из грез.

Пока он блуждал в закоулках её замученного девичеством сознания, она погрузилась под воду, пуская внутрь пылающего от возбуждения тела прохладу. Той было доверено прогнать мечту, раздражающую нервы. Кроме его образа.

Глава 7

Жара рвала на части его одежду, силясь облепить кожу. Хардиан пожалел, что взял в аренду машину с откидным верхом. Солнечные лучи становились необоснованно жестокими к одинокому путнику в пустыне, отделявшей околицы Геопланта от Кселона. Сверяясь по координатам, введенным в навигатор, Хардиан был спокоен, что следует верным направлением. Он ожидал, что дорога займет два дня, но ошибся. Его расчеты оказались неточными, так как базировались всего лишь на чужих воспоминаниях. Он привык доверять себе, этот же случай оказался нетипичным – информации не хватило. Это было закономерно, прошло много лет с того дня, когда родители покинули родные места и подались в лоно техногенной цивилизации.

Проживание в Геопланте не утомляло, пока его не постигла потеря. Теперь вызывало напряжение буквально все, что ранее воспринималось нормой: снующие всюду геоплантовцы, скопление техники, издающей шум, типичные с виду люди, лишенные индивидуальности. Игнорирование ценности человеческой жизни в сочетании с пережитой утратой окрасило восприятие бытия в бесцветные краски. Для Хардиана не было открытием то, что он стал ярче ощущать.