– Надо танцевать все лето, потому что осенью будет еще хуже. Пандемия будет нас просто душить…, – сказала Оливия, совсем забыв, что произносит запрещенное слово. Но Алика, слава богу, не было рядом.
Молодежь в машине оживилась, подогретая разговором и все закричали в каком-то восторге отчаяния:
– Да, да! Надо танцевать! Надо как можно больше танцевать!!! Dans, Dans, Dans!!! – кричали они лозунгами героев Харуки Мураками.
– А, может, и вы присоединитесь к нам? – любезно предложила Оливии одна из девчонок. Та самая, которую раздевающим и страстным взглядом рассматривал таксист. Она была такой доброй, потому что чувствовала, что сегодня вечером он приедет к ней.
– Это очень мило, ребята. Я обожаю гавайские вечеринки. Но меня в номере отеля уже заждался любимый… , – сказала Оливия.
Ночью, в гостинице «судовой магнат» и его подруга уснули довольные. Начало их новой жизни и новой игре было положено. Было немного жарковато и только к утру стало прохладнее. Но ничего не поделаешь – таким душным бывает лето в Якутии. Альберт и Оливия были счастливы, что оказались прямо посередине этого жаркого лета в необычных местах, в эпицентре летнего отдыха и вели себя в этот день как настоящие курортники.
Табагинский мыс
Альберт и Оливия шли по каменистому дикому берегу огромной реки, которую эвенки когда-то назвали Элюена, что означало Большая вода. Русские переделали это название в более привычное их уху имя Лена. Якутам тоже больше понравилось короткое нежное имя, тем более что они очень любили называть так своих дочерей.
Альберт и Оливия снова сбежали из болеющего и уставшего лечиться города на природу. Ходили слухи, что на въезде в старое ямщицкое село Табагу, что расположено примерно в девятнадцати километрах от Якутска, будет дежурить полиция и стражи порядка планируют разворачивать нарушителей карантинного режима обратно домой. Но, к счастью, наших героев никто не остановил. Пара поселилась в Доме отдыха и сразу же спустилась к воде.
Они взялись за руки и пошли по кромке берега. По реке плыл небольшой туманчик, он был пудрового цвета. Было ни тепло, ни холодно – так себе прохладно. Вдалеке на реке виднелись острова. Они были пустынны. Здесь завис какой-то особый воздух – серо-сизый. Сбоку возвышались коричневые сопки, прямо перед мужчиной и женщиной простиралась река, по ней бежали серебристые холодные волны. Просторы были величественные, но заплывать, да и вообще входить в воду было страшновато. Казалось, что река закрутит тебя и унесет-унесет куда-то.
«Наверное, сейчас никто не ездит на острова», – предположила Оливия и тут же успокоила себя тем, что не только им с Аликом, но и другим людям в это лето скорее всего не удастся добраться до островов. Жаль – это было ее давней мечтой.
Алик стал кидать камешки в воду, резвясь как пацан. А Оливия присела осторожно на землю, обвела колени руками и загрустила. Она вспомнила картинку из летних путешествий. Они с Аликом гуляют по вечернему Бестяху, выходят на обрывистый берег Лены и ясным светлым вечером вдруг видят вдалеке, посередине реки небольшой песчаный остров и отходящий от него песчаный язык. Язык-плес врезается прямо в открытую воду, щедро омывается ею. Прямо к кончику песчаного желтого языка пришвартована лодка, одинокая палатка стоит у воды и несколько человек сидит на песке… «Боже! Как это было красиво! Как же были счастливы те смельчаки! Это было достойно пера Хемингуэя. Это ведь он, старик Хэм, любил писать об островах в океане…», – так думала с мечтательностью Оливия, безотрывно глядя на волны могучей реки.
– Карэн! Карэнчик! Ты куда? – кричала женщина своему сыночку, который нагишом купался в реке. В этот день этот маленький мальчишка был единственным купальщиком. А где-то немного вдалеке, слегка прикрытый туманчиком стоял с удочкой единственный рыбак. Карэн пытался налететь на волну.
– Смотри, какой смелый поц! – воскликнул Алик, почему-то назвав мальчишку одесским сленгом. – Ты что, загрустила? – спросил он подругу озабоченным тоном.
– Нет, я просто мечтаю об островах, – ответила Оливия. – Тебе не удастся меня раскрутить на штраф.
Они еще долго бродили по берегу, Карэн долго купался, рыбак долго и заворожено смотрел на удочку. И вдруг пошел дождь. Сначала – слабый, потом сильнее и сильнее. Воздух из сизо-голубоватого преобразовался в темно-серый. Казалось, темное небо опустилось на реку и придавило ее.
– Снимай халатик! Пошли в реку! Хватит бояться! – закричал Алик.
Они резко вбежали в реку, и она обожгла холодом. Они поплыли вперед, с трудом справляясь с течением. И постепенно разогрелись. Потом сверкнула молния, разорвав небо на две части. Женщина схватила плачущего голенького Карэна в охапку и потащила на берег. «О, Наяда! – крикнул своей женщине Альберт. – Как ты прекрасна!». Но когда молния сверкнула второй раз, Альберт и Оливия стали вылазить из воды – это было уже опасно, хотя и упоительно, – купаться в дождь, гром и молнию на реке. Адреналин в их крови просто зашкаливал.
Когда вечер спустился на Табагу и весь окружающий мир, Альберт и Оливия отправились в ресторан. В ресторане в Доме отдыха было пустынно. В другие времена это бы весьма обескуражило Альберта и Оливию, потому что они любили общаться, танцевать, петь в караоке. Но сейчас им было комфортно вдвоем. Оливия поглощала салат «Табагинский мыс»: жеребятина, красный перец, кунжут. Альберт ел аппетитный стейк из оленины. На столах лежали белые скатерти, стояли маленькие вазочки с цветами. Это был мир комфорта и уюта, далекий от болезней и всяких неприятностей. Хотелось вести легкий светский разговор.
– Ты уже решил, Алик, какую профессию ты выберешь, если останешься жить здесь, в Табаге? – спросила Оливия.
– О да! – ответил Алик. – Конечно! Я всегда выбираю профессии, нужные для конкретных мест… Я буду хранителем ценностей села. Да, именно так. Вот памятник на берегу, ну, стела? Никто не знает, кому она поставлена. Бедная стела находится в неухоженном виде. А я буду протирать ее, прямо до блеска. Буду ходить по пляжу и рассказывать рыбакам и купальщикам, что стела установлена в честь выдающегося революционера Аполлинария Рыдзинского. Буду выбрасывать руку туда, на Якутск и пафосно глаголить, что вот по этому маршруту Рыдзинский повел свой отряд в Якутск, чтоб отвоевать его у белогвардейцев…Ты вот думаешь, почему Табагинский мыс так знаменит? Благодаря рыбалке? Нет, конечно. Он овеян легендами отважного похода Рыдзинского. И еще один объект я буду охранять – камень.
– Ух ты! У тебя будет даже два объекта?! – похвалила Оливия, наблюдая, как ее возлюбленный с удовольствием отправляет в рот хрустящий кусочек оленины. – Какой камень-то?
– Ну как, какой? – ответил мужчина. – Помнишь, стоит у дороги, на выезде из Табаги? Большой такой. На нем начертано «За мост через реку Лена. 2013 г.»
– И ты его тоже будешь протирать? – уточнила Оливия.
– Ну да. Конечно! Это же исторический артефакт… Сначала я буду протирать камень, а потом буду бродить по дороге и рассказывать путникам, шоферам, что мы должны были построить железнодорожно-автомобильный мост еще в 2013 году и …– не построили. Вон там должны были построить, соединив два берега, – Альберт указал на реку. –У нас же народ не понимает, зачем нужен мост. Дремучие люди. А я буду растолковывать…
– Ну да, нужная профессия, – сказала с усмешкой Оливия. – А сколько ты получать-то будешь, бродячий экскурсовод?
– Я не экскурсовод, я – хранитель ценностей! Причем, старинного ямщицкого села, – поправил Алик. – Вот насчет денег не знаю… Видимо, это будут индивидуальные пожертвования…
– Удивительная профессия! – заметила Оливия. – Боюсь, что за месяц своей бурной профессиональной деятельности ты обрастешь, волосы будут до плеч, бриться у тебя тоже не будет возможности, ты исхудаешь… Спать ты, наверное, будешь за камнем. А где еще? Денег же у тебя не будет?! И проезжающая мимо карета скорой помощи заберет тебя…., – Оливия запнулась, она хотела сказать «в ковидный изолятор», но вовремя остановилась.
– Куда? – хитро спросил Алик.
– В психдиспансер! – ответила Оливия.
На следующий день парочка наших героев отправились посмотреть туристический кластер, который активно строился в этих местах. Об этом кластере много писали, дело долго не сдвигалось с места, иногда даже казалось, что Табага так и не станет центром туризма, но все же стройку здесь развернули. Сначала мужчина с женщиной увидели три мамонта в открытом поле, конечно, это были муляжи. На дереве висела табличка, на которой значилось, что это место встречи двух прародителей якутской нации: Элляя Ботура и Омогой Баагта. Здесь были музей, ресторан, но, увы, из-за пандемии все было закрыто и Альберт с Оливией так и не узнали, почему именно это место считается историческим. Возможно, это был обычный пиар. По залитой солнцем дороге Алик и Оливия дошли до турбазы «Хрустальная»: домики, беседки на поляне, все было достаточно стандартно. Впрочем, наверное, близость реки делала эти места привлекательными для путешественников и в хорошие времена турбаза не пустовала.
Потом Алик и Оливия стали подниматься в гору, чтобы добраться до веревочного парка Norway. Как ни странно, веревочный парк работал. Молодые люди, закрепив механизмы-зипы на веревках, скользили по веревкам между деревьями. Работало даже кафе. Правда, в нем один мужчина громко ругался, почему люди расслабились и ходят без масок. Если оглянуться и посмотреть назад, откуда наши путешественники прибыли в веревочный парк, то вид открывался потрясающий: широкая лента реки, лесистые берега. Были видны даже Нижний Бестях и село Павловск, маленькие домишки, где-то там за водными далями, по ту сторону реки. Здесь, в этих местах полным ходом шла стройка – возводился Детский санаторий – прямо на крутом склоне сопки, с видом на просторы Елюены.
Скоро здесь будут слышны гудки поезда, чудный ажурный мост сделает эти места знаменитыми. Когда-то в этих местах жили ямщики, меняли на переправе лошадей, потом появились автомобили, они безраздельно властвовали очень долго – почти сто лет, а теперь вот заявляют о себе поезда, «железные кони» ХХI века. Железные кони не будут мерзнуть в краю вечной мерзлоты, ведь они будут «скакать» по снежным полянам с огромной скоростью.
Еланка и коровья симфония
Город, уставший от болезней, пандемии, постоянного нагнетания страхов, погрузился ко всему прочему еще и в туман от лесных пожаров. Противный ветер разносил дым по всему свету. Альберт и Оливия сидели на кухне и пили традиционный утренний кофе. Обоим было немного лень разговаривать друг с другом. Никто не ожидал услышать от партнера нечто новое, плюс оба боялись проговориться.
Алик как-то понуро и кисло пробормотал:
– Опять смог! Беспросветный смог!
И Оливия победоносно заявила, что ее мужчина проиграл – он ярко продемонстрировал депрессию.
– Нет у меня никакой депрессии! – волнуясь, заявил Алик. И даже стал демонстративно хохотать, но это было фальшиво. – Я просто констатировал наличие смога в нашем городе, вот и все тут!
– Ты использовал слово «беспросветный» – это непозволительно! – горячилась Оливия. – Гони деньги, ты проиграл!
– Да, я использовал это слово. И что? Это всего лишь определение к слову «смог». Смоги – они ведь разные бывают, бывают сизые, серые, а бывают – молочные. Синонимом к слову «молочный» может быть слово «беспросветный». Вот и все!
– Нееет! Это не синоним! Это проявление внутренней, скрытой депрессии! – настаивала Оливия.
– Да нет у меня никакой депрессии! – громко возмущался Алик. И даже стал греметь посудой. – А к тебе подружка Деменция подошла! Ты не понимаешь смысл слова «синоним». Подозреваю, что ты вообще не знаешь, чем смок отличается от смога.
Они еще немного поспорили. В итоге Алик настоял на своей невиновности. В глубине души каждый из них понимал, что устал жить в этом непраздничном токсичном городе – и они снова отправились в путешествие. С утра к их дому на следующий день подскочил микроавтобусик, у водителя было звонкое артистическое имя – Юлиан. Юлиан играючи вел машину и они довольно быстро оказались на пригородной трассе, то есть на Покровском тракте, который вел их в новый пункт их туристического маршрута – в ямщицкое село Еланку.
Сначала дорога была асфальтированной, удобной. Только они въехали в зону леса, дым как будто рассеялся, стало свежо и легко дышать. Вначале их машина поднялась на Табагинский мыс. Потом машина свернула налево, возле памятника Орлу, расправившему крылья. Юлиан сообщил, что они должны сделать фото на Висячем мостике. Это такое знаковое место, которое любят посещать путники и туристы. Каждый путешественник должен иметь фото этого мостика. Альберт с Оливией углубились в зеленые заросли, с удовольствием вдыхая насыщенный кислородом воздух. Они шли, обнявшись, совершенно счастливые, позабыв о своих спорах. Им нравилось, что они оказались в таких непроходимых зеленых кущах, точно в северных джунглях. Мостик смотрелся скромным и слегка кокетливым. Он был переброшен через речку под названием Куллаты. Речка была так себе, обычным горным ручьем. Таких по всему свету полным – полно. Но было все-таки в этом местечке что-то притягательное – спокойствие и благостность спустились откуда-то на парочку наших героев, когда они взошли на слегка покачивающийся мостик. Юлиан сообщил, что если перейти мостик, на ту сторону, то лесом можно добраться до Дома отдыха «Ленские зори». Мало в это верилось, но, наверное, это было так.
Потом Оливия с Аликом вернулись в свое туристическое авто, и оно понесло их по просторам Хангаласского улуса. Дорога была настолько хорошей, а места вокруг настолько поражали богатой зеленью, что создавалось впечатление: они укатили в какие-то волшебные малопосещаемые места. Это была картинка с туристического плаката. Это были смысловые галлюцинации – мужчине и женщине казалось, что они попали в туристическую Мекку, а на самом деле они отъехали от Якутска всего лишь на двадцать километров.
– Вы якутский язык, наверное, не знаете? – неожиданно спросил Юлиан. И даже не дожидаясь ответа, продолжил. – Так вот, по пути будет два села с похожим названием, но они – разные. Одно село называется Уулахан-Ан, а второе – Улахан-Ан.
– Так, в чем разница-то? – не уловила женщина.
– Как? Разве вы не поняли? В первом случае два «у», а во втором – всего одно,– пояснил водитель.
– И что? – удивился Алик. – Что это меняет в жизни?
– Ну как же! – ответил Юлиан. – Уулахан-Ан переводится «Водные ворота», село знаменито близостью реки. А Улахан-Ан переводится «Большие ворота». И это музыкальная «столица» этих мест. Здесь проводятся музыкальные фестивали, молодежь собирается со всей округи. То есть, это как бы ворота в культуру, – пафосно заметил Юлиан.
– Да?! – удивленно переспросил Альберт. Но он не намерен был иронизировать. – С нетерпением жду приезда в Улахан-Ан. Я правильно произнес это название?
– Не совсем, но для первого раза пойдет. А пока мы приближаемся к селу Булгунняхтах, – проинформировал водитель.
Село Булгунняхтах было живописно. Домики в нем, правда, были самые обычные, некоторые были даже непритязательны и слегка кривобоки. В общем архитектурного стиля не просматривалось. Обаяние этого населенного пункта состояло в другом – в том, что село прилепилось на крутом берегу, как грузинские сакли, а прямо внизу, если быстро сбежать по лестнице, – несла свои воды огромная полноводная река. Спуск был очень крутым. В общем выходишь из дома – и сразу река, но только – внизу. Можешь, если хочешь, скатиться кубарем, чтобы скорее окунуться в свежих волнах. Алик с Оливией были приятно поражены, увидев это небольшое, затерянное в глубинах Якутии село, которое так гармонично сочеталось с рекой и окружающей природой. Машина Юлиана подбросила двух пассажиров в эксклюзивное место: река, вода под нежно-нежной дымкой, огромные просторы, даже противоположного берега не видно. И острова, острова, острова – лесистые, причудливой формы. Оливия увидела, что внизу, на якоре, под крутым берегом пришвартовалась белая лодка. В этих местах струился особый воздух: голубоватый. Это был «кусочек» каких-то параллельных миров, созданных как будто бы по специальному божьему промыслу. Это место – словно какой-то разлом Вселенной, здесь все особое – воздух, энергетика, звуки, тишина. У Оливии даже голова закружилась от восторга.
Потом машина повезла влюбленных по проселочной дороге, вдоль дороги шелестел лес. Лес, конечно, был зеленым и свежим, но вот пыли от машины поднималось много. Целые клубы пыли. Картинка за окнами микроавтобуса была средне-деревенской. И вдруг машина плавно и красиво въехала в …пастушескую пастораль. Это было эффектно. Никто не ожидал увидеть в обычном лесу такой умильный сюжет. По поляне, покрытой изумрудно зеленой травой, ходили-бродили шестьдесят коров, у каждой на шее был повязан колокольчик. Маленький, аккуратный колокольчик, по швейцарской «коровьей» моде. Коровки были достаточно упитанные, аккуратные. Это было частное стадо улааханского предпринимателя Павлова. Говорили даже, что у него четыре фермы и тысяча голов скота. Тысяча коров – это все же перебор, наши путешественники насчитали шестьдесят, и для одного фермера это тоже было немало. А уж о перезвоне хочется говорить только в приподнятых тонах! Это было прекрасно! Это была настоящая коровья симфония. Звуки колокольчиков-бубенчиков накладывались друг на друга, иногда они звучали в диссонанс и как будто мешали друг другу, а иногда улавливалась единая мелодия. Алик и Оливия, конечно, попросили водителя с именем известного певца остановиться в этом удивительном лесу и вышли из машины, можно сказать, выбежали навстречу этим замечательным трелям, но водитель их остановил, попросил не распугивать животных.
Путешественники стали вести себя осторожно и даже спрятались за машину. Коровы посмотрели на них внимательными печальными глазами, очень осмысленно. А потом пошли жевать свою траву, так как это было более привлекательно для них, чем разглядывание людей. Алик был в восторге от симфонии. Он слушал ее, с уважением и одобрением разглядывая ее «авторов», пышнотелых булгуняхтахских коров. Он закрыл глаза, прислонился к машине и просто ушел в какой-то астрал, в котором была только музыка. И еще долго потом, пока наши герои ехали по своему маршруту, Альберт то и дело включал видео с записями перезвона бубенцов. Эти впечатления перекрыли по своей силе все остальные, по крайней мере, для Альберта.
Путешественники еще немного проехали по главной дороге, она уже была гравийной, не асфальтированной, но все равно удобной. Потом микроавтобус на полных парах въехал в село с одной «У» в названии. В центре села была небольшая площадь и стоял памятник – каменный парень в центре, наперевес с гитарой и широко расставив ноги.
– О, Высоцкий! – обрадовался Альберт.
– Нет! – ответил водитель. – Это памятник в честь Аййы Уола, или по-русски, Александра Самсонова. Он мало пожил, был очень болен, но был прекрасным певцом. Успел прославиться. Гитара с порванной струной – это символ короткой жизни с недопетыми песнями.
О проекте
О подписке